И по-прежнему на Земле гибло больше
людей от голода, чем от оружия.
Автор "Путешествия Гулливера" сардонически предлагал подавать
ирландских детей на стол к английским джентльменам; другие предлагали
менее решительные пути сокращения населения; впрочем, особой разницы тут
не было. Жизнь, любая жизнь, всегда стремится выжить и воспроизвести себя.
Разум есть побочный продукт этой основной жизненной тенденции.
Но, возможно, и разум призван обслуживать это неразумное требование
жизни. Наша Галактика содержит примерно сто тысяч планет земного типа,
таких же теплых и пригодных для жизни человека, как и родная Земля.
Фотонные корабли Ортегю могли достигнуть звезд. Человечество нашло место
колонизации, и голодные миллионы европейцев пересекли Атлантику, чтобы
рожать детей в новых землях.
Но никакой народ, даже объединив свои усилия, не может сооружать и
отправлять сотню кораблей, каждый из которых вмещает тысячу колонистов,
ежедневно, и делать это день за днем, год за годом, бесконечно. Даже если
найдутся рабочие руки и желание (чего всегда было недостаточно), не хватит
стали, алюминия и урана в земной коре. Вряд ли нашлась бы и сотая доля
необходимого количества.
Но разум способен найти выход там, где его, казалось бы, нет.
Психологи однажды поместили человекообразную обезьяну в клетку, из которой
вели только четыре выхода. Затем они стали наблюдать: какай же выход она
предпочтет.
Обезьяна нашла пятый выход.
Доктор Джесси Эвелин Рамсботем не пытался решить проблему роста
населения: он хотел построить машину времени. У него для этого были две
причины: во-первых, считалось, что построить машину времени невозможно,
во-вторых, у него потели руки и он заикался в присутствии женщин. Он не
сознавал, что первая причина порождена второй: он вообще не думал о второй
причине - это была тема, которой его сознание избегало.
Бесполезно размышлять, как изменилась бы история, если бы родители
Джесси Эвелин Рамсботема дали бы ему обычное имя Билл, вместо того чтобы
наделить его двумя женскими именами. Возможно, он стал бы знаменитым
полузащитником, а кончил бы браком и выполнением своей нормы деторождения,
чтобы усугубить и так катастрофическое положение. Но он стал физиком и
математиком.
Прогресс в физике был достигнут отрицанием очевидного и признанием
невозможного. Любой физик девятнадцатого века сказал бы, что атомная бомба
невозможна, если бы не был оскорблен этим вопросом; любой физик двадцатого
века объяснил бы, почему путешествия во времени не совмещаются с реальным
миром пространства-времени. Но Рамсботем начал перебирать три величайших
уравнения Эйнштейна: два релятивистских уравнения пространства и времени и
уравнение приращения массы; в каждом из них содержалась скорость света.
Скорость была отправной координатой, изменения в пространстве вызывали
изменения во времени, и он превратил эти уравнения в дифференциальные,
начав играть с ними. Он получил результат на РАКИТИАКЕ, дальнем потомке
УНИАКА, ЭПИАКА и МАНИАКА, больших вычислительных машин прошлого. Когда он
проделывал все это, его руки не потели и он не заикался, за исключением
тех минут, когда он вынужден был общаться с молодой женщиной - главным
программистом гигантского компьютера.
Его первая модель производила поле темпорального стасиса размером не
более футбольного мяча, однако зажженная сигарета, помещенная внутрь,
продолжала гореть и неделю спустя. Рамсботем вынул сигарету, затянулся и
принялся думать. Позднее он поместил туда однодневного цыпленка. При этом
присутствовали в качестве свидетелей его коллеги. Три месяца спустя
цыпленок был в том же возрасте и не более голоден, чем обычно бывают
цыплята. Тогда он поменял фазы и включил электричество на кратчайшее
мгновение.
В мгновение ока новорожденный цыпленок погиб от голода. За то же
мгновение он совершенно разложился. Рамсботем понял, что изменил
направление времени. и решил, что находится на пути к настоящему
путешествию во времени. На самом деле он не открыл путешествия во времени,
хотя и думал, что сделал это. Он несколько раз повторял опыты с цыплятами
по просьбе своих коллег.
Рамсботем построил большую модель, чтобы испытать ее действие на
себе. Включив электричество, он увидел, что его окружают не стены
лаборатории, а полные испарений джунгли. Он решил, что это лес
каменноугольного периода. Ему всегда казалось, что разница между
пространством и временем является лишь человеческим предубеждением. Он
выхватил пистолет и храбро, но безрассудно ступил в джунгли.
Десять минут спустя он был арестован за применение огнестрельного
оружия в ботаническом саду Рио де Жанейро и доставлен в полицию. Незнание
португальского языка затруднило вначале его положение, но три дня спустя
благодаря вмешательству американского консула он был уже на пути домой.
Всю дорогу он думал и покрывал блокноты сотнями уравнений.
Кратчайшая дорога к звездам была найдена.
Открытие Рамсботема уменьшило вероятность войны и разрешило проблему
роста народонаселения. Сто тысяч планет были теперь не дальше, чем
противоположная сторона улицы. Девственные континенты, необработанные
поля, плодородные джунгли, смертельно опасные пустыни, замерзшие тундры,
непроходимые горы лежали теперь сразу за городскими воротами, и
человечество вновь вступало туда, где ночью улицы не освещены, где на углу
нет дружески настроенного полисмена и где вообще нет угла, где нет хорошо
прожаренных бифштексов, ветчины с яйцом, нет пищи для изнеженных тел.
Человек вновь нуждался в своих кусающих, рвущих, звериных зубах, ибо он
вновь был вынужден (как это было столетия назад) убивать, чтобы не быть
убитым, съедать, чтобы не быть съеденным.
Но у человека был великий дар выживания. Раса, давно преобразовавшая
условия своего существования, раса урбанизированная, механизированная и
цивилизованная больше, чем когда-либо раньше, теперь посылала лучших своих
представителей, своих потенциальных лидеров, в первобытные условия -
безоружный человек против природы.
Род Уокер знал о докторе Дж.Э.Рамсботеме, как знал об Эйнштейне,
Ньютоне и Колумбе, но думал о нем не больше, чем об этих троих. Это было
скорее соломенное чучело из книги, чем реальная фигура. Он пользовался
рамсботемским ВЫХОДОМ между Джерси и Аризоной, не думая о его
изобретателе, так же, как его предшественники пользовались лифтом, не
вспоминая об Отисе.
Если он и размышлял об этом чуде, то у него всегда появлялось
полуосознанное сожаление, что аризонская часть ВЫХОДА Хобкен Гейт была
слишком далеко от дома его родителей. Она называлась Кайбаб Гейт и
располагалась в семи милях от дома Уокеров.
Когда строился дом, этот район был последним, которого достигал
туннель доставки и другие коммунальные городские линии. Поскольку это был
старый дом, все его жилые помещения находились на поверхности земли. В
доме были только спальни и столовая. Было также подземное бомбоубежище. А
жилые комнаты раньше одиноко торчали над землей, образуя эллиптическое
укрытие: но когда Большой Нью-Йорк расширился, то вся местность в округе
была застроена подземными апартаментами вперемежку с девственным лесом.
Строить что-либо на поверхности было запрещено. Уокеры покрыли свои жилые
помещения почвой и высадили лиственные деревья, но они отказались закрыть
смотровое окно. Это была главная прелесть дома, так как через него
открывался вид на Большой Каньон. Муниципалитет старался принудить их
закрыть его и заменить подобием окна с телевизионным изображением Большого
Каньона, как это делается в подземных помещениях. Но отец Рода был упрямым
человеком и утверждал, что наряду с природой, женщинами и вином, это
лучшее, что есть в жизни. Окно все еще оставалось нетронутым.
Род застал свою семью сидящей перед этим окном: ожидалась сильная
буря в Каньоне. Здесь находились его мать, отец и, к его удивлению,
сестра. Элен была десятью годами старше его. Будучи капитаном аризонской
полиции, сестра редко появлялась дома.
Он обрадовался, и вовсе не потому, что его собственное опоздание
благодаря ее приезду могло пройти незамеченным.
- Сестренка! Как хорошо, я думал, ты в Туле.
- Я и была там несколько часов назад.
Род пожал ей руку. Сестра цепко обняла его и поцеловала, прижав к
своему высоко поднятому желтому корсажу. Она все еще была в форме: это
подсказало Роду, что она только что приехала - в свои редкие приезды домой
она обычно сразу переодевалась в халат и домашние туфли, а волосы
связывала узлом. Сейчас же она была в защитной одежде, вооруженная, а ее
кожаные перчатки и украшенная перьями каска лежали на полу.
Она с гордостью посмотрела на него.
- Как ты вырос! Стал с меня ростом!
- Я выше!
- Не пытайся вырваться. Я сверну тебе руку. Снимай ботинки и стань
спиной ко мне.
- Сядьте, дети, - мягко сказал отец. - Почему ты так поздно, Род?
- А... - он хотел выкрутиться, рассказав о завтрашнем экзамене, но
вмешалась сестра.
- Не приставай к нему, папа! Требуй, чтобы он извинился, и кончим на
этом. Я научилась этому, когда была суб-лейтенантом.
- Тише, дочь! Я его без твоей помощи разберусь с ним.
Род был удивлен раздраженным тоном отца и еще более удивился ответу
Элен:
- Да неужели? - и тон ее был странным.
Род видел, как мать подняла руку, как бы собираясь что-то сказать, но
закрыла рот. Она выглядела расстроенной. Его сестра и отец глядели друг на
друга; все молчали. Род перевел взгляд с одного на другому и спросил:
- Что случилось?
Отец улыбнулся ему:
- Ничего. Не будем больше об этом. Обед ждет. Пойдем, дорогая! - он
повернулся к жене и помог ей подняться с кресла.
- Минутку, - сказал Род настойчиво. - Я опоздал, так как задержался у
ВЫХОДОВ.
- Хорошо. Тебе лучше знать, но больше об этом говорить не будем. -
Отец повернулся к лифту.
- Но мне нужно еще кое-что рассказать. Меня не будет дома всю
следующую неделю.
- Хорошо... что? Что ты сказал?
- Меня не будет дома некоторое время. Может, десять дней, а может, и
дольше.
Отец казался обескураженным, он покачал головой:
- Каковы бы ни были твои планы, тебе придется их изменить. Я не могу
разрешить тебе отсутствовать столько времени.
- Но, папа...
- Мне очень жаль, но дело решено.
- Но, папа, я должен!
- Нет.
Род был огорчен. Неожиданно его сестра сказала:
- Папа, а не лучше ли спросить, почему он должен отсутствовать?
- Нет, дочь...
- Папа, я сдаю экзамен на одиночное выживание, начало завтра утром!
Миссис Уокер вздохнула и начала плакать. Ее муж сказал:
- Ну, ну, дорогая! - затем повернулся к сыну и жестко проговорил: -
Ты огорчил свою мать.
- Но, папа, я... - Род замолчал, с горечью подумав, что вряд ли
кто-нибудь из них представляет, что это для него значит.
- Видишь, отец, - заметила сестра. - Он должен уехать. У него нет
выбора, потому что...
- Ничего подобного! Род, я хотел поговорить с тобой об этом позже, я
не думал, что экзамен будет так рано. Должен признаться, что когда я давал
тебе разрешение на этот курс, я кое о чем умолчал. Я думал, что жизненный
опыт придет к тебе позже... когда ты будешь заканчивать курс в колледже. Я
никогда не думал разрешать тебе сдавать этот экзамен. Ты еще слишком
молод.
Род ошеломленно молчал. Но его сестра заговорила снова:
- Вздор!
- А? Дочь, прошу запомнить, что...
- Опять вздор! Любая знакомая мне девушка в его возрасте знает и
знала больше тяжести в жизни, чем Бадди. Что ты собираешься делать, отец?
Пожалей его нервы.
- Ты неправа... Я думаю, что лучше обсудить это позже.
- Согласна.
Капитан Уокер взяла брата под руку, и они вдвоем пошли за родителями
вниз, в столовую. Обед был на столе, все еще теплый в закрытых термосах.
Они заняли места у стола, встали, и мистер Уокер торжественно зажег Лампу
Мира. Семья принадлежала к евангелическим монистам по наследству: оба деда
Рода участвовали во второй мировой войне и приняли эту религию в Персии в
последнее десятилетие прошлого века, и отец Рода серьезно исполнял свои
свои обязанности домашнего священника.
Автоматически выполняя свои обязанности в этом ритуале, Род
напряженно думал о возникшей проблеме. Голос сестры звучал громко, но
слова матери были едва слышны.
Тем не менее теплота привычного ритуала брала свое: Род почувствовал
успокоение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33
людей от голода, чем от оружия.
Автор "Путешествия Гулливера" сардонически предлагал подавать
ирландских детей на стол к английским джентльменам; другие предлагали
менее решительные пути сокращения населения; впрочем, особой разницы тут
не было. Жизнь, любая жизнь, всегда стремится выжить и воспроизвести себя.
Разум есть побочный продукт этой основной жизненной тенденции.
Но, возможно, и разум призван обслуживать это неразумное требование
жизни. Наша Галактика содержит примерно сто тысяч планет земного типа,
таких же теплых и пригодных для жизни человека, как и родная Земля.
Фотонные корабли Ортегю могли достигнуть звезд. Человечество нашло место
колонизации, и голодные миллионы европейцев пересекли Атлантику, чтобы
рожать детей в новых землях.
Но никакой народ, даже объединив свои усилия, не может сооружать и
отправлять сотню кораблей, каждый из которых вмещает тысячу колонистов,
ежедневно, и делать это день за днем, год за годом, бесконечно. Даже если
найдутся рабочие руки и желание (чего всегда было недостаточно), не хватит
стали, алюминия и урана в земной коре. Вряд ли нашлась бы и сотая доля
необходимого количества.
Но разум способен найти выход там, где его, казалось бы, нет.
Психологи однажды поместили человекообразную обезьяну в клетку, из которой
вели только четыре выхода. Затем они стали наблюдать: какай же выход она
предпочтет.
Обезьяна нашла пятый выход.
Доктор Джесси Эвелин Рамсботем не пытался решить проблему роста
населения: он хотел построить машину времени. У него для этого были две
причины: во-первых, считалось, что построить машину времени невозможно,
во-вторых, у него потели руки и он заикался в присутствии женщин. Он не
сознавал, что первая причина порождена второй: он вообще не думал о второй
причине - это была тема, которой его сознание избегало.
Бесполезно размышлять, как изменилась бы история, если бы родители
Джесси Эвелин Рамсботема дали бы ему обычное имя Билл, вместо того чтобы
наделить его двумя женскими именами. Возможно, он стал бы знаменитым
полузащитником, а кончил бы браком и выполнением своей нормы деторождения,
чтобы усугубить и так катастрофическое положение. Но он стал физиком и
математиком.
Прогресс в физике был достигнут отрицанием очевидного и признанием
невозможного. Любой физик девятнадцатого века сказал бы, что атомная бомба
невозможна, если бы не был оскорблен этим вопросом; любой физик двадцатого
века объяснил бы, почему путешествия во времени не совмещаются с реальным
миром пространства-времени. Но Рамсботем начал перебирать три величайших
уравнения Эйнштейна: два релятивистских уравнения пространства и времени и
уравнение приращения массы; в каждом из них содержалась скорость света.
Скорость была отправной координатой, изменения в пространстве вызывали
изменения во времени, и он превратил эти уравнения в дифференциальные,
начав играть с ними. Он получил результат на РАКИТИАКЕ, дальнем потомке
УНИАКА, ЭПИАКА и МАНИАКА, больших вычислительных машин прошлого. Когда он
проделывал все это, его руки не потели и он не заикался, за исключением
тех минут, когда он вынужден был общаться с молодой женщиной - главным
программистом гигантского компьютера.
Его первая модель производила поле темпорального стасиса размером не
более футбольного мяча, однако зажженная сигарета, помещенная внутрь,
продолжала гореть и неделю спустя. Рамсботем вынул сигарету, затянулся и
принялся думать. Позднее он поместил туда однодневного цыпленка. При этом
присутствовали в качестве свидетелей его коллеги. Три месяца спустя
цыпленок был в том же возрасте и не более голоден, чем обычно бывают
цыплята. Тогда он поменял фазы и включил электричество на кратчайшее
мгновение.
В мгновение ока новорожденный цыпленок погиб от голода. За то же
мгновение он совершенно разложился. Рамсботем понял, что изменил
направление времени. и решил, что находится на пути к настоящему
путешествию во времени. На самом деле он не открыл путешествия во времени,
хотя и думал, что сделал это. Он несколько раз повторял опыты с цыплятами
по просьбе своих коллег.
Рамсботем построил большую модель, чтобы испытать ее действие на
себе. Включив электричество, он увидел, что его окружают не стены
лаборатории, а полные испарений джунгли. Он решил, что это лес
каменноугольного периода. Ему всегда казалось, что разница между
пространством и временем является лишь человеческим предубеждением. Он
выхватил пистолет и храбро, но безрассудно ступил в джунгли.
Десять минут спустя он был арестован за применение огнестрельного
оружия в ботаническом саду Рио де Жанейро и доставлен в полицию. Незнание
португальского языка затруднило вначале его положение, но три дня спустя
благодаря вмешательству американского консула он был уже на пути домой.
Всю дорогу он думал и покрывал блокноты сотнями уравнений.
Кратчайшая дорога к звездам была найдена.
Открытие Рамсботема уменьшило вероятность войны и разрешило проблему
роста народонаселения. Сто тысяч планет были теперь не дальше, чем
противоположная сторона улицы. Девственные континенты, необработанные
поля, плодородные джунгли, смертельно опасные пустыни, замерзшие тундры,
непроходимые горы лежали теперь сразу за городскими воротами, и
человечество вновь вступало туда, где ночью улицы не освещены, где на углу
нет дружески настроенного полисмена и где вообще нет угла, где нет хорошо
прожаренных бифштексов, ветчины с яйцом, нет пищи для изнеженных тел.
Человек вновь нуждался в своих кусающих, рвущих, звериных зубах, ибо он
вновь был вынужден (как это было столетия назад) убивать, чтобы не быть
убитым, съедать, чтобы не быть съеденным.
Но у человека был великий дар выживания. Раса, давно преобразовавшая
условия своего существования, раса урбанизированная, механизированная и
цивилизованная больше, чем когда-либо раньше, теперь посылала лучших своих
представителей, своих потенциальных лидеров, в первобытные условия -
безоружный человек против природы.
Род Уокер знал о докторе Дж.Э.Рамсботеме, как знал об Эйнштейне,
Ньютоне и Колумбе, но думал о нем не больше, чем об этих троих. Это было
скорее соломенное чучело из книги, чем реальная фигура. Он пользовался
рамсботемским ВЫХОДОМ между Джерси и Аризоной, не думая о его
изобретателе, так же, как его предшественники пользовались лифтом, не
вспоминая об Отисе.
Если он и размышлял об этом чуде, то у него всегда появлялось
полуосознанное сожаление, что аризонская часть ВЫХОДА Хобкен Гейт была
слишком далеко от дома его родителей. Она называлась Кайбаб Гейт и
располагалась в семи милях от дома Уокеров.
Когда строился дом, этот район был последним, которого достигал
туннель доставки и другие коммунальные городские линии. Поскольку это был
старый дом, все его жилые помещения находились на поверхности земли. В
доме были только спальни и столовая. Было также подземное бомбоубежище. А
жилые комнаты раньше одиноко торчали над землей, образуя эллиптическое
укрытие: но когда Большой Нью-Йорк расширился, то вся местность в округе
была застроена подземными апартаментами вперемежку с девственным лесом.
Строить что-либо на поверхности было запрещено. Уокеры покрыли свои жилые
помещения почвой и высадили лиственные деревья, но они отказались закрыть
смотровое окно. Это была главная прелесть дома, так как через него
открывался вид на Большой Каньон. Муниципалитет старался принудить их
закрыть его и заменить подобием окна с телевизионным изображением Большого
Каньона, как это делается в подземных помещениях. Но отец Рода был упрямым
человеком и утверждал, что наряду с природой, женщинами и вином, это
лучшее, что есть в жизни. Окно все еще оставалось нетронутым.
Род застал свою семью сидящей перед этим окном: ожидалась сильная
буря в Каньоне. Здесь находились его мать, отец и, к его удивлению,
сестра. Элен была десятью годами старше его. Будучи капитаном аризонской
полиции, сестра редко появлялась дома.
Он обрадовался, и вовсе не потому, что его собственное опоздание
благодаря ее приезду могло пройти незамеченным.
- Сестренка! Как хорошо, я думал, ты в Туле.
- Я и была там несколько часов назад.
Род пожал ей руку. Сестра цепко обняла его и поцеловала, прижав к
своему высоко поднятому желтому корсажу. Она все еще была в форме: это
подсказало Роду, что она только что приехала - в свои редкие приезды домой
она обычно сразу переодевалась в халат и домашние туфли, а волосы
связывала узлом. Сейчас же она была в защитной одежде, вооруженная, а ее
кожаные перчатки и украшенная перьями каска лежали на полу.
Она с гордостью посмотрела на него.
- Как ты вырос! Стал с меня ростом!
- Я выше!
- Не пытайся вырваться. Я сверну тебе руку. Снимай ботинки и стань
спиной ко мне.
- Сядьте, дети, - мягко сказал отец. - Почему ты так поздно, Род?
- А... - он хотел выкрутиться, рассказав о завтрашнем экзамене, но
вмешалась сестра.
- Не приставай к нему, папа! Требуй, чтобы он извинился, и кончим на
этом. Я научилась этому, когда была суб-лейтенантом.
- Тише, дочь! Я его без твоей помощи разберусь с ним.
Род был удивлен раздраженным тоном отца и еще более удивился ответу
Элен:
- Да неужели? - и тон ее был странным.
Род видел, как мать подняла руку, как бы собираясь что-то сказать, но
закрыла рот. Она выглядела расстроенной. Его сестра и отец глядели друг на
друга; все молчали. Род перевел взгляд с одного на другому и спросил:
- Что случилось?
Отец улыбнулся ему:
- Ничего. Не будем больше об этом. Обед ждет. Пойдем, дорогая! - он
повернулся к жене и помог ей подняться с кресла.
- Минутку, - сказал Род настойчиво. - Я опоздал, так как задержался у
ВЫХОДОВ.
- Хорошо. Тебе лучше знать, но больше об этом говорить не будем. -
Отец повернулся к лифту.
- Но мне нужно еще кое-что рассказать. Меня не будет дома всю
следующую неделю.
- Хорошо... что? Что ты сказал?
- Меня не будет дома некоторое время. Может, десять дней, а может, и
дольше.
Отец казался обескураженным, он покачал головой:
- Каковы бы ни были твои планы, тебе придется их изменить. Я не могу
разрешить тебе отсутствовать столько времени.
- Но, папа...
- Мне очень жаль, но дело решено.
- Но, папа, я должен!
- Нет.
Род был огорчен. Неожиданно его сестра сказала:
- Папа, а не лучше ли спросить, почему он должен отсутствовать?
- Нет, дочь...
- Папа, я сдаю экзамен на одиночное выживание, начало завтра утром!
Миссис Уокер вздохнула и начала плакать. Ее муж сказал:
- Ну, ну, дорогая! - затем повернулся к сыну и жестко проговорил: -
Ты огорчил свою мать.
- Но, папа, я... - Род замолчал, с горечью подумав, что вряд ли
кто-нибудь из них представляет, что это для него значит.
- Видишь, отец, - заметила сестра. - Он должен уехать. У него нет
выбора, потому что...
- Ничего подобного! Род, я хотел поговорить с тобой об этом позже, я
не думал, что экзамен будет так рано. Должен признаться, что когда я давал
тебе разрешение на этот курс, я кое о чем умолчал. Я думал, что жизненный
опыт придет к тебе позже... когда ты будешь заканчивать курс в колледже. Я
никогда не думал разрешать тебе сдавать этот экзамен. Ты еще слишком
молод.
Род ошеломленно молчал. Но его сестра заговорила снова:
- Вздор!
- А? Дочь, прошу запомнить, что...
- Опять вздор! Любая знакомая мне девушка в его возрасте знает и
знала больше тяжести в жизни, чем Бадди. Что ты собираешься делать, отец?
Пожалей его нервы.
- Ты неправа... Я думаю, что лучше обсудить это позже.
- Согласна.
Капитан Уокер взяла брата под руку, и они вдвоем пошли за родителями
вниз, в столовую. Обед был на столе, все еще теплый в закрытых термосах.
Они заняли места у стола, встали, и мистер Уокер торжественно зажег Лампу
Мира. Семья принадлежала к евангелическим монистам по наследству: оба деда
Рода участвовали во второй мировой войне и приняли эту религию в Персии в
последнее десятилетие прошлого века, и отец Рода серьезно исполнял свои
свои обязанности домашнего священника.
Автоматически выполняя свои обязанности в этом ритуале, Род
напряженно думал о возникшей проблеме. Голос сестры звучал громко, но
слова матери были едва слышны.
Тем не менее теплота привычного ритуала брала свое: Род почувствовал
успокоение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33