боялся, чего доброго, накажут за то, что болтает чепуху.
- А ты откуда знаешь, что он не мертвый?
- Осы не убивают пауков. Им ведь нужно выкормить потомство. А теперь
давай, спи.
Но сон пропал. И еще долго, лежа в темноте, Найл думал о событиях прошедшего дня, и ему снова стало жаль тарантула.
Назавтра ранним утром семья отправилась поглядеть на затворника.
Удивительно: заслонка входа была задвинута. Джомар осторожно поддел ее
кончиком копья. Заглянув деду через плечо (мать держала Найла на руках),
мальчик вздрогнул: паука на месте не оказалось.
Лишь позже он сообразил, что оса возвращалась, чтобы передвинуть мохнатого истукана, а затем закрыла заслонку. Для существа длиной в каких-нибудь полруки труд поистине титанический.
Женщины не могли скрыть неприязни. Ингельд даже сказала, что ее сейчас
стошнит. А Вайг, задумавшись, не проронил ни слова.
Вайг всегда увлекался насекомыми. Как-то в детстве он, улучив момент,
когда мать спала, улизнул из норы.
Отыскала она его за четверть мили - ребенок пристально разглядывал
гнездо скарабеев. В другой раз, когда мужчины, возвратясь с охоты, принесли
с собой несколько живых цикад, Вайг со слезами на глазах умолял оставить
ему хотя бы одну (пора, между прочим, была голодная), чтобы он мог ее приручить. Мольбам тогда не вняли и добычу зажарили на ужин.
Поэтому через пару дней, заметив поутру, что брат исчез, Найл ничуть
не удивился. Естественно, он отправился к норе тарантула. Найл поспешил
следом. Он догадывался: Вайгу не терпится рассмотреть затворника.
Так оно и оказалось. Укрывшись под кактусом, мальчик наблюдал, как
брат вначале поднимает заслонку, а затем, улегшись на живот, заглядывает в
нору.
Найл неслышно подобрался сзади, стараясь, чтобы тень его не выдала,
но, когда приблизился уже на пару метров, неосторожно шевельнулся. Миг - и
брат уже на ногах, со вздетым копьем. Увидев Найла, он облегченно вздохнул:
- Дурень! Разве можно так шутить?
- Извини. А что ты тут делаешь?
Вайг лишь коротко кивнул, указывая на дыру. Склонясь над ней, Найл
увидел, что яйцо лопнуло, а на незащищенном брюхе затворника теперь грузно
ворочается крупная черная личинка. Передвигаться ей было непросто: крохотные ножки не выдерживали веса туловища. Вайг из интереса тихонько ткнул личинку пальцем.
Маленькие, но крепкие челюсти тотчас вцепились затворнику в брюхо: если она скатится, непременно погибнет от голода.
Тогда Вайг погладил личинку. Та выгнулась дугой и выставила крохотное
жало. Но юноша упорствовал, и примерно через полчаса личинка перестала обращать внимание на поглаживание. Ее больше заботило, как вернее пробуравить
толстую ворсистую кожу.
Два часа братья неотрывно следили за ней, пока наплывавший зной не
погнал их обратно в пещеру.
Личинка к тому времени уже продырявила кожу, и смотреть, что будет
дальше, Найлу както не хотелось. Уходя, Вайг аккуратно задвинул заслонку.
- А если бы оса вернулась, а ты все еще там? Что б ты тогда делал? спросил Найл.
- Она не вернется.
- Откуда ты знаешь?
- Просто знаю, и все, - коротко ответил брат.
Неделя за неделей Вайг ежедневно наведывался в нору, проводя там всякий раз не меньше часа.
Найл составил ему компанию лишь однажды. Вид багровой язвы на брюхе
тарантула вызывал отвращение, и мысль о победе над врагом больше не радовала.
У него не укладывалось в голове, как Вайгу не надоедает отрезать по
кусочкам паучью плоть и скармливать ее ненасытной личинке.
Со временем, влезая в нору, Вайг стал задвигать за собой заслонку, оставляя лишь узкую щель: обнажившиеся внутренности становились приманкой для
мухпустынниц.
У этих созданий размером с ноготь имелись кровососущие хоботки и проворные челюсти, способные очень быстро обгладывать падаль.
Однажды Вайг возвратился в пещеру, неся на руке осу. Насекомое почти
уже достигло размеров взрослой особи, и глянцевитое туловище с желтыми
крыльями и длинными грациозными ногами казалось одновременно и очень красивым, и страшным.
С первого взгляда становилось ясно, что оса относится к Вайгу с полным
доверием. Брат переворачивал насекомое на спину и водил ему по брюшку пальцем, а оса в ответ обвивала его руку длинными ногами, легонько покусывая
при этом палец острыми челюстями. Чутко подрагивало похожее на стилет длинное черное жало.
Еще ей нравилось взбираться Вайгу по руке и зарываться в его длинные по плечи - волосы. Освоясь там, она принималась щекотать ему усиками мочку
уха, а Вайг заходился от хохота.
Назавтра отец позволил Вайгу сопровождать его на охоте вместе с питомицей - проверить, какой от осы может быть прок.
Довольно быстро они дошли до акаций - тех самых, что виднелись на горизонте, когда семья перебиралась в новое жилище, а вскоре увидели и то,
что искали: сеть серого паука-пустынника.
По размерам (не больше полуметра) эти создания уступают тарантулу, зато ноги у них в сравнении с туловищем попросту огромны. В углу сети болтался кузнечик, безнадежно увязший в липких шелковистых тенетах.
Вайг, обойдя вокруг дерева, высмотрел паука. Тот сидел в развилке, где
ствол разделяется на сучья. Юноша кинул камень, за ним второй.
Первый рикошетом отлетел от ствола, зато второй угодил точно в цель.
Паук, тотчас кинувшись вниз, повис на шелковой нити.
Почти одновременно навстречу ему метнулась оса, словно сокол к добыче.
Дать отпор невесть откуда возникшему противнику у паука не оставалось времени: оса уже схватила его за заднюю лапу.
Было отчетливо видно, как в плоть впивается жало и напряженно вздрагивает глянцевитое тело, вводя парализующий яд. Пустынник попытался сжать осу
ногами, но ничего не получилось.
Пара минут - и он, опрокинувшись, рухнул на землю, подергиваясь, как
заводная игрушка, у которой кончается завод.
Завалив врага, оса словно растерялась. Взобравшись поверженному пауку
на кожистое серое брюхо, она неуверенно переползала с места на место, будто
принюхиваясь.
Вайг, приблизившись, осторожно опустился рядом на колени, медленно вытянул руку, посадил осу на раскрытую ладонь, затем вынул из притороченной к
поясу сумы кусочек плоти тарантула и скормил ей.
После этого охотники отсекли пауку лапы - чтобы легче было нести - и
положили его в корзину. Пищи добытчице хватит теперь на целый месяц.
Насекомое оказалась общительным созданием, и больше всего ей почему-то
нравилось разгуливать по рукам.
Все постепенно к ней привыкли, и только Ингельд относилась к осе с недоверием и неприязнью. Она не только пронзительно взвизгивала каждый раз,
когда оса приближалась, но и неизменно жаловалась, что от паучьего мяса,
которое хранилась в пещере, смердит.
Пауки и правда обладали особым запахом, однако мясо лежало в самом
дальнем углу пещеры под толстым слоем травы, так что в жилой части им не
пахло. Да к тому же обитающие в такой тесноте люди, для которых мытье - непозволительная роскошь, обычно мало обращают внимания на запахи.
Найл догадывался, что Ингельд капризничает просто потому, что хочет,
чтобы на нее обращали побольше внимания, и потому нисколько не удивился,
когда ее поведение резко изменилось через несколько дней. Это его даже позабавило.
Это произошло, когда Вайг возвратился с птицей, которую оса сбила на
лету. Птица походила на дрофу, хотя размером была меньше, с утку.
Вайг подробно рассказал, как добыча, ни о чем не подозревая, сидела,
облюбовав верхушку дерева, а он направил на нее осу (насекомое, похоже,
могло улавливать мысленные команды Вайга).
Потревоженная жужжанием птица снялась с верхушки и полетела, а когда
оса обхватила ей лапу и всадила жало, та, хлопая крыльями, попыталась отбиться.
Пришлось отмахать две мили, прежде чем он их отыскал. Оса, сонно покачиваясь, сидела у добычи на спине, птица лежала, раскинув крылья.
Вайг угостил свою любимицу кусочком мяса, а дрофе свернул шею.
Женщины не решались даже попробовать птицу, парализованную ядом, и поначалу не притрагивались к добыче (кроме того, они впервые могли подержать
птицу в руках и не знали, что делать с перьями).
В конце концов голод взял свое. А когда Вайг, обжарив кусочек дичи, с
видимым удовольствием съел его и тут же потянулся за вторым, на еду накинулись все - от птицы остались только лапы.
Оказалось, яд осы не только не причиняет людям вреда, но и придает мясу особую мягкость. С той поры жареная дрофа стала любимым лакомством Найла.
Едва Найл научился ходить, ему втолковали, что паучьих шаров нужно остерегаться.
Прежде чем он впервые вышел из норы у подножия плато, ему велели вначале смочить палец и определить направление ветра, затем пристально оглядеть горизонт - не блестит ли там что-нибудь в солнечных лучах - и, только
убедившись, что небо совершенно чисто, разрешили покинуть убежище.
"Если вдруг появится шар и полетит на тебя, - говорил мальчику Улф, -
надо, пока есть время, тотчас зарыться в песок или просто застыть без движения. Ни в коем случае нельзя следить за шаром глазами; лучше уставиться
вниз или сосредоточиться на том, что сейчас рядом. У пауков-смертоносцев не
ахти какое зрение, так что, может статься, тебя и не заметят. Добычу они
высматривают не глазами, а усилием воли, и умеют чуять страх."
Это удивило Найла больше всего. Разве страх может пахнуть?
Улф объяснил тогда, что страх вызывает как бы невидимую дрожь в воздухе, вот именно на нее смертоносец и реагирует.
Так что, когда сверху проплывает паучий шар, надо, чтобы ум был так же
неподвижен, как и тело.
Поддаться страху - это все равно, что с криком скакать вверх-вниз и
махать руками, пока паук не заметит.
Будучи здоровым и жизнерадостным ребенком, Найл не сомневался, что это
все легче легкого. Надо как бы зажмуриться про себя и повторять, что бояться нечего. Однако к ночи эго уверенность улетучивалась. Иной раз, когда
случалось лежать без сна, вслушиваясь в тишину, мальчик вдруг настораживался: а что это там скребется снаружи по песку?
Воображение тут же рисовало громадного паука, который силится разглядеть, что там за камнем, прикрывающим вход в пещеру. Сердце начинало стучать чаще, громче, и мальчик, немея, сознавал, что это от него самого исходят сигналы паники.
И чем сильнее старался их подавить, тем неодолимее они становились. Он
с ужасом понимал, что его затягивает в заколдованный круг, что страх усиливает сам себя.
Но в конце концов Найл научился подавлять страх усилием воли.
Из всей семьи о смертоносцах заговаривала только мать. Позднее Найл
понял, почему.
Члены семьи опасались, что он настолько забьет себе голову всякими чудовищами, что, когда паучьи шары действительно подлетят близко, своим страхом выдаст всех.
Мать, однако, понимала, что главная причина страха - неизвестность, а
потому, когда они с сыном оставались вдвоем, охотно отвечала на любые его
вопросы.
Найл, правда, догадывался, что взрослые рассказывают ему далеко не
все. Когда он спросил, зачем пауки ловят людей, она ответила: чтобы поработить их. Поинтересовался, едят ли они людей, сказала, что нет, вот дедушка
Джомар побывал в их лапах, и ничего, живой.
Сам же дед, когда внук донимал его такими же расспросами, то вдруг неожиданно засыпал, то становился тугим на ухо. Кое-что о смертоносцах Найл
выведал из тихого - шепотом - ночного разговора взрослых, когда они думали,
что ребенок спит. И уж здесь-то развеялись всякие сомнения. Оказывается,
пауки не просто плотоядны, но еще и невероятно жестоки.
К счастью, смертоносцы, похоже, предпочитали далеко в пустыню не залетать - то ли из-за невыносимой жары, то ли просто считали, что людей здесь
быть не может.
Прежде чем семья перебралась в новое жилище, мальчик видел шары раз
десять, не больше, да и то лишь на горизонте...
Иное дело - на границе пустыни. Здесь смертоносцы совершали облеты регулярно, как правило, на рассвете или на закате. Это были, судя по всему,
обыкновенные дозоры, но и они причиняли немало беспокойства.
Пауки словно догадывались, что рано или поздно люди соблазнятся мыслью
перебраться из гиблой пустыни в более благодатные места, где вдосталь плодов кактуса и съедобных крылаток.
Однажды случилось так, что паучий шар действительно пролетел едва не
над самой головой. и люди всерьез задумались, не возвратиться ли обратно в
пески: там безопаснее.
Улф и Сайрис действительно на это настроились, хоть Сайрис и была
опять беременна, но Ингельд не пожелала об этом даже слышать. Она заявила,
что лучше умрет, чем вернется туда, где нечего есть.
Найл втайне был признателен ей за упрямство: он тоже предпочитал пищу
и опасность голоду и скуке.
Когда на свет появилась сестричка Руна, Найл перестал быть общим любимцем.
Ему было почти уже одиннадцать лет, он к той поре начал ходить на охоту вместе с мужчинами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25