Однако на неподготовленного зрителя они произвели удручающее впечатление. Кто знает, какие мысли роятся в голове человека, на которого несется остов коровы, угрожая хорошо сохранившимися рогами. Выглядит она как возмездие за все съеденные в жизни котлеты и отбивные, и поневоле побледнеешь и ощутишь, как по спине ползут противные толстые мурашки.
Порадовали и кентавры. Конечно, про шеннанзинских кавалеристов ходила слава лихих и отчаянных наездников, но куда им было тягаться с существами, которые сами себе и всадник, и лошадь. Наука утверждает, что ноги слушаются головы гораздо быстрее, нежели скакун – своего хозяина, даже если они почти что срослись.
Тиронгийские рыцари привыкли на всем скаку врубаться в ряды вражеских конников, и далее – по обстоятельствам. Теперь же они взмокли, запыхались, успели трижды тридцать раз проклясть свою несчастную судьбу и еще больше нелестных замечаний адресовать королю и его министрам. Досталось всем. И только потому, что ни один из шеннанзинцев не смог отловить хотя бы захудалого кентавра, дабы вступить с ним в поединок.
Кентавры уходили, как вода сквозь пальцы. Они развивали сумасшедшую скорость, не боясь при этом совершать головокружительные маневры. При том еще и языки показывали, улюлюкали и вообще вели себя крайне неприлично. Норовили подергать чужих лошадей за хвост, срезать плюмаж у красавцев рыцарей. А когда загоняли бедняг до состояния полного изнеможения, когда вражеские кавалеристы устали так, что были абсолютно равнодушны к тому, кто именно победит в сражении, – вот тогда кентавры перешли в атаку.
Сперва они аккуратно и сосредоточенно восстановили статус-кво, иными словами, осторожно отделили всадников от лошадей, ибо лошадям ни один кентавр, находящийся в здравом уме и твердой памяти, никогда бы не причинил вреда. А когда скакуны с облегчением избавились от своей громоздкой и суетливой ноши и несколько кентавров отогнали табун за рощицу, от греха подальше, то выяснилось, что закованные в сверкающие латы рыцари без своих коней способны передвигаться со скоростью умирающей улитки.
Тут они и попали под горячую руку генерала То-потана, который отбуцкал их от души, а затем сложил аккуратной стопочкой в каком-то неказистом овражке – видимо, в память о кирпичах в неотремонтированном лабиринте.
Пикинеры, ошалевшие от нападения нетопырей, но кое-как от них отбившиеся, выдержали бой с господином Крифианом, в результате которого полностью выяснили для себя преимущества грифонов перед нелетающей пехотой. И были пленены крайне смущенным сим обстоятельством Карлюзой, который виновато пошаркал лапкой и объявил им, что «добровольское и радостное предавание собственных могучих тел в надежные руки подающего надежды некромансера с рекомендовательным письмом будут учтены при грядущем возмездии и жестоковитых расправах, которые всенепременно учинит милостивый Зелг да Кассария с попирателями дедушкиных почв». Пикинеры мало что поняли из этой речи, но сопротивления на всякий случай оказывать не стали, к огромной радости ослика.
Вездесущий Бургежа подробно описал этот эпизод и даже успел сделать несколько зарисовок.
О Бургеже стоит поговорить отдельно. Рассмотрев бой и вблизи, и вдали, посидев какое-то время на надежном плече Думгара, он наконец обратил свой горящий вдохновением взор в сторону лагеря противника. Обратил как раз в тот момент, когда генерал да Галармон, послав к драконьей бабушке маркиза Гизонга и графа да Унара, собирал остатки кавалеристов и пехотинцев для отчаянной контратаки по левому флангу, который представлялся ему наиболее незащищенной позицией противника. Едва он успел открыть рот, чтобы скомандовать: «Орлы! Вперед!» – как всегда призывал свои войска следовать за ним в самое пекло боя, в этот распахнутый рот несколько нетактично заглянуло пуховое существо и вопросило:
– Вы готовы дать интервью?
Генерал подавился невылетевшим криком и слабо-слабо спросил:
– Кто вы?
– Бургежа, военный корреспондент журнала «Сижу в дупле». Поскольку девиз нашего издания – объективность и непредвзятость, то я хочу взять равное количество интервью у представителей обеих воюющих сторон. Я понимаю, генерал, как вы заняты, но пару слов для наших читателей. Чем вы занимаетесь в свободное от работы время; ваше любимое блюдо; ваш кумир в среде полководцев, героев и полубогов. И наконец, чем для вас особенна сегодняшняя битва, чем она отличается от остальных? …И не кажется ли вам, что тыкать мечом в военного корреспондента недостойно представителя благородного рода да Галармонов?
Судя по тому, как исказилось лицо генерала, нет, он так не считал.
"Он был как никогда величествен в тот миг, когда скорбь поражения уже поставила свою печать на его высокое чело. Но он, отважный, уже зная об этом, все еще сопротивлялся.
– Друг мой Бургежа, – сказал мне этот удивительный человек. – Только ты способен понять, в чем я ошибся. Так скажи же мне!
Но я отступил от этого храброго воина, не в силах открыть ему всю ужасную правду текущего сражения, о которой я подробно напишу в своей книге „Мои великие битвы".
Сказав мне, что в свободное время он вышивает карты минувших сражений крестиком, более всего ценит жареный прикотас в клюквенном соусе, с детства восхищается деяниями великого полководца Гогии Быстроногого Орла и считает битву особенной, ибо сегодня он впервые давал интервью журналу „Сижу в дупле", генерал Галармон с воинственным кличем ринулся в самую гущу боя, желая дорого продать свою жизнь хору пучеглазых бестий.
Он заставил меня уважать его – этого образованного и утонченного врага, который пришел с войной на нашу цветущую землю и горько расплатился за это.
„Кто придет к нам с мечом, тот будет казнен палачом" – гласит народная пословица. А мудрый народ всегда прав.
Но об этом я подробно напишу в моей следующей книге „Как я защищал отечество".
Я смотрел в его удаляющуюся широкую, стройную спину и думал о том, какая у него хорошая фигура. Надеюсь, мы расстались друзьями с этим красивым и талантливым человеком, и я верю, что он будет так же трепетно хранить в памяти встречу со мной, как и я – с ним».
Вот что написал Бургежа в своей знаменитой корреспонденции.
На самом же деле они расстались с генералом несколько иначе, и причиной тому был Карлюза, которого ослик как раз вынес к месту, где Галармон категорически отказывался давать интервью пухлобокому и желтоглазому журналисту.
Обнаружив в тиронгийском военачальнике товарища по несчастью, сердобольный троглодит сообщил:
– Его нужно оглашать изгонятельным криком «брысль!».
Генерал попробовал, и правда – Бургежа будто растворился в пространстве.
Галармон раскланялся с Карлюзой и снова занялся неотложными делами, вроде командования войсками и личного участия в схватках; а маленький некромант, удивленный столь явным и скорым успехом и столь добрым отношением противника, пристроился у перевернутой телеги и занес в тетрадку следующее наблюдение:
«Поскольку заклятием „брысль" можно устрашать не только возительных осликов и въедливых военных корреспондентов, но и вражеских генералов, то предлагаю отнести оное к разряду наисильнейших заклинаний, учить ему только по знакомству и передавать по наследству за умеренное прижизненное вознаграждение.»
Зрелище застывших в нелепых позах боевых товарищей – произведение неутомимой Горгониды; вид бледно-зеленых гвардейцев и инженеров, на четвереньках ползущих из ближайшего овражка с выражением мировой скорби на осунувшихся лицах; лучники, отрешенно брынькающие на бесполезных своих луках мелодию, в которой отдаленно угадывалась песня «Запряги на досуге коня», а может, то было «Шел под черным знаменем командир полка», – все это наталкивало Ангуса да Галармона на мысль о том, что он потерпел сокрушительное поражение.
А тут еще стражники Фафута взахлеб повествовали об ужасах сражения с двумя гигантскими кровожадными и беспощадными хряками, которые не берут пленных. И два десятка рыцарей, потерявших коней и похожих на помятые бонбоньерки в своих изувеченных кем-то доспехах, не отвечали вразумительно на расспросы о том, где их носила нелегкая, а только загадочно намекали, что он всюду и везде, что он все слышит и все знает, и предлагали спеть напоследок полковую старинную «Во поле бульбяксу давали». И как-то сразу хотелось на то поле, где выкатывали победителям бесплатную бульбяксу, и подальше отсюда, где даже дети – не дети, а детский истребительный батальон скелетов.
Да и зачем было генералу слушать рассказы, которые вполне можно посчитать бредом обезумевших от ужаса людей, когда прямо напротив него высился на черном коне великий кассарийский некромант в окружении своей устрашающей свиты: яростного минотавра, огромного каменного голема, трех оборотней, а также неисчислимого количества всякой нечисти и волшебных существ.
Последнее, что пытался предпринять Галармон, – это с боем вывести из окружения короля, чье пленение могло привести к самым непредвиденным последствиям для государства. Нет, понятно, что это катастрофа, однако как именно она будет развиваться – генерал не знал да и знать не хотел.
Он пытался прорваться мимо квакающих пучеглазых тварей и даже опрокинул было и смял их ряды, но тут дорогу ему преградили диковинные люди, вооруженные сковородками, ухватами и кочергами. Ангус да Галармон слыхом не слыхивал о хлебопекарной роте господина Гописсы, что его в конце концов и погубило.
Большинство гвардейцев полегло под кустами и пышным плющом, охая и потирая многочисленные ушибы, а десяток прорвавшихся вместе с королем и через этот ряд обороны были перехвачены и остановлены соблазнительной девицей с полным блюдом поджаристых блинчиков.
Действия профессионалов можно предсказать. Но мир полон любителей.
Военные законы Мерфи. Артур Блох
Теперь, сидя на перевернутом барабане и подперев щеку рукой, Ангус да Галармон думал о том, что нужно было взять у девицы рецепт блинчиков, в аромате которых он уловил интонацию совершенно неведомой специи. Еще он думал, что граф да Унара, верно, окончательно утратил всякое представление о реальности, раз на предложение послать к Кассарийцу парламентера ответил категорическим отказом.
Зелг тоже не понимал, отчего медлит противник, и не желал вести войска на последний штурм лагеря, чтобы не причинять людям новых хлопот и неприятностей. Все-таки в глубине души он еще немножечко был пацифистом. И в ответ на удивленный вопрос Такангора, за чем дело стало, твердо объявил, что дает королю ровно час на принятие нелегкого решения о полной и безоговорочной капитуляции.
Впрочем, часа не потребовалось. Он даже не успел договорить свою фразу, как на поле стала сгущаться тьма, а над головами изумленных воинов раздался громкий бой часов.
Глава 13
Началось все в шатре графа да Унара, куда тот завалился после боя, в ярости и отчаянии срывая с себя драгоценные инкрустированные доспехи.
– Что же делать? Что же делать? Что же делать? – бормотал он, и слуги, переглядываясь, осмелились одними губами промолвить, что их сиятельство как будто не совсем в себе.
Начальник Тайной Службы Тиронги слишком хорошо представлял, как бы он поступил на месте Зелга Галеаса да Кассар, чтобы представить себе, что теперь станется с королем и пленными вельможами. В том, что их возьмут в плен, граф совершенно не сомневался и только пытался угадать, чего захочет новый наследник Кассарии – трона Тиронги или спокойной жизни в обмен на свободу монарха.
Второе казалось сладким и невозможным сном. Ибо сам граф да Унара всенепременно воспользовался бы такой оказией, казнил Юлейна и его свиту, объявил бы их павшими в битве, предал бы земле с величайшими почестями, а затем занял свое законное место на королевском престоле.
Как, как он мог проморгать некроманта? Ведь все в один голос доносили, что молодой герцог ни сном ни духом ничего не ведает об отцовских и дедовских традициях, не говоря уж о том, что считает все легенды о кассарийских некромантах бредом, беспочвенным вымыслом, суевериями и сказками, на которые так горазд темный и невежественный люд. Зелг считался кротким, незлобивым и нерешительным юношей. Профессора Гунабского королевского университета прочили ему блестящую карьеру ученого, но о возможной преподавательской деятельности отзывались несколько неуверенно. Они затруднялись сказать, как сможет управиться благовоспитанный наследник древнего рода с разношерстной и развеселой молодежью, прибывшей грызть гранит науки из самых отдаленных уголков мира.
Студиозусы – существа не самые безобидные, и не всякий герой, способный одолеть монстра в честном рыцарском поединке, может угомонить шумную ватагу молодежи, которая желает сдать зачет за одни только красивые глазки. Особенно интересно это предложение звучит из уст василиска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53
Порадовали и кентавры. Конечно, про шеннанзинских кавалеристов ходила слава лихих и отчаянных наездников, но куда им было тягаться с существами, которые сами себе и всадник, и лошадь. Наука утверждает, что ноги слушаются головы гораздо быстрее, нежели скакун – своего хозяина, даже если они почти что срослись.
Тиронгийские рыцари привыкли на всем скаку врубаться в ряды вражеских конников, и далее – по обстоятельствам. Теперь же они взмокли, запыхались, успели трижды тридцать раз проклясть свою несчастную судьбу и еще больше нелестных замечаний адресовать королю и его министрам. Досталось всем. И только потому, что ни один из шеннанзинцев не смог отловить хотя бы захудалого кентавра, дабы вступить с ним в поединок.
Кентавры уходили, как вода сквозь пальцы. Они развивали сумасшедшую скорость, не боясь при этом совершать головокружительные маневры. При том еще и языки показывали, улюлюкали и вообще вели себя крайне неприлично. Норовили подергать чужих лошадей за хвост, срезать плюмаж у красавцев рыцарей. А когда загоняли бедняг до состояния полного изнеможения, когда вражеские кавалеристы устали так, что были абсолютно равнодушны к тому, кто именно победит в сражении, – вот тогда кентавры перешли в атаку.
Сперва они аккуратно и сосредоточенно восстановили статус-кво, иными словами, осторожно отделили всадников от лошадей, ибо лошадям ни один кентавр, находящийся в здравом уме и твердой памяти, никогда бы не причинил вреда. А когда скакуны с облегчением избавились от своей громоздкой и суетливой ноши и несколько кентавров отогнали табун за рощицу, от греха подальше, то выяснилось, что закованные в сверкающие латы рыцари без своих коней способны передвигаться со скоростью умирающей улитки.
Тут они и попали под горячую руку генерала То-потана, который отбуцкал их от души, а затем сложил аккуратной стопочкой в каком-то неказистом овражке – видимо, в память о кирпичах в неотремонтированном лабиринте.
Пикинеры, ошалевшие от нападения нетопырей, но кое-как от них отбившиеся, выдержали бой с господином Крифианом, в результате которого полностью выяснили для себя преимущества грифонов перед нелетающей пехотой. И были пленены крайне смущенным сим обстоятельством Карлюзой, который виновато пошаркал лапкой и объявил им, что «добровольское и радостное предавание собственных могучих тел в надежные руки подающего надежды некромансера с рекомендовательным письмом будут учтены при грядущем возмездии и жестоковитых расправах, которые всенепременно учинит милостивый Зелг да Кассария с попирателями дедушкиных почв». Пикинеры мало что поняли из этой речи, но сопротивления на всякий случай оказывать не стали, к огромной радости ослика.
Вездесущий Бургежа подробно описал этот эпизод и даже успел сделать несколько зарисовок.
О Бургеже стоит поговорить отдельно. Рассмотрев бой и вблизи, и вдали, посидев какое-то время на надежном плече Думгара, он наконец обратил свой горящий вдохновением взор в сторону лагеря противника. Обратил как раз в тот момент, когда генерал да Галармон, послав к драконьей бабушке маркиза Гизонга и графа да Унара, собирал остатки кавалеристов и пехотинцев для отчаянной контратаки по левому флангу, который представлялся ему наиболее незащищенной позицией противника. Едва он успел открыть рот, чтобы скомандовать: «Орлы! Вперед!» – как всегда призывал свои войска следовать за ним в самое пекло боя, в этот распахнутый рот несколько нетактично заглянуло пуховое существо и вопросило:
– Вы готовы дать интервью?
Генерал подавился невылетевшим криком и слабо-слабо спросил:
– Кто вы?
– Бургежа, военный корреспондент журнала «Сижу в дупле». Поскольку девиз нашего издания – объективность и непредвзятость, то я хочу взять равное количество интервью у представителей обеих воюющих сторон. Я понимаю, генерал, как вы заняты, но пару слов для наших читателей. Чем вы занимаетесь в свободное от работы время; ваше любимое блюдо; ваш кумир в среде полководцев, героев и полубогов. И наконец, чем для вас особенна сегодняшняя битва, чем она отличается от остальных? …И не кажется ли вам, что тыкать мечом в военного корреспондента недостойно представителя благородного рода да Галармонов?
Судя по тому, как исказилось лицо генерала, нет, он так не считал.
"Он был как никогда величествен в тот миг, когда скорбь поражения уже поставила свою печать на его высокое чело. Но он, отважный, уже зная об этом, все еще сопротивлялся.
– Друг мой Бургежа, – сказал мне этот удивительный человек. – Только ты способен понять, в чем я ошибся. Так скажи же мне!
Но я отступил от этого храброго воина, не в силах открыть ему всю ужасную правду текущего сражения, о которой я подробно напишу в своей книге „Мои великие битвы".
Сказав мне, что в свободное время он вышивает карты минувших сражений крестиком, более всего ценит жареный прикотас в клюквенном соусе, с детства восхищается деяниями великого полководца Гогии Быстроногого Орла и считает битву особенной, ибо сегодня он впервые давал интервью журналу „Сижу в дупле", генерал Галармон с воинственным кличем ринулся в самую гущу боя, желая дорого продать свою жизнь хору пучеглазых бестий.
Он заставил меня уважать его – этого образованного и утонченного врага, который пришел с войной на нашу цветущую землю и горько расплатился за это.
„Кто придет к нам с мечом, тот будет казнен палачом" – гласит народная пословица. А мудрый народ всегда прав.
Но об этом я подробно напишу в моей следующей книге „Как я защищал отечество".
Я смотрел в его удаляющуюся широкую, стройную спину и думал о том, какая у него хорошая фигура. Надеюсь, мы расстались друзьями с этим красивым и талантливым человеком, и я верю, что он будет так же трепетно хранить в памяти встречу со мной, как и я – с ним».
Вот что написал Бургежа в своей знаменитой корреспонденции.
На самом же деле они расстались с генералом несколько иначе, и причиной тому был Карлюза, которого ослик как раз вынес к месту, где Галармон категорически отказывался давать интервью пухлобокому и желтоглазому журналисту.
Обнаружив в тиронгийском военачальнике товарища по несчастью, сердобольный троглодит сообщил:
– Его нужно оглашать изгонятельным криком «брысль!».
Генерал попробовал, и правда – Бургежа будто растворился в пространстве.
Галармон раскланялся с Карлюзой и снова занялся неотложными делами, вроде командования войсками и личного участия в схватках; а маленький некромант, удивленный столь явным и скорым успехом и столь добрым отношением противника, пристроился у перевернутой телеги и занес в тетрадку следующее наблюдение:
«Поскольку заклятием „брысль" можно устрашать не только возительных осликов и въедливых военных корреспондентов, но и вражеских генералов, то предлагаю отнести оное к разряду наисильнейших заклинаний, учить ему только по знакомству и передавать по наследству за умеренное прижизненное вознаграждение.»
Зрелище застывших в нелепых позах боевых товарищей – произведение неутомимой Горгониды; вид бледно-зеленых гвардейцев и инженеров, на четвереньках ползущих из ближайшего овражка с выражением мировой скорби на осунувшихся лицах; лучники, отрешенно брынькающие на бесполезных своих луках мелодию, в которой отдаленно угадывалась песня «Запряги на досуге коня», а может, то было «Шел под черным знаменем командир полка», – все это наталкивало Ангуса да Галармона на мысль о том, что он потерпел сокрушительное поражение.
А тут еще стражники Фафута взахлеб повествовали об ужасах сражения с двумя гигантскими кровожадными и беспощадными хряками, которые не берут пленных. И два десятка рыцарей, потерявших коней и похожих на помятые бонбоньерки в своих изувеченных кем-то доспехах, не отвечали вразумительно на расспросы о том, где их носила нелегкая, а только загадочно намекали, что он всюду и везде, что он все слышит и все знает, и предлагали спеть напоследок полковую старинную «Во поле бульбяксу давали». И как-то сразу хотелось на то поле, где выкатывали победителям бесплатную бульбяксу, и подальше отсюда, где даже дети – не дети, а детский истребительный батальон скелетов.
Да и зачем было генералу слушать рассказы, которые вполне можно посчитать бредом обезумевших от ужаса людей, когда прямо напротив него высился на черном коне великий кассарийский некромант в окружении своей устрашающей свиты: яростного минотавра, огромного каменного голема, трех оборотней, а также неисчислимого количества всякой нечисти и волшебных существ.
Последнее, что пытался предпринять Галармон, – это с боем вывести из окружения короля, чье пленение могло привести к самым непредвиденным последствиям для государства. Нет, понятно, что это катастрофа, однако как именно она будет развиваться – генерал не знал да и знать не хотел.
Он пытался прорваться мимо квакающих пучеглазых тварей и даже опрокинул было и смял их ряды, но тут дорогу ему преградили диковинные люди, вооруженные сковородками, ухватами и кочергами. Ангус да Галармон слыхом не слыхивал о хлебопекарной роте господина Гописсы, что его в конце концов и погубило.
Большинство гвардейцев полегло под кустами и пышным плющом, охая и потирая многочисленные ушибы, а десяток прорвавшихся вместе с королем и через этот ряд обороны были перехвачены и остановлены соблазнительной девицей с полным блюдом поджаристых блинчиков.
Действия профессионалов можно предсказать. Но мир полон любителей.
Военные законы Мерфи. Артур Блох
Теперь, сидя на перевернутом барабане и подперев щеку рукой, Ангус да Галармон думал о том, что нужно было взять у девицы рецепт блинчиков, в аромате которых он уловил интонацию совершенно неведомой специи. Еще он думал, что граф да Унара, верно, окончательно утратил всякое представление о реальности, раз на предложение послать к Кассарийцу парламентера ответил категорическим отказом.
Зелг тоже не понимал, отчего медлит противник, и не желал вести войска на последний штурм лагеря, чтобы не причинять людям новых хлопот и неприятностей. Все-таки в глубине души он еще немножечко был пацифистом. И в ответ на удивленный вопрос Такангора, за чем дело стало, твердо объявил, что дает королю ровно час на принятие нелегкого решения о полной и безоговорочной капитуляции.
Впрочем, часа не потребовалось. Он даже не успел договорить свою фразу, как на поле стала сгущаться тьма, а над головами изумленных воинов раздался громкий бой часов.
Глава 13
Началось все в шатре графа да Унара, куда тот завалился после боя, в ярости и отчаянии срывая с себя драгоценные инкрустированные доспехи.
– Что же делать? Что же делать? Что же делать? – бормотал он, и слуги, переглядываясь, осмелились одними губами промолвить, что их сиятельство как будто не совсем в себе.
Начальник Тайной Службы Тиронги слишком хорошо представлял, как бы он поступил на месте Зелга Галеаса да Кассар, чтобы представить себе, что теперь станется с королем и пленными вельможами. В том, что их возьмут в плен, граф совершенно не сомневался и только пытался угадать, чего захочет новый наследник Кассарии – трона Тиронги или спокойной жизни в обмен на свободу монарха.
Второе казалось сладким и невозможным сном. Ибо сам граф да Унара всенепременно воспользовался бы такой оказией, казнил Юлейна и его свиту, объявил бы их павшими в битве, предал бы земле с величайшими почестями, а затем занял свое законное место на королевском престоле.
Как, как он мог проморгать некроманта? Ведь все в один голос доносили, что молодой герцог ни сном ни духом ничего не ведает об отцовских и дедовских традициях, не говоря уж о том, что считает все легенды о кассарийских некромантах бредом, беспочвенным вымыслом, суевериями и сказками, на которые так горазд темный и невежественный люд. Зелг считался кротким, незлобивым и нерешительным юношей. Профессора Гунабского королевского университета прочили ему блестящую карьеру ученого, но о возможной преподавательской деятельности отзывались несколько неуверенно. Они затруднялись сказать, как сможет управиться благовоспитанный наследник древнего рода с разношерстной и развеселой молодежью, прибывшей грызть гранит науки из самых отдаленных уголков мира.
Студиозусы – существа не самые безобидные, и не всякий герой, способный одолеть монстра в честном рыцарском поединке, может угомонить шумную ватагу молодежи, которая желает сдать зачет за одни только красивые глазки. Особенно интересно это предложение звучит из уст василиска.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53