Борис явно взял курс на мордование Олега. Каждый день ему давали новые и новые задания. Олег скрипел, тужился, но задания выполнял, после чего Борис немедленно подсыпал ему еще более сложные задачки, буквально сжимая жертве горло.
— Твой Олег не программист! — брезгливо высказался Андрей. — Борис им очень недоволен.
— Зря вы так, — я был расстроен. — Ведь он делает все, что ему дают!
— Ну и что? Борис может это сделать лучше и быстрее.
И сильнее, — съязвил я.
— Да ну тебя, — Андрей обиделся. — Я понимаю, он твой друг. И потом, Олег приятный парень, я ничего против него в человеческом смысле не имею. Но нам нужно делать дело! — и лицо Андрея приобрело важное и таинственное выражение. — А когда речь идет о работе, личные соображения значения не имеют!
Через пару дней взъерошенный Олег прибежал ко мне.
— Я еще никогда такого не видел! — крикнул он. —Захожу в сортир, а там Леонид держит гору чертежей, Ефим берет их, рвет на куски и спускает их в унитаз. Вокруг него кружком сотрудники, а он на них страшно орет. И все из-за каких-то дырок, которые они забыли просверлить! Я поскорее смылся, не знаешь, у нас в здании есть еще один туалет?
Я глубоко вздохнул, так как во втором туалете была всего одна кабинка, в которую уже выстроилась очередь из сотрудников Пусика, желавших избежать встречи с разъяренным президентом.
Глава 12. Эйнштейн был неудачником!
На улице уже давно стемнело, но окна компании Пусика ярко светились, и около входа шеренгой выстроились машины сотрудников, слегка поблескивающие в свете фонарей своими полированными боками. С наступлением темноты жизнь в компании обычно особенно оживлялась. Леонид то и дело рявкал в громкоговоритель, собирались совещания и сотрудники суетливо сновали взад и вперед, прикручивая и прилаживая детали к серым коробкам, торжественно стоящим в сборочном цехе.
Из вечера в вечер повторялась одна и та же история. Где-то около восьми часов вечера раздавался телефонный звонок.
«Леонид, Леонид, третья линия, Ефим звонит!» — с легким испугом в голосе объявляла секретарша. Обычно это означало, что Ефим приближается к зданию компании в своем белом Мерседесе, и предвещало длительную вечернюю разборку со скандалом. Сотрудники втягивали голову в плечи и старались не смотреть по сторонам, судорожно оценивая свои шансы оказаться очередной жертвой вечернего обхода.
«Да, да, Ефим! — бодро отвечал Леонид. — Все в порядке. Детали заказаны, я лично за этим проследил. Будет сделано. Ждем. Обязательно поговорим!»
Ефим появлялся в холле выбритый до синевы, в белоснежной, слегка фосфоресцирующей рубашке с туго повязанным галстуком, распространяя приторный сладкий запах американского одеколона. Он шел по коридору со слегка наклоненной вперед головой и хищным и одновременно ироничным взглядом, напоминая быка, только что выпущенного на арену. Самое страшное было попасться ему на глаза именно в эти минуты, когда он был полон сконцентрированной энергии, накопленной за то время, пока он отсутствовал в компании.
Леонид как раз объяснял мне обнаружившиеся странности в поведении серых, набитых проводами коробок, когда в коридоре появился Ефим.
— Работаете? — буркнул он. — Хорошо. Леня, я вот все думаю: дела идут неплохо, правда?
— Да, прекрасно, Ефим! — Леонид весь собрался, предчувствуя неприятности.
— Так что нам надо переехать в Литтл Три, я куплю большое здание. Там место хорошее, университет рядом. Как вы думаете?
— Да, да Ефим, давно пора! — Леонид подобострастно улыбнулся.
— Да, там правда подороже, да у нас и народа работает мало, в общем-то и здесь места полно.
— Да, места сколько угодно, Ефим!
— Вот я и думаю, все же надо переехать. Здесь вокруг одни компании, какое-то промышленное место, не та, не та атмосфера… Да и ездить далековато. А в Литтл-Три ребята из дома на работу будут пешком ходить. Это и для здоровья полезно. Вот он, — Ефим махнул рукой в мою сторону, — он встанет утречком и пойдет пешком на работу. Или, в крайнем случае, на велосипеде поедет. А ты, — и вдруг лицо Ефима брезгливо сморщилось и покраснело, — ты даже на велосипеде не доедешь! Мудак, забрался хер знает куда! Что ты залез в глушь со своим домом?
Я обомлел от такого неожиданного перехода. Всем было известно, что дом Леониду нашел лично Ефим где-то на границе Литтл-Три и соседнего городка в одном из самых дорогих и престижных жилых районов в округе. По слухам дом этот был небольшим, но стоил целое состояние, и Ефим, сморщившись, настоял на покупке, брезгливо сказав своему вице-президенту: «Не мелочись!».
— Ефим, Ефим, — испуганно залепетал Леонид, — ну что ты, это же совсем близко, я дойду!
— Ни хрена ты не дойдешь, идиот! Вот он, — Ефим направил на меня указательный палец, — дойдет! И Борис дойдет! А ты даже на велосипеде не доедешь, будешь утром в машину залезать!
— Да нет же, Ефим, я доеду, на велосипеде там вообще пять минут!
— Листен, Листен, Листен, Листен! — Ефим начал раздражаться — не перебивай меня! Я же сказал, не доедешь! Идиот, — Ефим обращался ко мне, — забрался хер знает куда, сидит там в своей деревне, у черта на куличках. Сэкономить решил! — Ефим пренебрежительно махнул рукой на Леонида, напоминающего ощипанного цыпленка. — И еще говорит, что пешком дойдет!
— Ефим! — умоляюще прошептал Леонид, — я дойду!
— Ты хорошую машину купил, — Ефим глядел на меня. — Только зачем было новую покупать? Это расточительство. Здесь старые машины очень хорошие, надежные. Если хочешь знать, у меня новой машины не было пока я компанию не создал!
Ефим круто развернулся и решительно пошел в цех, снова слегка наклонив голову.
Только что на моих глазах произошла легкая разминка, основная часть представления только начиналась.
— Как дела? — он остановился около полного, немного медлительного парня, недавно выписанного из России. По слухам, парень этот был толковым инженером. — Что ты делаешь?
— Работаю, Ефим, — парень держал в руках паяльник.
— А какого дьявола ты работаешь? Что ты сидишь, задницу протираешь? Что ты паяльник держишь? У нас что паять некому? Леонид, ну-ка подойди сюда, посмотри на это безобразие! — Леонид с готовностью подбежал поближе. — Что у нас происходит? Что за бардак? Почему он сидит с паяльником? — Ефим начинал выходить из себя.
— Ефим, мы начинаем разрабатывать новую систему, мы…
— Листен, Листен, а на хрен нам новая система? Почему ты с усами ходишь? Думаешь, что умнее всех? Сбрей немедленно! Почему я не знаю, что в компании происходит? Может, я не прав? Ты не бойся, если я не прав, так и скажи мне: Ефим, ты хуйню порешь! Меня надо иногда посылать. Посмотри, вот он сидит, потеет, лицо бледное. Разве он может что-нибудь припаять? Отправим его в Россию взад, тоже мне техник-смотритель нашелся. — Парнишка побледнел и закусил губу.
— Ефим, — робко произнес он, — мы просто хотели измерить искажения…
— Листен, не перебивай меня! Мы просто хотели… Просто ничего никогда не хотят! У вас есть планы? Леонид, мне показали план? Я утвердил их? — Леонид побледнел.
—Ефим, — он заискивающе заглядывал ему в глаза, — эта работа на пару часов, мы сегодня же планировали ее закончить…
— Вот именно! Вы планировали! А на хер вы планируете без меня? Я не имею понятия о том, что делается в компании! Листен, Листен, Листен! Иди-ка сюда!
Ефим с Леонидом закрылись в кабинете и оттуда понеслись глухие крики. Ефим вымещал свое раздражение тем фактом, что Леонид живет вне пешей досягаемости до предполагаемого нового здания компании в центре Литтл-Три. Этот факт нарушал столь желанную и недостижимую гармонию. Растерянный толстяк был бледен, на лбу у него выступили капли пота. Он так и сидел, держа в руке раскаленный паяльник и явно не знал, что ему делать — продолжать паять или дождаться решения начальства, не навлекая на себя гнев за проявленную инициативу.
Остальная часть компании облегченно вздохнула, поняв, что сегодняшняя гроза прошла стороной, и с удвоенной энергией принялась за работу. Я уже знал, что произойдет дальше: крики будут раздаваться еще около получаса, после этого Ефим уйдет к себе в кабинет и начнет звонить по телефону своим адвокатам, а Леонид, потрепанный, но заряженный энергией подсядет к растерянному паяльщику и будет сидеть до полуночи, ударными темпами завершая начатый проект.
Про Ефима ходили легенды. Он обладал потрясающей интуицией, граничащей с мистикой. Рассказывали, что однажды он летел в самолете, совершавшем рейс из Сибири в Москву с посадкой в каком-то провинциальном городе.
— Не нравится мне этот самолет, — сказал Ефим, сойдя на землю провинциального аэродрома. — Не полечу я на нем никуда. Где здесь ресторан?
— Он заказал бутылку дорогого коньяка и тут же напился до совершенно бессознательного состояния. Его пытались силой усадить на рейс, но Ефим уцепился рукой за ножку столика и категорически отказывался продолжать свой полет. Наконец, друзья махнули на него рукой и бросили в провинциальном городе, оставив пятьдесят рублей из командировочных денег. Самолет взлетел в воздух, направляясь в Москву и через сорок минут взорвался в воздухе и упал где-то в глухой тайге. Ефим же проспался и улетел в столицу следующим рейсом.
В молодости Ефим был красив и обаятелен, к тому же очень любил женщин, которые отвечали ему взаимностью.
Где-то в конце шестидесятых или в самом начале семидесятых годов в Москву на гастроли приехал знаменитый балет из в то время еще коммунистической Германии. Особенно в этой балетной труппе отличалась певица и танцовщица с длинными, красивыми ногами. Совершенно непонятно каким образом, но за ту неделю, в течение которой танцовщицы из ГДР трясли своими аппетитными ляжками перед Московской аудиторией, состоявшей преимущественно из солидных партийных работников и прыщавых комсомольских деятелей, Ефиму удалось соблазнить заезжую примадонну. Последняя, словно исправляя ошибки своих родителей, соблюдавших расовую чистоту и успешно очищающих Германию от избранного Богом народа, без памяти влюбилась в экзотического брюнета со жгучими глазами.
Неизвестно почему, но в эту историю не вмешалось КГБ, по-видимому стараясь не конфликтовать с представителями дружественной социалистической страны. Факт остается фактом: Ефим официально расписался с заезжей гостьей и вскоре сложил чемоданы и поехал к своей возлюбленной в Восточный Берлин. Там его, правда, ждало жестокое разочарование: выдающаяся певица и танцовщица вот уже много лет жила в маленькой комнатушке в коммунальной квартире, стоя в очереди на отдельное однокомнатное гнездышко в пригородах столицы социалистической Германии.
Ефиму это не понравилось. Он одел галстук и пошел на прием к бургомистру, по слухам прихватив какого-то своего приятеля. О чем они говорили с бургомистром осталось неизвестным, но танцовщице на той же неделе выдали ордер на отдельную двухкомнатную квартиру.
Бедняга Ефим не подозревал о том, что это было началом конца: примадонна разрыдалась, а затем высказалась в том роде, что это бесчестно, так как честные труженики социалистического государства десятки лет дожидаются своей очереди на квартиры, а никому не ведомый Ефим пошел на прием к бургомистру и все устроил за один день. Из-за таких людей, как он, идеалы социалистического строительства покрываются плесенью буржуазного стяжательства и тому подобное. «Дура какая-то!» — по слухам раздраженно сказал тогда Ефим, тут же развелся и уехал обратно в Москву.
Он вел богемный образ жизни, в его комнате все время ночевали красивые женщины, иногда жены высокого начальства, а также бездомные поэты, художники и деятели возрождающегося сионистского движения, скрывающиеся от КГБ и пишущие гневные письма протеста в ЦК КПСС, лично Леониду Брежневу и в Совет Министров.
—Психи ненормальные! — как-то вспоминал Ефим. — За мной увязалось КГБ, а я уже окончательно собрался сматывать удочки в Израиль. И вот у меня поселяется какой-то чайник, который пишет докторскую диссертацию о «Слове о полке Игореве» и одновременно строчит протесты в КГБ. Так за нами вскоре пришли, я с трудом успел удрать. И что мне оставалось делать? Пришлось симулировать сумасшествие. Кстати, — Ефим довольно улыбнулся, — у меня это так отлично получалось, что меня ни один профессор от настоящего сумасшедшего не мог отличить! Я вот так вот головой подергивал. Они меня спрашивают: «Скажите, дорогой, вы довольны политикой партии и правительства?», а я им все время отвечаю: «Шура! Шура!». С трудом выпустили, пришлось убеждать их, что я вылечился.
Затем Ефим уехал в Израиль. Об этом периоде своей жизни он вспоминал с удовольствием:
—Там было здорово. Днем я работал, а вечером! Какие там были девки, какие груди, налитые, соски торчат, ноги стройные, кровь с молоком! У меня каждую ночь другая ночевала, никогда такого времени больше не было!
Он удрал из Израиля, по слухам, сидя в трюме какого-то корабля, так как получил контракт в Лондоне, но случай занес его в Америку.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56