Птицы сновали на майском ветерке. Не было видно ни одной живой души.
– Райские кущи, – сказала я, восхищенно озираясь.
Роб выложил снедь из корзины.
– И ни одного яблока. Ну, с чего начнем – с любви или с еды?
– Роб, ты шутишь! Если кто-то появится на тропинке...
– Я пошутил. Если бы ты знала, как я голоден!.. Я же всю ночь не спал. Кажется, я позавтракал, но это как-то не очень подействовало. Что она тут положила? Жареная утка? Это для начала. Давай, милая, не будем все распаковывать, пока я не разделаюсь с этим.
Я принялась за корзину, а он откопал пиво и поставил в реку охладиться, потом мы с энтузиазмом принялись за еду, приготовленную для нас миссис Гендерсон.
Наверное, это было странное свадебное застолье. Не помню, о чем мы говорили. Может быть, сначала мы и не говорили, а только наши мысли двигались друг к другу и смешивались, как раньше. Мы так хорошо знали друг друга, что все важное уже было сказано. Если мы и болтали тогда, то лишь о еде, о погоде, о том, как отнесутся люди к нашему, как упорно называл его Роб, «неравному браку».
– У тебя явно устаревшие взгляды, Роб Гренджер, – сказала я.
– Возможно. Но только такие, как ты, говорят, что классов не существует или что это ничего не значит. А окажись ты на моем месте, сама бы увидела, как много это значит.
– Ты имеешь в виду Эллен Мейкпис и Ника Эшли? Но это было так давно!
– Нет. Я имел в виду коттедж и замок.
– И все? Ну, теперь мой коттедж еще меньше твоего.
– Да.
– Мы с тобой теперь одного поля ягода.
– Да.
Роб протянул мне свою тарелку и, опершись на локоть, удовлетворенно вытянул ноги на коврике, потом сорвал травинку и стал рассеянно жевать ее. Прядь темных волос упала ему на лицо, и солнечные лучи, плескаясь в колышущихся листьях, отбрасывали на нее радужные блики. Его рубашка расстегнулась, в волосах на груди виднелась золотая цепочка, а в ямке на шее сильно бился пульс. Кожа слегка лоснилась от жары и от пива. Я закрыла свои мысли, прежде чем он прочел их, и потихоньку стала собирать остатки в корзину. И снова неодолимо возникли образы его любви, приходившие раньше, – любви с примесью сомнения и чего-то еще, казавшегося порой безнадежной тоской. Тот возлюбленный теперь исчез. Теперь можно забыть жизнь в свете звезд, где любовь легка, поскольку живет лишь в сознании, как поэзия. Теперь это был реальный мужчина при свете дня. Мужчина, с которым я буду спать и жить до конца своих дней.
– Если будешь жевать траву, в печени заведутся червяки, – сказала я.
– Тогда к этому времени они бы уже съели меня, – спокойно ответил он, но травинку выбросил и откинул волосы с лица. – Все равно, что бы ты ни говорила о классах, это не так.
– Я знаю. И я не говорю, что их не существует, но думаю, это не имеет ничего общего с деньгами, или происхождением, или со всякими старомодными вещами, их заменяющими. Думаю, это просто склад ума и образ мыслей.
– Ну да, но это опять возвращает тебя к проис хождению, к семье. Ведь всегда легче с людьми, воспитанными так же, как ты.
– Пока что-нибудь не заслонит воспитания.
Роб улыбнулся:
– Как теперь? Да, но если учесть образ мыслей, то мы близки.
– Что я и пыталась тебе сказать. Во всяком случае, пока никому из нас это не мешает, оно и в самом деле не важно.
– С чего же мне возражать? Я из этой сделки извлек наибольшую выгоду. Ты хорошо управляешься в саду, это пригодится, когда мы постараемся заработать на рассаде.
– А ты неплохо управляешься с домашним хозяйством, это тоже пригодится.
– Значит, – сказал он, взяв другую травинку и жуя ее, – если и в постели мы разберемся...
– Ради бога, Роб, разве ты не знаешь, как разбираются в постели? Я думала, деревенские парни все свое время проводят, крутя любовь на сеновале.
– Ты переоцениваешь сеновал, – сказал Роб.
В его голосе послышалось что-то странное, я заметила еле уловимое подрагивание мышц у него под бровями и на щеках. Не веря себе, сначала я решила, что он смущен, потом с удивлением подумала: великий боже, да у него опыта не больше моего...
Его глаза остановились на мне, и я поняла, что он прочел мои мысли. Теперь уже я покраснела, а потом мы вдруг рассмеялись, обнявшись.
– Ой, Роб, я просто подумала, что мы друг другу очень подходим.
– Что значит «подходим», кроме того, что я прав? Я не хотел этого прошлой ночью, потому что стоило отложить, стоило дождаться этого момента. А сейчас я не хочу потому, что не хочу здесь, среди поля в чертополохе. Я хочу дома, на кровати, ночью, когда никто не помешает. И теперь ты знаешь почему.
– Ох, Роб! Милый... Думаю, мы как-нибудь справимся. Люди справляются.
– Да, и тому есть свидетельства. Но по крайней мере, между мной и тобой не возникнет вопросов.
– Только не притворяйся, что никогда не целовался с девушками.
– Я тебе не рассказывал?
– Нет. Нет... Но если честно, я думала, у тебя большая практика в этом деле.
– Практика – это то, что ты знаешь. Сама подумай, зачем мне с кем-то лазить по сеновалам? Впрочем, у тебя устаревшие взгляды. Нынче это делается на заднем сиденье в машине. Зачем мне куда-то с кем-то лазить, когда у меня есть девушка еще с тех пор, как я под стол пешком ходил? Не отрицаю, нет, порой я выпускал пар, но на серьезное собирался только с тобой.
– Роб, милый, ты из Ноева ковчега.
– А ведь это был неплохой корабль для спаривания! Ну хорошо, а скажи: ты гуляла с кем-нибудь?
– Нет.
– Потому что ждала меня.
Это было утверждение, не вопрос, но я ответила:
– Конечно. Роб, если бы ты был с другой девушкой, неужели бы я не узнала?
– Вероятно, нет, если бы я принял меры. Но потом, наверное, узнала бы. – Он бросил на меня взгляд, лишь отчасти шутливый. – В ту ночь, когда ты целовалась с Джеймсом, я знал это. И задушил бы вас обоих, если бы не понимал, как ты запуталась.
– И ты запутался. А я думала, что наконец нашла его – тебя, – и удивлялась, почему меня это ничуть не радует.
– Мне было не все так ясно. – Роб лег на коврик и задумался. – Каким-то образом это дело – я имею в виду секс – единственное, чего мы не знали друг о друге до самой последней ночи. – Он перекатился на спину, сцепил руки за головой и прищурился на небо. – Возможно, дело в том, что это нужно разделить физически. Вроде как один должен включить другого. Не знаю... Во всяком случае, думаю, это будет не так трудно. – Он помолчал, нежась на солнце. – Тебе чего сейчас хочется?
– Чего хочется?
– Я спрашиваю, как мы проведем остаток дня, пока не придет время ложиться?
– А... Ну, в конце концов всегда есть телевизор.
– Угу.
Это прозвучало так сонно, что мне вдруг подумалось: а ведь «мастер на все руки», следивший за моим коттеджем большую часть ночи, встал в пять часов по хозяйственным делам. Я погладила его по голове.
– А почему бы не остаться тут, пока мы не почувствуем, что пора домой, а? А по пути где-нибудь попьем чаю.
– Прекрасно, если тебя это устроит. Думаю, до тех пор погода продержится. Но к ночи будет гроза.
– О нет! Ты уверен?
– Почти. На холмах прошел дождь, и похоже, он идет сюда. Но еще не скоро, не бойся...
Темные ресницы опустились. Время шло. Он лежал так тихо, что я подумала, он спит, но потом, не шевелясь, Роб проговорил:
– День начинает тянуться, тебе не кажется?
– «Быстрей, огнем подкованные кони!» – Так говорила Джульетта, дожидаясь Ромео.
– Опять они!
– Да.
Я не сказала, о чем мне подумалось, когда вчера мне пришло в голову заново перечитать эту историю: что каким-то образом наша тайная любовь напоминала их – беседы при свете звезд, и семейная вражда, и соперничество при свете дня. Пока любовники могли держать свой тайный мир в неприкосновенности, все было хорошо, но когда столпились воюющие стороны...
– Забудь об этом, – сказал мой возлюбленный. Его глаза были открыты и смотрели на меня. – Что бы ни случилось, мы справимся. И сейчас, сию минуту – наш день, а когда мы разберемся в делах твоих троюродных братьев, так у нас будет всю жизнь. Забудь об этом. Это мы.
Он протянул руку, и я скользнула к нему, примостив голову на его плече. Солнце палило. Наверху, усмиряя солнце, кружево ветвей просеивало свет и колыхало тени. Над рекой, тяжело махая крыльями, пролетела цапля. Ягнята спали на нагретом холме. Даже грачи замолкли.
Кажется, мы еще немного поговорили. Наши мысли двигались и смешивались, но без прежней ясности и силы. Теперь больше ничего не надо, сонно подумала я, когда наши тела касались, когда его рука тепло и нежно обхватила меня, а он щекой прижался к моим волосам. Больше ничего. Здесь мой отдых. Мы заснули.
Э ШЛИ , 1835 ГОД
В дверях он помедлил и оглянулся. Слабого света хватало для его обостренных чувств, но он мог бы и с закрытыми глазами увидеть все до мельчайших деталей – цветы на ковре, каждую линию лабиринта на стене, каждый стебель папоротника, поддерживающего зеркало на потолке.
Флетчер придет позже и приберет его постель, приведет все в порядок.
Больше никогда, подумал он. Так уже не будет никогда. Они провели свое время вне мира, в тихом центре лабиринта, на Волшебных островах. Теперь нужно покориться бремени противоположного, внешнего мира. Ему не приходило на ум, что можно сменить это счастье на другое. Он больше не дышал воздухом счастья.
Он осторожно затворил за собой дверь и скользящим шагом направился в лабиринт.
ГЛАВА 18
Как ты попал сюда? Зачем?
У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт II, сцена 2
Мы решили поехать в мой коттедж, а не в его, поскольку тот был слишком близко к Гендерсонам и не давал необходимого уединения. Добравшись, мы обнаружили, что миссис Гендерсон при всем уважении к нашему желанию побыть одним все же устроила нам встречу – на столе лежала записка с пожеланием здоровья в самом материальном смысле слова.
«Ужин в духовке», – гласила она, и мы обнаружили восхитительную, тихо побулькивающую кастрюлю, а рядом горку горячей, мягкой картошки в мундире. Стол был накрыт, и на нем, кроме прочего, мы увидели яблочный пирог, чашку со сливками и здоровенный кусок сыра.
Мы принесли с собой бутылку шампанского и выпили за ужином, потом вместе помыли посуду, а тем временем снаружи на сверкающее озеро потихоньку спустились сумерки, и дрозд на груше завел свою душевную песню.
– Старайся, приятель, – сказал Роб. – Ночь будет нелегкой. – Поймав мой взгляд, он улыбнулся. – Я говорю с дроздом. Я же предупреждал, что будет гроза.
– Предупреждал. Что, в самом деле собирается дождь? А был такой прекрасный день!
Вымыв последнюю тарелку и начав вытирать ее, Роб повернул голову, прислушиваясь.
– Слышишь?
Я тоже прислушалась. И за песней дрозда услышала. Сквозь фруктовые деревья прорывался ветер, он то усиливался, то затихал, потом снова налетал шквалом, заставляя стонать телефонные провода. Вода в озере потемнела и отсвечивала бегущей по поверхности рябью.
– Много яблонь побьет, – сказал Роб. – Вот не знаю, куда положить. – Он протянул мне тарелку, и я заметила, как он взглянул на часы, но не так поняла. Роб потянулся к висевшей на спинке стула куртке.
– Бриони...
Его виноватый взгляд, который у другого, кого любила бы меньше, я назвала бы подлым, был весьма красноречив.
– Знаю, – сказала я. – Ничего не говори. Ты должен пойти покормить кур.
Оказывается, я ждала этой улыбки. Одиннадцать коротких часов – и одним полувзглядом, шутливым и нежным, он смог покорить меня. Мы ковали собственные цепи.
– Куры, наверное, давно спят. Миссис Гендерсон покормила их за меня, но, боюсь, мне нужно сходить в поместье и все осмотреть. Я всегда на ночь осматривал места для посещения, а сегодня, когда Андерхиллы уехали в Лондон...
Я прижала руку к губам...
– Ах, Роб, я совсем забыла! Я же так и не позвонила Кэти и не сказала, что не могу приехать! Утром я пыталась, но никто не отвечал, и я хотела потом позвонить из Вустера, но вылетело из головы. Ужас!
– А что, нельзя позвонить сейчас? Еще нет и десяти. Возможно, они тебя простят, если ты объяснишь причину своей забывчивости. Скажешь им?
– Еще бы! Они будут в восторге, я знаю. Они часто тебя вспоминают. Но сейчас я не могу им позвонить, я даже не знаю, где состоится прием. Я должна была приехать и там поужинать с ними, а потом все вместе мы бы отправились на прием. А теперь они уже ушли... Ужасно с моей стороны!
– Я бы на твоем месте не беспокоился. Они подумают, что ты опоздала на поезд или что-нибудь такое. В крайнем случае, они позвонят сюда и выяснят, что случилось.
– Надеюсь. Я еще раз позвоню им на квартиру.
Роб все еще колебался.
– Так ты не против, если я сейчас уйду? Меня не будет, наверное, около часа. Если хочешь, я подожду, пока ты позвонишь, и мы пойдем вместе. Хочешь?
Я покачала головой:
– Нет уж, иди. И не торопись. Я позвоню, потом приму ванну, и здесь нужно прибрать. Боже, как я им скажу?.. Забавно будет объявить, что я неожиданно вышла замуж. Ты сам бы как это назвал, Роб, – несчастный случай, Божий промысел или как?
Он улыбнулся.
– Нет, оставлю это тебе. Может быть, это прояснится утром. – Между тем он проверял двери и окна.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39