– Роб, давай войдем.
– Войдем? – Он проговорил это, словно не расслышал, и замотал головой, будто вынырнув на поверхность воды. Потом, поняв, переспросил снова: – Войдем?
– Да. Трава мокрая, и у меня ноги как лед.
– Глупо было с твоей стороны не обуться.
Его страстные объятия чуть ослабли. Он снова заговорил своим обычным голосом и улыбнулся:
– Да, тебе лучше войти. Я бы сказал, самое время. Пошли вместе.
Он поднял меня легко, как мешок муки, и понес по траве к дому.
– Вообще-то я имела в виду нас обоих, – сказала я. – Разве ты не останешься?
На несколько секунд воцарилась пауза, потом Роб покачал головой:
– Нет. Я ждал тебя всю жизнь и думаю, могу подождать еще чуть-чуть. Мы оставим это на потом, когда все будет как надо.
– Когда же?
– Когда мы поженимся. – Он вздохнул. – Завтра ночью.
– Ох, Роб, будь взрослым. Тебе нужно разрешение церкви, нужно заплатить двадцать пять фунтов – и откуда ты думаешь их взять? Не хватает только, чтобы еще и ты начал меня уговаривать расторгнуть траст, чтобы добыть хоть немного живых денег...
Роб отпустил грубое слово в адрес траста и остановился, чтобы поцеловать меня. Я оторвалась от его губ.
– Мы не можем ждать завтрашней ночи. Нельзя ждать всю жизнь.
– Почему?
– Ну, даже если ты получишь разрешение церкви, викарий, наверное, не одобрит такой брак – с бухты-барахты.
– Ерунда. Я ведь уже сказал, что ждал тебя всю жизнь, а ты меня. И к тому же я уже поговорил с викарием. Он считает, что это хорошее дело.
– Да? Но он не знал, что это я...
– Знал. Он всегда знал о моих чувствах к тебе, и когда ты поговорила с ним вчера, я полагаю, он все понял. Он не говорил мне, что ты сказала ему, но твой отец считал, что из всех, кого он знал, ты скорее выйдешь за меня, чем за кого-то другого. Твой отец говорил это викарию.
– Папа это говорил?!
– Мне так сказал викарий. Лучше спроси его сама. Не думаю, что ему не понравится, если мы попросим сразу поженить нас.
– Д-да. Возможно. Я рассказала ему... ну, о нашей близости. И если папа в самом деле так говорил, а викарий все время знал, что это ты...
– Похоже, знал, – сказал Роб. – Ну, завтра первым делом я иду к нему, да? Самое большое, что он может, – это отказать, но я думаю, он обрадуется.
– Но разрешение!
– Оно горит у меня в кармане уже две недели. И стоило мне всего шесть фунтов, – сказал мой возлюбленный. – Предусмотрителен и бережлив, как все крестьяне. Думала, я потрачу на женщину двадцать пять фунтов, когда могу получить ее за шесть?
– Можешь получить ее бесплатно и прямо сейчас.
– Женитьба или ничего! – упрямо произнес Роб и, смеясь, поставил меня на крыльцо коттеджа.
Э ШЛИ , 1835 ГОД
Было холодно. Поежившись, он натянул одежду и сверху накинул отороченный мехом халат. Руки тряслись, кураж отступил. Он попытался вернуть прежний настрой, но холодный час перед рассветом – не лучшее время для геройства. Это час, когда казнят людей; час, когда труднее всего сопротивляться, когда все равно. Наверное, в этом заключено своего рода милосердие, подумал он, но для приговоренных, как и для любовников, рассвет приходит слишком рано.
ГЛАВА 17
Поверь мне, милый, то был соловей.
У. Шекспир. Ромео и Джульетта. Акт III, сцена 5
На следующее утро я встала рано, так рано, что цветы на деревьях еще густо покрывала роса и трава в саду сияла и блестела, как свежевымытый рассвет.
Готовя себе завтрак, я пела. Открыв заднюю дверь, я нашла у порога бутылку молока, а рядом прислоненный к ней сверток в коричневой бумаге и узнала аккуратный, чуть слишком старательный почерк. Я догадалась, что там: рекламные проспекты о Новой Зеландии. Я взяла их с собой на кухню, прислонила к молочнику и прочитала за завтраком.
Мне казалось, что желание уехать в Новую Зеландию уже давным-давно у меня на уме. Может быть, сама того не зная, я делилась мыслями о ней с Робом? Листая страницы, я определенно тут и там находила картины, казавшиеся знакомыми, и названия, вызывавшие отголоски в памяти. Я уже свыклась с мыслью об отъезде, о разлуке с Эшли – возможно, не совсем без сожаления, но и без того душераздирающего чувства невосполнимой утраты, которое еще вчера казалось неизбежным. Вероятно, я в такой степени была частью и произведением этого старого места, что не представляла себе жизни вне его; но теперь казалось, что я просто воздерживалась от решения его покинуть. И я чувствовала скорее облегчение, чем утрату. Если мой возлюбленный задумал бегство от старых уз, то ясно, что это был и мой замысел... Общность мыслей означает и общность желаний – как хорошо я это понимала!
Теперь, узнав своего возлюбленного, я ясно видела причины его сомнений и колебаний, его отказ открыть себя столь долгое время. Возможно, он и теперь не решился бы открыться мне, если бы не смерть моего отца. Она оставила меня бездомной и одинокой – возможно, не беднее, чем была раньше, но уже без поместья Эшли. И это поставило меня на одну доску с Робом.
Теперь все стало ясно, и все действия моего возлюбленного тоже. В день, когда я пришла в церковь, это он ждал и высматривал меня, это его мысли и чувства я ощутила, и смесь облегчения и волнения, которое я приняла за чувство вины, теперь была понятна. А грубоватость, которую я приписала пораненной руке, могла объясняться тем, что он был беспомощным свидетелем моего свидания с Джеймсом. Роб не сомневался в нашей «общности», но мог сомневаться в исходе. И больше всего он боялся – и я понимала почему – моей первой реакции на открытие, что мой возлюбленный тайный друг – это всего лишь он, Роб, мальчик с фермы.
Но дело сделано, и вот мы здесь, и это ясное утро с его росой и утренним пением птиц не может разорвать паутину чар прошедшей ночи. «Завтра», – сказал он, а теперь это «завтра» превратилось в «сегодня», и уже не казалось, что впереди еще день.
– Роб, где ты?
Сигналы были ощутимо слабее, как от подсевших батареек. Я неуверенно шагнула к саду и получила ответ. Роб был в теплицах.
Приблизившись, я увидела его через стекло. Он стоял на высокой стремянке и чинил вентиляционную форточку. Увидев меня, Роб повернул голову и улыбнулся, но тут же опять неторопливо продолжил свою работу. Он казался таким же, как всегда, – как всегда, неторопливо и непринужденно он вставил отвертку в шлицу винта и стал закручивать его. Если бы я не почувствовала исходящий от моего возлюбленного поток возбуждения сродни разряду в тысячу вольт или около того, Роб показался бы мне безразличным. И мне не было нужды спрашивать, что сказал викарий: с самого завтрака я знала, что сегодня день моей свадьбы.
Я села на табуретку у чана и стала в тишине смотреть на Роба. В тишине? Воздух шипел и искрился, как шампанское. Солнечные лучи, просеянные через заросли белого жасмина, обжигали кожу. Роб даже не смотрел на меня. Отложив отвертку, он полез в карман за новым винтом. Потом тем же ровным, неторопливым движением приладил другую петлю. Точно так же он вел бы себя, будь здесь один.
Я подумала, что разряжу обстановку, если что-нибудь скажу.
– Спасибо за буклеты.
– Не стоит. Понравилось?
– Очень.
– И когда поедем?
– В любое время, когда захочешь. На медовый месяц?
Он затянул винт.
– Похоже, наш медовый месяц устроится сам по себе.
– Похоже, что так. Роб, и давно у тебя эта мечта о Новой Зеландии?
– Уже много лет. Давным-давно показывали те места по телевизору. Я увидел это в «Быке». И меня захватило, сам не знаю почему. Показалось – это именно то, что мне нужно. И с тех пор я читал все, что попадалось про Новую Зеландию. Может быть, ты не знаешь, но некоторые мои знакомые уехали туда и прекрасно там устроились, завели фермы на Северном острове. Мама поддерживала с ними связь – знаешь, писала открытки на Рождество и прочее. А когда она умерла, я написал в новозеландское посольство в Лондоне и поинтересовался насчет эмиграции. Для сельских работников, фермеров, вроде бы нет никаких проблем. И мне не нужен спонсор. Мейкписы – мои друзья – ждут меня.
– И все же ты не уехал.
– Как я мог уехать? Я ждал тебя. – Он сказал это так просто, пробуя скрипучую петлю. – Это правда, ты знаешь. После смерти мамы больше ничто меня здесь не удерживало. Я любил твоего отца, но если бы не ты, давно бы уже уехал.
– Я и удивилась, что ты остался. Здесь для тебя не было никакого будущего. Роб...
– Мм?
– А ты бы сделал мне предложение, если бы папа был жив?
Форточка была починена. Результат вроде бы удовлетворил его. Он взял со стула жестянку с маслом и покапал на заржавевшую петлю.
– Не знаю. Я сам задавал себе этот вопрос. Может быть, сначала я бы поговорил с ним, с твоим отцом. Не знаю.
– Он мог ответить тебе то же, что и викарию.
– Мог бы, – сказал Роб. – Я до сих пор так этого и не понял.
– Не понял?
Я улыбнулась про себя. Он не смотрел вниз, но заметил это, и между нами пробежал ручеек чувства, спокойный и тихий, словно мы были женаты уже много лет. Искры шампанского в воздухе понемногу улеглись, мы были словно в глубоком, тихом колодце согласия. Сплетя пальцы на поднятом колене, я положила на него голову.
– Теперь ты видишь, что бояться было нечего?
– Может быть, и так. Но я не мог этого знать. Как я себе это представлял, это довольно странно – мужчина вроде меня и такая девушка, как ты, если не считать связи между нами... Потребовалось бы как-то это все объяснить, правда?
– Он бы понял.
Роб кивнул:
– Я тоже так думаю. Я привык уверять себя в этом. Но помогало не очень. Только представлю, как говорю: «Мистер Эшли, сэр, я хочу жениться на мисс Бриони»...
– Он бы понял, потому что тоже в какой-то степени обладал этим даром.
Роб взглянул на меня без удивления, но вопросительно. Я кивнула:
– Он никогда не говорил мне, но я думаю, у него был этот дар.
– Почему ты так решила?
– Ну, пару раз это проявлялось. Сначала – когда я поранилась в школе и он узнал, хотя никто ему не сообщал. Такого рода связь. И думаю, когда он умирал, тоже пытался связаться со мной и не смог, но сумел послать сигнал в Эшли. А здесь был ты, ты принял сигнал и передал мне.
– Наподобие спутника связи?
– Что-то вроде. Да. И сработало. Сообщение пришло от тебя, а не от него.
– Это была тяжелая ночь. – Роб открыл форточку, спрятал в карман инструменты и, поставив ногу на верхнюю ступеньку и опершись подбородком на кулак, посмотрел на гирлянды вьющихся растений. – Я спал и вдруг проснулся, словно кто-то пнул меня в голову, и было больно. Сначала я подумал, что захворал, а чуть погодя уловил сигнал. И он мне не понравился. Потом, как всегда, я стал думать о тебе и понял, что говорю с тобой. Наверное, когда кипяток или что-нибудь такое течет по трубе, она раскаляется. Вот и я чувствовал себя такой трубой.
– Бедный Роб! Но ты помог мне. И еще как помог! Если бы я не приняла твое сообщение... Но я не о том. Я говорила о нашем общем даре. Теперь я уверена, что ни Эмори, ни Джеймс им не обладают. Джеймс как-то сказал мне, что они могут «читать мысли друг друга», но если это и правда, то он говорил об обычной связи, какая бывает между близнецами, что-то вроде шестого чувства – интуиции. Не то что у нас.
– А наше чувство – седьмое?
– Да. Правда? – Я подняла голову и улыбнулась ему. – Пожалуй, это так. Особое и магическое... Я уверена, у близнецов нет ничего подобного. А если бы было, эти последние несколько дней оказались бы еще труднее. Так ужасно запираться от тебя!
Протянув руку, Роб стал рассеянно отцеплять усики жасмина от проволоки.
– Однажды я видел картину, – проговорил он, вспоминая. – Она называлась «Отвергнутый любовник». Тогда она меня потрясла. Он сидит, понурясь, прислонившись к косяку. Наверное, перед этим тщетно стучался в проклятую дверь.
– Ты не стучался. Во всяком случае, не сильно.
– Но не оттого, что не хотел.
– Наверное, тебе это было так же тяжело, как и мне. И даже тяжелее. – Гроздь цветов жасмина, которую он слишком сильно дернул, уронила вниз каскад увядающих лепестков, некоторые попали в чан и поплыли. Я протянула палец к одному, чтобы спасти. – Роб, кое-чего я так и не могу понять. И это сбивает меня с толку, хотя теперь вижу, что я должна была хотеть, чтобы это оказался ты. Я думала, это непременно кто-то из Эшли. И никогда и не помышляла ни о ком, кроме своих троюродных братьев, хотя, видит бог, с тех пор, как выросла, никаких особых чувств к ним не питала. Не так, как к тебе. Это приходило и уходило. Но откуда же у тебя этот дар?
Он улыбнулся:
– Ты не знала? Через внебрачное зачатие. Через Мейкпис, Эллен Мейкпис. Нужно тебе сказать, у меня такая же дурная наследственность, как и у тебя, мисс Бриони Эшли.
– Эллен Мейкпис? Это же девушка, из-за которой убили Ника Эшли? Его застрелили ее братья.
– Да, та самая. А они сели на первый же корабль, плывущий в Австралию, и в конце концов оказались в Новой Зеландии. – Роб стал слезать со стремянки. – Что касается Эллен, один простой деревенский парень по фамилии Гренджер женился на ней, и примерно через девять месяцев у них родился ребенок.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39