И вот Кэти взяла китайскую лошадку и еще кое-какие мелочи из библиотеки, а потом – уже по собственной инициативе – ракхэмовские картины из детской. Церковь, всегда открытая, использовалась как тайник и почтовый ящик.
Мистер Андерхилл рассказал мне всю историю прямо и не смягчая выражений, как он, видимо, привык поступать в бизнесе. Факты и только факты. Остальное я могла домыслить сама. Он по-прежнему не догадывался, что близнецы пользуются своим сходством, и все время говорил «Эмори», очевидно, не подозревая, что иногда это был Джеймс. Я смотрела в сторону, держа свои мысли при себе, но сама напряженно обдумывала услышанное.
Мистер Андерхилл добрался до моего возвращения из Баварии. По его словам, ночью, когда я случайно увидела «Эмори» в церкви, тот забирал оттуда картины, которые взяла из детской Кэти. Их прятали в старой кладовке, скрытой от чужих глаз шкафом, где певчие хранили свои вещи. На следующий же день я обнаружила пропажу, и последовали мои расспросы.
– Мы с женой сразу догадались, что Кэти имеет к этому отношение, но, конечно, нужно было сначала поговорить с ней самой, прежде чем что-то сообщать вам.
– Разумеется. – Наверное, у меня был удивленный вид. – Но как вы догадались? Она что-то говорила?
Мистер Андерхилл, развалясь в кресле, глядел на листву и небо за окном, явно размышляя о погоде и перспективах на завтрашнюю рыбалку. Но вот он повернул голову, и я встретила взгляд глубоко встревоженного человека.
– Буду с вами откровенен, мисс Эшли. Мы догадались, что тут могла быть причастна наша дочь, потому что уже сталкивались с подобными проблемами раньше.
Я вытаращила глаза, хотя что-то во мне – возможно, опять пресловутое седьмое чувство Эшли – уже предупреждало об этом. Я не могла придумать, что сказать. Но он и не стал дожидаться. Раз нужно было рассказать, он рассказал:
– Это началось, когда она училась в школе. Мы жили в Калифорнии, неподалеку от Лос-Анджелеса, – надо сказать, это не самый подходящий город для воспитания детей, и вскоре у Кэти возникли проблемы. Она... – последовала пауза, столь короткая, что другой бы не заметил скрываемое за ней усилие. – Она очень нежная и добрая девочка и всегда поддается импульсам, иногда не отдавая себе отчета, к чему это может привести и во что обойдется. Она унаследовала, – добавил мистер Андерхилл, хотя это было совсем не обязательно, – больше от своей матери, чем от меня.
Я произнесла что-то ничего не значащее, что должно было прозвучать и успокоительно, и уклончиво, за что была вознаграждена проблеском удовлетворения на его лице. Вернувшись к своей прежней манере, он сказал:
– Сам я не великодушен и не импульсивен, мисс Эшли. И на меня нелегко повлиять. Но мои жена и дочь гораздо лучше меня. И когда моя маленькая Кэти попадает в чужую компанию, мы тут же узнаем, что она столкнулась с множеством проблем, которые одолевают подростков, и поверьте, это может закончиться чем угодно. Однажды она попала в поистине дикую компанию. Они воровали – причем сами вещи не имели значения, это было воровство ради воровства, – они просто ломали и били украденное, угоняли машины, в общем, развлекались, получая шишки. И среди них был мальчик, по которому она сходила с ума, и пока это длилось... Пожалуй, я избавлю вас от дальнейшего. В конце концов она вырвалась оттуда. Это заняло немало времени, но, будучи по натуре доброй и хорошей девочкой, с Божьей помощью и не без нашего участия она покончила с этим, как делает большинство этих глупых детей, когда у них появляется такая возможность.
Он говорил с убийственной прямотой. И снова я не нашла что ответить. Но он как будто и не ждал ответа и продолжал:
– И это одна из причин, почему мы решили несколько лет пожить вдали от дома. Вы понимаете, для меня не так важно, где жить, поскольку я все равно постоянно сную между Хьюстоном в Техасе и Нью-Йорком. – Снова сверкнула улыбка. – Правда, я не могу сказать, что Эшли-корт непосредственно на пути в Нью-Йорк и другие мои пункты назначения, но, как вам известно, девочкам – моей жене и Кэти – здесь очень понравилось, и нам казалось, что все устроилось наилучшим образом. А тут, знаете, случилось это. Когда вы рассказали нам о пропаже вещей, мы страшно напугались, что все началось снова. Если раньше Кэти и ее дружки воровали, это было нечто вроде хулиганства, мы не считали это патологией, но теперь мы испугались, что наша дочь серьезно больна. Клептомания – это душевный недуг, вы знаете, а не болезнь возраста, которая проходит сама собой. И поэтому мы со Стефани говорили всю ночь и сегодня утром снова, а потом спросили Кэти. Она рассказала нам все. Ее мучило это с тех пор, как вы здесь появились, и... Я думаю, она была рада признаться нам.
Мои мысли кружились, как в ловушке, стараясь найти ответ. Все оказалось гораздо хуже, чем я думала. Даже такие мелочи, как вещи, «допустимые к продаже», таили в себе пружины для возможной трагедии. За это близнецы тоже должны ответить... Я даже не заметила, что не выделяю, кто именно из близнецов.
– Но, мистер Андерхилл, это ужасно!
Он не так меня понял.
– Мисс Эшли, я понимаю, что это плохо и хуже не может быть, и можно взглянуть на это дело с вашей точки зрения, но должен сказать вам, что, узнав обо всем этом, мы с облегчением увидели, что, когда близнецы объяснили Кэти всю эту юридическую процедуру о трасте и имуществе, допустимом к продаже, которое и в самом деле принадлежит Эмори, у нашей дочери сложилось впечатление, будто все совершаемое ею совершенно невинно. Что на самом деле отнюдь не так, – добавил он с категоричной сухостью.
– Мистер Андерхилл...
Он на дюйм приподнял руку над подлокотником, и я замолкла.
– Нет, дайте мне договорить. Я не любитель слов, но мне очень, очень тяжело. Само собой, мы должны извиниться перед вами, мисс Эшли. Примите наши извинения. И я также должен заметить: если мы чем-то можем загладить свою вину, то вам стоит только сказать. По крайней мере, это я могу обещать. Я верну вещи на то место, откуда они пропали, чего бы мне это ни стоило.
В устах такого человека, как Джеффри Андерхилл, это было сильное заявление, но почему-то мне оно ни капельки не показалось абсурдным. И он говорил совершенно серьезно. Что касается извинений, не было смысла их отвергать, поскольку мое отношение ко всему этому, наверное, было именно таким, какое удовлетворило бы его. Но прежде чем я что-то успела сказать, мистер Андерхилл, бросив на меня испытующий взгляд, проникающий в самую душу, проговорил:
– Кажется, вас не очень удивило все то, что я рассказал. Вы знали, как были похищены эти вещи.
– Да. Мой брат рассказал мне вчера вечером.
– И как видно, очень опечалил вас.
– Не совсем так. Меня волнует другое. Я вам откровенно расскажу, как все это воспринимаю, мистер Андерхилл. Когда брат рассказал мне, я была в шоке. Это нехорошо, хотя, возможно, не так ужасно, как показалось сначала. Но по-настоящему меня рассердило, что они впутали сюда Кэти. Не буду посвящать вас в причины, зачем они это сделали, – и я, конечно, не знала о ее трудностях, пока вы не рассказали, а то рассердилась бы еще больше, – но мне показалось, что это ужасно, и я так и заявила. Мой брат передал это своему близнецу. Что касается лошадки и прочего, пожалуйста, забудьте о них. Нет, в самом деле. Официально они переходят к семье Эмори, и если мы начнем их разыскивать, чтобы выкупить, все это может выплыть наружу, а никому от этого не станет лучше. Все это может даже быть воспринято как нарушение закона. – Я вдруг кое-что вспомнила. – Мистер Андерхилл, а Кэти ничего не говорила о приходской регистрационной книге?
– О чем? – переспросил он, не расслышав.
– Об одной приходской книге, которая лежала в церкви. Она пропала.
– Нет, она определенно ничего такого не упоминала. Но я спрошу. Кому она могла понадобиться? Это ценная вещь?
– Не слишком. Она очень старая и, мне кажется, представляет определенный интерес, но, надо думать, только для местных жителей.
– Может быть, кто-то взял ее почитать и забыл вернуть?
– Вероятно. Я спросила только потому, что в ту ночь видела в церкви, мм, моего брата, и мне показалось, он держал что-то вроде большой книги, но, вероятно, это были ракхэмовские картины.
– Да, кстати, об этих картинах. Это, конечно, особое дело. Ведь они ваши?
Я кивнула.
– И они уникальны. Их сразу легко узнать. Если бы вы смогли вернуть их, я была бы очень благодарна. Думаю, вам это будет не трудно, и обещаю: я скажу, что сама послала их на продажу, но думала, что дадут дороже. Это избавит вас от всяких неприятностей.
– Вы очень великодушны.
Я ответила, что ничего подобного, но он настойчиво благодарил, а потом, как я и предполагала, перешел к тому, что они с женой решили сократить срок аренды Эшли-корта. Они, заверил мистер Андерхилл, собирались прожить до ноября, но из-за смерти моего отца и связанной с этим юридической процедуры передачи наследства теперь решили незамедлительно уехать в Лондон и оставаться там, пока агенты не подыщут им дом в Париже. И уезжают завтра, сказал мистер Андерхилл, быстро взглянув на меня. Он уже переговорил с мистером Эмерсоном и все уладил. Арендная плата внесена за полный срок... И так далее и тому подобное. Что угодно, кроме истинной причины отъезда. Он закончил, и тогда, поскольку это был Джеффри Андерхилл, которого я уважала, я прямо перешла к тому, о чем он деликатно умолчал:
– Вы увозите Кэти от Эмори.
На этот раз возникла заметная пауза. Потом мистер Андерхилл так же прямо ответил:
– Да. Думаю, так будет лучше. Извините.
– Не стоит извинений. Я уважаю ваши причины, и более того: думаю, вы совершенно правы. Но что скажет Кэти?
– Трудно предположить, – проговорил он, и чувствовалось, что ему нелегко. – Бывало, она влюблялась, как теперь это понимает молодежь. Регулярно, начиная с четырнадцати лет; так что мы надеемся, это не слишком серьезно. И сейчас, кажется, ее занимает одно – как мы будем жить в Париже. Я говорил вам, мне безразлично, где жить, но определенно в Париже будет удобнее, чем в Эшли-корте. Я привел ей этот довод, а остальное, надеюсь, сделает природа.
Я рассмеялась:
– Вы очень умный человек, мистер Андерхилл, и вашей девочке повезло. Сомневаюсь, что даже Эшли может долго соперничать с Парижем.
Он встал, и я тоже. Он стоял на коврике перед камином, и комната казалась еще меньше. С высоты своего роста мистер Андерхилл посмотрел на меня.
– Мне очень жаль, мисс Эшли, что мы покидаем Эшли-корт как раз тогда, когда вы вернулись сюда. Вы очень хорошая девушка, и я горжусь знакомством с вами. Полагаю, вы понимаете, как нам трудно, и это очень любезно с вашей стороны. Могу я надеяться, что вы навестите нас в Париже? Я знаю, девушки очень любят ездить в Париж.
Я не сказала, что слишком стеснена в средствах, чтобы ездить на уик-энды в Париж, а только поблагодарила его и проводила до двери, а затем по мощеной дорожке до калитки.
– Я смогу попрощаться с миссис Андерхилл? Наверное, она будет очень занята сборами, но, может быть, ничего, если я позвоню ей утром?
– Она твердо надеется скоро увидеть вас. Не знаю, насколько она занята завтра, но если вы позвоните, будет очень рада, это я могу сказать точно. У нее есть какой-то план насчет вас, и надеюсь, что Кэти... – Мистер Андерхилл помолчал, положив руку на калитку, и отвернулся. Его лицо слегка изменилось, и он прокашлялся. – А вот и Кэти. Я так и думал.
Кэти шла через сад. Теперь на ней было платье из какой-то светлой материи, оно придавало плавность ее походке. Девушка тихо продвигалась через сумерки среди старых серых деревьев. Эффект получился романтический и таинственный, как на расплывчатой картинке телевизионной рекламы. Но увидев нас у калитки, Кэти помахала рукой, и этот неуверенный жест разрушил образ. Она тянула время и сама сознавала это и нервничала. Короче говоря, она пришла извиняться.
Помахав в ответ и крикнув приветствие, я заметила, что Джеффри Андерхилла рядом нет. Он растворился тихо, как настоящая дикая кошка в джунглях, и теперь стоял у разрушенной стены, глядя на отражение заката в воде и совершая церемонию раскуривания сигары. Пожалуй, он находился вне пределов слышимости. Да, прекрасный артист этот мистер Андерхилл. Мне он определенно нравился.
– ... Должна была прийти извиниться, – торопливо говорила Кэти тонким слабым голоском, как ребенок, стремящийся поскорее с этим покончить и не уверенный, что его простят.
Она остановилась по другую сторону калитки и схватилась за нее обеими руками. Я положила сверху свои. Я была старше почти на четыре года, но в тот момент чувствовала, что на четыреста.
– Все в порядке, – быстро сказала я. – Больше не надо ничего говорить. Ваш отец все рассказал мне, но я и так знала. Я знаю, вы сделали это без злого намерения. Это все Эмори, и виноват он, а не вы. Я действительно так считаю, а не просто утешаю вас... Откуда вам знать английские законы? И кроме того, – улыбнулась я, – я хорошо знаю своих троюродных братьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39
Мистер Андерхилл рассказал мне всю историю прямо и не смягчая выражений, как он, видимо, привык поступать в бизнесе. Факты и только факты. Остальное я могла домыслить сама. Он по-прежнему не догадывался, что близнецы пользуются своим сходством, и все время говорил «Эмори», очевидно, не подозревая, что иногда это был Джеймс. Я смотрела в сторону, держа свои мысли при себе, но сама напряженно обдумывала услышанное.
Мистер Андерхилл добрался до моего возвращения из Баварии. По его словам, ночью, когда я случайно увидела «Эмори» в церкви, тот забирал оттуда картины, которые взяла из детской Кэти. Их прятали в старой кладовке, скрытой от чужих глаз шкафом, где певчие хранили свои вещи. На следующий же день я обнаружила пропажу, и последовали мои расспросы.
– Мы с женой сразу догадались, что Кэти имеет к этому отношение, но, конечно, нужно было сначала поговорить с ней самой, прежде чем что-то сообщать вам.
– Разумеется. – Наверное, у меня был удивленный вид. – Но как вы догадались? Она что-то говорила?
Мистер Андерхилл, развалясь в кресле, глядел на листву и небо за окном, явно размышляя о погоде и перспективах на завтрашнюю рыбалку. Но вот он повернул голову, и я встретила взгляд глубоко встревоженного человека.
– Буду с вами откровенен, мисс Эшли. Мы догадались, что тут могла быть причастна наша дочь, потому что уже сталкивались с подобными проблемами раньше.
Я вытаращила глаза, хотя что-то во мне – возможно, опять пресловутое седьмое чувство Эшли – уже предупреждало об этом. Я не могла придумать, что сказать. Но он и не стал дожидаться. Раз нужно было рассказать, он рассказал:
– Это началось, когда она училась в школе. Мы жили в Калифорнии, неподалеку от Лос-Анджелеса, – надо сказать, это не самый подходящий город для воспитания детей, и вскоре у Кэти возникли проблемы. Она... – последовала пауза, столь короткая, что другой бы не заметил скрываемое за ней усилие. – Она очень нежная и добрая девочка и всегда поддается импульсам, иногда не отдавая себе отчета, к чему это может привести и во что обойдется. Она унаследовала, – добавил мистер Андерхилл, хотя это было совсем не обязательно, – больше от своей матери, чем от меня.
Я произнесла что-то ничего не значащее, что должно было прозвучать и успокоительно, и уклончиво, за что была вознаграждена проблеском удовлетворения на его лице. Вернувшись к своей прежней манере, он сказал:
– Сам я не великодушен и не импульсивен, мисс Эшли. И на меня нелегко повлиять. Но мои жена и дочь гораздо лучше меня. И когда моя маленькая Кэти попадает в чужую компанию, мы тут же узнаем, что она столкнулась с множеством проблем, которые одолевают подростков, и поверьте, это может закончиться чем угодно. Однажды она попала в поистине дикую компанию. Они воровали – причем сами вещи не имели значения, это было воровство ради воровства, – они просто ломали и били украденное, угоняли машины, в общем, развлекались, получая шишки. И среди них был мальчик, по которому она сходила с ума, и пока это длилось... Пожалуй, я избавлю вас от дальнейшего. В конце концов она вырвалась оттуда. Это заняло немало времени, но, будучи по натуре доброй и хорошей девочкой, с Божьей помощью и не без нашего участия она покончила с этим, как делает большинство этих глупых детей, когда у них появляется такая возможность.
Он говорил с убийственной прямотой. И снова я не нашла что ответить. Но он как будто и не ждал ответа и продолжал:
– И это одна из причин, почему мы решили несколько лет пожить вдали от дома. Вы понимаете, для меня не так важно, где жить, поскольку я все равно постоянно сную между Хьюстоном в Техасе и Нью-Йорком. – Снова сверкнула улыбка. – Правда, я не могу сказать, что Эшли-корт непосредственно на пути в Нью-Йорк и другие мои пункты назначения, но, как вам известно, девочкам – моей жене и Кэти – здесь очень понравилось, и нам казалось, что все устроилось наилучшим образом. А тут, знаете, случилось это. Когда вы рассказали нам о пропаже вещей, мы страшно напугались, что все началось снова. Если раньше Кэти и ее дружки воровали, это было нечто вроде хулиганства, мы не считали это патологией, но теперь мы испугались, что наша дочь серьезно больна. Клептомания – это душевный недуг, вы знаете, а не болезнь возраста, которая проходит сама собой. И поэтому мы со Стефани говорили всю ночь и сегодня утром снова, а потом спросили Кэти. Она рассказала нам все. Ее мучило это с тех пор, как вы здесь появились, и... Я думаю, она была рада признаться нам.
Мои мысли кружились, как в ловушке, стараясь найти ответ. Все оказалось гораздо хуже, чем я думала. Даже такие мелочи, как вещи, «допустимые к продаже», таили в себе пружины для возможной трагедии. За это близнецы тоже должны ответить... Я даже не заметила, что не выделяю, кто именно из близнецов.
– Но, мистер Андерхилл, это ужасно!
Он не так меня понял.
– Мисс Эшли, я понимаю, что это плохо и хуже не может быть, и можно взглянуть на это дело с вашей точки зрения, но должен сказать вам, что, узнав обо всем этом, мы с облегчением увидели, что, когда близнецы объяснили Кэти всю эту юридическую процедуру о трасте и имуществе, допустимом к продаже, которое и в самом деле принадлежит Эмори, у нашей дочери сложилось впечатление, будто все совершаемое ею совершенно невинно. Что на самом деле отнюдь не так, – добавил он с категоричной сухостью.
– Мистер Андерхилл...
Он на дюйм приподнял руку над подлокотником, и я замолкла.
– Нет, дайте мне договорить. Я не любитель слов, но мне очень, очень тяжело. Само собой, мы должны извиниться перед вами, мисс Эшли. Примите наши извинения. И я также должен заметить: если мы чем-то можем загладить свою вину, то вам стоит только сказать. По крайней мере, это я могу обещать. Я верну вещи на то место, откуда они пропали, чего бы мне это ни стоило.
В устах такого человека, как Джеффри Андерхилл, это было сильное заявление, но почему-то мне оно ни капельки не показалось абсурдным. И он говорил совершенно серьезно. Что касается извинений, не было смысла их отвергать, поскольку мое отношение ко всему этому, наверное, было именно таким, какое удовлетворило бы его. Но прежде чем я что-то успела сказать, мистер Андерхилл, бросив на меня испытующий взгляд, проникающий в самую душу, проговорил:
– Кажется, вас не очень удивило все то, что я рассказал. Вы знали, как были похищены эти вещи.
– Да. Мой брат рассказал мне вчера вечером.
– И как видно, очень опечалил вас.
– Не совсем так. Меня волнует другое. Я вам откровенно расскажу, как все это воспринимаю, мистер Андерхилл. Когда брат рассказал мне, я была в шоке. Это нехорошо, хотя, возможно, не так ужасно, как показалось сначала. Но по-настоящему меня рассердило, что они впутали сюда Кэти. Не буду посвящать вас в причины, зачем они это сделали, – и я, конечно, не знала о ее трудностях, пока вы не рассказали, а то рассердилась бы еще больше, – но мне показалось, что это ужасно, и я так и заявила. Мой брат передал это своему близнецу. Что касается лошадки и прочего, пожалуйста, забудьте о них. Нет, в самом деле. Официально они переходят к семье Эмори, и если мы начнем их разыскивать, чтобы выкупить, все это может выплыть наружу, а никому от этого не станет лучше. Все это может даже быть воспринято как нарушение закона. – Я вдруг кое-что вспомнила. – Мистер Андерхилл, а Кэти ничего не говорила о приходской регистрационной книге?
– О чем? – переспросил он, не расслышав.
– Об одной приходской книге, которая лежала в церкви. Она пропала.
– Нет, она определенно ничего такого не упоминала. Но я спрошу. Кому она могла понадобиться? Это ценная вещь?
– Не слишком. Она очень старая и, мне кажется, представляет определенный интерес, но, надо думать, только для местных жителей.
– Может быть, кто-то взял ее почитать и забыл вернуть?
– Вероятно. Я спросила только потому, что в ту ночь видела в церкви, мм, моего брата, и мне показалось, он держал что-то вроде большой книги, но, вероятно, это были ракхэмовские картины.
– Да, кстати, об этих картинах. Это, конечно, особое дело. Ведь они ваши?
Я кивнула.
– И они уникальны. Их сразу легко узнать. Если бы вы смогли вернуть их, я была бы очень благодарна. Думаю, вам это будет не трудно, и обещаю: я скажу, что сама послала их на продажу, но думала, что дадут дороже. Это избавит вас от всяких неприятностей.
– Вы очень великодушны.
Я ответила, что ничего подобного, но он настойчиво благодарил, а потом, как я и предполагала, перешел к тому, что они с женой решили сократить срок аренды Эшли-корта. Они, заверил мистер Андерхилл, собирались прожить до ноября, но из-за смерти моего отца и связанной с этим юридической процедуры передачи наследства теперь решили незамедлительно уехать в Лондон и оставаться там, пока агенты не подыщут им дом в Париже. И уезжают завтра, сказал мистер Андерхилл, быстро взглянув на меня. Он уже переговорил с мистером Эмерсоном и все уладил. Арендная плата внесена за полный срок... И так далее и тому подобное. Что угодно, кроме истинной причины отъезда. Он закончил, и тогда, поскольку это был Джеффри Андерхилл, которого я уважала, я прямо перешла к тому, о чем он деликатно умолчал:
– Вы увозите Кэти от Эмори.
На этот раз возникла заметная пауза. Потом мистер Андерхилл так же прямо ответил:
– Да. Думаю, так будет лучше. Извините.
– Не стоит извинений. Я уважаю ваши причины, и более того: думаю, вы совершенно правы. Но что скажет Кэти?
– Трудно предположить, – проговорил он, и чувствовалось, что ему нелегко. – Бывало, она влюблялась, как теперь это понимает молодежь. Регулярно, начиная с четырнадцати лет; так что мы надеемся, это не слишком серьезно. И сейчас, кажется, ее занимает одно – как мы будем жить в Париже. Я говорил вам, мне безразлично, где жить, но определенно в Париже будет удобнее, чем в Эшли-корте. Я привел ей этот довод, а остальное, надеюсь, сделает природа.
Я рассмеялась:
– Вы очень умный человек, мистер Андерхилл, и вашей девочке повезло. Сомневаюсь, что даже Эшли может долго соперничать с Парижем.
Он встал, и я тоже. Он стоял на коврике перед камином, и комната казалась еще меньше. С высоты своего роста мистер Андерхилл посмотрел на меня.
– Мне очень жаль, мисс Эшли, что мы покидаем Эшли-корт как раз тогда, когда вы вернулись сюда. Вы очень хорошая девушка, и я горжусь знакомством с вами. Полагаю, вы понимаете, как нам трудно, и это очень любезно с вашей стороны. Могу я надеяться, что вы навестите нас в Париже? Я знаю, девушки очень любят ездить в Париж.
Я не сказала, что слишком стеснена в средствах, чтобы ездить на уик-энды в Париж, а только поблагодарила его и проводила до двери, а затем по мощеной дорожке до калитки.
– Я смогу попрощаться с миссис Андерхилл? Наверное, она будет очень занята сборами, но, может быть, ничего, если я позвоню ей утром?
– Она твердо надеется скоро увидеть вас. Не знаю, насколько она занята завтра, но если вы позвоните, будет очень рада, это я могу сказать точно. У нее есть какой-то план насчет вас, и надеюсь, что Кэти... – Мистер Андерхилл помолчал, положив руку на калитку, и отвернулся. Его лицо слегка изменилось, и он прокашлялся. – А вот и Кэти. Я так и думал.
Кэти шла через сад. Теперь на ней было платье из какой-то светлой материи, оно придавало плавность ее походке. Девушка тихо продвигалась через сумерки среди старых серых деревьев. Эффект получился романтический и таинственный, как на расплывчатой картинке телевизионной рекламы. Но увидев нас у калитки, Кэти помахала рукой, и этот неуверенный жест разрушил образ. Она тянула время и сама сознавала это и нервничала. Короче говоря, она пришла извиняться.
Помахав в ответ и крикнув приветствие, я заметила, что Джеффри Андерхилла рядом нет. Он растворился тихо, как настоящая дикая кошка в джунглях, и теперь стоял у разрушенной стены, глядя на отражение заката в воде и совершая церемонию раскуривания сигары. Пожалуй, он находился вне пределов слышимости. Да, прекрасный артист этот мистер Андерхилл. Мне он определенно нравился.
– ... Должна была прийти извиниться, – торопливо говорила Кэти тонким слабым голоском, как ребенок, стремящийся поскорее с этим покончить и не уверенный, что его простят.
Она остановилась по другую сторону калитки и схватилась за нее обеими руками. Я положила сверху свои. Я была старше почти на четыре года, но в тот момент чувствовала, что на четыреста.
– Все в порядке, – быстро сказала я. – Больше не надо ничего говорить. Ваш отец все рассказал мне, но я и так знала. Я знаю, вы сделали это без злого намерения. Это все Эмори, и виноват он, а не вы. Я действительно так считаю, а не просто утешаю вас... Откуда вам знать английские законы? И кроме того, – улыбнулась я, – я хорошо знаю своих троюродных братьев.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39