Спустя какое-то время я села и посмотрела на него. Его глаза были закрыты, а выглядел он ужасно. Но на выступе было солнце, и он лежал, жадно повернув лицо к его возрастающему теплу.
Я встала на колени. «Сейчас я возвращаюсь за рюкза­ком и чтобы замести наши следы в избушке. И когда вернусь, мне все равно, что ты скажешь, собираюсь развести костер».
Его веки шевельнулись. «Не делай глупостей».
«Не делаю. Но первым делом, первой и существенной вещью для тебя является тепло. Тебе необходимо горя­чее питье, и если придется перевязывать руку, нужна горячая вода. – Я кивнула на пещеру, похожую на расселину, сзади нас. – Если развести небольшой кос­тер в глубине из очень сухих веток, которые не очень дымят, можно что-нибудь разогреть. Лучше это делать теперь, пока никого нет».
Он снова закрыл глаза. «Как хочешь», – сказал он безразлично.
Чтобы уничтожить следы нашего пребывания в хи­жине, много времени не понадобилось. Любой пастух мог оставить ложе и, хотя оно выглядело подозритель­но, я не имела желания убирать его, на случай, если Марку снова оно ночью понадобится. Просто ворошила его до тех пор, пока оно не стало таким, что нельзя сказать, что на нем недавно лежали. Затем веником из веточек я размела пыль по нашим недавним следам. Быстрый взгляд вокруг, и я взобралась обратно на выступ. Котелок свежей воды в руках, сумка и рюкзак через плечо. В них было столько сухой растопки, сколь­ко я смогла уместить.
Марк лежал там, где я его оставила, с закрытыми глазами. Я тихо внесла груз в расселину. Как я над­еялась, она вела глубоко в обрыв, и на каком-то рассто­янии от входа, под гладким выступом, похожим во всех отношениях на камин, я приготовила все для костра. Быстро и внимательно осмотрелась. Ничего, никого, никакого движения, кроме пустельги, которая охоти­лась у края ущелья. Я вернулась и зажгла спичку.
Я не очень искусна в разведении костров, но с сухими шишками и ветками вербены, которые я собрала, любой мог бы это сделать. Единственная спичка ухватила, лизнула сучья мертвой растопки яркими нитками, за­тем разгорелась великолепными лентами пламени. Вне­запная жара была великолепной, животворной и силь­ной. Котелок потрескивал, нагреваясь, опасно наклоня­ясь, когда ветки обугливались и лопались под ним, а вода шипела по краям у раскаленного металла. Я с тревогой посмотрела вверх. Дым был почти невидим – полоса пара, как бледно-серый нейлон. Он скользил вдоль склона и исчезал прежде, чем достигал верхних слоев воздуха, похожий на дрожащее испарение от жа­ры. Десять минут такого дыма не могут причинить вреда.
Котелок шипел и бурлил. Я разломала остаток шоко­лада в кружку, залила кипящей водой и помешала очищенной белой веточкой. Костер быстро затухал и мерцал красной золой. Я поставила котелок на костри­ще и вынесла Марку дымящуюся кружку. «Можешь выпить?»
Он неохотно повернул голову и открыл глаза. «Что это?» Его голос звучал неясно, и я подумала, что зря разрешила этот подъем. «Боже мой, она горячая! Как ты это сделала?»
«Я говорила. Разожгла костер». Увидела тревогу в его глазах и поняла, что он раньше был слишком истощен, чтобы воспринимать мои речи. Я быстро улыбнулась и опустилась перед ним на колени. «Не беспокойся, он потух. Выпей это, все до конца. Я приберегла горячей воды и собираюсь перевязать руку, когда ты попьешь».
Он взял кружку и стал прихлебывать обжигающую жидкость. «Что это?»
«Мой собственный рецепт. Лечебные травы, собран­ные при тусклой луне в Белых горах».
«Похоже на слабое какао. Да где ты его добыла? – Его голова резко дернулась, и даже немного какао про­лилось. – Они… Лэмбис вернулся?»
«Нет, еще нет. Это только расплавленный шоколад».
«Его оставалось не так много, я видел. А тебе доста­лось?»
«Еще нет. У нас только одна кружка. Буду пить, когда ты выпьешь все до дна. Поторопись».
Он повиновался, затем лег на спину. «Это чудесно. Уже чувствую себя лучше. Ты хороший кулинар, Николетта».
«Никола».
«Виноват».
«Даже очень. А теперь стисни зубы, герой, я собира­юсь осмотреть руку».
Я вернулась к костру, который уже превратился в белый пепел. Выпила кружку удивительно вкусной го­рячей воды. Вернулась к Марку с котелком, из которого подымался пар.
Не знаю, кто из нас проявил больше выдержки. Очень мало понимаю в ранах и их лечении, откуда бы мне знать, и у меня было твердое убеждение, что вид чего-либо окровавленного приведет меня в нервное расстрой­ство. Кроме того, я могла причинить ему сильную боль, и сама мысль об этом была невыносимой. Но это нужно было сделать. Я втянула живот, напрягла руки и с видом, который я считала успокаивающим и сочувству­ющим, принялась разбинтовывать противный перевя­зочный материал, в который вчера ночью Лэмбис забин­товал руку Марка.
«Не смотри так испуганно, – сказал больной спокой­но. – Она перестала кровоточить уже несколько часов назад».
«Испуганно? Я? Умоляю, где только Лэмбис достал это тряпье?»
«Думаю, это часть его рубашки».
«Боже мой. Да, похоже, что так. А это что такое? Напоминает листья».
«Да. Большая часть обещанных тобой лекарственных трав, собранных при тусклом свете луны. Это что-то, что нашел Лэмбис. Не помню, как он называл эти листья. Но он поклялся, что его бабушка применяла их практи­чески во всех случаях, от абортов до укуса змеи, поэто­му не думай…» Он замолчал и резко втянул воздух.
«Прости, но немного прилипло. Держись, будет боль­но».
Марк не отвечал, лежал отвернувшись, с явным инте­ресом изучая скалу над выступом. Я беспокойно посмот­рела на него, закусила губы и начала вытаскивать тряпье из раны.
В конечном счете, я все удалила.
Первый взгляд на открытую рану поразил меня нео­писуемо. Впервые в жизни я видела длинный неровный след там, где прошла пуля сквозь тело. Конечно, Марку повезло, очень и очень повезло. Не только убийца, который целился в сердце, промахнулся и ничего важ­ного не задел, но и пуля прошла четко, проделав акку­ратный проход наискосок снизу вверх сквозь мышцы верхней части руки. Для меня, на первый взгляд, рана выглядела просто ужасно. Края не сходились, и зазуб­ренный шрам выглядел неописуемо болезненным.
Я заморгала, взяла себя в руки и снова посмотрела. К моему удивлению, на этот раз я уже могла видеть рану без замирания сердца. Отложила грязные бинты, так чтобы их не было видно, и сосредоточилась.
Рана чистая. Это главное, не так ли? Засохшие пятна и корки крови придется смыть, чтобы видеть…
Приступила. Раз Марк дернулся бессознательно, и я отшатнулась, но он ничего не сказал. Казалось, его глаза следят за полетом пустельги вверх к гнезду. Я упрямо продолжала работу.
Наконец рана промыта и чиста. Ткани, окружающие ее, нормального цвета, и нигде не видно следов воспале­ния. Я нежно нажимала пальцами то тут, то там, наблюдая за лицом Марка. Никакой реакции, кроме почти яростного внимания к гнезду пустельги у нас над голо­вами. Я поколебалась, затем, туманно вспомнив приключенческий роман, который я читала, нагнулась и поню­хала рану. Она пахла кожей Марка и потом его недав­него подъема. Я выпрямилась и увидела, что он улыбается.
«Что, гангрены нет?»
«Ну, – сказала я осторожно, – продолжай надеять­ся, понадобится несколько дней, чтобы она началась… О, Марк, я не знаю ничегошеньки об этом, но честно, она кажется мне очень чистой и, полагаю, заживает».
Он повернул голову посмотреть на нее. «Да, выглядит хорошо. Сейчас дай ей подсохнуть, и сойдет».
«Хорошо? Она выглядит ужасно! Сильно болит?»
«Это вообще не тема для разговора, разве не знаешь? Ты должна жизнерадостно мне заявить: „Ну, дружище, она выглядит великолепно. Ну, а теперь встанем и выпьем все до дна“. Нет, действительно, она в самом деле выглядит прекрасно и чисто, Бог знает как. Мо­жет, травы сделали чудо. Случаются в жизни и более странные вещи. Хотя, если бы способен был тогда по­нять, что это старая рубашка Лэмбиса, которую носили по крайней мере с тех пор, как мы оставили Пирей…»
«Крутые вы типы. Это только показывает, что можно сделать, когда все оставляется Природе. Кому нужны скучные современные штучки вроде антисептиков? Ле­жи спокойно. Я собираюсь снова ее забинтовать».
«Чем? Что это?»
«Старая нижняя юбка, которую я не снимала с Афин».
«Но послушай…»
«Да лежи спокойно. Не беспокойся, я ее утром высти­рала. Она сушилась, как белый флаг, на ветке внутри расселины».
«Я не имел это в виду, не будь глупой. Боже мой, но ты не должна больше терять одежду. Отдала кофту, а теперь нижнюю юбку…»
«Не беспокойся. Больше ничего не отдам. У меня больше нет ничего лишнего. Ну, так лучше, и теперь будет сухой. Как она?»
«Великолепно. Нет, честно, очень хорошо. Больше не пульсирует, только болит, как клеймо, если я дергаюсь».
«Ну и не нужно больше двигаться. Оставайся на месте и смотри на скалу. Я собираюсь закопать эти тряпки, а затем принесу свежей воды, чтобы мы могли здесь оставаться, если придется». Когда я вернулась с водой и свежей растопкой и приготовила все для костра, было почти восемь. Я легла возле Марка и положила подбо­родок на руки. «Теперь я понаблюдаю. Ложись».
Без единого слова он повиновался, закрыв глаза с тем же видом свирепого и сосредоточенного терпения.
Я смотрела на длинные, голые отроги горы. Ничего. Восемь часов яркого, прекрасного утра.
День собирался быть долгим.

Глава 6
Push off…
Tennyson: Ulysses
И двадцати минут не прошло, как появился мужчина. Я увидела далеко внизу, на юго-восточном скло­не, движение. Естественно, моя первая мысль была, что это возвращается Лэмбис. Маленькая фигурка подходила все ближе и не слишком старалась спрятаться. Я сощурила глаза. Одет во что-то темное. Это вполне может быть корич­невыми брюками и темно-синим свитером. Но в руках только палка, и он не только идет открыто через самые голые склоны, но и не спешит. Часто отдыхает и осматри­вается, прикладывая ладонь к глазам, словно хочет за­крыть их от ослепительного блеска солнца.
Когда он остановился в четвертый раз и отдыхал несколько минут, я решила, все еще больше с любопыт­ством, чем с опасением, что это не Лэмбис. Затем, когда он поднял руку, солнце сверкнуло на чем-то, что он поднес к глазам. Бинокль. И затем, когда он двинулся дальше, другая вспышка, на этот раз на «палке» под мышкой. Ружье.
Я лежала плашмя на иголках можжевельника, кото­рые устилали выступ, и наблюдала за мужчиной, словно за гремучей змеей. После первого болезненного испуга мое сердце начало биться неровными толчками. Я глу­боко дышала, чтобы совладать с собой, и посмотрела на Марка. Он лежал неподвижно, с закрытыми глазами и все с тем же выражением изнеможения на лице. Я попыталась протянуть руку, затем отдернула. Еще будет время побеспокоить его, если убийца пойдет в нашу сторону.
А это точно убийца, никакого сомнения. Маленькая фигурка подошла ближе, мелькнуло что-то красное. Красная повязка на голове, о которой говорил Лэмбис. И очертания одежды мешковатые, как у критской. Кро­ме того, мужчина что-то терпеливо искал. Почти каж­дую минуту останавливался, чтобы тщательно осмот­реть склон в бинокль, и раз, когда отошел в сторону, чтобы пробиться сквозь молодые кипарисы, у него ружье было наготове…
Вышел из тени рощи и снова передохнул. Бинокль обращен вверх… наводится на выступ… на пастушью хижину… на тропинку, по которой вернется Лэмбис… Проследовал мимо нас, назад на запад, без остановки, и надолго остановился на густо заросших горах над рощей кипарисов. Опустил бинокль, рванул ружье и начал медленно подыматься по склону, пока не исчез за высту­пающим утесом.
Я нежно коснулась Марка. «Не спишь?»
При шепоте его глаза мгновенно открылись и выра­жение их, когда он повернул голову, показало, что он сразу понял важность осторожного движения и приглушенного голоса. «Что случилось?»
«Внизу кто-то есть, и я думаю, это ваш человек. Что-то ищет, и у него ружье».
«Он виден с выступа?»
«В данный момент нет. – Марк неуклюже повернул­ся на живот и стал осторожно вглядываться сквозь можжевельник. Я приставила губы к его уху. – Видишь внизу кипарисы? Рощу за чахлым деревом с мер­твой веткой, как олений рог? Он поднимается по склону оттуда. Отсюда не видно, но над этим местом за обрывом есть деревья и вершина узкого ущелья, как это, но меньше. Кажется, я видела там маленький водопад. Я… я говорила, он будет искать у воды».
Марк вытянул шею, чтобы рассмотреть скалу над и под нашим выступом. «Я был не в состоянии понять, когда мы поднимались. Нас действительно не видно снизу?»
«Нет, по крайней мере, никто бы не подумал, что здесь есть выступ. Все, что можно видеть в этих кустар­никах – это то, что они кажутся расселиной на поверхности скалы».
«А дорогу вверх?»
«Она спрятана среди кустов у смоковницы».
«М-м-м. Ну, придется рискнуть. Можешь заползти в ту пещеру, не обнаружив себя и не произнеся ни единого звука?»
«Я… Я так думаю».
«Тогда залезай, пока его не видно».
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35