Выхожу из этого. Завязываю, немедленно и здесь, и не притво­ряйся, что не рад, что видишь меня в последний раз, Стратос, дорогой“. Вот так он говорил, каким-то глупым голосом, я не совсем его могу описать».
«Не беспокойся. Я слышала его голос. А что сказал Стратос?»
«Он сказал: „Тебе от них какая польза, они еще горя­чие. Ты еще не можешь от них избавиться“. Тони ответил: „Знаю. Можешь довериться мне. Я буду осторожен“. И Стратос непристойно расхохотался и сказал: „Я поверю тебе так же, как я…“» Колин внезапно замолчал.
«Да?»
«Это только выражение, – сказал Колин. – Вульгар­ное выражение, я не совсем его помню. Оно значит, что он ему не поверил бы, знаешь».
«А… Ну, продолжай». Ущелье расширялось, мы взби­рались вверх. Сейчас уже мы могли идти рядом.
«Затем Стратос сказал, что Тони некуда идти. У него нет денег. Тони сказал: „Для начала, можешь дать мне немного“. Стратос ответил: „Шантаж?“ „Ну, я мог бы многое сказать, не так ли? И я ничего преступного не сделал. Существует такое понятие, как свидетель обви­нения“, – заявил Тони».
«У него есть характер, – сказала я почти восхищен­но. – Забавно заявлять такое старому Стратосу, когда за спиной двое убитых и мальчик истекает кровью на твоих руках».
Колин ухмыльнулся. «Ну, я тоже был в восторге, хотя и не такая уж это зацепка. Я думал, что Стратос заве­дется, но он, должно быть, знал, что Тони несерьезно это говорил. Он просто не ответил, а затем Тони глупо засмеялся, как он это умеет, и сказал: „Дорогой маль­чик, мы собирались как-то разойтись в разные стороны, поэтому давай выпутаемся из этой дряни и будем счи­тать это тем самым днем. Где они?“ Стратос сказал: „Когда решу, что пришло время расходиться, скажу. И не так уж ты и свят, между прочим. А как Алекс?“ Тони сказал: „Ты имеешь в виду, в другой раз? Я только помогал. Это никак со мной не связано“. А Стратос снова рассмеялся. „С тобой никогда ничего не связано. Ты бы хотел стоять поблизости, как червовая дама, с чистыми руками, да? Ну, ты их очень скоро запачка­ешь. Мы еще не похоронили два трупа. Поэтому побере­ги дыхание“. Тони только засмеялся: „Бедные мои ла­почки. Я приготовлю для вас кофе и бутерброды, когда вернетесь с кладбища“. Затем, – сказал Колин, – мы добрались до мельницы. Я только понял, что это какое-то сооружение, потому что слышал, как скрипнула дверь, и затем они понесли меня вверх по лестнице. Меня немыслимо трясло».
«Должно быть, трудно нести тело по узкой спираль­ной лестнице».
«Это ужасно для тела, – сказал весело Колин. – Они где-то достали веревку и крепко меня связали. К этому времени Тони ушел. Я слышал, как он бросил им на ходу: „Я сказал, чтобы вы на меня не рассчитывали. Я к тому не имел отношения. И также не буду иметь отношения и к этому. Если вы его тронете, то вы еще больше дураки, чем я думал!“ И ушел. После этого начался жуткий скандал. Женщина вопила, и кто-то ей заткнул рот рукой. Конечно, было темно. Они были с фонарями, но далеко сзади, так, что я их не видел. Когда София настояла на том, чтобы перевязать мне голову, она покрывало натянула так, что я видел только глаза. Вымыла мое лицо и положила что-то на рану. Кровь остановилась. Затем вынула у меня изо рта этот гнус­ный кляп, дала попить и заставила их засунуть мне кляп поменьше. Она все время плакала и старалась быть доброй. Мужчины спорили шепотом по-гречески. В кон­це Стратос обратился ко мне по-английски: „Тебя оста­вят здесь, и мы тебе не причиним вреда. Ты не можешь спастись, даже если сбросишь веревки. За дверью сле­дят, и тебя застрелят“. У меня было чувство, что это обман, но я не очень желал показывать вид, что не верю, во всяком случае, именно тогда. А позже я попробовал освободиться, но не мог. – Он помолчал. – Это все. В конце концов они ушли».
«Если бы я только знала. Я проходила мимо мельни­цы дважды, когда ты был в ней».
«Правда? Полагаю, – сказал мудро Колин, – что, если бы была только одна мельница, ты бы сразу дога­далась, но когда их несколько дюжин, все вертят крыль­ями и бросаются в глаза, на них никто и не обратит внимания. Если ты понимаешь, что я имею в виду».
«О, да. Похищенное письмо».
«Похищенное что?»
«Рассказ По. Классический пример того, как прятать что-то. Продолжай. Что случилось на следующий день?»
«София пришла очень рано и принесла еду. Ей при­шлось освободить мне руки и вынуть кляп, поэтому я расспрашивал у нее о Марке и просил отпустить меня. Конечно, она понимала, но только качала головой, пря­тала глаза в накидку и показывала на горы. Я как-то понял, что мужчины ушли в горы искать его при днев­ном свете».
«Во всяком случае, Джозеф это делал».
«Да, и обнаружил, что он исчез. Но мне нельзя было этого знать. Тем хуже. Запомни, у меня была хорошая мысль, что, как только они убедятся, что Марк мертв, мне предстоит прыжок в никуда. Но я не мог ничего выяснить у Софии, когда она снова пришла. Она совсем не разговаривала. Ее глаза только выглядели испуган­ными и пришибленными. Затем вчера утром я узнал, что они решили убить меня. Уверен, что так. Это меня убедило, что Марк мертв».
С таким же выражением он мог бы обсуждать погоду. В момент счастья и надежды страшное прошлое вывет­рилось у него из головы. Несмотря на всю крутую независимость, совсем ведь еще ребенок.
Он продолжал: «Я не продумал всего в то время, но, оглядываясь назад, вижу ясно, что случилось. Они сами страшно беспокоились, куда делся Марк. Джозеф два дня тщательно обыскивал горы и не нашел никаких следов. И, конечно, в Агиос Георгиос тоже ничего не случилось. Поэтому они посчитали, что Марк мертв. Не думаю, что Джозеф думал дважды о том, чтобы убить меня, но я ждал, что София причинит беспокойство Стратосу, и Тони будет против этого, конечно, если вспомнит. Он мог ведь закрыть глаза и предоставить им заниматься чем угодно».
«Возможно. Думаю, ты прав. Я не вижу, как они могли отпустить тебя. Фрэнсис предположила, что они убили тебя. Что случилось?»
«Вчера еду принес Джозеф, а не София. По лестнице застучали мужские ботинки, и мне удалось перевер­нуться и взглянуть сквозь щель в полу. Он был в одежде критянина с ножом за поясом, ружьем в одной руке, а едой для меня в другой. Он остановился, приставил ружье к стене и… помнишь эти квадратные коробки?»
«Да».
«Он вынул из кармана автомат и спрятал за одной из коробок».
«Автомат? Ты имеешь в виду автоматический писто­лет?»
«Да, думаю, это так называется. Во всяком случае, вот эту штуку». Он засунул руку под одежду из овечьей шкуры и достал огромный пистолет. Раскачивая его на руке, он помолчал, улыбаясь, как маленький мальчик, пойманный за запрещенной игрой с огнем.
«Колин!»
«Думаю, это пистолет Алекса. Жаль, что он первым не выстрелил. Тяжелый, правда?» Он любезно протянул его мне.
«Я бы не притронулась к нему, даже если бы ты мне заплатил. Он заряжен?»
«Нет, я вынул патроны, но они у меня. Видишь?»
«Кажется, ты знаешь, как с ним обращаться?» – сказала я, успокоившись.
«Не совсем, но в училище мы занимаемся всякой ерундой с винтовками, а об остальном можно догадать­ся. Конечно, это не винтовка, но с ним как-то чувству­ешь себя лучше, правда?»
«Ради Бога!» – я уставилась на способного ребенка с неожиданным чувством некоторого раздражения. Все спасение проходит неправильно. Теперь мне казалось, что не я спасаю Колина, а он меня конвоирует к Марку. Несомненно, Лэмбису велят немедленно проводить меня домой…
«В самом деле, – правдиво сказал Колин, – я его боюсь. – Он отложил пистолет. – Послушай, не слиш­ком ли далеко мы забрались? Здесь совсем открыто».
Мы приближались к началу ущелья. Немного дальше из нагромождения скал и деревьев под верхней грядой вытекает ручей. Я узнала старую корявую смоковницу, где Лэмбис прятал еду. «Да, здесь мы оставим укрытие. Для начала, позволь опять вылезти вперед, на случай, если поблизости есть кто-то».
«Хорошо. Но не возражаешь, если сначала мы отдох­нем, хотя бы минутку? Здесь есть подходящее место, чтобы посидеть».
Он вскарабкался немного вверх по южной части овра­га, где была плоская почва, и лег на солнце, а я села рядом. "Заканчивай свой рассказ, « – сказала я.
«Где я остановился? А, Джозеф прятал пистолет. Ну, он поднял ружье и пошел по лестнице. Я пытался есть, он сидел возле меня с ружьем на коленях и наблюдал. Отвратительно».
«Представляю».
«Я пытался припомнить греческие слова, но я их почти не знаю. – Он улыбнулся. – Ты слышала мой полный запас слов, когда разбудила».
«Ты совершил чудеса. Если бы я не знала, я бы подумала, что ты бестолковый и слегка мрачный. Где ты взял эту маскарадную одежду? София?»
«Да. Во всяком случае, в конце мне удалось придумать немного слов из классического греческого и произнести их. Я помнил слово брат – адельфос – и сказал это слово Джозефу. Видимо, это слово до сих пор не поме­няло значения. Я никогда не подумал бы, – сказал Колин чистосердечно, – что изучение Гомера и прочей ерунды когда-либо пригодится».
«Значит, сработало?»
Он сжал губы и больше не выглядел мальчиком. «Я бы сказал, сработало. Он сказал: „Некрос“, – и даже если бы мне не было ясно, что это значит, он провел рукой по горлу, вот так, словно перерезает его. Затем он заулыбался, вонючий педик. Простите».
«Что? А… Все в порядке».
«Марк всегда дает мне пинка, когда я ругаюсь».
«Марк? Почему?»
«О, ну… – Он лег на живот, заглядывая в ущелье. – Я имею в виду, конечно, ругаешься в школе, но дома, в присутствии девочек, это совсем другое».
«Если Шарлотта учится в Королевской Академии дра­матического искусства, – сказала я холодно, – можно предположить, что она догнала тебя в этой области».
Колин засмеялся. «Ну, я же говорил, он прямолиней­ный. Но хороший, старик Марк, в качестве брата. – Мальчик быстро вернулся к своему рассказу. – После этого Джозеф приказывал мне заткнуться, как только я попытался разговаривать. Только когда он ушел, я понял, что он позволил мне увидеть себя. Он сидел на видном месте, и сквозь ставни проходил дневной свет. Единственная возможная причина этому в том, что они решили убить меня. Я очень старался убежать, но толь­ко поранил запястья. Но вечером пришел не Джозеф, а София. Она пришла очень поздно, почти утром, и меня развязала. Вначале я даже не понял, что она это сдела­ла, не мог двигаться. Она потерла мне ноги, смазала маслом запястья и перебинтовала их. Затем накормила меня супом. Всю дорогу она несла его в кувшине, поэто­му он был чуть теплый, но очень вкусный. Я поел немного и все размышлял, когда начнут двигаться мои ноги и смогу ли я убежать. Затем я понял, что она знаками зовет меня за собой. Пойми, я сначала был напуган. Я думал, что наступает… ну, расплата. Но оставаться там, где я был, было бесперспективно, поэто­му я последовал за ней вниз. Она шла первой, и мне удалось незаметно из-за коробки взять пистолет. Было довольно темно, только рассветало. И только тогда я увидел, что нахожусь в мельнице. Другие мельницы стояли спокойно, как призраки. Был собачий холод. О, я забыл, она принесла овечью шкуру и посох, и могу сказать, что был им чертовски рад. Первые несколько минут я трясся, как желе. Она долго вела меня, я не понимал куда, сквозь деревья и мимо маленькой пира­миды из камней…»
«Святилище. В нем Мадонна».
«Неужели? Было очень темно, не видно. Мы долго шли, а потом стало светло. На широкой тропинке София остановилась. Она мне указала путь и сказала что-то, что я не понял. Возможно, она говорила, что это дорога к церкви, где они впервые нас обнаружили. Она, види­мо, думала, что отсюда я знаю путь. Во всяком случае, она меня толкнула на тропинку и заторопилась обратно. Вдруг взошло солнце и стало светло, а остальное ты знаешь».
«Итак, все-таки я ее упустила. Если бы я только взяла себя в руки и оставалась начеку! Ну, тогда ты решил, что безопаснее лежать в ущелье и прятаться днем?»
«Да. Я был слишком усталым и изможденным, чтобы уйти далеко, поэтому решил, что скроюсь из вида и немного отдохну. С оружием я чувствовал себя безопаснее. – Он засмеялся. – Вообще-то я и не намеревался отрубаться так! Должно быть, я проспал много часов!»
«Ты был почти мертв. А сейчас тебе лучше? Мы можем продолжить путь?»
«Конечно. Люди, поглядите на этих птичек! Что это?»
Ниже нас по неровной почве двигались тени и кружи­лись плавно широкими, легкими кругами. Я взглянула вверх. «Ой, Колин, это стервятники! Бородатые грифы! Вчера одного видела. Разве они не великолепны?» Се­годня у меня нашлось время восторгаться огромной редкой птицей так же, как пятнистой змеей. Я этих птиц и раньше видела, в Дели и вчера снова. Но никогда так близко, так низко, да еще сразу пару. Когда я подня­лась, они взлетели выше. «Это самая большая из хищных птиц „старого света“, – сказала я. – Размах крыла поч­ти десять футов. И они также довольно красивы, не такие, как другие грифы, нет отвратительной голой шеи и… Колин? Что-нибудь случилось? Тебе плохо?»
Он не сделал попытки подняться, когда я встала, и не наблюдал птиц.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35