Сильный ветер с юга обычно покрывает эту полосу водой. Маленькая лодка, окрашенная в оранжевый и синий цвета, качалась пустая на якоре недалеко от берега.
«Следующая остановка Африка» – сказал сзади меня Тони.
«Это великолепно, о, это великолепно. Я рада, что приехала прежде, чем вы соорудили новое крыло».
«Ну, я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал весело Тони. – Если вам нужен мир и покой, дорогая, у нас их полные чемоданы».
Я засмеялась. «Ну, именно за этим мы приехали. Достаточно ли уже тепло, чтобы купаться? Я спросила у Георгия, но в его организме не такой термостат, как у меня, и я не знаю, могу ли я ему верить».
«Ну, Боже, и мои слова не принимайте на веру. Я не пытался купаться и, полагаю, никогда не попробую, ибо я совсем не дитя Природы. Я бы не рекомендовал купаться у причала, там грязно, но есть много мест, где безопасно. Лучше спросить Стратоса. Он знает, есть ли тут течения, и тому подобное. Я полагаю, ваша кузина пойдет с вами?»
«О, вряд ли она будет сидеть на берегу и наблюдать… Хотя интересовала меня вовсе не безопасность. Здесь нет течений, которые могли бы иметь значение. Нет, Фрэнсис не пловчиха, она главным образом интересуется цветами. Она специалист по горным цветам, работает в большом питомнике и всегда проводит отпуск в дикости, где есть растения в естественных условиях. Ей надоели Швейцария и Тироль, поэтому, когда я сказала ей, что видела здесь прошлой весной, она сразу согласилась приехать. – Я отвернулась от окна, добавив небрежно: – Как только она увидит место, возможно, у меня не будет времени плавать. Придется бродить с ней в горах в поисках цветов».
«Цветы? – сказал Тони, словно этого иностранного слова он никогда прежде не слышал. – О да, я уверен, что вокруг много красивых цветов. Ну, а сейчас мне надо заняться кухней. Комната вашей кузины рядом. В этом краю дома только две комнаты, поэтому вам будет приятно и уединенно. Вон там не что иное, как ванная комната, а та дверь ведет на другой конец дома. Теперь, если что будет нужно, сейчас же просите. Мы еще не дошли до звонков, но нет надобности спускаться, только высуньтесь из двери и покричите. Я никогда далеко не отлучаюсь и слышу все, что происходит».
«Спасибо», – сказала я немного глухо.
«Пока всего хорошего», – ответил дружелюбно Тони.
Я закрыла дверь и села на кровать. Тени на стенах двигались и кланялись, словно мои спутанные и медленно плывущие мысли. Я прижала руки к глазам, чтобы отключиться от внешнего мира.
Уже из фрагментов, которые я собрала по мелочам, одно вырисовывалось полностью и ясно. Если убийство, свидетелем которому был Марк, имеет какую-то связь с деревней, и если его впечатление о том, что четвертый человек англичанин, правильное, тогда там присутствовал либо Тони, либо загадочный «англичанин» с моря, существование которого Тони отрицает. Других кандидатов нет. И, в любом случае, Тони замешан. Фактически, все должно сходиться на этом отеле.
Немного смешно было воображать, что сказал бы Марк, если бы знал, что выпроваживает меня с такой бережливой поспешностью с окраины событий в самый их центр. Он хотел, чтобы я безопасно вышла из всего, показал это чрезвычайно ясно, даже почти грубо. И я, которая уже давно сама за себя отвечала, с горечью негодовала по поводу того, что меня отвергли из соображений сексуального превосходства. Если бы я была мужчиной, поступил ли бы Марк так же? Думаю, нет.
Но, по крайней мере, эмоции теперь не мешали мне ясно мыслить. Сейчас, когда я тихо сидела и смотрела на все со стороны, я смогла оценить его точку зрения. Он хотел, чтобы я была в безопасности и не путалась у него в ногах. Ну, довольно справедливо. За последние несколько минут я поняла (даже с риском считать его способным на сексуальное превосходство), что я очень пылко хотела и того и другого сама.
Я отняла руки от глаз, и снова сразу появились тени, теперь прекрасные и неподвижные.
Да, это возможно. Очень даже можно поступить, как хочет Марк. Уйти, забыть, притвориться, что этого никогда не случалось. Ясно, что никакое подозрение не могло возникнуть в отношении меня. Я прибыла так, как меня ждали, успешно вычеркнув из жизни опасные двадцать четыре часа. Все, что я должна сделать – это забыть информацию, с которой столкнулась, не задавать больше вопросов и… как он там сказал? «Займитесь вашим отпуском, который прервал Лэмбис».
А как насчет Колина Лэнгли, которому пятнадцать лет?
Я закусила губу и защелкнула крышку чемодана.
Глава 8
She shall guess,and ask in vain…
Thomas Lovell Beddoes:
Song of the Stygian Naiades
В ванной женщина заканчивала уборку. Когда я появилась с полотенцем, переброшенным через руку, она с нервной поспешностью начала собирать свои принадлежности. «Все в порядке, – сказала я. – Я не тороплюсь. Могу подождать, пока вы закончите».
Но она уже упрямо выпрямилась. Она оказалась не старой, как я вначале заключила по ее движениям. Среднего роста, немного ниже меня. Никакой мощи, очень худа, плоское и угловатое тело под грубой и скрывающей формы очень бедной и, как обычно, черной крестьянской одеждой. Лицо по замыслу природы должно бы быть круглым и полным, но все состоит из выступов и углов. Височные кости выступают над глубокими глазницами, острые скулы и квадратная челюсть. Платье подобрано над бедрами, сзади выглядывает черная нижняя юбка. Серебряное украшение, похожее на греческий крест. На голове что-то черное, переходящее на шею и плечи. Под этим покрытием густые волосы, но несколько выбившихся прядей седые. Руки квадратные и, должно быть, сильнее, чем можно подумать. На вид просто кости, связанные вместе сухожилиями и толстыми голубыми венами.
«Вы говорите на греческом?» – голос ее оказался мягким, высоким, красивым и все еще юным. И глаза великолепные, с прямыми черными ресницами, толстыми, как солома. Веки красные, словно она недавно плакала, но темные глаза прямо горели радостным интересом, который проявляет каждый грек к незнакомцу. «Вы английская дама?»
«Одна из них. Кузина прибудет позже. Это милое место, кириа».
Она улыбнулась. Такие тонкие губы, словно их и вовсе нет, но улыбка не противная. Неопределенная, выражает вечное и болезненное терпение, граничащее с глупостью. «Здесь у нас маленькая и бедная деревушка. Но брат говорит, что вы это знаете, и много людей сюда приедет для того, чтобы обрести покой».
«Ваш… брат?»
«Он хозяин. – Она сказала это с гордостью. – Стратос Алексиакис мой брат. Много лет жил в Англии, в Лондоне, но в прошлом году в ноябре приехал домой и купил отель».
«Да, я слышала об этом от Тони. Отель действительно очень красивый, надеюсь, ваш брат преуспевает». Я старалась скрыть удивление. Итак, это София. На вид самая бедная крестьянка в бедной стране, хотя, может, просто для грубой работы надела самую старую одежду. И если она питается тем, что готовит Тони, пока это не дало ей ничего хорошего. «Вы живете в отеле?»
«О нет, у меня есть дом, немного вниз по дороге на другой стороне улицы. Первый».
«Рядом со смоковницей? Я видела его. И печь на улице. – Я улыбнулась. – Ваш сад такой красивый. Должно быть, вы очень им гордитесь. Ваш муж рыбак, не так ли?»
«Нет. Он… у нас небольшой участок земли вверх по реке. Мы выращиваем виноград, лимоны и помидоры. Это трудная работа».
Я вспомнила домик, безупречно чистый, с роскошными цветами в саду. Я подумала о полах в отеле, которые она моет щеткой, о полях, которые, несомненно, возделывает. Не удивительно, что она двигается, словно у нее болит все тело. «У вас много детей?»
Казалось, ее лицо закрылось. «Нет. Аллах, нет. Бог не удостоил меня». Она подняла руку к груди, где на цепочке висело маленькое серебряное украшение, натолкнулась на него и быстро закрыла. Странное испуганное движение. Торопливо забросила крест в вырез платья и начала собирать вещи. «Я должна идти. Скоро придет муж, и нужно раздобыть еду».
Меня покормили вполне удовлетворительно: баранина, фасоль и картошка. «На оливковом масле, – сказал Тони, который прислуживал мне. – Сливочное здесь встречается очень редко, но клятвенно заверяю, что все прожарилось и на этом. Нравится?»
«Очень вкусно. И я люблю оливковое масло. И здесь, когда оно, так сказать, „только что из-под коровы“, оно великолепно. Вы правы насчет вина. „Король Миноса“, сухое. Запомню. Для греческого оно суховато, да? И название великолепно критское».
«Разлито в Афинах, дорогая, видите?»
«И вовсе не следовало показывать мне это! – Я посмотрела на него. – Наверху я встретила сестру мистера Алексиакиса».
«Софию? Да. Она помогает здесь, – сказал он рассеянно. – Ну, а на десерт будете фрукты или fromage, как мой дорогой друг Стратос называет это блюдо, „компост“?»
«Это зависит от того, что это такое».
«Между нами, это консервированный фруктовый салат, дорогая. Но не беспокойтесь, мы дадим себе волю за обедом. Каяк сегодня прибывает… о, конечно, вы все об этом знаете».
«Я не беспокоюсь, с какой стати? Все прекрасно. Нет, только не апельсин, спасибо. Можно сыра?»
«Конечно. Вот. Белый козий, а желтый, с дырками – овечий, берите какой угодно… Извините, я на минуточку. Легка на помине».
Он снял кофейник с огня и вышел из столовой через террасу на освещенную солнцем улицу. Там ждала женщина, не обращалась к нему, не подавала знаков, только ждала с терпением бедного человека. Я узнала ее. Сестра Стратоса, София.
Если бы только перестать складывать в голове одно с другим… Если бы удалось выключить этот механизм… Но компьютер работал, нежеланный, подытоживая все, крупицу за крупицей. Тони и «англичанин». А теперь Тони и София. Там была женщина, сказал Марк. София и ее брат… Я упрямо ела сыр, стараясь игнорировать нежеланные ответы. Намного лучше сконцентрироваться на сыре, и еще остались вино и кофе, которое должно последовать за сыром, с восхитительным запахом. Тони несомненно назовет это cafe francais… Вот компьютер выдал мимолетное воспоминание о Марке, грязном, небритом, мучимом кошмарами, глотающем равнодушно и с трудом кофе из термоса и сухое печенье. Я яростно нажала на кнопку, стерла память и вернула свое внимание к Тони, изящному и безукоризненному. Он стоял непринужденно на солнце и слушал Софию.
Она положила плоскую ручищу на его плечо, словно просила о чем-то. Покрывало сползло и бросило тень на половину лица, к тому же на этом расстоянии я не видела его выражения, но поза говорила о настойчивости и страдании. Казалось, Тони успокаивает ее и погладил руку на своем плече, прежде чем отстраниться. Затем он сказал что-то бодрое на прощание и ушел. Когда он повернулся, я бросила взгляд на стол и отодвинула тарелку с сыром. Лицо Софии, когда Тони оставил ее, выражало горе, и она плакала, но на нем также несомненно был и страх.
«Cafe francais, дорогая?» – предложил Тони.
Даже компьютер с помощью двух чашек кофе не помешал мне уснуть после ланча. Я вынесла вторую чашку в сад, и там под сонное жужжание пчел и спокойный плеск моря заснула на полчаса или около того. Проснувшись, я обнаружила, что у меня нет состояния, похожего на похмелье, которое иногда остается от дневного сна. Свежесть, бодрость и масса приятных предчувствий в связи с тем, что скоро здесь будет Фрэнсис, которая всегда знает, что делать…
Я не концентрировалась на этой мысли, даже не признавала, что она у меня есть. Села, выпила стакан воды, теперь тепловатой, которую подали к кофе, и, исполненная сознания долга, принялась писать открытку Джейн, своей подружке по комнате в Афинах. Джейн очень удивится, когда получит ее… Этого я тоже не признавала, просто заявила себе, что хочу прогуляться, а открытка – уважительная причина для спокойной прогулки аж до почты. Я ни на секунду не задумалась, зачем мне причины или почему, в самом деле, мне понадобились прогулки после всех физических нагрузок этого дня. Я убеждала себя, что Джейн только и мечтает получить от меня известие.
Послание, которое должно было вызвать удивительный восторг, гласило: «Прибыла сюда сегодня. Красиво и спокойно. Фрэнсис ожидается днем. Она испытает трепет, когда увидит цветы и истратит фунты стерлингов на пленку. Отель кажется хорошим. Надеюсь, будет достаточно тепло, чтобы плавать. С любовью – Никола». Я написала это очень четким почерком и отнесла в фойе. Тони сидел за столом, задрав ноги, и читал книгу «Любовник леди Четтерлей».
«Не вставайте, – сказала я поспешно. – Я только хотела узнать, есть ли у вас марки. Только одна для местной открытки. За драхму».
Он спустил ноги, пощупал под столом и выдвинул ящик, в котором был беспорядок. «Конечно. Одну марку за драхму, так вы сказали? – Длинные пальцы перелистали три или четыре неприглядных листа почтовых марок. – Вот. Осталось только две, вам повезло».
«Спасибо. А есть марки за пять драхм? Возможно, я бы купила их сейчас для писем в Англию авиапочтой».
«Посмотрю. Пять… Как приятно, что самый первый турист хорошо ориентируется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35
«Следующая остановка Африка» – сказал сзади меня Тони.
«Это великолепно, о, это великолепно. Я рада, что приехала прежде, чем вы соорудили новое крыло».
«Ну, я понимаю, что вы имеете в виду, – сказал весело Тони. – Если вам нужен мир и покой, дорогая, у нас их полные чемоданы».
Я засмеялась. «Ну, именно за этим мы приехали. Достаточно ли уже тепло, чтобы купаться? Я спросила у Георгия, но в его организме не такой термостат, как у меня, и я не знаю, могу ли я ему верить».
«Ну, Боже, и мои слова не принимайте на веру. Я не пытался купаться и, полагаю, никогда не попробую, ибо я совсем не дитя Природы. Я бы не рекомендовал купаться у причала, там грязно, но есть много мест, где безопасно. Лучше спросить Стратоса. Он знает, есть ли тут течения, и тому подобное. Я полагаю, ваша кузина пойдет с вами?»
«О, вряд ли она будет сидеть на берегу и наблюдать… Хотя интересовала меня вовсе не безопасность. Здесь нет течений, которые могли бы иметь значение. Нет, Фрэнсис не пловчиха, она главным образом интересуется цветами. Она специалист по горным цветам, работает в большом питомнике и всегда проводит отпуск в дикости, где есть растения в естественных условиях. Ей надоели Швейцария и Тироль, поэтому, когда я сказала ей, что видела здесь прошлой весной, она сразу согласилась приехать. – Я отвернулась от окна, добавив небрежно: – Как только она увидит место, возможно, у меня не будет времени плавать. Придется бродить с ней в горах в поисках цветов».
«Цветы? – сказал Тони, словно этого иностранного слова он никогда прежде не слышал. – О да, я уверен, что вокруг много красивых цветов. Ну, а сейчас мне надо заняться кухней. Комната вашей кузины рядом. В этом краю дома только две комнаты, поэтому вам будет приятно и уединенно. Вон там не что иное, как ванная комната, а та дверь ведет на другой конец дома. Теперь, если что будет нужно, сейчас же просите. Мы еще не дошли до звонков, но нет надобности спускаться, только высуньтесь из двери и покричите. Я никогда далеко не отлучаюсь и слышу все, что происходит».
«Спасибо», – сказала я немного глухо.
«Пока всего хорошего», – ответил дружелюбно Тони.
Я закрыла дверь и села на кровать. Тени на стенах двигались и кланялись, словно мои спутанные и медленно плывущие мысли. Я прижала руки к глазам, чтобы отключиться от внешнего мира.
Уже из фрагментов, которые я собрала по мелочам, одно вырисовывалось полностью и ясно. Если убийство, свидетелем которому был Марк, имеет какую-то связь с деревней, и если его впечатление о том, что четвертый человек англичанин, правильное, тогда там присутствовал либо Тони, либо загадочный «англичанин» с моря, существование которого Тони отрицает. Других кандидатов нет. И, в любом случае, Тони замешан. Фактически, все должно сходиться на этом отеле.
Немного смешно было воображать, что сказал бы Марк, если бы знал, что выпроваживает меня с такой бережливой поспешностью с окраины событий в самый их центр. Он хотел, чтобы я безопасно вышла из всего, показал это чрезвычайно ясно, даже почти грубо. И я, которая уже давно сама за себя отвечала, с горечью негодовала по поводу того, что меня отвергли из соображений сексуального превосходства. Если бы я была мужчиной, поступил ли бы Марк так же? Думаю, нет.
Но, по крайней мере, эмоции теперь не мешали мне ясно мыслить. Сейчас, когда я тихо сидела и смотрела на все со стороны, я смогла оценить его точку зрения. Он хотел, чтобы я была в безопасности и не путалась у него в ногах. Ну, довольно справедливо. За последние несколько минут я поняла (даже с риском считать его способным на сексуальное превосходство), что я очень пылко хотела и того и другого сама.
Я отняла руки от глаз, и снова сразу появились тени, теперь прекрасные и неподвижные.
Да, это возможно. Очень даже можно поступить, как хочет Марк. Уйти, забыть, притвориться, что этого никогда не случалось. Ясно, что никакое подозрение не могло возникнуть в отношении меня. Я прибыла так, как меня ждали, успешно вычеркнув из жизни опасные двадцать четыре часа. Все, что я должна сделать – это забыть информацию, с которой столкнулась, не задавать больше вопросов и… как он там сказал? «Займитесь вашим отпуском, который прервал Лэмбис».
А как насчет Колина Лэнгли, которому пятнадцать лет?
Я закусила губу и защелкнула крышку чемодана.
Глава 8
She shall guess,and ask in vain…
Thomas Lovell Beddoes:
Song of the Stygian Naiades
В ванной женщина заканчивала уборку. Когда я появилась с полотенцем, переброшенным через руку, она с нервной поспешностью начала собирать свои принадлежности. «Все в порядке, – сказала я. – Я не тороплюсь. Могу подождать, пока вы закончите».
Но она уже упрямо выпрямилась. Она оказалась не старой, как я вначале заключила по ее движениям. Среднего роста, немного ниже меня. Никакой мощи, очень худа, плоское и угловатое тело под грубой и скрывающей формы очень бедной и, как обычно, черной крестьянской одеждой. Лицо по замыслу природы должно бы быть круглым и полным, но все состоит из выступов и углов. Височные кости выступают над глубокими глазницами, острые скулы и квадратная челюсть. Платье подобрано над бедрами, сзади выглядывает черная нижняя юбка. Серебряное украшение, похожее на греческий крест. На голове что-то черное, переходящее на шею и плечи. Под этим покрытием густые волосы, но несколько выбившихся прядей седые. Руки квадратные и, должно быть, сильнее, чем можно подумать. На вид просто кости, связанные вместе сухожилиями и толстыми голубыми венами.
«Вы говорите на греческом?» – голос ее оказался мягким, высоким, красивым и все еще юным. И глаза великолепные, с прямыми черными ресницами, толстыми, как солома. Веки красные, словно она недавно плакала, но темные глаза прямо горели радостным интересом, который проявляет каждый грек к незнакомцу. «Вы английская дама?»
«Одна из них. Кузина прибудет позже. Это милое место, кириа».
Она улыбнулась. Такие тонкие губы, словно их и вовсе нет, но улыбка не противная. Неопределенная, выражает вечное и болезненное терпение, граничащее с глупостью. «Здесь у нас маленькая и бедная деревушка. Но брат говорит, что вы это знаете, и много людей сюда приедет для того, чтобы обрести покой».
«Ваш… брат?»
«Он хозяин. – Она сказала это с гордостью. – Стратос Алексиакис мой брат. Много лет жил в Англии, в Лондоне, но в прошлом году в ноябре приехал домой и купил отель».
«Да, я слышала об этом от Тони. Отель действительно очень красивый, надеюсь, ваш брат преуспевает». Я старалась скрыть удивление. Итак, это София. На вид самая бедная крестьянка в бедной стране, хотя, может, просто для грубой работы надела самую старую одежду. И если она питается тем, что готовит Тони, пока это не дало ей ничего хорошего. «Вы живете в отеле?»
«О нет, у меня есть дом, немного вниз по дороге на другой стороне улицы. Первый».
«Рядом со смоковницей? Я видела его. И печь на улице. – Я улыбнулась. – Ваш сад такой красивый. Должно быть, вы очень им гордитесь. Ваш муж рыбак, не так ли?»
«Нет. Он… у нас небольшой участок земли вверх по реке. Мы выращиваем виноград, лимоны и помидоры. Это трудная работа».
Я вспомнила домик, безупречно чистый, с роскошными цветами в саду. Я подумала о полах в отеле, которые она моет щеткой, о полях, которые, несомненно, возделывает. Не удивительно, что она двигается, словно у нее болит все тело. «У вас много детей?»
Казалось, ее лицо закрылось. «Нет. Аллах, нет. Бог не удостоил меня». Она подняла руку к груди, где на цепочке висело маленькое серебряное украшение, натолкнулась на него и быстро закрыла. Странное испуганное движение. Торопливо забросила крест в вырез платья и начала собирать вещи. «Я должна идти. Скоро придет муж, и нужно раздобыть еду».
Меня покормили вполне удовлетворительно: баранина, фасоль и картошка. «На оливковом масле, – сказал Тони, который прислуживал мне. – Сливочное здесь встречается очень редко, но клятвенно заверяю, что все прожарилось и на этом. Нравится?»
«Очень вкусно. И я люблю оливковое масло. И здесь, когда оно, так сказать, „только что из-под коровы“, оно великолепно. Вы правы насчет вина. „Король Миноса“, сухое. Запомню. Для греческого оно суховато, да? И название великолепно критское».
«Разлито в Афинах, дорогая, видите?»
«И вовсе не следовало показывать мне это! – Я посмотрела на него. – Наверху я встретила сестру мистера Алексиакиса».
«Софию? Да. Она помогает здесь, – сказал он рассеянно. – Ну, а на десерт будете фрукты или fromage, как мой дорогой друг Стратос называет это блюдо, „компост“?»
«Это зависит от того, что это такое».
«Между нами, это консервированный фруктовый салат, дорогая. Но не беспокойтесь, мы дадим себе волю за обедом. Каяк сегодня прибывает… о, конечно, вы все об этом знаете».
«Я не беспокоюсь, с какой стати? Все прекрасно. Нет, только не апельсин, спасибо. Можно сыра?»
«Конечно. Вот. Белый козий, а желтый, с дырками – овечий, берите какой угодно… Извините, я на минуточку. Легка на помине».
Он снял кофейник с огня и вышел из столовой через террасу на освещенную солнцем улицу. Там ждала женщина, не обращалась к нему, не подавала знаков, только ждала с терпением бедного человека. Я узнала ее. Сестра Стратоса, София.
Если бы только перестать складывать в голове одно с другим… Если бы удалось выключить этот механизм… Но компьютер работал, нежеланный, подытоживая все, крупицу за крупицей. Тони и «англичанин». А теперь Тони и София. Там была женщина, сказал Марк. София и ее брат… Я упрямо ела сыр, стараясь игнорировать нежеланные ответы. Намного лучше сконцентрироваться на сыре, и еще остались вино и кофе, которое должно последовать за сыром, с восхитительным запахом. Тони несомненно назовет это cafe francais… Вот компьютер выдал мимолетное воспоминание о Марке, грязном, небритом, мучимом кошмарами, глотающем равнодушно и с трудом кофе из термоса и сухое печенье. Я яростно нажала на кнопку, стерла память и вернула свое внимание к Тони, изящному и безукоризненному. Он стоял непринужденно на солнце и слушал Софию.
Она положила плоскую ручищу на его плечо, словно просила о чем-то. Покрывало сползло и бросило тень на половину лица, к тому же на этом расстоянии я не видела его выражения, но поза говорила о настойчивости и страдании. Казалось, Тони успокаивает ее и погладил руку на своем плече, прежде чем отстраниться. Затем он сказал что-то бодрое на прощание и ушел. Когда он повернулся, я бросила взгляд на стол и отодвинула тарелку с сыром. Лицо Софии, когда Тони оставил ее, выражало горе, и она плакала, но на нем также несомненно был и страх.
«Cafe francais, дорогая?» – предложил Тони.
Даже компьютер с помощью двух чашек кофе не помешал мне уснуть после ланча. Я вынесла вторую чашку в сад, и там под сонное жужжание пчел и спокойный плеск моря заснула на полчаса или около того. Проснувшись, я обнаружила, что у меня нет состояния, похожего на похмелье, которое иногда остается от дневного сна. Свежесть, бодрость и масса приятных предчувствий в связи с тем, что скоро здесь будет Фрэнсис, которая всегда знает, что делать…
Я не концентрировалась на этой мысли, даже не признавала, что она у меня есть. Села, выпила стакан воды, теперь тепловатой, которую подали к кофе, и, исполненная сознания долга, принялась писать открытку Джейн, своей подружке по комнате в Афинах. Джейн очень удивится, когда получит ее… Этого я тоже не признавала, просто заявила себе, что хочу прогуляться, а открытка – уважительная причина для спокойной прогулки аж до почты. Я ни на секунду не задумалась, зачем мне причины или почему, в самом деле, мне понадобились прогулки после всех физических нагрузок этого дня. Я убеждала себя, что Джейн только и мечтает получить от меня известие.
Послание, которое должно было вызвать удивительный восторг, гласило: «Прибыла сюда сегодня. Красиво и спокойно. Фрэнсис ожидается днем. Она испытает трепет, когда увидит цветы и истратит фунты стерлингов на пленку. Отель кажется хорошим. Надеюсь, будет достаточно тепло, чтобы плавать. С любовью – Никола». Я написала это очень четким почерком и отнесла в фойе. Тони сидел за столом, задрав ноги, и читал книгу «Любовник леди Четтерлей».
«Не вставайте, – сказала я поспешно. – Я только хотела узнать, есть ли у вас марки. Только одна для местной открытки. За драхму».
Он спустил ноги, пощупал под столом и выдвинул ящик, в котором был беспорядок. «Конечно. Одну марку за драхму, так вы сказали? – Длинные пальцы перелистали три или четыре неприглядных листа почтовых марок. – Вот. Осталось только две, вам повезло».
«Спасибо. А есть марки за пять драхм? Возможно, я бы купила их сейчас для писем в Англию авиапочтой».
«Посмотрю. Пять… Как приятно, что самый первый турист хорошо ориентируется.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35