Везде».
Я повернулась и растерянно увидела, что темнота ожила. Затем я поняла, что это. «Это рыбная ловля на свет, – сказала я Фрэнсис. – Лодки далеко в море. Я видела, как они выходили. Думаю, что в заливе мы находились слишком низко и не видели их. Справишь­ся? Рано еще зажигать фонарь».
«Теряю сознание, но держусь, – сказала Фрэнсис жизнерадостно. – Вообще-то я хорошо вижу. У меня сейчас ночное зрение».
Второй залив оказался маленьким, только небольшая бухточка, устланная великолепным твердым бледным песком, который хорошо виден в темноте. Приятно идти. Мы хорошо провели время и через десять минут достигли второго мыса, где продвигаться было тоже сравнительно легко. Довольно отчетливая тропа протоп­тана вдоль линии прибоя, похожей на полосу пены за движущимся кораблем. Я пошла осторожно вокруг ска­лы, затем вниз на твердый песок залива Дельфинов. Фрэнсис все еще стояла на тропинке, как неясная дви­жущаяся тень, и осторожно нащупывала дорогу вниз ко мне. «Все в порядке?»
«Да. – Она тяжело дышала. – Это тот залив?»
«Да. Нам нужно на скалу в том конце, придется идти над обрывом. Сейчас, слава Богу, можно зажечь фонарь. Вот… – Я вложила фонарь в ее ладонь. – Лучше пусть он будет у тебя. Дай чемодан».
«Нет. Я могу запросто…»
«Не глупи, это недалеко, а у меня чемодан очень легкий. Ходить здесь сложно… кажется, здесь есть всякие ямы… поэтому иди вперед и освещай путь. Можешь повесить через плечо мою сумку. Вот. Я за тобой».
Неохотно она отдала чемодан и взяла сумку и фонарь. Луч света казался очень ярким после невыносимой темноты. Он показывал песок и скалы настолько рель­ефно, что чувство расстояния и пропорции почти исчез­ло. По крайней мере, у меня было такое ощущение и, полагаю, то же самое случилось с Фрэнсис. Она сделала только три или четыре шага, вдруг со страшным криком боли наклонилась и упала на песок, словно в нее выстре­лили. Темнота опустилась, как покрывало, когда фонарь выпал у нее из руки и погас от удара по ближайшей скале со зловещим звоном стекла. Я бросила чемоданы и уже была возле нее. «Фрэнсис! Что это? Что случи­лось?»
На мою нервную систему свалилось столько за по­следние три дня… Секунду я честно думала, что она умерла. Но она была вполне жива, да к тому же руга­лась. «Это моя проклятая лодыжка. Ты когда-нибудь знала такую дуру, да к тому же у меня был фонарь. Эта проклятая штука разбита?»
«Боюсь, что да. Но твоя нога…»
«О, это все та же лодыжка. Все в порядке, не беспо­койся. Она только вывихнута. Обычная вещь. Если я минутку посижу и как следует поругаюсь, это пройдет. Проклятие, и я промокла! Ты права насчет ям. Песок провалился в дыру или еще куда-то. Я не видела. А теперь, если фонарь разбит… – Она озиралась, ошеломленная. – Ники, фонарь!»
«Да, знаю. Ничем нельзя помочь. Во всяком случае, он… он наверняка придет близко, чтобы поискать нас, и мы сможем окликнуть его».
«Если увидим».
«Мы услышим, правда?»
«Моя дорогая девочка, он не будет пользоваться мото­ром, правда?»
«Не знаю. Возможно, и будет. Есть другие лодки в море на рыбалке, этого звука никто не заметит. Все будет хорошо, Фрэнсис, не беспокойся».
«Ничего не остается делать, – сказала она мрачно. – Потому что наши корабли сожжены. Почему-то я не представляю, что мы отправимся в поход обратно по этой дороге, не сейчас».
«Если случится самое худшее, – сказала я с притвор­ным весельем, – поплетусь обратно с чемоданами, рас­пакую их, затем скажу, что мы ходили купаться в полночь, и не будут ли они так любезны выйти и подо­брать тебя».
«Да, – сказала Фрэнсис, – и они прибегут изо всей силы и налетят на Марка и компанию».
«Тогда все кончится для Марка. Ему бы это понрави­лось».
«Возможно. Ну, так мне и надо, что я тебя не воспи­тала лучше. Если бы я научила тебя не лезть в чужие дела…»
«И переходить на другую сторону улицы?»
«Ну да, именно так. Если мы хотим быть необщи­тельными и уезжаем в покинутые Богом уголки земли, чтобы избежать собратьев туристов, полагаю, мы долж­ны брать то, что приходит. Ты не могла ничего больше сделать, даже для такого комического эпизода. Нельзя прикоснуться к убийству и не быть в ужасе. По-моему, мы не сможем выбраться. Пусть будет проклята эта лодыжка. Нет, не беспокойся, она начинает остывать. Который час?»
«Почти половина второго. У тебя есть спички?»
«Нет, но есть зажигалка. Возможно, она сойдет. Я очень сожалею о фонаре».
«Ты ничего не могла сделать».
«А теперь дай руку и помоги подняться, а?»
«Вот. Сможешь? Молодец. Послушай, а что, если я оставлю чемоданы здесь и проведу тебя вдоль пирса, насколько смогу? Затем вернусь за ними… или вообще оставим их здесь, пока не увидим, что появился Марк. Правда, ты сможешь так?»
«Да. Не беспокойся обо мне. Посмотри, это фонарь?»
Слабое отражение звезды на металле показывало, где он лежит. Нетерпеливо я подняла его и включила. Бесполезно. Когда я осторожно его потрясла, послыша­лось тарахтение разбитого стекла.
«Капут?» – спросила Фрэнсис.
«Совсем капут. Неважно. Удача не могла сопровож­дать нас всю дорогу и все время. И тем не менее, поспе­шим».
Это была тихая, ужасная прогулка. После короткой иллюминации и падения, наши шаги окончательно по­теряли уверенность. Фрэнсис благородно прихрамыва­ла, а я старалась показать, что не спешу, совершенно уверена и спокойна. Но ночь дышала в спину, и я мысленно беспощадно критиковала себя за то, что вооб­ще устроила этот ночной аттракцион. Глупо поддавать­ся панике. Возможно, они даже и не видели нож Джо­зефа. Возможно, он был все время у меня в кармане. Возможно, попытка Стратоса заманить меня в море диктовалась только желанием доставить удовольствие, и никогда и не было никакой опасности, кроме как в моем воображении. Совсем не нужно было втягивать Фрэнсис в этот опасный переход, в эту нелепую школь­ную выходку, которая, возможно, даже и не сработает. Если бы я думала головой и подождала до завтра… Завтра мы могли бы вызвать по телефону машину и затем пойти к ней, при солнце, по открытой дороге. Но мы в темноте и обязаны продолжать путь.
Через полчаса я дотащила Фрэнсис до края скалы. Шаркая ногами, с моей помощью, полукарабкаясь, она продви­галась вдоль нее, прежде чем нашла место, где сесть, в нескольких футах от обрыва. Она глубоко с облегчением вздохнула и согнулась, словно для того, чтобы помасса­жировать лодыжку. «Ты была изумительна, – сказала я ей. – Теперь дашь зажигалку?»
Она поискала в кармане и дала ее мне. Я прошла немного вперед вдоль края скалы. Вершина заострилась в крутой хребет, затем круто спустилась к глубокой воде. Впереди показались клыки скалы, отмечающие разрушенную гряду, которая выходила прямо из моря. Основание клыков очерчивала призрачная пена, ветер свежел. Я нашла ровное место, чтобы можно было сто­ять, приготовила зажигалку и повернулась к морю.
Они должны очень хорошо увидеть пламя. Я вспом­нила, что слышала, как во время войны в кромешной тьме летчики на значительной высоте могли увидеть спичку, от которой внизу прикуривали. Если я даже не смогу подать световой сигнал, о котором мы договори­лись, то наверняка свет, любой свет от этого залива в это время, привлечет внимание Марка… А если он близко, тихий оклик сделает остальное. Я прикрыла зажигалку рукой и чиркнула. Чиркнула снова. И снова. Когда мой большой палец стал мокрым от усилий, я позволила себе понять, что случилось. Вспомнила всплеск, когда Фрэн­сис упала, и то, как она выжимала подол пальто. Зажи­галка была в кармане. Фитиль намок. У нас совсем нет света. Я стояла и кусала губы, стараясь думать. Смотре­ла и вслушивалась в темноту.
Ночь наполняли звуки. Море шептало и шумело, как большая раковина, приставленная к уху, а темный воз­дух вокруг меня жил своим шумом. Теперь было больше звезд, и я подумала, что даже смогу увидеть, если какое-либо судно будет двигаться по направлению к берегу. Огромное море выглядело почти светлым в сравнении с густой чернотой скал. Затем я услышала. Или подумала, что услышала. Плеск воды о корпус. Скрип металла где-то на борту.
Глупо, но я встала на цыпочки и наклонилась вперед. Затем, недалеко от берега, справа, проплыл огонь, на­правляясь на восток. Маленькая лодка без мотора дви­галась медленно и странно по черному вакууму. Ее свет танцевал на воде. Одна из рыбацких, близко к берегу. И это все. Я подумала, что даже вижу фигуру, которая вырисовывается на фоне света и наклоняется у весел. По крайней мере, подумала я, вероятно, он не опознал каяк Лэмбиса, который тут же в море, но без огней. Но поскольку лодка с огнями была так близко, я не риск­нула звать Марка громко. Я вернулась к Фрэнсис и рассказала ей.
«Тогда нам придется вернуться?»
«Не знаю. Он тоже увидит лодку с огнями. Возможно, он подумает, что мы побоялись сигналить из-за этой лодки. Он… возможно, стоит в заливе только для того, чтобы посмотреть. – Я остановилась, страдая от нере­шительности. – Я… я не знаю, как мы можем вернуть­ся теперь, Фрэнсис. Возможно, они обнаружили… что тот мужчина…»
«Смотри! – резко сказала она. – Там!»
На какой-то миг я подумала, что она просто показы­вает на рыбацкую лодку, которая, следуя своим тихим курсом через вход в залив, скоро скроется из вида за западным мысом. Затем я увидела другую лодку, кото­рая глубже сидела в воде. Корпус, молчаливый и тихий, показавшийся сразу, когда за ним проплыла освещен­ная лодка. Лодка без огней, в дрейфе, немного в стороне от рукавов залива. «Вот! – У меня застрял ком в гор­ле. – Это он. Не заходит в залив. Делает то, что мы договорились делать. Ждет. Вот, рыбацкая лодка скры­лась из вида. Марк будет ждать, чтобы мы ему сейчас посигналили, если мы здесь… И мы не можем больше ждать, не войдет ли он в залив… Уже десять минут третьего. А ты не можешь зажечь?»
«Боюсь, что нет. – Она усиленно возилась с зажигал­кой. – Совсем намокла. Боюсь, что бесполезно… Что ты делаешь, Никола?»
Я бросила пальто возле нее на скалу, а за ним туфли. «Собираюсь к нему».
«Дорогая девочка! Ты не должна этого делать! Послу­шай, разве мы не можем рискнуть и закричать? Он услышит нас, правда?»
«И любой услышит на расстоянии многих миль. Крик разносится далеко по воде. Нет. Во всяком случае, у нас и времени нет кричать, через двадцать минут он уплы­вет. Не тревожься обо мне, он сейчас в пределах досяга­емости, а вода в заливе, как стеклышко».
«Знаю, русалочка. Но, ради Бога, не заплывай за мыс. Там волны сильные».
Мое платье и кофта, которая была на него одета, тоже полетели в кучу. «Все в порядке. А сейчас не беспокой­ся. У меня будет все хорошо. Видит Бог, я с удовольствием сделаю хоть что-то. – Нижняя юбка тоже полете­ла к скале, затем носки, и я стояла в лифчике и труси­ках. – Конечно, не тот туалет, в котором навещают мужчину, но очень практичный. Я всегда мечтала по­плавать нагой и осмелюсь сказать, что близка к цели. Вот мои часы. Спасибо. Увидимся позже, любовь моя».
«Ники, как бы я хотела, чтобы ты этого не делала».
«К чертям, мы должны так поступить! Мы не можем вернуться и не можем оставаться здесь. Непременно должны… это единственное оправдание для героев. Не то чтобы эти поступки были героическими. Если хочешь правду, я просто больше не могу оставаться на улице. Должна добиться отдыха после этой ужасной прогулки. Продолжай возиться с этой отвратительной зажигалкой, возможно, она еще заработает. До свидания, госпожа».
Я вошла в воду без всплеска.
Для перегретого тела первым впечатлением был хо­лод, но затем шелковая вода обняла его с неизбежным трепетом чистого удовольствия. Тонкий нейлон, каза­лось, не чувствовался. Я ринулась от скалы в спокойную глубокую воду, откинула волосы с глаз и поплыла к морю. Плыла упорно и с большой силой, стараясь не плескаться. Из воды отвесные скалы казались даже массивнее под ночным небом. Я направилась прямо в открытое море, ориентируясь по гряде скал справа. Вскоре я была на уровне того места, где стояла с зажи­галкой. Дальше гряда гор расколота и разрушена в линию груд и башенок. Когда я миновала укрытие внутреннего залива, ветер усилился. Пена собиралась у подножий скал и то и дело белый барашек шлепал солью меня по губам. Там, где я плыла, близко к скалам, подъем и падение воды на них было ощутимым. Я проплыла еще пятьдесят ярдов или около того, затем остановилась и отдохнула на воде, затаив дыхание, как только могла, и стараясь смотреть и слушать.
Сейчас больше, чем когда-либо, я чувствовала свежий ветер с берега. Он летел над водой, принося резкий привкус вербены и тысячу крепких сладких запахов цветов. Хотелось бы знать, не вызовет ли ветер течений, которые затруднят возвращение на берег, если придется это сделать…
Я больше не видела каяка… если в действительности это его я видела. Возможно, его отнесло немного к берегу, и черный силуэт растворился в темноте восточ­ного мыса. Хотя, раз ветер дует с берега, это маловеро­ятно. Даже для того, чтобы удержать каяк от дрейфа в сторону моря, им надо было либо бросить якорь, либо работать веслами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35