— Случалось ли тебе встречаться с татарами, Иван? — спросил чей-то незнакомый голос. — Не мешали ли они тебе?
— Мы им заплатили, Михаил, — откликнулся Иван, — и они нас не трогали. Мы отдавали им каждый десятый рулон тканей и каждый фунт специй из двадцати.
Эта новость была встречена недовольным ропотом.
— Ты им доверяешь? — спросил кто-то другой.
— До тех пор, пока они не отправятся в набег на Новгород, Илья, или на какой-нибудь другой русский город, — ответил Иван. — Пока мы были в пути, их воины осаждали Ташкент. Их вождь хвастался, будто бы татарский хан послал Орду в Китай и что будто бы они с налета взяли Шанхай. Он заверял нас в том, что час Новгорода пока не пробил.
— Пока? — мрачно проговорил еще кто-то.
— Пока, — подтвердил Иван.
Балкис, почувствовав, что люди вокруг забеспокоились, выглянула из-под стола. Ей стало настолько не по себе, что она даже забыла про непроглоченный кусок мяса.
— И когда же он пробьет? — спросил Михаил.
— Не говорили они про это, — ответил Иван. — Но только я больше на Восток караван не поведу в этом году.
— Как же будешь без прибыли жить? — спросил Илья.
— Половину шелков и специй в Новгороде продам, само собой, — отозвался Иван. — Потом куплю бус янтарных, мехов соболиных. А потом пойду с этими товарами и с остатками шелков и специй на Юг и на Восток — в Варшаву, в Краков, что в Польше, потом — дальше на Запад пойду — в город Прагу, что в Богемии, а может — в Заксбург, что в Баварии.
Балкис, конечно, понятия не имела о том, где находятся эти места со странными названиями, но догадалась, что они расположены еще дальше оттуда, где бесчинствуют конники-степняки. Она решила, что отправится вместе с караваном господина Ивана на Запад.
Долго-долго шел караван по березовым рощам. По ночам кошка от караванщиков не отходила, потому что в темноте до нее доносился запах, очень похожий на тот, что исходил от страшных зверей, которых она повидала в Новгороде. Она уже знала, что звери эти называются «собаки». Но в лесах было полным-полно мышей и других мелких грызунов, и каждое утро Балкис приносила своим хозяевам множество даров. Люди вознаграждали ее за старания разным вкусным мясом, поскольку так часто, как могли, они охотились или ставили капканы. Свежее мясо было куда вкуснее соленой свинины, которую караванщики брали с собой в дорогу. Балкис понемногу знакомилась с дикой природой и узнавала ее все лучше и лучше. Порой караванщики угощали кошку свежепойманной рыбой, но стоило Балкис только понюхать ее, как запах сразу вызывал у нее глубочайшее отвращение. Она предпочитала есть мышей, которые, в общем, были довольно аппетитны — на кошачий вкус, разумеется. Уж чего-чего, а мышей в лесах было изобилие.
Встречались в лесах и разбойники. Дважды караванщики отбивали их налеты, дрались палками, топориками и мечами. Во время этих сражений Балкис пряталась между тюков с шелками и широко раскрытыми глазами следила за тем, как скрещивались мечи с топорами, как падали люди, пронзенные стрелами. Одного возницу убили, еще несколько были ранены, но как только разбойники понимали, что купец и его люди не станут для них легкой добычей, они спасались бегством. В конце концов, что такое какие-то ткани, специи и меха в сравнении с собственной жизнью?
Балкис очень обрадовалась, когда караван вышел из леса на широкие равнины. Здесь ей понравилось намного больше: здесь не так пахло зверями, похожими на собак, а мыши постоянно наведывались к корзинам с товарами и пытались добраться до специй. И речек и ручьев здесь было меньше. Балкис догадывалась, что не любить рыбу — это для кошки не правильно, но так уж оно выходило. Ей была нестерпима сама мысль о том, чтобы полакомиться хоть одним чешуйчатым созданием. А вот любоваться рыбами она обожала. Устроившись на берегу речки, она могла подолгу следить за тем, как поблескивает золотом и серебром рыбья чешуя в глубине. Порой Балкис вытягивала лапку, повинуясь желанию поиграть с рыбами, но они этого ее желания не разделяли.
Наконец караван добрался до Варшавы — города, во многом похожего на Новгород, но в чем-то совсем на него не похожего. Многие дома здесь были выстроены из кирпича или камня, а в мехах или толстой шерстяной одежде здесь люди попадались реже. И намного больше здесь было людей, говоривших на странном, гортанном наречии. Когда Балкис подслушивала людские разговоры, сидя под столом, она узнала, что эти люди называются аллюстрийцами.
Господин Иван продал остававшуюся у него половину шелков и специй, а на вырученное золото накупил столько польских товаров, что пришлось ему купить еще и трех мулов. Разговоры в кабачках снова велись о продажах и покупках. Частенько Балкис слышала взволнованные вопросы о варварах. От таких вопросов просто отбоя не было и у самого господина Ивана, и у его возниц. Других купцов совсем не радовали вести о том, что варвары со временем собирались двинуться на запад. Многие гадали, далеко ли продвинутся злодеи. Доберутся ли они до Варшавы и даже до Заксбурга? Никто, конечно, не знал этого наверняка, но все думали о самом худшем, и оттого становилось невесело. Словом, Балкис очень порадовалась, когда нагруженные товарами мулы и верблюды вышли из города и через какое-то время снова зашагали по равнине.
Земля мало-помалу шла под уклон вверх, и наконец Балкис увидела впереди поросшие лесом холмы. Караван пошел по этим холмам. Как же удивилась Балкис, когда оказалось, что противоположные склоны каменистые. Скалы поросли плющом и мхами, а внизу текла широкая река. Караванщики снова передвигались по лесистой местности, и ночью снова стало пахнуть зверями, которые были похожи на собак, только были еще злее и страшнее. Но на счастье, здесь Балкис слышала успокаивающие ее голоса древесных духов, которые были, похоже, не слышны глупым людям.
— Что же это за создание, что просто светится волшебством?
— Это всего лишь кошка, сестрица. Спи.
— Спать? Как же спать, когда в каждом ее дыхании — аромат далеких дриад?
— Это верно. Не бойся, маленькая. Ни один волк не осмелится и близко к тебе подойти. Мы убережем тебя.
Балкис сладко дремала по ночам, убаюканная любовью и защитой волшебных духов.
Только дремала — и просыпалась при каждом шорохе. Стоило ей заслышать, как скребется подбирающаяся к товарам мышь — она тут же бросалась и ловила ее. Лесным духам было совершенно ни к чему охранять мышей, которые рыли себе норы, подгрызая корни деревьев.
Наконец лес сменился прибрежным лугом. Впереди на высоком холме у реки высились башни, озаренные утренним солнцем. Это был город Заксбург.
Балкис с превеликим интересом смотрела по сторонам, когда караван вошел в городские ворота. Здесь домов из кирпича и камня было так же много, как в Варшаве, но жилые дома и гостиницы были отштукатурены и побелены. Улицы в Заксбурге были выложены камнями, и хотя вдоль каравана и здесь бежали лающие собаки, также пахло и множеством кошек. От некоторых из них исходил волнующий мускусный аромат, но почему он так волновал ее — этого Балкис не знала. Она чего-то опасалась и потому по ночам не уходила от людей и с другими кошками не встречалась. Почему-то она догадывалась, что на самом деле они не родня ей. Она держалась рядом с людьми и, как прежде, забираясь в кабачках под стол, слушала их разговоры.
— Выпьем за окончание пути! — воскликнул господин Иван.
— За окончание пути! — вскричали хором возницы. Стукнулись друг о дружку деревянные кружки, и люди залпом осушили их.
— Долго ли мы пробудем в Заксбурге? — спросил Омар.
— С месяц, пожалуй, — ответил Иван. — Ведь нужно время осмотреться, понять, каких аллюстрийских товаров стоит закупить. Ну а уж потом можно и отдохнуть.
— С денежками в кармане? Не сомневайся, отдохнем! — ухмыльнулся Сандар.
Остальные одобрительно взревели. Господин Иван улыбался, сверкая зубами сквозь густую бороду. Но когда возницы утихомирились, он сказал:
— Не забывайте о ваших женах, друзья.
— Я своей куплю ожерелье и иголки, — мечтательно проговорил Омар, — а еще — несколько отрезов фламандской шерсти.
— А потом — домой, в Новгород? — спросил Менчин. Иван кивнул:
— Сначала в Краков, пожалуй, а потом — домой.
Сидевшая у ног караванщиков Балкис подумала о варварах, скачущих верхом на конях, и решила, что, когда караванщики тронутся в обратный путь, она с ними не пойдет.
И вот месяц спустя, когда караван покидал город, кошка как ни в чем не бывало взобралась на одну из корзин, но как только мулы вступили в лес, она спрыгнула на землю и затерялась среди деревьев. Балкис провожала взглядом караван, пока из глаз не скрылся последний мул, следом за которым верхом на лошади ехал Омар, и ей вдруг стало грустно и очень одиноко.
Но тут ее спинки коснулась шершавая, как древесная кора, рука — легонько, как перышко.
Глава 2
Балкис от этого прикосновения испуганно сжалась, но мелодичный голос произнес:
— Не бойся, маленькая. Ты вся окутана волшебством дриад, и этого достаточно для того, чтобы ты завоевала наши сердца.
Балкис благодарно мяукнула. Взглянув в лицо дриады — коричневое, с потеками смолы, увенчанное короной зеленых игл, она поняла, что будет чувствовать себя как дома, где бы ни странствовала.
Аллюстрийские древесные духи горячо полюбили Балкис. Они нянчились с ней, баловали ее, любовались ее играми, а порой и сами играли с ней — игриво шевелили ветвями, а кошка бросалась на них и порой промахивалась, не успевала поймать, но все же иногда ей удавалось вцепиться лапами в ветку. Когда Балкис становилась голодна, дриады показывали ей, где гнездятся насекомые, вредные для их древесины. По ночам Балкис охотилась самостоятельно и ловила мышей. Лес был полон запахов, которые пугали ее, но она старалась держаться поближе к деревьям, зная, что они защитят ее, если ей будет грозить опасность. На всякий случай дриады научили Балкис при опасности взбираться наверх по ветвям деревьев, а потом, ласково и бережно, обучили тому, как спускаться вниз.
Но вот наконец одна из дриад как-то раз горько вздохнула и сказала своим сестрам:
— Она ведь не должна стать нашей зверушкой, как бы нам это ни нравилось.
— Верно, сестрица Сосна, — сказала другая. — Она только кажется кошкой.
Все дриады это понимали.
— Пойдем, маленькая, — сказала дриада-Ель, — иди туда, куда я укажу.
Она опустила игольчатую лапу до земли. Шаг за шагом Балкис пошла в ту сторону, куда указывала Ель.
— Сюда, моя маленькая, иди сюда, — позвала дриада-Кедр и протянула ветку навстречу кошке.
Вот так они повели ее от дерева к дереву, все глубже в чащу леса, и вели, пока не вывели на просторную поляну. Посередине поляны стояла хижина под соломенной крышей. Половину поляны занимал огород, а в огороде мотыжила грядки седая старушка в деревянных башмаках, длинной шерстяной юбке и домотканой блузе.
— Тебе надо выучить одно-единственное людское слово, — сказала Балкис последняя из провожавших ее дриад. — Это слово «мама». — Затем дриада коснулась лба Балкис и проговорила нараспев:
Расставаться с тобою нам больно,
Но таков уж у нас уговор:
Жить в кошачьем обличье довольно,
Станешь девочкой ты с этих пор.
У Балкис закружилась голова. Она встряхнулась и робко шагнула вперед... но какой же неуклюжей она вдруг себе показалась! Опустив взгляд, она с ужасом увидела маленькие пухлые ручки на месте своих ловких передних лапок.
— Не огорчайся, маленькая сестрица, — утешила Балкис дриада голосом, полным сочувствия. — Ты быстро привыкнешь к переменам и вскоре станешь такой же проворной и ловкой, как была.
Балкис протестующе мяукнула, но с губ ее сорвался крик. Трудившаяся на огороде старушка удивленно, озабоченно обернулась.
— Теперь ступай к этой женщине, — сказала дриада. — Она непременно станет заботиться о тебе, ибо у нее никогда не было своих детишек, хотя она всем сердцем этого желала.
С этими словами дриада ласково подтолкнула новоявленную девочку Балкис мягкой веткой.
Старушка бросила мотыгу и побежала навстречу девочке. Подбежав, она увидела перед собой полуторагодовалого ребенка, от пояса до плеч обернутого в парчовое одеяльце. Ребенок полз по траве на четвереньках. Полуторагодовалая кошка — это вполне взрослое животное, а полуторагодовалая девочка — еще младенец.
— Ах ты, бедняжка! — вскричала старушка, опустилась на колени, протянула руки к ребенку.
Балкис посмотрела на нее, часто моргая. Разрез глаз бледнолицей малышки показался старушке странноватым, но она ничего не сказала. Губы девочки, похожие на лепестки розы, разжались, и она произнесла:
— Ма-ма?
Сердце старушки дрогнуло. Она бережно взяла ребенка на руки, прижала к груди.
— Увы, детка, я не твоя мама, но я найду ее. Ну, пойдем же, пойдем ко мне в домик, там я напою тебя теплым молоком и накормлю мягким хлебушком. А когда мой муж вернется домой, я все расскажу ему, и он расскажет о тебе по всему окрестному лесу, и мы найдем твою маму.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64