Притормозите, ребята, немножко,
Я вас не скушаю, не укушу —
С ног вас собью фигуральной подножкой
И напоследок сознанья лишу.
Оба верзилы рухнули на пол, как подкошенные. Мэт испустил вздох облегчения и обернулся к дастуру.
— Благодарю тебя, досточтимый, за весьма своевременное спасение.
— Я был рад, что сумел помочь.
Дастур улыбнулся, но губы его дрогнули, и свет, озарявший его, померк.
Молодой жрец встревоженно шагнул к старику и успел подхватить его в то мгновение, когда его колени подкосились.
— Благодарю, — проговорил жрец, вяло улыбнувшись. Несмотря на то что он был изможден до предела, он все же обернулся к Мэту и сказал:
— Поблагодари и свою кошку. Она прибежала к нам, испуганно мяукая. Мы просмотрели ее недавнее прошлое и нашли этот храм — она шла по следам тех злодеев, что похитили тебя. А потом мы сами перенеслись сюда и захватили ее с собой. Она славно послужила тебе.
— Это точно, — кивнул Мэт, присел и протянул руку к Балкис, гадая, к какому же заклинанию прибегла она сама, чтобы перенестись в храм почитателей Ахурамазды. — Она сражалась с моими врагами.
Балкис обнюхала его пальцы и устремила на него подозрительный взгляд.
Мэт встал и повернулся спиной к одному из спутников дастура.
— Вы были бы очень любезны, если бы развязали меня.
Молодой жрец исполнил его просьбу, а Мэт спросил у дастура:
— А кто развязал тряпку, которой был завязан мой рот?
— Дух, — коротко ответил мобед, широко раскрыв глаза. Дастур кивнул:
— Это выглядело очень странно. Позади тебя неожиданно возникла девушка в белых одеяниях. А в следующее мгновение повязка упала на пол, а девушка исчезла.
— Поразительно, — согласился Мэт, не спуская глаз с Балкис. — Мне и в самом деле повезло в том, что на моей стороне оказался такой сообразительный дух.
Балкис села прямо. Похвала явно пришлась ей по душе.
По другую сторону от двери оказался туннель, стены которого были сложены из крупных камней, а пол вымощен каменными плитами. Мэт и Балкис решили преодолеть туннель пешком, оставив возможность магического перемещения в пространстве дастуру и его спутникам.
Выбравшись из храма даваясни, Мэт и Балкис оказались в самой обычной деревушке, очень похожей на ту, где жили парси. Вот только эту деревню населяли индусы, о чем Мэт догадался по знакам, обозначавшим принадлежность к разным кастам, и статуям, стоявшим около храма. Наружу Мэт и Балкис вышли ночью, поэтому их никто не заметил.
Мэт опустился на колени, посмотрел на Балкис и сказал:
— Спасибо. Огромное тебе спасибо — ты спасла мне жизнь.
— Не за что. — Кошка вздернула голову и подняла хвост. — Любая кошка поступила бы так же.
— Любая кошка прежде всего позаботилась бы о том, как уцелеть самой, — возразил Мэт.
— Ну что ж... Ведь я в некотором роде заинтересована в том, чтобы ты остался в живых, — призналась Балкис и на миг перестала походить на кошку, хотя и пребывала в ее обличье. Ее широко открытые глаза смотрели на Мэта с откровенным обожанием. Но вот перед Мэтом снова была обычная кошка. Она отвела глаза. — В конце концов, мне еще многому надо у тебя научиться и проделать долгий путь — а куда идти, я сама не знаю. По крайней мере ты хотя бы предполагаешь, куда нам следует направиться.
— Я знаю только, что нам нужно двигаться на север. — Мэт поднялся и выпрямился. — Хочешь прокатиться?
— Не надо. Я не устала, смогу идти. На север — это сюда.
С этими словами Балкис нырнула во мрак ночи.
Мэт пошел за ней. Теперь, когда кошка повернулась к нему спиной, он дал волю своему изумлению. Ее взгляда, который она задержала на нем всего-то на секунду, Мэту вполне хватило, чтобы потрясти его до глубины души. Этот взгляд — пусть это был взгляд кошки — яснее всяких слов подсказал Мэту...
Что Балкис по уши влюбилась в него.
В принципе для девушки-подростка в этом ничего необычного не было, но зато это было крайне удручающе, когда имеешь дело с кошкой. С влюбленностью молоденьких девиц Мэту не раз приходилось сталкиваться в пору преподавательской деятельности. Но подобное положение всегда осложнялось тем, что нужно было каким-то образом отделаться от девушки и показать, что она тебя не интересует, но при этом не обидеть ее. Ссылаться как на убойнейший аргумент на принадлежность к разным биологическим видам смысла не имело: он ведь понимал, что кошачье обличье Балкис — всего лишь маскарад. К счастью, Балкис пока о своей влюбленности помалкивала. «Ну а если она решит открыться, что тогда?» — в ужасе думал Мэт, вышагивая следом за кошкой.
* * *
К утру они добрались до большой деревни, скорее походившей на городок. В ворота Мэт вошел, ничем не отличаясь от других крестьян. Затем они с Балкис разыскали рынок, где Мэт, уплатив очередной наколдованной медной монеткой, приобрел весьма затрапезного вида циновку. Кроме того, он купил еще за один медяк несколько разных фруктов и кое-какой готовой еды. Фруктами и блюдами индийской кухни он поделился с Балкис. Фрукты кошку интересовали мало, а вот блюдо под названием «ги» ей пришлось по вкусу. Потом Мэт разыскал поросшую деревьями лужайку неподалеку от храма Вишну-Хранителя и, надеясь, что это божество не подпустит к нему и его спутнице никаких злодеев, устроился там, чтобы передохнуть и поспать. Спали они с Балкис по очереди.
— Мог бы и на травке выспаться преотлично, — фыркнула кошка. — Зачем надо было тратить хорошие деньги на какую-то драную циновку?
— Во-первых, с чего ты взяла, что я выложил за нее такие уж хорошие деньги?
— Тебе ли не знать, что они хорошие? Ты ведь сам их изготовил. А что во-вторых?
— Во-вторых, когда я высплюсь, я покажу тебе, на что годится эта рваная циновка. Доброй ночи.
С этими словами Мэт подсунул под циновку кучу сухих листьев, изобразив некое подобие подушки, и уснул гораздо скорее, нежели рассчитывал.
* * *
— Не стоит ли нам выйти за ворота прежде, чем их запрут на ночь? — спросила Балкис.
— Не стоит, — ответил Мэт, вернувшийся с «охоты». Побродив между деревьями, он принес парочку птичьих перьев.
Балкис, наблюдая за тем, как он просовывает перья между нитями, из которых была сплетена циновка, презрительно мяукнула:
— Если бы ты мне сказал, что тебе нужны перья, я бы тебе знаешь сколько их натащить могла?
— Спасибо, но мне нужны были только перья, а не перья вместе с птицами, на которых они растут, — усмехнулся Мэт, по-птичьи помахал руками и проговорил нараспев:
Все выше, как это ни странно,
Стремим мы циновок полет!
Была ты циновкою драной,
Теперь ты ковер-самолет!
Циновка дрогнула, оторвалась от земли и начала подниматься в воздух.
Мэт придержал ее ладонью.
— Ну-ка, погоди! Ложись, я сказал!
Циновка не желала оставлять попыток подняться в воздух.
— Ну да, конечно, тебе нужна стихотворная команда, — недовольно кивнул Мэт.
Ковер-самолет, приземляйся,
Посадку пора совершать!
Не очень-то, друг, зазнавайся,
И стань ты циновкой опять!
Циновка опустилась и покорно улеглась на землю.
— Отлично. Прошу на борт, — позвал Мэт Балкис. — Нужно наверстать упущенное время.
Балкис в испуге попятилась.
— Только не говори, что мы полетим!
— Послушай, — стал уговаривать ее Мэт, — ведь тебе всегда хотелось сделать пренеприятный сюрприз птичкам, за которыми ты гонялась и которые улетали от тебя?
Глаза кошки мстительно вспыхнули. Она вспрыгнула на циновку и устроилась в самой середине.
— Ну, чего же ты ждешь?
— Осталось только мне самому забраться, — заметил Мэт, уселся на циновку позади Балкис и повторил взлетное заклинание.
Циновка зашевелилась и оторвалась от травы. Балкис инстинктивно развернулась к Мэту, сжалась в комочек между его коленями, вцепилась когтями в его бедра. Она вся дрожала от страха.
— Если тебе нетрудно, убери коготки, — насколько мог, вежливо попросил Мэт.
— Ну уж ладно, если ты так просишь... — Балкис изо всех сил старалась храбриться, однако голосок ее явственно дрожал.
Мэт догадывался: Балкис столько времени прожила в кошачьем обличье, что поведение кошки стало для нее естественным. «Интересно, — подумал Мэт, — а для Балкис-девушки характерно такое поведение или нет?» Подумал и вспомнил о том, что в образе девушки Балкис пока ему являлась редко. Он настолько привык видеть ее кошкой, что вынужден был напомнить себе о том, что ему не стоит ее гладить и обращаться с ней, как с котенком, когда она вдруг превратится в девушку.
Циновка набирала высоту, покачиваемая вечерним ветерком.
Мэт завел новый стишок:
Теперь, мой коврик-самолет,
Взыскуй потоки тепловые!
Пусть будет ровным твой полет
Представь, что ты — в родной стихии!
Сам он не очень-то поверил в то, что от такого, наспех слепленного стишка, проистекут какие-то логичные последствия, однако циновка, похоже, никаких сложностей в понимании не испытывала. Она продолжала расширяющимися кругами набирать высоту. Мэт приписал ее послушание элементам постмодернизма и на том успокоился.
Балкис по мере набора высоты в страхе посматривала вниз, цепко держась коготками за балахон Мэта. Доставалось не только балахону — острые коготки царапали кожу. Мэт стиснул зубы от боли, радуясь тому, что ткань, из которой была сшита его одежда, все-таки достаточно толстая. Он понимал страх кошки и до какой-то степени сам его разделял. Одно дело — лететь в салоне комфортабельного реактивного лайнера и даже — устроившись между зубцами гребня на спине дракона. Но совсем другое — парить над землей, сидя на таком зыбком воздухоплавательном средстве, как драная циновка, не оборудованная даже ремнями безопасности.
Когда Мэт решил, что набрана достаточная высота, он пропел:
Кто там летит направо?
Влево! Влево! Влево!
Юг — это будет вправо,
Север же будет влево!
— Не слишком-то изысканные рифмы, — проворчала Балкис. Дрожь в ее голоске уже слышалась едва заметно.
— Это верно, — согласился Мэт. — Но между прочим, такими рифмами не брезговали весьма выдающиеся поэты. Правда, это их заносило порой не туда...
— А нас куда занесет? — полюбопытствовала Балкис. Циновка уклонилась в сторону от восходящего теплого потока и поплыла по ночному небу.
— Будем лететь, пока спать не захочется, — ответил Мэт. — А потом было бы лучше высмотреть какую-нибудь неприступную горку с плоской вершиной и совершить посадку. Отсидимся там днем, а потом дальше полетим.
— Разумно задумано, — согласилась Балкис и глаза ее сверкнули, выразив неприкрытое обожание — но лишь на миг, а в следующее мгновение на Мэта снова смотрела кошка. Однако Мэту и этого хватило, чтобы растеряться. Кошачья гордость и строгое воспитание пока удерживали Балкис от открытого проявления чувств. Но если она вздумает откровенничать — как же ему вежливо ей отказать?
Нужно было найти себе замену, естественно. Мэт твердо решил, что нужно будет подыскать какую-нибудь привлекательную особу мужского пола, желательно — ровесника Балкис... Вот только кого — мужчину или кота?
* * *
К ночи циновка пролетела над хребтом Гиндукуш. При этом ей нужно было то и дело набирать высоту, и Мэт начал замерзать в своих одеждах, предназначенных для куда более мягких климатических условий. Балкис же только распушила шерстку и чувствовала себя превосходно. Мэт подумал, не превратиться ли ему самому в какого-нибудь зверя, но тут же вспомнил о своих думах насчет симпатичного молодого кота и отказался от этой мысли. Конечно, он мог бы принять обличье, скажем, пекинеса, но перспектива поединка между кошкой и псом на высоте в несколько тысяч футов его совсем не грела. Ну а если превратиться в еще кого-нибудь? Ну, допустим, в молодого оленя или в енота... Однако вспомнив о своем возрасте, Мэт понял, что молодой олень из него получится вряд ли. Скорее из него получился бы олень весьма престарелый и дряхлый. Еще он вспомнил о том, что отношения у кошек с енотами также во все времена складывались далеко не самые теплые. Тяжко вздохнув, Мэт отбросил мысль о зоологических метаморфозах.
Циновка немного снизилась и полетела над Афганистаном.
— А разве мы не собирались приземлиться на ночь? — осведомилась Балкис.
— Что ты так волнуешься? — хмыкнул Мэт. — Ты-то и в темноте видишь.
— Да, но я переживаю из-за того, что ты ничего не видишь в темноте.
— Теперь уже недалеко. Того и гляди должны показаться предгорья Гималаев... Вон они!
Мэт указал вправо.
Балкис посмотрела в ту сторону, куда указывал Мэт. В темноте она действительно видела намного лучше Мэта. Она сообщила:
— И вправду, у той горы плоская вершина и склоны, неприступные даже для серн.
Мэт обратил внимание на то, что Балкис употребила европейское слово «серна», а не местное название этих копытных, и пожалел о том, что возвращение в Центральную Азию не пробудило у Балкис никаких воспоминаний. Но с другой стороны, пока они находились на крайнем юге Центральной Азии, да и мозг Балкис сейчас умещался в маленькой кошачьей головке.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64