Мэт попытался приподнять правую руку и обнаружил, что вместе с ней приподнялась левая. Руки у него были связаны. Он указал ими на солнце.
Балкис, наморщив лобик, проследила за его взглядом.
— Солнце? И что?.. О!..
Мэт кивнул.
— Хочешь сказать, что они везут нас туда, куда мы и хотели попасть?
Мэт кивнул.
— Ну а если они пожелают убить тебя? — прищурилась Балкис. — Что тогда?
Мэт, невзирая на кляп, сумел усмехнуться. Балкис верно поняла смысл морщинок, образовавшихся в уголках его глаз, и поежилась.
— Да ты, как я погляжу, очень уверен в себе.
На самом деле Мэт вовсе не был так уж в себе уверен, но тем не менее кивнул.
— А не надежнее ли было бы продолжить путь без сопровождения?
Мэт приподнял руки и указал на свое ухо. Кошка вытаращила глаза, не поняв смысла этого жеста, но вскоре проговорила:
— Ты надеешься, что сможешь что-то узнать о наших врагах из их разговоров?
Мэт снова кивнул.
— Это очень-очень опасно, — заявила Балкис, поднявшись на лапки. — И я не желаю иметь с этим ничего общего!
С этими словами она удалилась, подняв хвост на манер восклицательного знака.
Но Мэт понимал, что она останется с ним. В конце концов, как иначе она смогла бы обучиться тому волшебству, которым он владел? Кроме того, они находились в лодке, а насколько знал Мэт, кошки плавать не умеют.
Ближе к середине дня Мэта накормили и дали ему попить. При этом здоровяк-меровенсец встал возле него с поднятой для удара дубинкой, а иноземец вынул из его рта кляп, пообещав:
— Скажи только слово — и мой товарищ снова даст тебе по башке дубинкой — мало не покажется.
Мэт кивнул в знак понимания и стал есть, работая руками, связанными в запястьях. Попробовав еду, он застонал от удовольствия, а затем стал сопровождать довольными звуками каждую съеденную ложку. Правда, к этим сладким постанываниям примешивались согласные, а все вместе изданные Мэтом звуки сложились вот во что:
J'attends quelq'un qui parle
Et les comprends,
Malgre la lange
Dans ceux qu'ils repondes!
Что в переводе с французского приблизительно означало:
Если слушать хорошо
И не отвлекаться,
Можно в каждом языке
Сразу разобраться.
— А вроде на слова похоже было, — подозрительно проговорил верзила с дубинкой.
Иноземец кивнул, прислушался к очередному довольному стону, изданному Мэтом, и покачал головой:
— Я такой речи никогда не слыхал.
И это было чистой правдой, поскольку французский язык, на котором разговаривали в родном мире Мэта, значительно отличался от того языка, на котором говорили в Меровенсе. Между тем заклинание сработало недурственно, в чем Мэт и убедился, как только иноземец что-то негромко пробормотал. На самом деле, поняв смысл сказанного иноземцем, Мэт даже немного огорчился и понадеялся на то, что этих слов не поняла кошка. Хотя... смутить кошку — это еще надо постараться.
Как только Мэт покончил с едой, ему снова вставили в рот кляп, а его самого крепче привязали к мачте. Длины веревки, которой он был привязан, хватало ровно настолько, чтобы он мог добрести до кормы и совершить естественные отправления. Для того чтобы сделать это, Мэту волей-неволей пришлось подняться на ноги, и тут он понял, что суденышко плывет по реке. Географические познания подсказали Мэту, что это за река, и его догадка подтвердилась несколько дней спустя, когда лодка причалила к берегу в Плейамере, самом крупном из южных портов Меровенса.
Первое, на что обратил внимание Мэт, было увеличение числа речных судов. Мимо проплывали небольшие парусные лодки — по крайней мере он видел верхушки их парусов, слышались крики и ругательства на предмет того, чтобы кто-то кому-то дал проплыть. Между прочим, в свое время Мэт в этом мире, в некотором роде, «изобрел» румпель — кормовое весло, но здешние мореплаватели слишком медленно осваивали это нововведение. Точно так же они пока не видели особого смысла в треугольных парусах. Чем больше Мэт видел мачт вокруг, тем сильнее становился шум. Наконец борт лодки ударился о причал. Кругом торчали оголенные мачты и разносилась какофония разноязыких голосов — люди кричали, ругались, выкрикивали названия своих товаров. Улавливая смысл некоторых слов, Мэт искренне сожалел о том, что не отменил свое переводческое заклинание.
Азиат и верзила-меровенсец отвязали Мэта от мачты и рывком подняли на ноги. Что-то острое уткнулось Мэту под ребра. Азиат прошипел:
— Один неверный шаг — и я проткну тебе селезенку.
Мэт сделал первый шаг и покачнулся — более или менее естественно.
— Вот так, вот так. С минуту-другую тебе придется привыкать к тому, что у тебя снова есть ноги, — презрительно фыркнул азиат. — Но все равно: запомни то, что я тебе сказал.
Мэт шагал осторожно и так медленно, как мог. Он хотел, чтобы у Балкис появилась возможность последовать за ним. Кошка явно поняла его замысел. При удобном стечении обстоятельств она могла бы превратить веревки, которыми был связан Мэт, в мышей, и распугать их.
— А я думал, мы должны были его кокнуть, — проворчал верзила.
— Должны были, — кивнул азиат. — Но почему бы за его счет не поживиться, если есть такая возможность? Покуда мои повелители ни разделаются с ливанским калифом, его галеры будут бороздить волны Срединного Моря, а капитанам галер всегда нужны рабы-гребцы. Так почему бы нам не подзаработать? Так или иначе, он скоро подохнет, как только окажется на одном из этих кораблей.
По спине у Мэта побежали мурашки, но он сделал вид, словно ничего не слышал.
Избранная захватчиками Мэта галера оказалась купеческой. Ее хозяин действительно выглядел так, словно портом приписки его судна был город Триполи, а занятием — честная торговля. В ухе купца сверкала серьга в виде большого золотого кольца, а голова была повязана вместо тюрбана ярким шарфом. Он был одет в жилет, наброшенный на голое тело, и просторные, широкие штаны до колен. Ливанец осклабился, шевельнув пышными черными усищами, и сказал:
— Собираетесь продать мне мужика с кляпом во рту? А кто он такой? Финн, что ли?
— Финн? — нахмурившись, переспросил азиат. А меровенсец быстро нашелся:
— Финн, финн, да еще и колдун вдобавок, как вся ихняя порода! Не развязывай ему рот, а не то он наколдует бурю, и тогда твоя галера потонет!
— А на что он мне тогда сдался? — пожал плечами купец-капитан.
— На то, что он жутко сильный. Погляди, какие у него плечищи, какая спина широкая! Ты только следи, чтоб у него рот был завязан, и он знаешь как работать будет!
— Так у меня на судне свой чародей имеется. Управимся с ним, — согласился капитан. — Даю вам за него пятьдесят дублонов.
Мэт удивился, услышав название испанской монеты, но догадался, что, по всей вероятности, эта валюта служила стандартным средством обмена по всему Срединному Морю. В конце концов, не так далеко они находились от Ибилии.
— Пятьдесят?! — запротестовал азиат. — Да он на две сотни тянет!
— Ну, может, семьдесят пять...
Мэт слушал, как азиат и ливанец торгуются. Азиат расхваливал различные достоинства своего пленника, набивая цену, а капитан пытался сбить ее, указывая то на старые шрамы Мэта, то на обгорелую на солнце кожу. В конце концов он был продан за девяносто четыре дублона и флягу бренди, что повергло его в большое уныние. Он полагал, что стоит дороже.
Азиат и меровенсец проворно удалились, но Мэт успел заметить, как нечто маленькое, пушистое и коричневое, петляя под ногами у людей, устремилось следом за ними. Мэт гадал, вернется ли Балкис обратно, а если вернется — что она ему поведает.
Но тут капитан дал ему подножку и распорядился:
— А ну-ка, Розандри! Завяжи ему язык по-своему, чтобы кляп этот выкинуть!
Над Мэтом склонилось лицо, столь густо покрытое морщинами, что за ними почти не было видно рта и глаз. Ястребиный нос, тонкие губы... Губы разжались, стали видны редкие желтоватые зубы. Мэт был готов поклясться в том, что этот человек знался с табаком.
— Ну, что мы тут имеем? — Розандри наклонился поближе и уставился на Мэта в упор. Мэт понял, что берберское колдовство не избавляет от близорукости. — Ручки у нас нежные, тяжелая работа им неведома.
— Научится, не бойся. Ты давай-ка, язык ему завяжи!
— Это мы запросто, — фыркнул Розандри и бросил шепотку какого-то порошка в кувшин, стоявший у него под ногами. Затем он что-то проговорил нараспев на своем языке, но Мэт, благодаря действию переводческого заклинания, смысл произнесенных слов уловил. Цель колдуна состояла в том, чтобы Мэт, сохранив способность шевелить губами, остался бы немым. Язык его при этом мог помогать ему при глотании, но никак — для артикуляции звуков. Уже по мере того, как колдун читал заклинание, Мэт ощущал, как деревенеет его язык — так, будто ему вкатили порядочную дозу новокаина.
Розандри завершил чтение заклинательного стишка, победно осклабился и сказал:
— Можете вынуть кляп.
Капитан кликнул матроса, и тот, держа над головой Мэта занесенный для удара ятаган, кинжалом перерезал тряпку, которой был завязан его рот. Мэт разжал губы, сжал их и решил, что, невзирая на вонь гниющей рыбы, пахнет в порту просто-таки божественно.
— Как тебя звать? — требовательно вопросил капитан. Мэт решил, что осторожность не повредит, однако при попытке произнести словосочетание «Вильям Шекспир» у него возникли большие сложности — это имя звучало престранно при полном отсутствии согласных. Мэт вытаращил глаза. Заклинание Розандри сработало, и еще как! Колдун радостно заперхал.
— А может, он притворяется, — опасливо предположил капитан и наступил Мэту на ногу.
Мэт взвыл от боли и развернулся к капитану, вопя:
— Ах ты, скотина! Вали к себе в Триполи, а не то я натравлю на тебя морских пехотинцев!
Увы, с уст его сорвались только гласные звуки — нечто вроде модулированного воя. Мэт в ужасе замер.
Капитан расхохотался.
— Славная работенка, Розандри, очень даже славная! Тащи его в трюм, Хаким, да прикуй цепью к веслу. Поторопись, я хочу с вечерним приливом отбыть к Порт-Саиду!
Единственное, чем утешал себя Мэт, когда матрос тащил его по палубе к трюму, так это тем, что, невзирая ни на что, ему предстоит продолжить путь в нужном направлении. Тяжелая работа его не пугала — даже неплохо было немного потренироваться. А в Египте он мог бы удрать с корабля.
Хаким приковал его к веслу пятифутовой цепью и сказал:
— Греби, как гребут другие, и тогда, когда они гребут, а не то получишь веслом по шее!
С этими словами, полными сочувствия и ободрения, он удалился по проходу между скамьями, на ходу низко пригибаясь, поскольку до потолка было всего-то четыре фута. Вскоре Хаким, выбравшись на палубу через люк, исчез в мире, наполненном солнцем и свежим воздухом.
Мэт подумал о том, что капитану следовало бы освоить кое-какие принципы приточно-вытяжной вентиляции, и стал гадать, так ли мерзко он будет пахнуть, как остальные гребцы, к тому времени, когда галера доберется до Порт-Саида? Он огляделся по сторонам, различил в полумраке людские силуэты. «Неужели, — подумал он, — такие здоровяки, как эти гребцы, могут терпеть такое унижение?»
А потом взгляд его вдруг встретился со взглядом пары светящихся желтоватых глаз, и в трещинку в борту корабля скользнуло стройное коричневое тельце.
— Уж мог бы придумать способ поудобнее, чтобы двигаться на восток, — ворчливо проговорила Балкис, а когда Мэт встревоженно посмотрел на окружавших его со всех сторон рабов, добавила:
— Не бойся, я их усыпила, да и не слишком-то сильно они нуждались в моей помощи.
Мэт решил, что ему досталась очень способная ученица.
— Не можешь разговаривать? — встревоженно осведомилась кошка.
Мэт покачал головой и издал несколько воющих звуков, дабы подтвердить, что это так и есть.
— Это не очень хорошо, — недовольно поежилась кошка. — Ну а интересно ли тебе, куда направились те, у кого ты был в плену?
Мэт кивнул, и глаза его сверкнули в полумраке при мысли об отмщении.
Глава 7
— Они ушли, каждый своей дорогой, — сообщила Балкис. — Когда они пришли в таверну, иноземец отдал верзиле половину денег, полученных от капитана, и теперь эти денежки наверняка преобразились в эль, который этот мерзавец залил себе в глотку.
Мэт согласно кивнул. Такой тип людей был ему хорошо знаком. Но вот что за прошлое было у этой кошки? Он вопросительно вздернул брови.
— Иноземец долго пробирался по закоулкам, пока не нашел какой-то подвальчик. Он постучал в дверь, произнес несколько слов на своем дурацком языке, и его впустили, — продолжала Балкис. — Пока дверь не захлопнулась за ним, я успела услышать за ней мужские голоса, что-то нестройно, но торжественно распевавшие. Я проскользнула в щель между досками, спустилась по ступенькам и очутилась в чем-то наподобие языческого храма, тускло освещенного плошками с крошечными фитильками. Ну, то есть я так подумала, что это храм, но идола я там никакого не увидела, а увидела только нишу вроде пещерки в дальней стене, куда не падал свет. Там было черно, как самой темной ночью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64