Жаль, что эрат Горан выступил против
самовластия Эрганта и в знак протеста вернулся в свою деревню.
Лоэр досадливо ударил кулаком по каменной стене.
- Как это скверно, друг мой! Надо как-то примирить их!
- Пытались. К эрату Горану ездил даже старейшина Народного Собрания и
эрат Мегул... Кстати, Лоэр... эрат Мегул убит.
- Убит?!
- Да. Гнофоры... Не один он: в тот день были отравлены эраты Илос и
Барет.
Лоэр застонал, уткнувшись лицом в стену. Потом резко обернулся:
- А Квин? Что с Квином, Бун?
- Жив ваш Квин. Только после смерти Барета не может говорить... Да, и
вот еще что, Лоэр. Слушайте же! Однажды к Гару Эрганту подошла эрина. Лицо
ее было закрыто - одни глаза. Она передала примэрату вашу записку, в
которой значилось: "Гар, прошу тебя верить этой эрине, как мне" - и ваша
подпись... Подождите, не перебивайте. Ваш брат сообщил мне ее имя. Это -
Виния Эроб. Правда ли, что она выполняла ваши поручения?
- Да нет же! - Лоэр заметался по подземелью. Только теперь он понял в
полной мере свою вину. Да разве мог он предполагать, что Виния пойдет на
такой дерзкий шаг, даже имея в руках записку, в шутку сочиненную для Эоры?
- Нет, Бун! Вы хорошо знаете, кто такая Виния, и явилась она к Гару для
нового злодейства! - Лоэр бросился к Харту и схватил его за плечи. - Вам
надо немедленно возвращаться! Берегите наших друзей! Спасайте Гара!

6. В СУРТЕ
Нормальная жизнь в Стране налаживалась с трудом. Если в столице
положение стало более или менее устойчивым, то в регионах особенно
дальних, дело обстояло не совсем благополучно. Приходилось отправлять туда
людей, облеченных большими полномочиями; эти люди, вырвавшись из-под
жесткого контроля примэрата, делали свое дело не всегда добросовестно,
увлекались данной властью, вином и посещали сомнительные заведения. Гар
Эргант строго наказывал нерадивых, посылал новых людей, и сам не раз ездил
- в Риос, Руну, Нок и даже в Эль. К тому времени уже большинство гарманов
стали рептонами, у многих тяжелый период перехода закончился, многих с
песнопениями отправили в страну вечного мрака, а оставшиеся в живых никого
не узнавали, заново знакомились между собой и настороженно оглядывали
дворцы и храмы, сады и парки, дивясь их величественности и нисколько не
задумываясь над тем, откуда все это. Да и мог ли возникнуть такой вопрос,
поскольку все это уже было с первого дня их прозрения, все это можно было
видеть, трогать руками и пробовать на прочность. Пока они не задумывались
и над тем, что станет после того, как сломается железный меч, когда
разрушатся дома, зачахнут парки. Такие вопросы возникнут потом, а сейчас
их больше интересовало другое: одни ли они здесь или есть и другие
подобные селения; если есть, то кто их обитатели, не коварны ли они, не
помышляют ли о набегах и побоищах? Вскоре убеждались, что не вольны в
своих действиях, что, оказывается, существуют над ними начальники, которые
дают не совсем понятные распоряжения, над этими начальниками есть
начальники, а над теми - самый большой начальник, именуемый непонятным
словом "Примэрат". Его иногда видели, и он внушал трепет. Может быть, он и
создал здесь все, на что не способны простые смертные? Кто же он и кто те,
что распоряжаются их временем и свободой? Они говорят: что можно, что
нельзя, что делать сегодня, что завтра. Рептоны стали привыкать с своему
положению, многое усвоили - если не сознанием, то приобретенными навыками,
- но не всегда следовали наставлениям свыше и часто не понимали, почему их
наказывали за те или иные проступки. Гар Эргант за время правления успел
сделать многое. Он достиг относительного порядка строгостью. Однако
удовлетворения не было. Он видел, что люди выполняют его распоряжения не
из сознания необходимости, а из боязни. Теперь все реже приходилось видеть
вокруг себя открытые дружеские взгляды, особенно среди членов Народного
Собрания, и это вызывало тревогу.
Однажды старейшина прислал к нему представителей с сообщением о дне
созыва Народного Собрания, где должен был решаться давно назревший вопрос
об отношении к делам примэрата. В Сурт потянулись посланцы из ближних
областей. В назначенный день задолго до открытия Собрания центральная
площадь столицы гудела подобно прибою, изредка слышались угрожающие
выкрики и призывы выступать против нынешнего примэрата. Но стоило Гару
Эрганту взойти на место ответчика, как кругом воцарилась небывалая тишина.
Поднялись на свои места члены Народного Собрания. Старейшина неторопливо,
растягивая слова, стал излагать в хронологическом порядке деяния Гара
Эрганта, тут же давал им оценку, ссылаясь на предварительные обсуждения,
и, наконец, предложил высказываться всем присутствующим. Народ пугливо
молчал. Воспользовавшись этим, инициативу перехватили враги примэратов -
переодетые под простолюдинов гнофоры. Их оказалось много, и заговорили они
о жестоком отношении нынешнего главы государства к народу, который
всемерно заслуживает мягкого отношения и сочувствия; припомнили и то, что
почтенный эрат Горан потому и покинул Сурт, что был не согласен с
жестокостью Эрганта; указывали на беззаконное изгнание из столицы
некоторых уважаемых горожан и на добровольный уход таких же уважаемых
горожан, которые не могли вынести тяжелой атмосферы, созданной главой
Гарманы. Они припомнили все, эти исконные недруги примэратов, и во
всеуслышание заявили, что давно настало время убрать Гара Эрганта и
предать его суду за лютое отношение к многострадальному народу.
В самый напряженный момент перед членами Народного Собрания внезапно
возникла сухопарая фигура почтенного эрата Горана, который тот час поднял
руку, требуя тишины.
- Я предвидел это, - с прикашливанием сказал он, - и потому пришел
сюда. Вот он, самовластитель! - Эрат Горан ткнул палкой в сторону Гара
Эрганта. - Стоит на месте ответчика и безмолвствует. Да какой он
самовластитель? Самовластитель запретил бы это сборище и не стоял бы на
столь позорном месте, слушая ваши крамольные речи!.. Я знаю эрата Эрганта
с момента появления его на свет и кому как не мне порицать или защищать
его? Так слушайте старого Горана. Сей человек - ваш спаситель. Сей
человек, коего вы осуждаете, ваш истинный друг прежде, и лишь после - ваш
повелитель. Намерения его всегда были чисты и непорочны, и преданность
Гармане беспредельна. Многолюдная площадь неуверенно погудела и затихла. -
Так вам ли осуждать, эраты, деяния того, кто видит дальше вас и уверенно
ведет вас тернистым путем, в конце которого ждет светозарное
благоденствие? Не нойте подобно глупцам и не ропщите в один голос с
недругами примэратов! За терпение в великом труде и послушание ваши дети и
внуки принесут вам в благодарность все лучшие цветы Страны. Это говорит
вам старый Горан!..
Из Народного Собрания Гар Эргант вернулся во дворец уже под вечер и
прежде всего навестил выздоравливающего Квина. Тот уже вставил, лекарь
позволял ему прогулки. Он сильно осунулся, кожа стала зеленоватой и
прозрачной, держался он замкнуто, постоянно искал уединения и все чего-то
боялся. После смерти Барета он потерял голос, и все попытки лекаря пока ни
к чему не привели. Гара Эрганта Квин не избегал, хотя, кажется, особого
желания быть с ним не испытывал. Однажды он озадачил примэрата, написав
тростниковой палочкой всего пять слов: "Это был не эрат Лоэр". Конечно же,
он имел в виду Барета.
- Ты о чем, дружок? - спросил тогда Гар.
С минуту Квин хмуро смотрел под ноги, потом снова взял тростниковую
палочку и обмакнул ее в сосуд с краской. Эргант прочитал: "Это был другой
человек".
- Ты ошибаешься, Квин.
Квин снова уронил голову и, кажется, совсем не слушал того, о чем
говорил Гар Эргант. Только когда Гар стал уходить, он на том же листе из
луба фикуса написал: "У эрата Лоэра на правой груди был шрам, а на левой -
знак амазонок". И Квин опять, кажется, не слушал объяснения Эрганта,
задумчиво сжигая исписанный лист над пламенем свечи.
В этот раз он озадачил другим сообщением. Гар несколько минут говорил
о своих делах, об обещаниях лекаря, а Квин безучастно смотрел в угол и
вдруг ни с того, ни с сего написал: "Вчера я видел вас в саду с эриной, у
которой закрыто лицо. Я знаю ее: это Виния Эроб".
- Да. Мне это известно, - сказал Гар.
Лицо Квина лишь на секунду оживилось недоумением. Он снова придвинул
к себе лист и торопливо обмакнул в краску палочку. Эргант заглянул через
плечо Квина и прочитал: "Ей нельзя верить!". Гар внимательно посмотрел на
затравленное лицо мальчика и кивнул:
- Спасибо, дружок. Я буду осторожен.
Разве мог он сказать Квину, что весть, которую принесли гонцы от
Лоэра, содержала противоположный смысл: "Эрина Виния Эроб наш преданный
друг. Ей следует предоставить полную свободу действий - от этого будет
много пользы". Правда, Эрганта смущало одно обстоятельство: почему Лоэр об
этом не сказал сам, когда был еще в Сурте?
Праздник эрин возник еще в те далекие времена, когда по земле Гарманы
бродили разрозненные племена, уже в ту пору имевшие довольно дружественные
связи с амазонками.
В этот день, а, вернее, день и последующую ночь ни один мужчина не
имел права выйти на улицу - он должен был безропотно вести домашнее
хозяйство. Женщины же в это время гуляли на улицах, посещали харчевни,
вечером организовывали представления, пляски, и очень редко бывало, чтобы
они спали ночью: такой праздник раз в году, и следовало повеселиться от
всей души!..
Виния днем не пошла на праздник, сославшись на недомогание, и лишь
вечером с видимой неохотой покинула дворец. Она шла по улицам медленно,
глядя себе под ноги, и поднимала голову лишь тога, когда ее останавливали
блюстительницы порядка, чтобы удостовериться в том, что она женщина.
В праздничный день настроение у Винии было не праздничное: прошло уже
не мало времени с тех пор, как она проникла во дворец примэрата, но до сих
пор не сумела выполнить волю Бефа Оранта. А он ей сказал перед тем, как
отправить в Сурт: "Эргант Гар и предавший нас Квин - вот две последние
жертвы. Их смерть - ваше возвращение в Эрусту. Их смерть - ваше право
требовать от меня любых сокровищ Гарманы!.." Не все так просто, как думает
суперат. Эрганта постоянно оберегают верные люди, а Квин, этот влюбленный
в нее дурачок, за семью дверями, к нему не подступишься. Впрочем, вышел бы
он только в сад, хоть на миг, этого было бы достаточно для осуществления
задуманного...
Виния остановилась перед своим бывшим домом. От факелов было светло.
Постояв немного возле забора, она вошла в сад. Там, вокруг цветника,
раскинулась поляна, подступавшая к дому, деревья, окружавшие ее, были
редкими, и поэтому никакой соглядатай не смог бы подойти к ней близко не
замеченным. Она села на скамью. Бросила в цветник, как бы в задумчивости,
два камушка. Потом нагнулась над дорожкой и стала что-то чертить на песке
прутом. Не глядя на цветник, она почувствовала, как одна из мраморных плит
чуть приподнялась.
- Ила, ты? - тихо спросила Виния, не меняя позы.
- Я, госпожа, я! - отозвался хрипловатый женский голос. - Уж
заждались мы вас!
- Помолчи. За мной следят?
- Роката говорит, двое. Но они далеко отсюда - ничего не услышат.
Только не открывайте лицо, госпожа, говорите так.
- Слушай меня внимательно, Ила. Пусть Олвет поскорее узнает, от кого
поступают с Юга сообщения примэрату - это очень важная птица, и как бы мне
не пострадать из-за нее!
- Госпожа...
- Помолчи! Передай Олвету кинжал в золотых ножнах в награду за то,
что он умело изменил смысл сообщения с Юга и представил меня примэрату как
врага гнофоров.
- Но, госпожа: Олвет неделю назад умер...
Виния долго молчала, по-прежнему водя прутом по песку, затем сказала:
- Передашь мою просьбу Осору и все теперь будешь делать через него.
- Слушаюсь, госпожа.
- Возьмешь у него яд молочая. Положишь завтра же в тот выступ возле
ворот, где оставляла мне записку Олвета. Ты все поняла, Ила?

7. У ГЕЛА НИКОРА
- Пошли! - едва войдя в камеру, сказал стражник.
- Куда?
- К Владетелю.
Лоэр взглянул на Буна Харта:
- Раз приглашают, надо идти. Но я еще вернусь, чтобы уйти отсюда
вместе с вами, Бун!
Лоэр вышел вслед за стражником. Крутой подъем вывел их в сад, а
дорожка - к подъезду дворца. Перед входом стояли четыре солдата охраны, в
потускневших кирасах и шлемах с перьями страуса. Солдаты, свирепо скосив
глаза, молча кивнули своему товарищу и взяли алебарды на себя.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43