Но Лак-Жак к этому впечатлению оказался невосприимчив.
— Милая дама, я конечно приношу все возможные извинения за то, что оценил вашу внешность столь нелестно…
«И столь справедливо» — добавил от себя Андреа, глядя на малиновый румянец на щеках Ану-инэн.
— Но позвольте привлечь ваше внимание к маленькой детали. Мы сейчас находимся в состоянии отключки, и это значит что этот ваш грозный предмет, как и прочие бластеры-шмастеры, увы, будет бездействовать! А мой наган действовать будет, что неоднократно проверенно на практике. Потрудитесь положить свою декорацию на пол!
Последние слова были произнесены холодным и властным тоном человека, умеющего приказывать, и уверенного в своем праве делать это. Ану-инэн улыбнулась, и нажала на курок. Максимум, что ожидал услышать Андреа — это звук удара бойка по патрону, потому что слова о бездействии техники в отключке очень хорошо совпали с его собственными умозаключениями. Но вместо бессильного металлического щелчка в кабине «Пронзателя Вселенной» раздался полновесный грохот выстрела, и вслед за ним — стеклянный звон осыпающихся осколков. Стало заметно темнее: на потолке вместо одного трех из плафонов теперь красовался темный прямоугольник с громадной дырой посередине.
— Немного ошибаемся в деталях, да? — язвительно спросила Ану-инэн. Лак-Жак пару раз беззвучно открыл и закрыл рот, посмотрел наверх, на девушек, потом на Андреа и, заметно сникнув, засунул наган в кобуру. Затем он печально произнес, значительно медленнее и тише, чем говорил до сих пор:
— Пардон, мадам или мадмуазель. Я к вашим услугам.
— Великолепно! Голди, забери-ка у него оружие.
Голди сделала мягкий шаг, и протянула руку к кобуре, но Лак-Жак заговорил снова:
— Прошу вас, не надо этого делать! Честное слово, это я не блефую!
— Ага, припугнули пушкой, и навеки наш?
— О нет, мадмуазель, не в этом дело. Я считаю, что вы со мною в расчете, кроме шуток!
Андреа с неудовольствием отметил, что контрабандист уже оправился от потрясения, и его речь вновь с каждым словом набирает громкость и темп.
— Само по себе свидетельство, что сюжетное оружие в принципе способно действовать в отключке, достаточно ценная информация. Черт побери, да если я сумею… впрочем неважно. Я могу дать слово, что не имею претензий к вам и вашим друзьям и подругам, а наоборот весьма обязан, а слово Лак-Жака кое-чего да стоит!
— Стоит, и весьма немало, — сам по себе «голос» Марсианина вроде бы ничуть не изменился, но переводчик вдруг переключился на торжественный и распевный лад.
— Я еще не знаю ни одного случая, когда Лак-Жак свое слово нарушал. Правда, надо еще заставить его это слово дать, но у вас это получилось.
* * *
Интерьер кают космического эсминца «Морально устойчивый» оказался под стать названию: трудно было бы представить себе хоть какую-то моральную неустойчивость в окружении грубо проклепанных стальных стен, на с виду мягких, а на самом деле жутко неудобных диванах и под светом сороковаттных лампочек, забранных казенного вида полукруглыми стеклянными колпаками в металлической решетке. Единственным украшением был стенд для стенгазеты с заголовком «Крепить боевую дисциплину, соответствовать высокому званию воина Космической, Ордена Красной звезды спектрального класса G10, Эскадры ближнего действия!». От самой стенгазеты на стенды остался только маленький обрывок бумаги со словами «… своих старших товарищей?», держащийся на порыжелой кнопке.
Изучив этот текст, Андреа сделал несколько шагов, и очутился около иллюминатора, в котором по идее должен был виднеться неспешно удаляющийся «Пронзатель Вселенной», но почему-то не виднелся. Лак-Жак, приведя своих новых клиентов в эту каюту, спешно удалился, и теперь наверное находился на капитанском мостике, управляя отходом эсминца, предоставив их, как сам же и выразился, «заботам друг друга».
Голди, уже перепробовав с десяток поз, сидела сейчас, уперевшись локтями в колени и неудобно наклонив туловище вперед, а Ану-инэн на соседнем диване продолжала попытки устроиться поудобнее — они закончились тем, что Андреа пришлось прийти ей на помощь, потому что в конце концов колени оказались примерно на уровне головы, и самостоятельно подняться она уже не смогла.
— Удивительно, как здесь хоть кто-то может сидеть! — воскликнула спасенная. — В рубке наверное у толстяка нормальные кресла стоят, а?
— Уж не иначе! — буркнула Голди, и еще раз поерзала, без особой надежды на успех.
Корабль заметно качнулся, и начал разворачиваться, однако звезды в иллюминаторе остались на своих местах, и подойдя к стеклу поближе, Андреа понял, что видит не космос, а довольно-таки грубо сделанную декорацию, лишь чуток подрагивающую в такт рычанию двигателей.
— Товарищ! — раздался новый голос. Андреа отпрянул от иллюминатора, обернулся, но того, кто говорил, увидел не сразу. Вернее, он сначала отметил, что в каюте появилось что-то новое, но лишь когда это «новое» задвигалось, поворачиваясь к Андреа из профиля в фас, стало понятно, что это и есть тот, кто заговорил.
Это не был человек в прямом смысле слова, скорее это был бледно раскрашенный контур, словно вырезанный из картона, достаточно тонкого и гибкого, чтобы пролезть в щель под дверью. Было странно видеть, как этот плоский контур уверенно стоит на ногах, хотя по идее он должен был смяться и упасть под действием собственного веса.
Контур сделал шаг в сторону, и оказался у стены. Теперь, если взглянуть мельком, можно было и не обратить внимания на его двумерность, восприняв эту картину по-обыденному — стоит себе человек опершись о стену, и стоит.
«И человек, я бы сказал, красивый,» — добавил про себя Андреа. — Настоящий звездолетчик. Шнурованный темный комбинезон, очень привлекательное лицо с волевым подбородком, непокорная прядь светлых волос, выбивающаяся из-под пилотки, и светлые серо-стальные глаза, привыкшие пронизывать души людей так же, как космические дали… Так, с чего это я опять? Зацепило что ли? Должно быть от него здорово Волей Создателя прет, или как тут это называют…"
Плоский человек тем временем отбросил рукой в сторону ту самую непокорную прядь волос и продолжил, обращаясь вроде бы ко всем присутствующим, но почему-то в единственном числе:
— Товарищ! Глядя в бескрайние просторы космоса, расстилающиеся перед тобой, гордо озирая чужие и холодные пространства, которые покоряются технике, созданной Человеком, можешь ли ты забыть о родном доме, который отправил тебя в далекий путь? Можешь ли ты не нести в своем сердце веру в неизбывное счастье Вселенной, то счастье, которое уже стало для тебя привычным, но которого еще лишены тысячи разумных существ! Наша…
Дверь каюты распахнулась, и вбежал Лак-Жак. Не обращая внимания на продолжающийся монолог, он подошел к плоскому, и принялся скатывать его в рулон, начав с головы, и поэтому продолжающиеся призывы кому-то в чем-то помочь сразу стали глухими и неразборчивыми. Взвалив получившийся рулон на плечо, контрабандист бросил в сторону Андреа что-то вроде «Пойдем, поможешь», и потопал по скупо освещенному коридору. В конце него обнаружился большой шкаф, явно не принадлежащий к штаному убранству эсминца, и Лак-Жак скомандовал:
— Осторожно открывай дверцу… Я говорю — осторожно, чтоб тебя! Рассыпешь ведь!
«Что рассыплю?» — хотел спросить Андреа, но тут же и сам увидел, что. На полках шкафа сверху до низу лежали десятки таких же рулонов, одни — перевязанные шпагатом, другие заклеенные скотчем. Лак-Жак принялся пристраивать свой груз, сноровисто обматывая его лохматой веревкой, и закончив дело, с облегчением захлопнул дверцы.
— Фу. Мои извинения. Он вас сильно напугал? — обратился он к Андреа.
— Да нет, скорее удивил. А кто это?
— Это? — контрабандист кивнул на шкаф, давая понять, что понял вопрос. — Это остатки прежнего экипажа. Если к штурвалу не пускать, то большого вреда от них нет, но зануды страшные.
— А почему они… такие?
— Мой дорогой друг! К сожалению, мне трудно сказать с определенностью о причинах подобного состояния этих несчастных. Скорее всего это замысел Творца, хотя причины возникновения этого замысла для меня совершенно неясны.
Куском все той же веревки Лак-Жак обмотал дверцы шкафа и повернулся к Андреа:
— А теперь я попрошу вас отправиться в отведенную вам каюту. У меня еще впереди куча работы, большую часть из которой задали мне именно вы и ваши дамы.
Работы у контрабандиста действительно оказалось много. В течение последующего часа, или что-то около того, «Морально Устойчивый» кренился в разные стороны, разгонялся и тормозился, трясся крупной и мелкой дрожью, а то и вытворял все это одновременно, выматывая душу у пассажиров. Даже Голди с Ану-инэн сидели на своих диванах с позеленелыми лицами, а что касается Андреа, то лишь многократные напоминания самому себе о собственной изначальной крутости хоть как-то помогли ему продержаться до посадки.
* * *
Впрочем, сам процесс приземления тоже оказался достойным финалом такого полета — могучий удар по корпусу снизу, от которого под Ану-инэн в диване что-то громко хрустнуло, и после удара «Устойчивый» начал размашисто раскачиваться на амортизаторах, причем амплитуда этих раскачиваний не уменьшалась, а наоборот увеличивалась, до тех пор, пока эсминец не подпрыгнул вновь, а потом снова шмякнулся оземь, но этот раз почему-то пружинить ничего не стало.
Двигатели заглохли, наступила тишина, которую никто из сидящих в каюте не решился нарушить, и первый звук, который раздался после посадки, донесся снаружи: по обшивке простучала как будто монотонная барабанная дробь.
— Опять стрельба, — откомментировала Ану-инэн. Она собиралась еще что-то сказать, но в каюту вошел контрабандист.
— Итак, милостивые сударыни и сударь, я свое дело сделал. Экипаж корабля прощается с вами и желает приятного путешествия. Звездолет дальше не идет, просьба освободить каюту!
— Э, достопочтенный, — перебил его Андреа. — А не могли ли бы вы… так сказать в рамках традиций доброжелательности… как-нибудь обрисовать, куда мы собственно сейчас попадем?
Эсминец содрогнулся — судя по звуку, рядом ним разорвалась небольшая мина.
— После выхода из корабля вы окажетесь на шестой стоянке Планетарного Космопорта, сектор Б. Здесь к вам никто не будет приставать относительно документов, паспортов и справок, а так же можете не опасаться проверок на наличие Пассажиров, Наездников, Управляющих и тому подобных существ. Рекомендую для начала посетить бар… собственно говоря сектор Б — это и есть бар, вернее — бары. Ничего другого тут нету. Вы его сразу увидите, когда выйдете на поле, однако все равно советую взять такси… Ах да, простите, я забыл о вашем финансовом положении! Тогда вам все равно надо будет взять такси, но по приезде быть готовыми к неприятностям с таксистом.
— А без такси? — поинтересовался Андреа, уже примерно зная, каков будет ответ — по кораблю вновь прошлись из чего-то среднекалиберного. На лице Лак-Жака отразилось сомнение:
— Ну разве что короткими перебежками… У некоторых получается. А теперь прошу меня извинить, но время стоянки ограничено. Если вы когда-либо пожелаете вновь воспользоваться моими услугами, то сигнал — три красные ракеты в состоянии отключки. Однако, просьба учесть — услуги Лак-Жака никогда не были дешевыми. Еще раз желаю вам всего хорошего, буду рад вас видеть на борту моих кораблей как можно реже!
Проговорив последнюю фразу, Лак-Жак сделал шаг назад, и захлопнул дверь. Тут же где-близко зажужжал мотор, стенка с иллюминатором и стендом «Крепить боевую…» начала откидываться вперед, а пол наоборот, подниматься вверх — каюта как бы начала выворачиваться наизнанку. В расширяющуюся щель между стеной потолком забрезжил серенький свет снаружи, и Андреа понял, что еще несколько секунд, и они все окажутся на поле космопорта, сектор Б. Он вскочил на ноги, рывком поднял за руку Ану-инэн, а Голди уже сама свалилась со встающего на дыбы дивана. Обе девушки тоже поняли, что там, снаружи, гостей встречают скорее салютом, чем оркестром, и поэтому Ану-инэн выхватила свою пушку, а ее подруга попросту застыла в напряженной позе, готовая ко всему.
Летное поле космопорта уходило вправо и влево до горизонта, а прямо по линии взгляда возвышалось здание, больше всего похожее на кучу осколков разбитой вазы, подсвеченную изнутри. Стеклянные плоскости торчали в разные стороны совершенно бессистемно, но общая форма строения была близка к пирамиде — впрочем ее верхушку скрывали низкие облака, и вполне возможно, что там, за ними, архитектурный стиль здания резко менялся.
«Морально Устойчивый» стоял, опершись на свои четыре стабилизатора, закрывая обзор назад, но и растеряно стоящим на бетоне девушкам, и самому Андреа хватало и той части панорамы, которая осталась доступной.
Сначала Андреа восхитился многообразием форм и размеров кораблей, без видимого порядка расположившихся на поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57
— Милая дама, я конечно приношу все возможные извинения за то, что оценил вашу внешность столь нелестно…
«И столь справедливо» — добавил от себя Андреа, глядя на малиновый румянец на щеках Ану-инэн.
— Но позвольте привлечь ваше внимание к маленькой детали. Мы сейчас находимся в состоянии отключки, и это значит что этот ваш грозный предмет, как и прочие бластеры-шмастеры, увы, будет бездействовать! А мой наган действовать будет, что неоднократно проверенно на практике. Потрудитесь положить свою декорацию на пол!
Последние слова были произнесены холодным и властным тоном человека, умеющего приказывать, и уверенного в своем праве делать это. Ану-инэн улыбнулась, и нажала на курок. Максимум, что ожидал услышать Андреа — это звук удара бойка по патрону, потому что слова о бездействии техники в отключке очень хорошо совпали с его собственными умозаключениями. Но вместо бессильного металлического щелчка в кабине «Пронзателя Вселенной» раздался полновесный грохот выстрела, и вслед за ним — стеклянный звон осыпающихся осколков. Стало заметно темнее: на потолке вместо одного трех из плафонов теперь красовался темный прямоугольник с громадной дырой посередине.
— Немного ошибаемся в деталях, да? — язвительно спросила Ану-инэн. Лак-Жак пару раз беззвучно открыл и закрыл рот, посмотрел наверх, на девушек, потом на Андреа и, заметно сникнув, засунул наган в кобуру. Затем он печально произнес, значительно медленнее и тише, чем говорил до сих пор:
— Пардон, мадам или мадмуазель. Я к вашим услугам.
— Великолепно! Голди, забери-ка у него оружие.
Голди сделала мягкий шаг, и протянула руку к кобуре, но Лак-Жак заговорил снова:
— Прошу вас, не надо этого делать! Честное слово, это я не блефую!
— Ага, припугнули пушкой, и навеки наш?
— О нет, мадмуазель, не в этом дело. Я считаю, что вы со мною в расчете, кроме шуток!
Андреа с неудовольствием отметил, что контрабандист уже оправился от потрясения, и его речь вновь с каждым словом набирает громкость и темп.
— Само по себе свидетельство, что сюжетное оружие в принципе способно действовать в отключке, достаточно ценная информация. Черт побери, да если я сумею… впрочем неважно. Я могу дать слово, что не имею претензий к вам и вашим друзьям и подругам, а наоборот весьма обязан, а слово Лак-Жака кое-чего да стоит!
— Стоит, и весьма немало, — сам по себе «голос» Марсианина вроде бы ничуть не изменился, но переводчик вдруг переключился на торжественный и распевный лад.
— Я еще не знаю ни одного случая, когда Лак-Жак свое слово нарушал. Правда, надо еще заставить его это слово дать, но у вас это получилось.
* * *
Интерьер кают космического эсминца «Морально устойчивый» оказался под стать названию: трудно было бы представить себе хоть какую-то моральную неустойчивость в окружении грубо проклепанных стальных стен, на с виду мягких, а на самом деле жутко неудобных диванах и под светом сороковаттных лампочек, забранных казенного вида полукруглыми стеклянными колпаками в металлической решетке. Единственным украшением был стенд для стенгазеты с заголовком «Крепить боевую дисциплину, соответствовать высокому званию воина Космической, Ордена Красной звезды спектрального класса G10, Эскадры ближнего действия!». От самой стенгазеты на стенды остался только маленький обрывок бумаги со словами «… своих старших товарищей?», держащийся на порыжелой кнопке.
Изучив этот текст, Андреа сделал несколько шагов, и очутился около иллюминатора, в котором по идее должен был виднеться неспешно удаляющийся «Пронзатель Вселенной», но почему-то не виднелся. Лак-Жак, приведя своих новых клиентов в эту каюту, спешно удалился, и теперь наверное находился на капитанском мостике, управляя отходом эсминца, предоставив их, как сам же и выразился, «заботам друг друга».
Голди, уже перепробовав с десяток поз, сидела сейчас, уперевшись локтями в колени и неудобно наклонив туловище вперед, а Ану-инэн на соседнем диване продолжала попытки устроиться поудобнее — они закончились тем, что Андреа пришлось прийти ей на помощь, потому что в конце концов колени оказались примерно на уровне головы, и самостоятельно подняться она уже не смогла.
— Удивительно, как здесь хоть кто-то может сидеть! — воскликнула спасенная. — В рубке наверное у толстяка нормальные кресла стоят, а?
— Уж не иначе! — буркнула Голди, и еще раз поерзала, без особой надежды на успех.
Корабль заметно качнулся, и начал разворачиваться, однако звезды в иллюминаторе остались на своих местах, и подойдя к стеклу поближе, Андреа понял, что видит не космос, а довольно-таки грубо сделанную декорацию, лишь чуток подрагивающую в такт рычанию двигателей.
— Товарищ! — раздался новый голос. Андреа отпрянул от иллюминатора, обернулся, но того, кто говорил, увидел не сразу. Вернее, он сначала отметил, что в каюте появилось что-то новое, но лишь когда это «новое» задвигалось, поворачиваясь к Андреа из профиля в фас, стало понятно, что это и есть тот, кто заговорил.
Это не был человек в прямом смысле слова, скорее это был бледно раскрашенный контур, словно вырезанный из картона, достаточно тонкого и гибкого, чтобы пролезть в щель под дверью. Было странно видеть, как этот плоский контур уверенно стоит на ногах, хотя по идее он должен был смяться и упасть под действием собственного веса.
Контур сделал шаг в сторону, и оказался у стены. Теперь, если взглянуть мельком, можно было и не обратить внимания на его двумерность, восприняв эту картину по-обыденному — стоит себе человек опершись о стену, и стоит.
«И человек, я бы сказал, красивый,» — добавил про себя Андреа. — Настоящий звездолетчик. Шнурованный темный комбинезон, очень привлекательное лицо с волевым подбородком, непокорная прядь светлых волос, выбивающаяся из-под пилотки, и светлые серо-стальные глаза, привыкшие пронизывать души людей так же, как космические дали… Так, с чего это я опять? Зацепило что ли? Должно быть от него здорово Волей Создателя прет, или как тут это называют…"
Плоский человек тем временем отбросил рукой в сторону ту самую непокорную прядь волос и продолжил, обращаясь вроде бы ко всем присутствующим, но почему-то в единственном числе:
— Товарищ! Глядя в бескрайние просторы космоса, расстилающиеся перед тобой, гордо озирая чужие и холодные пространства, которые покоряются технике, созданной Человеком, можешь ли ты забыть о родном доме, который отправил тебя в далекий путь? Можешь ли ты не нести в своем сердце веру в неизбывное счастье Вселенной, то счастье, которое уже стало для тебя привычным, но которого еще лишены тысячи разумных существ! Наша…
Дверь каюты распахнулась, и вбежал Лак-Жак. Не обращая внимания на продолжающийся монолог, он подошел к плоскому, и принялся скатывать его в рулон, начав с головы, и поэтому продолжающиеся призывы кому-то в чем-то помочь сразу стали глухими и неразборчивыми. Взвалив получившийся рулон на плечо, контрабандист бросил в сторону Андреа что-то вроде «Пойдем, поможешь», и потопал по скупо освещенному коридору. В конце него обнаружился большой шкаф, явно не принадлежащий к штаному убранству эсминца, и Лак-Жак скомандовал:
— Осторожно открывай дверцу… Я говорю — осторожно, чтоб тебя! Рассыпешь ведь!
«Что рассыплю?» — хотел спросить Андреа, но тут же и сам увидел, что. На полках шкафа сверху до низу лежали десятки таких же рулонов, одни — перевязанные шпагатом, другие заклеенные скотчем. Лак-Жак принялся пристраивать свой груз, сноровисто обматывая его лохматой веревкой, и закончив дело, с облегчением захлопнул дверцы.
— Фу. Мои извинения. Он вас сильно напугал? — обратился он к Андреа.
— Да нет, скорее удивил. А кто это?
— Это? — контрабандист кивнул на шкаф, давая понять, что понял вопрос. — Это остатки прежнего экипажа. Если к штурвалу не пускать, то большого вреда от них нет, но зануды страшные.
— А почему они… такие?
— Мой дорогой друг! К сожалению, мне трудно сказать с определенностью о причинах подобного состояния этих несчастных. Скорее всего это замысел Творца, хотя причины возникновения этого замысла для меня совершенно неясны.
Куском все той же веревки Лак-Жак обмотал дверцы шкафа и повернулся к Андреа:
— А теперь я попрошу вас отправиться в отведенную вам каюту. У меня еще впереди куча работы, большую часть из которой задали мне именно вы и ваши дамы.
Работы у контрабандиста действительно оказалось много. В течение последующего часа, или что-то около того, «Морально Устойчивый» кренился в разные стороны, разгонялся и тормозился, трясся крупной и мелкой дрожью, а то и вытворял все это одновременно, выматывая душу у пассажиров. Даже Голди с Ану-инэн сидели на своих диванах с позеленелыми лицами, а что касается Андреа, то лишь многократные напоминания самому себе о собственной изначальной крутости хоть как-то помогли ему продержаться до посадки.
* * *
Впрочем, сам процесс приземления тоже оказался достойным финалом такого полета — могучий удар по корпусу снизу, от которого под Ану-инэн в диване что-то громко хрустнуло, и после удара «Устойчивый» начал размашисто раскачиваться на амортизаторах, причем амплитуда этих раскачиваний не уменьшалась, а наоборот увеличивалась, до тех пор, пока эсминец не подпрыгнул вновь, а потом снова шмякнулся оземь, но этот раз почему-то пружинить ничего не стало.
Двигатели заглохли, наступила тишина, которую никто из сидящих в каюте не решился нарушить, и первый звук, который раздался после посадки, донесся снаружи: по обшивке простучала как будто монотонная барабанная дробь.
— Опять стрельба, — откомментировала Ану-инэн. Она собиралась еще что-то сказать, но в каюту вошел контрабандист.
— Итак, милостивые сударыни и сударь, я свое дело сделал. Экипаж корабля прощается с вами и желает приятного путешествия. Звездолет дальше не идет, просьба освободить каюту!
— Э, достопочтенный, — перебил его Андреа. — А не могли ли бы вы… так сказать в рамках традиций доброжелательности… как-нибудь обрисовать, куда мы собственно сейчас попадем?
Эсминец содрогнулся — судя по звуку, рядом ним разорвалась небольшая мина.
— После выхода из корабля вы окажетесь на шестой стоянке Планетарного Космопорта, сектор Б. Здесь к вам никто не будет приставать относительно документов, паспортов и справок, а так же можете не опасаться проверок на наличие Пассажиров, Наездников, Управляющих и тому подобных существ. Рекомендую для начала посетить бар… собственно говоря сектор Б — это и есть бар, вернее — бары. Ничего другого тут нету. Вы его сразу увидите, когда выйдете на поле, однако все равно советую взять такси… Ах да, простите, я забыл о вашем финансовом положении! Тогда вам все равно надо будет взять такси, но по приезде быть готовыми к неприятностям с таксистом.
— А без такси? — поинтересовался Андреа, уже примерно зная, каков будет ответ — по кораблю вновь прошлись из чего-то среднекалиберного. На лице Лак-Жака отразилось сомнение:
— Ну разве что короткими перебежками… У некоторых получается. А теперь прошу меня извинить, но время стоянки ограничено. Если вы когда-либо пожелаете вновь воспользоваться моими услугами, то сигнал — три красные ракеты в состоянии отключки. Однако, просьба учесть — услуги Лак-Жака никогда не были дешевыми. Еще раз желаю вам всего хорошего, буду рад вас видеть на борту моих кораблей как можно реже!
Проговорив последнюю фразу, Лак-Жак сделал шаг назад, и захлопнул дверь. Тут же где-близко зажужжал мотор, стенка с иллюминатором и стендом «Крепить боевую…» начала откидываться вперед, а пол наоборот, подниматься вверх — каюта как бы начала выворачиваться наизнанку. В расширяющуюся щель между стеной потолком забрезжил серенький свет снаружи, и Андреа понял, что еще несколько секунд, и они все окажутся на поле космопорта, сектор Б. Он вскочил на ноги, рывком поднял за руку Ану-инэн, а Голди уже сама свалилась со встающего на дыбы дивана. Обе девушки тоже поняли, что там, снаружи, гостей встречают скорее салютом, чем оркестром, и поэтому Ану-инэн выхватила свою пушку, а ее подруга попросту застыла в напряженной позе, готовая ко всему.
Летное поле космопорта уходило вправо и влево до горизонта, а прямо по линии взгляда возвышалось здание, больше всего похожее на кучу осколков разбитой вазы, подсвеченную изнутри. Стеклянные плоскости торчали в разные стороны совершенно бессистемно, но общая форма строения была близка к пирамиде — впрочем ее верхушку скрывали низкие облака, и вполне возможно, что там, за ними, архитектурный стиль здания резко менялся.
«Морально Устойчивый» стоял, опершись на свои четыре стабилизатора, закрывая обзор назад, но и растеряно стоящим на бетоне девушкам, и самому Андреа хватало и той части панорамы, которая осталась доступной.
Сначала Андреа восхитился многообразием форм и размеров кораблей, без видимого порядка расположившихся на поле.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57