Ольга и граф тоже с любопытством глядели на удивительный монумент. Москвичи разных эпох долго спорили, что должно стоять на Лубянской площади: бывший здесь некогда водоразборный фонтан или сменивший его памятник главному часовому революции, также впоследствии снесенный? Победил компромисс. В центре Лубянки теперь возвышался фонтан «Феликс Эдмундович, оплакивающий героев революции». Нюшок обошел парапет по кругу, лизнул воду и, наконец, решительно углубился в сужающееся горло Большой Лубянки.
– Кажется, верный след! – обрадовался Джек Милдэм.
– Верный, но слабый, – заметил Христофор. – Видимо, наши бутылки далеко отсюда...
– Ну, как далеко... миля – две? На каком расстоянии нюшок чует запах?
– За триста километров, – сказал Христофор.
– Уау!
– Может быть, ему мешают посторонние запахи... – сказала Ольга.
Она, казалось, сама принюхивалась, заглядывая в каждый переулок и каждую подворотню, прислушивалась к звукам, доносящимся из-за каждой двери и даже внимательно прочла золотую надпись на мемориальной доске: "Здесь в помещении клуба Госплана на митинге-концерте сотрудников ВЧК – сегодня и ежедневно – Ильич! ". Из приоткрытого окна слышался зажигательный аккомпанемент, и мягкий картавый голос исполнял одесские куплеты.
– Может, хоть в гастроном зайдем? – робко спросил Джек Милдэм, утративший надежду на скорую поимку ифрита и на обед, который должен за этим последовать.
Гастроном, о котором он говорил, известнейший в Москве продовольственный магазин, находился совсем рядом, на подворье князя Пожарского. У дверей его толпились вооруженные люди, громко ругавшие поляков за то, что те вечно лезут без очереди. Несмотря на протесты, поляки, видимо, отоварились-таки дефицитом, потому что вышли на улицу с тяжелыми сумками в руках. Вместе с ними вышел представительный бородач в крестьянском армяке.
– Дзенкуе, пан Сусанин! – сказал, обращаясь к нему, один из поляков. – Тэраз хцен бы пуйшчь до Дзецкого Миру, а по за тым – до ЦУМу...
– А может, уже к царю? – устало спросил крестьянин.
– Не тшеба! – дружно замотали головами поляки.
– Ну, черт с вами, – вздохнул бородач, – пошли в «Детский Мир»...
– Так как насчет гастронома? – снова спросил граф. – Зайдем? Там, наверняка, буфет...
– Некогда, – сказала Ольга.
– Ну хоть по булочке купим! – настаивал Джек. – Я зверски хочу есть!
– Не до того сейчас, – досадливо поморщилась княжна. – Потом как-нибудь...
– Когда – потом?! – неожиданно взорвался граф. – Через триста километров?! А может вообще дадим обет ничего не есть, пока не найдем последнего ифрита? Сколько можно гоняться без сна и отдыха за этими дурацкими бутылками! Я граф, между прочим! У меня графство на кого попало брошено! Мои вассалы уже черт знает сколько ждут своего сюзерена с обещанной невестой. А сюзерен, тем временем, как хвост собачий, болтается на привязи, носится за каким-то пуделем... Не желаю! Меня другие запахи привлекают! Я есть хочу и не собираюсь ждать до лучших времен... И не смотрите на меня такими глазами, вы оба! Я вам не нюшок!
– Вот именно, – зло сказала Ольга. – Нюшок хоть пользу приносит... А ты... Впрочем, можешь идти в гастроном, в ресторан, или вообще возвращаться к своим вассалам. Дай сюда поводок!
– Что?! – Джек Милдэм не хотел верить ушам. – Тебе этот пудель дороже графа Бруклина?!
– Без графства я как-нибудь обойдусь, – ответила Ольга, – а без нюшка – нет.
– Ах, без нюшка! – взвыл граф. – А может еще без этого жулика?
Он ткнул пальцем в Христофора.
Тот до сих пор тихо стоял в сторонке, наблюдая за развитием непредвиденной ссоры с ангельским выражением лица и дьявольским интересом.
– Да, – сказала Ольга. – Он мне тоже необходим.
– Ага! – бушевал Джек Милдэм. – Я давно замечаю, что вы с ним спелись!
Христофор шагнул вперед.
– Вот что, граф, – озабоченно сказал он. – Ты это брось. Хороший парень, а с голодухи несешь что попало. Потом жалеть будешь...
Вместо ответа Джек размахнулся и нанес удар, который мог бы стать сокрушительным, если бы Христофор не увернулся с неожиданной ловкостью. Тяжелый кулак графа Бруклина вспорол пространство над головой Гонзо и врезался в стену. Осколки гранитной облицовки брызнули во все стороны. Джек завертелся на месте, наматывая на себя поводок, приседая и складываясь пополам, будто хотел спрятать ушибленный кулак от посторонних глаз.
– Вот. Теперь танцуешь... – незлобиво сказал Христофор. – И дом повредил. А ведь тут, на Лубянке, в каждом доме – чекисты. Они тебе такие танцы устроят! – Он усмехнулся и пропел:
– "Знаешь ли ты, как танцуют чекисты?
Это не твист, это круче, чем твист! "
– Да я ж тебя сейчас... – проревел граф.
Он бросился на Гонзо, но вдруг оказался лицом к лицу с Ольгой. В зеленых ведьминых глазах горело недоброе пламя.
– Джек, – сказала княжна тихо, – у тебя остался последний шанс...
Граф Бруклин, задыхаясь от бешенства, смотрел в ее глаза несколько долгих мгновений, а потом вдруг повернулся и пошел, как и раньше, вслед за нюшком вдоль по улице.
Ольга и Христофор переглянулись.
– Бунт подавлен, – усмехнулся Гонзо.
– Ты не очень-то заносись! – сердито огрызнулась Ольга. – Тоже хорош петух. Чего ты его задираешь?
– Я задираю?! Да я наоборот, пытался его успокоить! Обидно даже слышать такие слова от тебя, Оленька!
– Ладно, хватит об этом. Все устали и всем надоело, – Ольга отвела грустную прядь волос, и лицо ее снова осветилось. – Что поделаешь, если этот чертов «Леонид Кудрявцев» скачет по мирам, как блоха? Приходится собирать по одной бутылке...
Она посмотрела на Гонзо и улыбнулась, не то виновато, не то смутившись вдруг от какой-то новой, непривычной мысли. Христофор тоже расплылся в улыбке, хоть и не знал, чему они оба улыбаются. Просто ему было хорошо сейчас. Он чувствовал, что пришло время сказать Ольге нечто важное – о себе, о ней, вообще обо всем...
– Да-а... – покивал он и замолчал. Нужные слова почему-то никак не подбирались. – ... А хорошо было бы догнать «Кудрявцева»... Взять старшего помощника за тельняшку и спросить: «Ты кому продал ифритов, гад?» То-то он удивится! Если только... – Христофор остановился, поймав на себе Ольгин настороженный взгляд.
– Если только – что? – спросила она.
Гонзо почесал в затылке.
– Да вот я все думаю: не дай бог, этот старший помощник решит сам коньячку отведать...
– Не-ет, что ты! – с излишней поспешностью возразила Ольга. – У него же печень больная!
– А если праздник? День рождения капитана? Как не откупорить бутылочку по такому случаю?
Христофор понимал, что разговор пошел совсем не в ту сторону. Это злило его, но он ничего не мог поделать – у него, оказывается, совсем не было навыков разговора о чувствах.
– И придется нам гоняться по всем мирам за ифритом, оседлавшим межмирник! – сердито заключил он.
– Эх! – вздохнула княжна. – Если бы это была самая страшная опасность!
– А что может быть страшнее? – спросил Гонзо.
"Так тебе и скажи! " – прочитал он в глазах Ольги.
Погоня за летучими запахами по улицам Москвы продолжалась. Нюшок упорно тянул вперед, ловко пробираясь сквозь толпу москвичей, собравшихся на Кучковом поле, чтобы торжественно встретить икону Владимирской Божьей Матери. Выстроившись вдоль дороги, они приветливо махали флажками с изображениями московского и владимирского гербов. Здесь же, в толпе, расхаживал и сам боярин Кучко с мегафоном на шее. Многолюдное сборище он использовал в личных целях, пытаясь снискать популярность как жертва политических репрессий режима Юрия Долгорукого и подлинный основатель Москвы.
За Кучковым полем Лубянка превратилась в Сретенку. По обеим сторонам улицы, к вящим страданиям Джека Милдэма, потянулись продовольственные магазины, лавки и просто лотошники с пирогами. Но гордый граф даже не глядел в их сторону. Он молчал до самой Сухаревой башни, и только проходя мимо знаменитого трактира на Колхозной площади, тяжело вздохнул. Трактир назывался «Сухаревская конвенция». Двери и окна его были распахнуты настежь, но внутри все равно был ад. В аппетитном гастрономическом чаду и сигаретном дыму сновали стриженные под горшок половые, разнося по столам пиво «Haake beck». За столами большая компания подозрительных личностей с шумом и руганью делила все Параллелье на эксплуатационные участки.
За воротами Земляного города было уже не так многолюдно, да и улица порядком расширилась. Охотники за ифритами припустили почти бегом, подчиняясь темпу, задаваемому нюшком. При всем желании они теперь не имели возможности любоваться достопримечательностями. Запомнилась только яркая афиша на столбе, недалеко от спорткомплекса «Олимпийский», гласящая: «Бои без правил. Финальный поединок за звание чемпиона Евразии. Встречаются: Пересвет (Российская Федерация) и Челубей (Татаро-Монгольская Народная Республика). Билеты в кассах.»
Христофор стал уже беспокоиться: приближался Рижский вокзал. Что, если покупатель бутылок с ифритами сел в поезд и укатил за тридевять земель? Придется ехать за ним. А куда ехать? До какой станции? И в каком, вообще, направлении? На Ржев, Великие Луки или Ригу?
Рижская площадь стонала от взаимного трения пересекающихся транспортных потоков и чиновников таможенной службы Камер-коллежского вала. Здесь задерживались грузы, доставляемые в столицу контрабандой, что не мешало контрабандистам сбывать их тут же, на Рижском рынке, не проходя таможни.
При виде знакомой вывески на главном павильоне рынка Гонзо разулыбался и даже слегка кивнул, приветствуя ее. Он был сентиментален и всегда с теплотой вспоминал наиболее удачные махинации своей безоблачной юности.
Не сворачивая к вокзалу, нюшок протащил охотников за ифритами через площадь и устремился на эстакаду, переносящую поток автомобилей через железнодорожные пути.
– Господи! – тихо, чтобы не слышал Джек, простонала Ольга, – да сколько же можно?!
– Ты это мне? – спросил Христофор.
– Нет, богу, – устало отозвалась княжна. – Ноги не идут больше... Пол-Москвы отмахали!
– М-м-да, – согласился Гонзо, – и что ты предлагаешь?
Ольга не ответила. Экипаж межмирника миновал эстакаду. Дальше на многие километры тянулся бесконечный спуск, лишь у самого горизонта виднелась блестящая булавка, воткнутая в землю возле ВДНХ в ознаменование выхода человечества в космос. Словно вдохновленный открывшимся видом, нюшок еще наддал. Граф, по-прежнему сохраняющий мрачное молчание, молча наддал вместе с ним.
– Нет, я этого не вынесу! – чуть не плача, сказала Ольга.
– Вот что, – задумчиво произнес Христофор. – До сих пор мы ни разу никуда не сворачивали. Значит целью нашей экскурсии является знакомство с достопримечательностями, расположенными исключительно на Проспекте Мира.
– Ты это к чему? – не поняла Ольга.
– К тому, что не будет большой беды, если мы для разнообразия проедем одну остановку на метро.
– В подземке? А если нюшок именно на этом участке должен свернуть?
– Ну в крайнем случае вернемся немного назад!
Христофор видел, что у Ольги есть возражения, но нет сил. Она только слабо махнула рукой.
– Ладно. Где тут твоя подземка?
Ближайшим входом в метро была станция Алексеевская. Расстояние до нее все-таки пришлось пройти пешком. Здесь Ольга, вполне овладевшая искусством управлять поведением нюшка, немного пошептала над ним, и зверь безропотно дал усадить себя в сумку. Входя на эскалатор с баулом на плече, Христофор имел вид провинциального челнока – типичного обитателя московского метрополитена. Именно на Алексеевской таких можно увидеть чаще всего – все они тяжело нагружены дубленками, которые, как известно, буквально кучами навалены в окрестностях станции.
К счастью, вечерний час пик еще не наступил, и вагоны не были переполнены. Охотники расселись на диванах и с наслаждением вытянули натруженные ноги. Ольга даже тихонько застонала, но никто из окружающих не обратил на нее внимания – все пассажиры, включая двух крестьян в лаптях и с котомками через плечо, были погружены в чтение. Гонзо, не прихвативший с собой чтива, по привычке заглянул в газету соседа. Его внимание привлекло неброское объявление, квадратов на шесть: «Полиноиды дешево. Любыми партиями. Доставка и подъем на этаж – бесплатно.» Христофор покачал головой. Что ни говори, а жизнь в Москве все-таки качественно отличается от жизни в провинциальном Параллелье...
Из дальнего конца вагона послышалась заунывная песня. Вереница слепцов медленно двигалась по проходу вслед за одноглазым поводырем. Слепцы высоко и стройно вытягивали «Богородице, дева, радуйся...». Поводырь демонстрировал пассажирам приколотую на груди справку о нетрудоспособности и нетерпеливо ждал подаяния. Точно рассчитав время движения между станциями, он провел свою бригаду из конца в конец вагона и, не останавливаясь ни на секунду, вышел на платформу станции «ВДНХ». Вслед за слепцами вагон покинули и охотники за ифритами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Кажется, верный след! – обрадовался Джек Милдэм.
– Верный, но слабый, – заметил Христофор. – Видимо, наши бутылки далеко отсюда...
– Ну, как далеко... миля – две? На каком расстоянии нюшок чует запах?
– За триста километров, – сказал Христофор.
– Уау!
– Может быть, ему мешают посторонние запахи... – сказала Ольга.
Она, казалось, сама принюхивалась, заглядывая в каждый переулок и каждую подворотню, прислушивалась к звукам, доносящимся из-за каждой двери и даже внимательно прочла золотую надпись на мемориальной доске: "Здесь в помещении клуба Госплана на митинге-концерте сотрудников ВЧК – сегодня и ежедневно – Ильич! ". Из приоткрытого окна слышался зажигательный аккомпанемент, и мягкий картавый голос исполнял одесские куплеты.
– Может, хоть в гастроном зайдем? – робко спросил Джек Милдэм, утративший надежду на скорую поимку ифрита и на обед, который должен за этим последовать.
Гастроном, о котором он говорил, известнейший в Москве продовольственный магазин, находился совсем рядом, на подворье князя Пожарского. У дверей его толпились вооруженные люди, громко ругавшие поляков за то, что те вечно лезут без очереди. Несмотря на протесты, поляки, видимо, отоварились-таки дефицитом, потому что вышли на улицу с тяжелыми сумками в руках. Вместе с ними вышел представительный бородач в крестьянском армяке.
– Дзенкуе, пан Сусанин! – сказал, обращаясь к нему, один из поляков. – Тэраз хцен бы пуйшчь до Дзецкого Миру, а по за тым – до ЦУМу...
– А может, уже к царю? – устало спросил крестьянин.
– Не тшеба! – дружно замотали головами поляки.
– Ну, черт с вами, – вздохнул бородач, – пошли в «Детский Мир»...
– Так как насчет гастронома? – снова спросил граф. – Зайдем? Там, наверняка, буфет...
– Некогда, – сказала Ольга.
– Ну хоть по булочке купим! – настаивал Джек. – Я зверски хочу есть!
– Не до того сейчас, – досадливо поморщилась княжна. – Потом как-нибудь...
– Когда – потом?! – неожиданно взорвался граф. – Через триста километров?! А может вообще дадим обет ничего не есть, пока не найдем последнего ифрита? Сколько можно гоняться без сна и отдыха за этими дурацкими бутылками! Я граф, между прочим! У меня графство на кого попало брошено! Мои вассалы уже черт знает сколько ждут своего сюзерена с обещанной невестой. А сюзерен, тем временем, как хвост собачий, болтается на привязи, носится за каким-то пуделем... Не желаю! Меня другие запахи привлекают! Я есть хочу и не собираюсь ждать до лучших времен... И не смотрите на меня такими глазами, вы оба! Я вам не нюшок!
– Вот именно, – зло сказала Ольга. – Нюшок хоть пользу приносит... А ты... Впрочем, можешь идти в гастроном, в ресторан, или вообще возвращаться к своим вассалам. Дай сюда поводок!
– Что?! – Джек Милдэм не хотел верить ушам. – Тебе этот пудель дороже графа Бруклина?!
– Без графства я как-нибудь обойдусь, – ответила Ольга, – а без нюшка – нет.
– Ах, без нюшка! – взвыл граф. – А может еще без этого жулика?
Он ткнул пальцем в Христофора.
Тот до сих пор тихо стоял в сторонке, наблюдая за развитием непредвиденной ссоры с ангельским выражением лица и дьявольским интересом.
– Да, – сказала Ольга. – Он мне тоже необходим.
– Ага! – бушевал Джек Милдэм. – Я давно замечаю, что вы с ним спелись!
Христофор шагнул вперед.
– Вот что, граф, – озабоченно сказал он. – Ты это брось. Хороший парень, а с голодухи несешь что попало. Потом жалеть будешь...
Вместо ответа Джек размахнулся и нанес удар, который мог бы стать сокрушительным, если бы Христофор не увернулся с неожиданной ловкостью. Тяжелый кулак графа Бруклина вспорол пространство над головой Гонзо и врезался в стену. Осколки гранитной облицовки брызнули во все стороны. Джек завертелся на месте, наматывая на себя поводок, приседая и складываясь пополам, будто хотел спрятать ушибленный кулак от посторонних глаз.
– Вот. Теперь танцуешь... – незлобиво сказал Христофор. – И дом повредил. А ведь тут, на Лубянке, в каждом доме – чекисты. Они тебе такие танцы устроят! – Он усмехнулся и пропел:
– "Знаешь ли ты, как танцуют чекисты?
Это не твист, это круче, чем твист! "
– Да я ж тебя сейчас... – проревел граф.
Он бросился на Гонзо, но вдруг оказался лицом к лицу с Ольгой. В зеленых ведьминых глазах горело недоброе пламя.
– Джек, – сказала княжна тихо, – у тебя остался последний шанс...
Граф Бруклин, задыхаясь от бешенства, смотрел в ее глаза несколько долгих мгновений, а потом вдруг повернулся и пошел, как и раньше, вслед за нюшком вдоль по улице.
Ольга и Христофор переглянулись.
– Бунт подавлен, – усмехнулся Гонзо.
– Ты не очень-то заносись! – сердито огрызнулась Ольга. – Тоже хорош петух. Чего ты его задираешь?
– Я задираю?! Да я наоборот, пытался его успокоить! Обидно даже слышать такие слова от тебя, Оленька!
– Ладно, хватит об этом. Все устали и всем надоело, – Ольга отвела грустную прядь волос, и лицо ее снова осветилось. – Что поделаешь, если этот чертов «Леонид Кудрявцев» скачет по мирам, как блоха? Приходится собирать по одной бутылке...
Она посмотрела на Гонзо и улыбнулась, не то виновато, не то смутившись вдруг от какой-то новой, непривычной мысли. Христофор тоже расплылся в улыбке, хоть и не знал, чему они оба улыбаются. Просто ему было хорошо сейчас. Он чувствовал, что пришло время сказать Ольге нечто важное – о себе, о ней, вообще обо всем...
– Да-а... – покивал он и замолчал. Нужные слова почему-то никак не подбирались. – ... А хорошо было бы догнать «Кудрявцева»... Взять старшего помощника за тельняшку и спросить: «Ты кому продал ифритов, гад?» То-то он удивится! Если только... – Христофор остановился, поймав на себе Ольгин настороженный взгляд.
– Если только – что? – спросила она.
Гонзо почесал в затылке.
– Да вот я все думаю: не дай бог, этот старший помощник решит сам коньячку отведать...
– Не-ет, что ты! – с излишней поспешностью возразила Ольга. – У него же печень больная!
– А если праздник? День рождения капитана? Как не откупорить бутылочку по такому случаю?
Христофор понимал, что разговор пошел совсем не в ту сторону. Это злило его, но он ничего не мог поделать – у него, оказывается, совсем не было навыков разговора о чувствах.
– И придется нам гоняться по всем мирам за ифритом, оседлавшим межмирник! – сердито заключил он.
– Эх! – вздохнула княжна. – Если бы это была самая страшная опасность!
– А что может быть страшнее? – спросил Гонзо.
"Так тебе и скажи! " – прочитал он в глазах Ольги.
Погоня за летучими запахами по улицам Москвы продолжалась. Нюшок упорно тянул вперед, ловко пробираясь сквозь толпу москвичей, собравшихся на Кучковом поле, чтобы торжественно встретить икону Владимирской Божьей Матери. Выстроившись вдоль дороги, они приветливо махали флажками с изображениями московского и владимирского гербов. Здесь же, в толпе, расхаживал и сам боярин Кучко с мегафоном на шее. Многолюдное сборище он использовал в личных целях, пытаясь снискать популярность как жертва политических репрессий режима Юрия Долгорукого и подлинный основатель Москвы.
За Кучковым полем Лубянка превратилась в Сретенку. По обеим сторонам улицы, к вящим страданиям Джека Милдэма, потянулись продовольственные магазины, лавки и просто лотошники с пирогами. Но гордый граф даже не глядел в их сторону. Он молчал до самой Сухаревой башни, и только проходя мимо знаменитого трактира на Колхозной площади, тяжело вздохнул. Трактир назывался «Сухаревская конвенция». Двери и окна его были распахнуты настежь, но внутри все равно был ад. В аппетитном гастрономическом чаду и сигаретном дыму сновали стриженные под горшок половые, разнося по столам пиво «Haake beck». За столами большая компания подозрительных личностей с шумом и руганью делила все Параллелье на эксплуатационные участки.
За воротами Земляного города было уже не так многолюдно, да и улица порядком расширилась. Охотники за ифритами припустили почти бегом, подчиняясь темпу, задаваемому нюшком. При всем желании они теперь не имели возможности любоваться достопримечательностями. Запомнилась только яркая афиша на столбе, недалеко от спорткомплекса «Олимпийский», гласящая: «Бои без правил. Финальный поединок за звание чемпиона Евразии. Встречаются: Пересвет (Российская Федерация) и Челубей (Татаро-Монгольская Народная Республика). Билеты в кассах.»
Христофор стал уже беспокоиться: приближался Рижский вокзал. Что, если покупатель бутылок с ифритами сел в поезд и укатил за тридевять земель? Придется ехать за ним. А куда ехать? До какой станции? И в каком, вообще, направлении? На Ржев, Великие Луки или Ригу?
Рижская площадь стонала от взаимного трения пересекающихся транспортных потоков и чиновников таможенной службы Камер-коллежского вала. Здесь задерживались грузы, доставляемые в столицу контрабандой, что не мешало контрабандистам сбывать их тут же, на Рижском рынке, не проходя таможни.
При виде знакомой вывески на главном павильоне рынка Гонзо разулыбался и даже слегка кивнул, приветствуя ее. Он был сентиментален и всегда с теплотой вспоминал наиболее удачные махинации своей безоблачной юности.
Не сворачивая к вокзалу, нюшок протащил охотников за ифритами через площадь и устремился на эстакаду, переносящую поток автомобилей через железнодорожные пути.
– Господи! – тихо, чтобы не слышал Джек, простонала Ольга, – да сколько же можно?!
– Ты это мне? – спросил Христофор.
– Нет, богу, – устало отозвалась княжна. – Ноги не идут больше... Пол-Москвы отмахали!
– М-м-да, – согласился Гонзо, – и что ты предлагаешь?
Ольга не ответила. Экипаж межмирника миновал эстакаду. Дальше на многие километры тянулся бесконечный спуск, лишь у самого горизонта виднелась блестящая булавка, воткнутая в землю возле ВДНХ в ознаменование выхода человечества в космос. Словно вдохновленный открывшимся видом, нюшок еще наддал. Граф, по-прежнему сохраняющий мрачное молчание, молча наддал вместе с ним.
– Нет, я этого не вынесу! – чуть не плача, сказала Ольга.
– Вот что, – задумчиво произнес Христофор. – До сих пор мы ни разу никуда не сворачивали. Значит целью нашей экскурсии является знакомство с достопримечательностями, расположенными исключительно на Проспекте Мира.
– Ты это к чему? – не поняла Ольга.
– К тому, что не будет большой беды, если мы для разнообразия проедем одну остановку на метро.
– В подземке? А если нюшок именно на этом участке должен свернуть?
– Ну в крайнем случае вернемся немного назад!
Христофор видел, что у Ольги есть возражения, но нет сил. Она только слабо махнула рукой.
– Ладно. Где тут твоя подземка?
Ближайшим входом в метро была станция Алексеевская. Расстояние до нее все-таки пришлось пройти пешком. Здесь Ольга, вполне овладевшая искусством управлять поведением нюшка, немного пошептала над ним, и зверь безропотно дал усадить себя в сумку. Входя на эскалатор с баулом на плече, Христофор имел вид провинциального челнока – типичного обитателя московского метрополитена. Именно на Алексеевской таких можно увидеть чаще всего – все они тяжело нагружены дубленками, которые, как известно, буквально кучами навалены в окрестностях станции.
К счастью, вечерний час пик еще не наступил, и вагоны не были переполнены. Охотники расселись на диванах и с наслаждением вытянули натруженные ноги. Ольга даже тихонько застонала, но никто из окружающих не обратил на нее внимания – все пассажиры, включая двух крестьян в лаптях и с котомками через плечо, были погружены в чтение. Гонзо, не прихвативший с собой чтива, по привычке заглянул в газету соседа. Его внимание привлекло неброское объявление, квадратов на шесть: «Полиноиды дешево. Любыми партиями. Доставка и подъем на этаж – бесплатно.» Христофор покачал головой. Что ни говори, а жизнь в Москве все-таки качественно отличается от жизни в провинциальном Параллелье...
Из дальнего конца вагона послышалась заунывная песня. Вереница слепцов медленно двигалась по проходу вслед за одноглазым поводырем. Слепцы высоко и стройно вытягивали «Богородице, дева, радуйся...». Поводырь демонстрировал пассажирам приколотую на груди справку о нетрудоспособности и нетерпеливо ждал подаяния. Точно рассчитав время движения между станциями, он провел свою бригаду из конца в конец вагона и, не останавливаясь ни на секунду, вышел на платформу станции «ВДНХ». Вслед за слепцами вагон покинули и охотники за ифритами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48