.. Смотри-ка! Там действительно что-то блестит, или это мне кажется?
– Где?
– Вон, на земле!
Христофор решил было, что Ольга просто хочет уйти от разговора, но тут и сам увидел неподалеку на асфальте отливающий металлическим блеском предмет. Гонзо сбегал за ним и вернулся, вертя в руках небольшую металлическую пластинку, напоминающую лезвие ножа или вырезанный из жести силуэт гриба на длинной заостренной ножке.
– Что это? – спросила Ольга.
– Не знаю. Но мне это определенно что-то напоминает... Где-то я видел такую штуку, только очень давно, еще в детстве... Вспомнил! – закричал он вдруг. – Ну конечно, в детстве! Мы тогда ходили на железную дорогу гвозди плющить!
– Что делать? – не поняла Ольга.
– Берешь гвоздь, – пояснил Христофор, – кладешь на рельсу, поезд проходит, и гвоздь сплющивается!
– А зачем это?
– Зачем! – Христофор усмехнулся с видом превосходства. – Вам, девчонкам, этого не понять! – он подбросил пластинку на ладони, немного подумал и сказал:
– Вообще-то, я уже не помню, зачем. Но твердо знаю, что такие вот штучки получаются из гвоздей. Собственно, это и есть гвоздь. Сплющенный.
– Сплющенный – чем? – спросила княжна.
Гонзо внимательно посмотрел на нее, и вдруг улыбка сошла с его лица.
– Сплющенный – чем?... – повторил он деревянным голосом.
Пронзительный, тошнотворный скрежет в ту же секунду наполнил собою пространство. Охотники разом обернулись. Та часть площади, по которой они недавно прошли, медленно поднималась позади них и становилась стеной.
– Бежим! – крикнул Гонзо своим спутникам. – Это ловушка!
Они бросились бежать, но сейчас же увидели впереди вторую преграду, такую же высокую и бесконечно длинную. Достигнув высоты десятиэтажного дома, обе стены тронулись с места и с нарастающей скоростью понеслись навстречу друг другу. У охотников, попавших в ловушку, одновременно вырвался вопль ужаса. Но и в собственном крике, также, как в этом отвратительном скрежете, они вдруг узнали звуки, которые уже слышали, сидя в засаде на острове.
– Выскочить! – прохрипел Христофор. – Сбоку!
Он схватил Ольгу за руку и потащил ее влево – к тому краю площади, который был ближе и не проявлял пока попыток превратиться в стену. Там, почти на недосягаемом расстоянии, покачивались от свежего вечернего ветерка длинные, колючие стебли репейника. Какими желанными и нежными казались они теперь!
Стены сближались все быстрее, но просвет между ними, тот последний выход, к которому так стремились охотники, был еще довольно широк. У Христофора появилась надежда. Оставалось пробежать каких-нибудь три десятка шагов до края площади, и они спасены!
Но в этот момент черная каменная твердь, по которой они бежали, покрылась вдруг трещинами, вздыбилась бугром на их пути, а затем рассыпалась на куски. Из образовавшейся дыры волной хлынула маслянистая, радужно переливающаяся жидкость. И сейчас же куски камня, края дыры и большое пространство перед ней, на которое попала жидкость, засверкали чистым серебряным блеском.
– Стой! – завизжала Ольга. – Это констраква!
Но Гонзо остановился бы и без ее крика. Навстречу ему из дыры, взламывая камень и разбрызгивая констракву, выползало белесое червеобразное тело, покрытое, словно чешуей, шестиугольными хитиновыми щитками. Сначала Христофору показалось, что перед ним такой же «ерш», размером с цистерну, как тот, что плескался на его глазах в озере, неподалеку от острова. Но он ошибся. Чешуйчатый червяк оказался лишь рылом гигантской твари, вылезающей из-под земли. Когда на поверхности появилась ее голова, каменное покрытие площади треснуло у самых ног Гонзо. Стреляй же, граф, лихорадочно думал Христофор, почему не стреляешь?
Что-то вдруг больно ткнуло его в спину.
– Что ты стоишь?! – прокричала Ольга, – хватайся!
Только теперь он увидел метлу в ее руках. Это был последний шанс спастись, потому что обе стены, грохочущие и несущиеся, как цунами, были уже совсем близко. Гонзо не заставил себя упрашивать и ухватился за черенок метлы. Граф уже держался двумя руками за ее комель. Ольга вспрыгнула на метлу верхом и выкрикнула заклинание. Подъемная сила резко оторвала экипаж межмирника от земли. Христофор увидел, что черенок изогнулся дугой. В следующую секунду он с хрустом переломился пополам, и трое охотников за ифритами упали на землю. Гонзо больно ударился коленями о проклятое твердое покрытие. Он застонал, но не от боли. Спасения не было. Узкая полоса неба между двумя нависающими стенами готова была исчезнуть. Сейчас они погибнут, раздавленные, растертые в порошок невообразимыми каменными жерновами...
Последним усилием Христофор подполз к Ольге, лежащей неподвижно, приподнял ее за плечи и повернул лицом к себе.
– Оля! – крикнул он сквозь нарастающий скрежет. – Я давно тебе хотел сказать, Оля...
Оглушительный удар оборвал его крик...
Предание о пятом ифрите
... О, сверкающий бриллиант в короне царя небес! Нет большей награды для усердного рассказчика, чем благосклонное внимание того, кому внимают тысячи подданных! Позволь мне, ничтожнейшему из повествователей, чье имя недостойно упоминания рядом со славными именами любимца пророка Набикула и великого воина Мукаддаса, лишь кратко пересказать историю, принесенную ими в мир. Ободренный милостивым соизволением достойнейшего из властителей, я продолжаю историю Адилхана, падишаха Хоросана.
Жизнь едва теплилась в недвижном теле падишаха, когда он, раненый в грудь, был принесен в Аренжун – город, служивший убежищем людям, чьи предки волею судеб оказались в стране, населенной демонами. Если бы не рана падишаха, он вместе со своим верным Фаррухом наверняка подивился бы жилищам аренжунцев, выдолбленным прямо в скалах. Дома и дворцы, мастерские ремесленников и конюшни были искусно замаскированы, двери, окна и дымоходы (используемые только по ночам) так точно вписывались в неровности скал, что разглядеть их сверху было невозможно. По-видимому, жители города больше всего опасались именно крылатых врагов. У входа в каждый дом из земли торчал длинный заостренный кол, нацеленный прямо в небо. Воины Хоросана не удивлялись этим предосторожностям, вспоминая гигантскую птицу, напавшую на их корабль у берегов острова.
Но Фаррух не замечал ничего вокруг. Все его внимание было отдано другу и повелителю. Адилхан слабел с каждой минутой. Горящий лоб его был покрыт испариной, глаза закатились, с языка срывались бессвязные обрывки речей.
Процессия, состоящая из воинов двух армий, в сопровождении любопытных горожан проследовала через весь город к храму. Снаружи он представлялся лишь наибольшей из городских пещер, но внутреннее убранство заставляло забыть о скромности фасада. Резные колонны и огромные статуи из нефрита соседствовали с золотыми украшениями, способными составить богатство целого царства. Рубиновые светильники, оправленные в платину, заливали храм кровавым светом, отчего тени в глубине колоннады становились еще гуще, а статуи казались более зловещими, чем замышлял создавший их скульптор.
Попав в это царство полумрака, Фаррух еще больше нахмурился. Негоже правоверному мусульманину, каким был его повелитель, обращаться за лечением к служителям темного культа. Но выбирать не приходилось. Именно здесь готовился яд для копья, поразившего падишаха. Значит, и противоядие, если оно существует, можно найти только здесь.
Тяжелый, шитый крупным жемчугом, полог, закрывающий вход в соседнее помещение, чуть колыхнулся, из-за него показалась темная фигура. Фаррух гордо выпрямился и придал лицу надменное выражение. Он приготовился сурово встретить языческого жреца, колдовство которого, пусть невольно, повредило светлейшему падишаху правоверных. Однако, едва темная фигура вышла на середину зала, где сходились лучи от рубиновых светильников, Фаррух от удивления растерял всю свою надменность. Перед ним стояла молодая девушка яркой, хоть и незнакомой визирю красоты. Ее золотые волосы казались драгоценной оправой лица, где жемчуг сверкал в коралловом обрамлении губ, а под длинными ресницами прятались изумруды глаз.
Командир всадников Аренжуна, также сопровождавший носилки падишаха, вышел вперед и, склонив перед девушкой голову, сказал:
– Сиятельная госпожа Вайле! Радость и горе привели нас в храм Ассуры. Эти отважные воины прибыли в Аренжун из-за моря. Но тьма и буря в Сторожевом ущелье помешали нам узнать наших братьев. Прежде, чем мы увидели, что сражаемся не с демонами, а с людьми, многие мои солдаты и воины Хоросана были убиты. Их вождь ранен копьем Ассуры. Только премудрый Ктор может спасти его!
Вайле подошла к носилкам падишаха и обратилась к Фарруху:
– Копье Ассуры беспощадно лишь к врагам Аренжуна. Скажи, чужеземец, с какими намерениями твой вождь пришел в эту землю, и я скажу, можно ли ему помочь.
– О, могущественная пери! – с поклоном отвечал визирь, не в силах отвести глаз от лица девушки. – Мой повелитель – великий падишах Хоросана, превосходящий мудростью всех знаменитейших мудрецов прошлого. Следуя его указаниям, мы благополучно пересекли безбрежный океан Мухит, достигли острова Судьбы, избежали множества опасностей, подстерегавших нас на его берегах. Но клянусь твоей несравненной красотой, о, сиятельная госпожа, что ни падишах, ни кто-либо из отряда не имел никаких сведений об Аренжуне, а потому не мог иметь относительно этого города злых намерений.
– Для чего же вы предприняли столь длинное и опасное путешествие? – спросила Вайле, также пристально разглядывая благородное лицо визиря. – Куда вы направляетесь?
Фаррух быль не в силах скрывать правду от этой девушки.
– Мы идем в Город Джиннов, – сказал он.
Вайле ахнула.
– В Город Джиннов?! Но зачем? Знаете ли вы, что ждет вас там?
– Не спрашивай меня, зачем – я не знаю конечной цели путешествия, как не знаю своей будущей судьбы. Мой долг – беспрекословно подчиняться своему повелителю. Впрочем, подвластные ему силы достаточны для того, чтобы справиться с любыми врагами.
– Так вы направляетесь в Город Джиннов... – зачарованно повторила Вайле. – Хорошо! Я сейчас же расскажу о вас Ктору, верховному жрецу Ассуры...
– Не нужно, девочка, я все слышал, – раздался вдруг тихий голос, от которого, однако, вздрогнули все, кто был в храме.
Посреди зала стоял высокий человек в черном одеянии, с резкими, суровыми, как скалы Аренжуна, чертами лица. Черны были его глаза, будто вовсе лишенные зрачка, черным кантом обрамляла лицо борода с редкими проблесками седины. Никто не заметил, откуда появился верховный жрец, и как он оказался прямо перед носилками Адилхана.
Едва взглянув на рану падишаха, Ктор поднял руку и сказал:
– Теперь пусть все выйдут.
Заметив беспокойство в глазах Фарруха, он добавил:
– Ты можешь остаться, воин Хоросана... Вайле! Позаботься об остальных раненых и дай знать старшинам Аренжуна, чтобы приготовили помещения для гостей.
Видимо, в Аренжуне было не принято возражать этому человеку. Все горожане послушно направились к выходу. По знаку визиря за ними последовали и солдаты Адилхана. Когда в зале воцарилась тишина, Фаррух сказал:
– Надеюсь, в вашем городе есть хирург? Прежде всего нужно вынуть острие копья из груди повелителя...
– Поздно, – оборвал его жрец. – В целом мире не найти хирурга, способного вынуть острие копья Ассуры. Оно давно уже растворилось в жизненных соках тела...
Гнев закипел в душе визиря. Как смеет этот черный колдун, явный виновник злого недуга Адилхана, так бездушно обрекать падишаха на смерть?
Ктор тем временем снял с шеи плоский фиал на золотой цепи, с рубиновой жидкостью внутри. Несколько капель жидкости он влил Адилхану в рот. Раненый заметно шевельнулся, жадно облизал губы. Тогда жрец полил жидкостью запекшуюся рану на груди падишаха. Жидкость впиталась в кожу без остатка. Дыхание раненого выровнялось, румянец тронул иссиня-белое лицо. Казалось, Адилхан просто отдыхает после долгого, утомительного пути.
– К завтрашнему утру он поднимется, – сказал Ктор.
Фаррух чуть не подпрыгнул от радости. Он схватил жреца за руку. Рука была твердой и холодной, словно принадлежала одной из окружавших их статуй.
– Так он поправится? – радостно воскликнул визирь. – Ты обещаешь?
Ктор посмотрел на него ничего не выражающими глазами.
– Я не сказал – поправится, – медленно произнес он, – я сказал – поднимется...
* * *
Весь день и всю следующую ночь визирь не отходил от постели падишаха, устроенной в одном из помещений храма. Вайле три раза приносила ему еду, хотя, как постепенно догадался Фаррух, девушка не принадлежала к числу слуг Ассуры, а была дочерью какого-то весьма знатного горожанина.
Каждый раз, оставляя новые блюда взамен уносимых слугами и почти нетронутых визирем, Вайле на минуту задерживалась в комнате. Казалось, девушка хочет что-то спросить, может быть даже обратиться с просьбой к Фарруху, но смущение или запрет, наложенный Ктором, останавливали ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48
– Где?
– Вон, на земле!
Христофор решил было, что Ольга просто хочет уйти от разговора, но тут и сам увидел неподалеку на асфальте отливающий металлическим блеском предмет. Гонзо сбегал за ним и вернулся, вертя в руках небольшую металлическую пластинку, напоминающую лезвие ножа или вырезанный из жести силуэт гриба на длинной заостренной ножке.
– Что это? – спросила Ольга.
– Не знаю. Но мне это определенно что-то напоминает... Где-то я видел такую штуку, только очень давно, еще в детстве... Вспомнил! – закричал он вдруг. – Ну конечно, в детстве! Мы тогда ходили на железную дорогу гвозди плющить!
– Что делать? – не поняла Ольга.
– Берешь гвоздь, – пояснил Христофор, – кладешь на рельсу, поезд проходит, и гвоздь сплющивается!
– А зачем это?
– Зачем! – Христофор усмехнулся с видом превосходства. – Вам, девчонкам, этого не понять! – он подбросил пластинку на ладони, немного подумал и сказал:
– Вообще-то, я уже не помню, зачем. Но твердо знаю, что такие вот штучки получаются из гвоздей. Собственно, это и есть гвоздь. Сплющенный.
– Сплющенный – чем? – спросила княжна.
Гонзо внимательно посмотрел на нее, и вдруг улыбка сошла с его лица.
– Сплющенный – чем?... – повторил он деревянным голосом.
Пронзительный, тошнотворный скрежет в ту же секунду наполнил собою пространство. Охотники разом обернулись. Та часть площади, по которой они недавно прошли, медленно поднималась позади них и становилась стеной.
– Бежим! – крикнул Гонзо своим спутникам. – Это ловушка!
Они бросились бежать, но сейчас же увидели впереди вторую преграду, такую же высокую и бесконечно длинную. Достигнув высоты десятиэтажного дома, обе стены тронулись с места и с нарастающей скоростью понеслись навстречу друг другу. У охотников, попавших в ловушку, одновременно вырвался вопль ужаса. Но и в собственном крике, также, как в этом отвратительном скрежете, они вдруг узнали звуки, которые уже слышали, сидя в засаде на острове.
– Выскочить! – прохрипел Христофор. – Сбоку!
Он схватил Ольгу за руку и потащил ее влево – к тому краю площади, который был ближе и не проявлял пока попыток превратиться в стену. Там, почти на недосягаемом расстоянии, покачивались от свежего вечернего ветерка длинные, колючие стебли репейника. Какими желанными и нежными казались они теперь!
Стены сближались все быстрее, но просвет между ними, тот последний выход, к которому так стремились охотники, был еще довольно широк. У Христофора появилась надежда. Оставалось пробежать каких-нибудь три десятка шагов до края площади, и они спасены!
Но в этот момент черная каменная твердь, по которой они бежали, покрылась вдруг трещинами, вздыбилась бугром на их пути, а затем рассыпалась на куски. Из образовавшейся дыры волной хлынула маслянистая, радужно переливающаяся жидкость. И сейчас же куски камня, края дыры и большое пространство перед ней, на которое попала жидкость, засверкали чистым серебряным блеском.
– Стой! – завизжала Ольга. – Это констраква!
Но Гонзо остановился бы и без ее крика. Навстречу ему из дыры, взламывая камень и разбрызгивая констракву, выползало белесое червеобразное тело, покрытое, словно чешуей, шестиугольными хитиновыми щитками. Сначала Христофору показалось, что перед ним такой же «ерш», размером с цистерну, как тот, что плескался на его глазах в озере, неподалеку от острова. Но он ошибся. Чешуйчатый червяк оказался лишь рылом гигантской твари, вылезающей из-под земли. Когда на поверхности появилась ее голова, каменное покрытие площади треснуло у самых ног Гонзо. Стреляй же, граф, лихорадочно думал Христофор, почему не стреляешь?
Что-то вдруг больно ткнуло его в спину.
– Что ты стоишь?! – прокричала Ольга, – хватайся!
Только теперь он увидел метлу в ее руках. Это был последний шанс спастись, потому что обе стены, грохочущие и несущиеся, как цунами, были уже совсем близко. Гонзо не заставил себя упрашивать и ухватился за черенок метлы. Граф уже держался двумя руками за ее комель. Ольга вспрыгнула на метлу верхом и выкрикнула заклинание. Подъемная сила резко оторвала экипаж межмирника от земли. Христофор увидел, что черенок изогнулся дугой. В следующую секунду он с хрустом переломился пополам, и трое охотников за ифритами упали на землю. Гонзо больно ударился коленями о проклятое твердое покрытие. Он застонал, но не от боли. Спасения не было. Узкая полоса неба между двумя нависающими стенами готова была исчезнуть. Сейчас они погибнут, раздавленные, растертые в порошок невообразимыми каменными жерновами...
Последним усилием Христофор подполз к Ольге, лежащей неподвижно, приподнял ее за плечи и повернул лицом к себе.
– Оля! – крикнул он сквозь нарастающий скрежет. – Я давно тебе хотел сказать, Оля...
Оглушительный удар оборвал его крик...
Предание о пятом ифрите
... О, сверкающий бриллиант в короне царя небес! Нет большей награды для усердного рассказчика, чем благосклонное внимание того, кому внимают тысячи подданных! Позволь мне, ничтожнейшему из повествователей, чье имя недостойно упоминания рядом со славными именами любимца пророка Набикула и великого воина Мукаддаса, лишь кратко пересказать историю, принесенную ими в мир. Ободренный милостивым соизволением достойнейшего из властителей, я продолжаю историю Адилхана, падишаха Хоросана.
Жизнь едва теплилась в недвижном теле падишаха, когда он, раненый в грудь, был принесен в Аренжун – город, служивший убежищем людям, чьи предки волею судеб оказались в стране, населенной демонами. Если бы не рана падишаха, он вместе со своим верным Фаррухом наверняка подивился бы жилищам аренжунцев, выдолбленным прямо в скалах. Дома и дворцы, мастерские ремесленников и конюшни были искусно замаскированы, двери, окна и дымоходы (используемые только по ночам) так точно вписывались в неровности скал, что разглядеть их сверху было невозможно. По-видимому, жители города больше всего опасались именно крылатых врагов. У входа в каждый дом из земли торчал длинный заостренный кол, нацеленный прямо в небо. Воины Хоросана не удивлялись этим предосторожностям, вспоминая гигантскую птицу, напавшую на их корабль у берегов острова.
Но Фаррух не замечал ничего вокруг. Все его внимание было отдано другу и повелителю. Адилхан слабел с каждой минутой. Горящий лоб его был покрыт испариной, глаза закатились, с языка срывались бессвязные обрывки речей.
Процессия, состоящая из воинов двух армий, в сопровождении любопытных горожан проследовала через весь город к храму. Снаружи он представлялся лишь наибольшей из городских пещер, но внутреннее убранство заставляло забыть о скромности фасада. Резные колонны и огромные статуи из нефрита соседствовали с золотыми украшениями, способными составить богатство целого царства. Рубиновые светильники, оправленные в платину, заливали храм кровавым светом, отчего тени в глубине колоннады становились еще гуще, а статуи казались более зловещими, чем замышлял создавший их скульптор.
Попав в это царство полумрака, Фаррух еще больше нахмурился. Негоже правоверному мусульманину, каким был его повелитель, обращаться за лечением к служителям темного культа. Но выбирать не приходилось. Именно здесь готовился яд для копья, поразившего падишаха. Значит, и противоядие, если оно существует, можно найти только здесь.
Тяжелый, шитый крупным жемчугом, полог, закрывающий вход в соседнее помещение, чуть колыхнулся, из-за него показалась темная фигура. Фаррух гордо выпрямился и придал лицу надменное выражение. Он приготовился сурово встретить языческого жреца, колдовство которого, пусть невольно, повредило светлейшему падишаху правоверных. Однако, едва темная фигура вышла на середину зала, где сходились лучи от рубиновых светильников, Фаррух от удивления растерял всю свою надменность. Перед ним стояла молодая девушка яркой, хоть и незнакомой визирю красоты. Ее золотые волосы казались драгоценной оправой лица, где жемчуг сверкал в коралловом обрамлении губ, а под длинными ресницами прятались изумруды глаз.
Командир всадников Аренжуна, также сопровождавший носилки падишаха, вышел вперед и, склонив перед девушкой голову, сказал:
– Сиятельная госпожа Вайле! Радость и горе привели нас в храм Ассуры. Эти отважные воины прибыли в Аренжун из-за моря. Но тьма и буря в Сторожевом ущелье помешали нам узнать наших братьев. Прежде, чем мы увидели, что сражаемся не с демонами, а с людьми, многие мои солдаты и воины Хоросана были убиты. Их вождь ранен копьем Ассуры. Только премудрый Ктор может спасти его!
Вайле подошла к носилкам падишаха и обратилась к Фарруху:
– Копье Ассуры беспощадно лишь к врагам Аренжуна. Скажи, чужеземец, с какими намерениями твой вождь пришел в эту землю, и я скажу, можно ли ему помочь.
– О, могущественная пери! – с поклоном отвечал визирь, не в силах отвести глаз от лица девушки. – Мой повелитель – великий падишах Хоросана, превосходящий мудростью всех знаменитейших мудрецов прошлого. Следуя его указаниям, мы благополучно пересекли безбрежный океан Мухит, достигли острова Судьбы, избежали множества опасностей, подстерегавших нас на его берегах. Но клянусь твоей несравненной красотой, о, сиятельная госпожа, что ни падишах, ни кто-либо из отряда не имел никаких сведений об Аренжуне, а потому не мог иметь относительно этого города злых намерений.
– Для чего же вы предприняли столь длинное и опасное путешествие? – спросила Вайле, также пристально разглядывая благородное лицо визиря. – Куда вы направляетесь?
Фаррух быль не в силах скрывать правду от этой девушки.
– Мы идем в Город Джиннов, – сказал он.
Вайле ахнула.
– В Город Джиннов?! Но зачем? Знаете ли вы, что ждет вас там?
– Не спрашивай меня, зачем – я не знаю конечной цели путешествия, как не знаю своей будущей судьбы. Мой долг – беспрекословно подчиняться своему повелителю. Впрочем, подвластные ему силы достаточны для того, чтобы справиться с любыми врагами.
– Так вы направляетесь в Город Джиннов... – зачарованно повторила Вайле. – Хорошо! Я сейчас же расскажу о вас Ктору, верховному жрецу Ассуры...
– Не нужно, девочка, я все слышал, – раздался вдруг тихий голос, от которого, однако, вздрогнули все, кто был в храме.
Посреди зала стоял высокий человек в черном одеянии, с резкими, суровыми, как скалы Аренжуна, чертами лица. Черны были его глаза, будто вовсе лишенные зрачка, черным кантом обрамляла лицо борода с редкими проблесками седины. Никто не заметил, откуда появился верховный жрец, и как он оказался прямо перед носилками Адилхана.
Едва взглянув на рану падишаха, Ктор поднял руку и сказал:
– Теперь пусть все выйдут.
Заметив беспокойство в глазах Фарруха, он добавил:
– Ты можешь остаться, воин Хоросана... Вайле! Позаботься об остальных раненых и дай знать старшинам Аренжуна, чтобы приготовили помещения для гостей.
Видимо, в Аренжуне было не принято возражать этому человеку. Все горожане послушно направились к выходу. По знаку визиря за ними последовали и солдаты Адилхана. Когда в зале воцарилась тишина, Фаррух сказал:
– Надеюсь, в вашем городе есть хирург? Прежде всего нужно вынуть острие копья из груди повелителя...
– Поздно, – оборвал его жрец. – В целом мире не найти хирурга, способного вынуть острие копья Ассуры. Оно давно уже растворилось в жизненных соках тела...
Гнев закипел в душе визиря. Как смеет этот черный колдун, явный виновник злого недуга Адилхана, так бездушно обрекать падишаха на смерть?
Ктор тем временем снял с шеи плоский фиал на золотой цепи, с рубиновой жидкостью внутри. Несколько капель жидкости он влил Адилхану в рот. Раненый заметно шевельнулся, жадно облизал губы. Тогда жрец полил жидкостью запекшуюся рану на груди падишаха. Жидкость впиталась в кожу без остатка. Дыхание раненого выровнялось, румянец тронул иссиня-белое лицо. Казалось, Адилхан просто отдыхает после долгого, утомительного пути.
– К завтрашнему утру он поднимется, – сказал Ктор.
Фаррух чуть не подпрыгнул от радости. Он схватил жреца за руку. Рука была твердой и холодной, словно принадлежала одной из окружавших их статуй.
– Так он поправится? – радостно воскликнул визирь. – Ты обещаешь?
Ктор посмотрел на него ничего не выражающими глазами.
– Я не сказал – поправится, – медленно произнес он, – я сказал – поднимется...
* * *
Весь день и всю следующую ночь визирь не отходил от постели падишаха, устроенной в одном из помещений храма. Вайле три раза приносила ему еду, хотя, как постепенно догадался Фаррух, девушка не принадлежала к числу слуг Ассуры, а была дочерью какого-то весьма знатного горожанина.
Каждый раз, оставляя новые блюда взамен уносимых слугами и почти нетронутых визирем, Вайле на минуту задерживалась в комнате. Казалось, девушка хочет что-то спросить, может быть даже обратиться с просьбой к Фарруху, но смущение или запрет, наложенный Ктором, останавливали ее.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48