- Солнце вот здесь, а здесь созвездие Южного
Креста. Надо сознаться, что я все-таки первый человек, который видит его,
находясь в северном полушарии.
Затем он надел вытащенные им из кармана знаменитые очки доктора
Прозопа. Они были очень похожи на очки автомобилиста и, плотно прилегая к
лицу вокруг глаз, совершенно скрывали фосфоресцирующие электроскопы. Их
свободно можно было принять за обычные темные, дымчатые консервы очень
толстого стекла, и ничто в них не вызывало никакого сомнения. Всякий мог с
полным основанием думать, что Жану приходилось время от времени надевать
их, следуя предписаниям окулиста.
- Теперь вам придется меня вести, - сказал он. - Я ослеп!
Я повел его. Мы поднялись по лестнице. Но после того, как он уже
скрылся за дверью своей комнаты, я еще долго стоял, опершись на перила, в
лихорадочном волнении. Я старался найти какой-нибудь предлог, чтобы
подняться во второй этаж и хотя бы на минутку еще раз увидеть мадемуазель
Грив. Сердце мое так сильно билось, что я слышал его удары. Я радовался
звуку раздавшихся наверху голосов, как влюбленный мальчишка...
Вдруг мне пришло в голову, что на меня сквозь толщу стен, может быть,
смотрит необычайный слепой; я медленно стал спускаться по лестнице,
размышляя над чудом, которое он мне открыл.
7. АВТОМОБИЛЬНАЯ ГОНКА
Смею вас уверить, что я впервые задался целью написать рассказ. Но
тем не менее, когда я перечитал все предыдущее, я испытал искреннее
огорчение от сознания, как плохо мне удалось выполнить свою задачу. Я
стремился к тому, чтобы дать короткое, простое и фотографически точное
изложение происшедших событий. Но, против моей воли, я останавливался на
описании зародившейся в моем сердце любви или же предавался восторженным
размышлениям над чудом открытия шестого чувства. Собственно говоря, я
должен был бы высказывать свое мнение и давать известное освещение фактам
лишь постольку, поскольку это необходимо для ясности рассказа. И здесь
совсем не место говорить о токах Фуко, о самоиндукции, и гистерезисе. Ведь
в моей памяти и без того прекрасно сохранились все те технические
подробности, в которые посвятил меня Жан Лебри, благодаря своим
глазам-электроскопам. Отныне я приложу все усилия к тому, чтобы идти к
цели более прямым путем.
Прошло несколько недель с того дня, как Жан Лебри открыл мне свою
тайну. В моей душе они оставили воспоминание об исключительно богатом
переживаниями времени. Любовь, дружба, преданность больному, научная
любознательность - вот те причины и поводы, которые побуждали меня
принимать близкое участие в жизни моих соседей. Таким образом, нет ничего
удивительного в том, что через несколько дней мы стали почти неразлучны.
Но я отчетливо припоминаю, что мне стоило громадных усилий заставить себя
уделять одинаковое внимание всем и скрывать под видом обычной любезности
все возраставшую в моей душе страсть.
Мадам Фонтан и мадемуазель Лебри очень привязались друг к другу и
почти не расставались. Фанни, пользовавшаяся полной свободой, была вечно
охвачена жаждой деятельности, постоянно искала случая помочь ближнему и,
вместе с тем, всегда была готова наслаждаться жизнью и делила свое время
между слепым, спортом и маленькими вечеринками, пикниками и т.п., которые
мы сообща устраивали.
Все двери были широко открыты перед ее очарованием; все восторгались
ее жизнерадостностью и соболезновали ей в постигшем ее несчастии. Со всех
сторон сыпались приглашения. Она не колеблясь и с удовольствием
пользовалась ими.
Следует сказать, что в течение лета наш скромный Бельвю становится
очень модным местом благодаря тому, что в его окрестностях расположено
много поместий и больших дач. По воскресеньям, после мессы, здесь можно
встретить множество светских элегантных людей, и по окончании обедни от
церкви всегда тянется длинная вереница автомобилей. Сам я люблю заниматься
спортом и далеко не склонен презирать радости современной жизни. Я всегда
с удовольствием посещаю это великосветское общество, где занимаю скромное
место добросовестного и опытного врача, который, при всем том, недурно
играет и в бридж и умеет сразиться в теннис.
Мадемуазель Грив произвела настоящую сенсацию. Ее приглашали всюду.
Я об этом не жалел. В большинстве случаев мадам Фонтан, во время
отсутствия своей племянницы, оставалась дома. Таким образом, Фанни Грив и
я постоянно одни, без третьего лица, бывали в обществе. Результатом этого
явилась некоторая близость, доставлявшая мне безграничную радость.
Что касается Жана Лебри, то нечего и говорить, что он как чумы боялся
всякого случая, который заставил бы его побороть присущую ему
застенчивость и дикость. Уже для одного того, чтобы приучить его к
обществу очаровательной беженки, понадобилась вся сила ее непреодолимого
обаяния. Однако вскоре, благодаря ее внимательной заботливости и ее
постоянному стремлению поделиться своими впечатлениями, благодаря ее
"товарищескому" отношению, которое было особенно ценно ввиду того, что
исходило от такой исключительно одаренной и жизнерадостной девушки, он
стал ценить ее услуги. Он полюбил голос своей лекторши, он привык к ее
заботливому вниманию во время прогулок. Тем не менее, болезненный и
нелюдимый, он всегда отклонял наши настойчивые просьбы принять вместе с
нами участие в каком-нибудь маленьком празднестве.
Несмотря на всю силу охватившей меня любви, Жан Лебри занимал в моем
сердце очень большое место Я лечил его с самой сердечной внимательностью,
пользуясь всем своим опытом, всеми знаниями. А его благодарность
проявлялась главным образом в том, что он охотно предоставлял мне
возможность пользоваться им для всяких научных исследований.
Как явствует из моего научного отчета, я пользовался редкими
способностями Жана Лебри и его исключительной наблюдательностью для
нескольких целей.
При его посредстве я делал наблюдения над зрительными впечатлениями,
которые возникают при разных электромагнитных явлениях. По своему
образованию я никоим образом не могу считаться специалистом в
электротехнике, но я приложил все старания к тому, чтобы восполнить этот
пробел. Я выписал себе новейшие журналы, приобрел несколько аппаратов. Под
предлогом того, что я желаю расширить свои знания, я добился разрешения
властей осмотреть вместе с Жаном динамомашины и трансформаторы огромной
электрической станции, которая превращала гидравлическую силу реки Соны в
электрическую энергию. Таким образом Жану удалось восстановить в памяти
почти все опыты, проделанные в свое время Прозопом.
Сотрудничество Жана Лебри было мне не менее ценно и в моей
профессиональной области. Сидя в комнате, соседней с кабинетом, где я
принимал пациентов, он свободно различал сквозь стену нервную систему
больных, которых я считал желательным подвергнуть электроскопическому
осмотру. Я должен сказать, что мне удалось излечить многих лиц именно
благодаря указаниям, полученным таким образом от Жана Лебри.
Кроме того, я не считаю себя вправе умолчать о некоторых
психофизиологических опытах, для которых я пользовался услугами этого
замечательного ясновидца человеческой души. Но опыты эти дали нам
малоудовлетворительные результаты ввиду крайней сложности и тонкости
аппарата, механизм которого был совершенно неизвестен. Для того, чтобы они
были более удачны, нам необходимо было иметь в распоряжении какой-то
другой аппарат, который для электроскопов Жана Лебри играл бы такую же
роль, какую играют для наших глаз увеличительные стекла, и который дал бы
ему возможность легче разобраться в часто сменяющихся, едва уловимых
явлениях.
К сожалению, мне приходилось ограничиваться лишь тем, что я
пользовался его глазами-электроскопами для своих медицинских работ. Но я
не имел никакой возможности хотя бы что-нибудь узнать о самом их строении
и устройстве. В этом отношении Жан продолжал проявлять все то же упорство
и неизменно восставал против всякой попытки исследовать его глаза. "Когда
я умру, - отвечал он, - когда я умру, вы можете спокойно и не торопясь
заняться их изучением".
Фраза эта производила на меня такое тяжелое впечатление, что я в
конце концов перестал настаивать. Да, кроме того, эти искусственные глаза
были мало доступны для медицинского осмотра. Правда, был один способ... Но
о нем я буду говорить несколько позднее.
Я чувствовал себя бесконечно счастливым и был исполнен самых
радостных надежд. Незаметно для себя я прожил в таком настроении несколько
недель, богатых всевозможными впечатлениями, и по временам, со
свойственным людям эгоизмом, забывал о том, что дни Жана Лебри уже
сочтены. Забывал я об этом главным образом потому, что сам он в то время
тоже наслаждался жизнью, и его исхудалое, изможденное лицо дышало таким
безграничным счастьем, какого ни в силах было затмить ни сознание
приближавшегося неизбежного конца, ни отсутствие настоящего зрения, ни
даже мысль о том, что страшный и грозный для него Прозоп все еще где-то
существует.
Этот последний, впрочем, ничем не напоминал о своем существовании. Я
внимательно, даже с подозрительностью, присматривался ко всему, что
происходило кругом, но ничто не давало мне повода к каким-либо опасениям.
Таинственные доктора, видимо, отказались от мысли преследовать убежавшего
от них пациента, ввиду трудности такой задачи. Очевидно, они рассчитывали
на то, что Жан будет молчать, и, казалось, покорились своей судьбе и
примирились с его побегом. Тем не менее, мы ни на минуту не забывали об
осторожности, и Жан, всегда имевший при себе оружие, никогда не выходил из
дому один, а я непрестанно следил за всем; и я должен сказать, что
напряженность моего внимания ничуть не ослабевала, хотя и перешла в
привычку.
За все это время, вплоть до того, когда барон д'Арси устроил
спортивное состязание, в нашей жизни не произошло ни одного достойного
внимания события. Но и то событие, о котором я собираюсь сейчас говорить,
осталось неизвестно окружающим, так как касалось лишь лично меня и
относилось к области чувств.
Если бог существует, пусть он будет мне свидетелем, Фанни, что я
никоим образом не собирался признаться вам в своей любви именно в этот
день.
О, конечно, я чувствовал, что момент объяснения приближается! Я
чувствовал также, что все покровительствует моей любви к вам: ваш полный
счастья взор, ваша дружеская улыбка, ваша жизнерадостность и те маленькие
хитрости, которые на моих глазах зарождались в вашей хорошенькой
головке... Тысячи едва заметных, неуловимых мелочей! И от всего этого было
так хорошо на душе... Но где-то там, в глубине сердца, у меня все-таки
таился страх. Да, да, страх! В моем возрасте имеешь перед собой уже
слишком много грустных примеров, и я видел слишком много разочаровавшихся
влюбленных.
Это спортивное празднество было ниспослано мне самой судьбой. Оно
было заранее начертано в книге моей жизни.
Вы помните, Фанни, какая была чудная погода? Это было в воскресенье,
1 сентября. Все население Бельвю направилось к замку барона д'Арси. На
протяжении трех километров тянулась непрерывная цепь пешеходов. Вы
приехали в лимузине Ля-Эллери; я обогнал вас на своем торпедо как раз у
Шофура...
Вы, конечно, помните, Фанни: "гвоздем" праздника должна была стать
автомобильная гонка.
Нас было семеро состязавшихся. И с каждым из нас должна была ехать
дама. Я был заранее уверен, что вы отклоните предложения шести других
участников, чтобы сесть рядом со мной в моем торпедо. Я в этом был уверен.
И все-таки, если бы вы только знали, как вы меня осчастливили тем, что
действительно согласились ехать со мной!
Нас было семеро. Мы должны были состязаться на медленность пробега,
затем показать свою ловкость, благополучно пробравшись сквозь лабиринт
расставленных на дороге кеглей, а после того проявить спокойную
уверенность и уменье сохранять равновесие на подвешенном в воздухе и
качавшемся как качели мосту. Кроме того, нам предстояло описать несколько
цифр и вензелей при движении задним ходом и, наконец, сделать пробег на
скорость, десять раз проехав взад и вперед по отмеченному пространству в
сто метров длиной.
Я до сих пор вижу перед собой величавую эспланаду замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15
Креста. Надо сознаться, что я все-таки первый человек, который видит его,
находясь в северном полушарии.
Затем он надел вытащенные им из кармана знаменитые очки доктора
Прозопа. Они были очень похожи на очки автомобилиста и, плотно прилегая к
лицу вокруг глаз, совершенно скрывали фосфоресцирующие электроскопы. Их
свободно можно было принять за обычные темные, дымчатые консервы очень
толстого стекла, и ничто в них не вызывало никакого сомнения. Всякий мог с
полным основанием думать, что Жану приходилось время от времени надевать
их, следуя предписаниям окулиста.
- Теперь вам придется меня вести, - сказал он. - Я ослеп!
Я повел его. Мы поднялись по лестнице. Но после того, как он уже
скрылся за дверью своей комнаты, я еще долго стоял, опершись на перила, в
лихорадочном волнении. Я старался найти какой-нибудь предлог, чтобы
подняться во второй этаж и хотя бы на минутку еще раз увидеть мадемуазель
Грив. Сердце мое так сильно билось, что я слышал его удары. Я радовался
звуку раздавшихся наверху голосов, как влюбленный мальчишка...
Вдруг мне пришло в голову, что на меня сквозь толщу стен, может быть,
смотрит необычайный слепой; я медленно стал спускаться по лестнице,
размышляя над чудом, которое он мне открыл.
7. АВТОМОБИЛЬНАЯ ГОНКА
Смею вас уверить, что я впервые задался целью написать рассказ. Но
тем не менее, когда я перечитал все предыдущее, я испытал искреннее
огорчение от сознания, как плохо мне удалось выполнить свою задачу. Я
стремился к тому, чтобы дать короткое, простое и фотографически точное
изложение происшедших событий. Но, против моей воли, я останавливался на
описании зародившейся в моем сердце любви или же предавался восторженным
размышлениям над чудом открытия шестого чувства. Собственно говоря, я
должен был бы высказывать свое мнение и давать известное освещение фактам
лишь постольку, поскольку это необходимо для ясности рассказа. И здесь
совсем не место говорить о токах Фуко, о самоиндукции, и гистерезисе. Ведь
в моей памяти и без того прекрасно сохранились все те технические
подробности, в которые посвятил меня Жан Лебри, благодаря своим
глазам-электроскопам. Отныне я приложу все усилия к тому, чтобы идти к
цели более прямым путем.
Прошло несколько недель с того дня, как Жан Лебри открыл мне свою
тайну. В моей душе они оставили воспоминание об исключительно богатом
переживаниями времени. Любовь, дружба, преданность больному, научная
любознательность - вот те причины и поводы, которые побуждали меня
принимать близкое участие в жизни моих соседей. Таким образом, нет ничего
удивительного в том, что через несколько дней мы стали почти неразлучны.
Но я отчетливо припоминаю, что мне стоило громадных усилий заставить себя
уделять одинаковое внимание всем и скрывать под видом обычной любезности
все возраставшую в моей душе страсть.
Мадам Фонтан и мадемуазель Лебри очень привязались друг к другу и
почти не расставались. Фанни, пользовавшаяся полной свободой, была вечно
охвачена жаждой деятельности, постоянно искала случая помочь ближнему и,
вместе с тем, всегда была готова наслаждаться жизнью и делила свое время
между слепым, спортом и маленькими вечеринками, пикниками и т.п., которые
мы сообща устраивали.
Все двери были широко открыты перед ее очарованием; все восторгались
ее жизнерадостностью и соболезновали ей в постигшем ее несчастии. Со всех
сторон сыпались приглашения. Она не колеблясь и с удовольствием
пользовалась ими.
Следует сказать, что в течение лета наш скромный Бельвю становится
очень модным местом благодаря тому, что в его окрестностях расположено
много поместий и больших дач. По воскресеньям, после мессы, здесь можно
встретить множество светских элегантных людей, и по окончании обедни от
церкви всегда тянется длинная вереница автомобилей. Сам я люблю заниматься
спортом и далеко не склонен презирать радости современной жизни. Я всегда
с удовольствием посещаю это великосветское общество, где занимаю скромное
место добросовестного и опытного врача, который, при всем том, недурно
играет и в бридж и умеет сразиться в теннис.
Мадемуазель Грив произвела настоящую сенсацию. Ее приглашали всюду.
Я об этом не жалел. В большинстве случаев мадам Фонтан, во время
отсутствия своей племянницы, оставалась дома. Таким образом, Фанни Грив и
я постоянно одни, без третьего лица, бывали в обществе. Результатом этого
явилась некоторая близость, доставлявшая мне безграничную радость.
Что касается Жана Лебри, то нечего и говорить, что он как чумы боялся
всякого случая, который заставил бы его побороть присущую ему
застенчивость и дикость. Уже для одного того, чтобы приучить его к
обществу очаровательной беженки, понадобилась вся сила ее непреодолимого
обаяния. Однако вскоре, благодаря ее внимательной заботливости и ее
постоянному стремлению поделиться своими впечатлениями, благодаря ее
"товарищескому" отношению, которое было особенно ценно ввиду того, что
исходило от такой исключительно одаренной и жизнерадостной девушки, он
стал ценить ее услуги. Он полюбил голос своей лекторши, он привык к ее
заботливому вниманию во время прогулок. Тем не менее, болезненный и
нелюдимый, он всегда отклонял наши настойчивые просьбы принять вместе с
нами участие в каком-нибудь маленьком празднестве.
Несмотря на всю силу охватившей меня любви, Жан Лебри занимал в моем
сердце очень большое место Я лечил его с самой сердечной внимательностью,
пользуясь всем своим опытом, всеми знаниями. А его благодарность
проявлялась главным образом в том, что он охотно предоставлял мне
возможность пользоваться им для всяких научных исследований.
Как явствует из моего научного отчета, я пользовался редкими
способностями Жана Лебри и его исключительной наблюдательностью для
нескольких целей.
При его посредстве я делал наблюдения над зрительными впечатлениями,
которые возникают при разных электромагнитных явлениях. По своему
образованию я никоим образом не могу считаться специалистом в
электротехнике, но я приложил все старания к тому, чтобы восполнить этот
пробел. Я выписал себе новейшие журналы, приобрел несколько аппаратов. Под
предлогом того, что я желаю расширить свои знания, я добился разрешения
властей осмотреть вместе с Жаном динамомашины и трансформаторы огромной
электрической станции, которая превращала гидравлическую силу реки Соны в
электрическую энергию. Таким образом Жану удалось восстановить в памяти
почти все опыты, проделанные в свое время Прозопом.
Сотрудничество Жана Лебри было мне не менее ценно и в моей
профессиональной области. Сидя в комнате, соседней с кабинетом, где я
принимал пациентов, он свободно различал сквозь стену нервную систему
больных, которых я считал желательным подвергнуть электроскопическому
осмотру. Я должен сказать, что мне удалось излечить многих лиц именно
благодаря указаниям, полученным таким образом от Жана Лебри.
Кроме того, я не считаю себя вправе умолчать о некоторых
психофизиологических опытах, для которых я пользовался услугами этого
замечательного ясновидца человеческой души. Но опыты эти дали нам
малоудовлетворительные результаты ввиду крайней сложности и тонкости
аппарата, механизм которого был совершенно неизвестен. Для того, чтобы они
были более удачны, нам необходимо было иметь в распоряжении какой-то
другой аппарат, который для электроскопов Жана Лебри играл бы такую же
роль, какую играют для наших глаз увеличительные стекла, и который дал бы
ему возможность легче разобраться в часто сменяющихся, едва уловимых
явлениях.
К сожалению, мне приходилось ограничиваться лишь тем, что я
пользовался его глазами-электроскопами для своих медицинских работ. Но я
не имел никакой возможности хотя бы что-нибудь узнать о самом их строении
и устройстве. В этом отношении Жан продолжал проявлять все то же упорство
и неизменно восставал против всякой попытки исследовать его глаза. "Когда
я умру, - отвечал он, - когда я умру, вы можете спокойно и не торопясь
заняться их изучением".
Фраза эта производила на меня такое тяжелое впечатление, что я в
конце концов перестал настаивать. Да, кроме того, эти искусственные глаза
были мало доступны для медицинского осмотра. Правда, был один способ... Но
о нем я буду говорить несколько позднее.
Я чувствовал себя бесконечно счастливым и был исполнен самых
радостных надежд. Незаметно для себя я прожил в таком настроении несколько
недель, богатых всевозможными впечатлениями, и по временам, со
свойственным людям эгоизмом, забывал о том, что дни Жана Лебри уже
сочтены. Забывал я об этом главным образом потому, что сам он в то время
тоже наслаждался жизнью, и его исхудалое, изможденное лицо дышало таким
безграничным счастьем, какого ни в силах было затмить ни сознание
приближавшегося неизбежного конца, ни отсутствие настоящего зрения, ни
даже мысль о том, что страшный и грозный для него Прозоп все еще где-то
существует.
Этот последний, впрочем, ничем не напоминал о своем существовании. Я
внимательно, даже с подозрительностью, присматривался ко всему, что
происходило кругом, но ничто не давало мне повода к каким-либо опасениям.
Таинственные доктора, видимо, отказались от мысли преследовать убежавшего
от них пациента, ввиду трудности такой задачи. Очевидно, они рассчитывали
на то, что Жан будет молчать, и, казалось, покорились своей судьбе и
примирились с его побегом. Тем не менее, мы ни на минуту не забывали об
осторожности, и Жан, всегда имевший при себе оружие, никогда не выходил из
дому один, а я непрестанно следил за всем; и я должен сказать, что
напряженность моего внимания ничуть не ослабевала, хотя и перешла в
привычку.
За все это время, вплоть до того, когда барон д'Арси устроил
спортивное состязание, в нашей жизни не произошло ни одного достойного
внимания события. Но и то событие, о котором я собираюсь сейчас говорить,
осталось неизвестно окружающим, так как касалось лишь лично меня и
относилось к области чувств.
Если бог существует, пусть он будет мне свидетелем, Фанни, что я
никоим образом не собирался признаться вам в своей любви именно в этот
день.
О, конечно, я чувствовал, что момент объяснения приближается! Я
чувствовал также, что все покровительствует моей любви к вам: ваш полный
счастья взор, ваша дружеская улыбка, ваша жизнерадостность и те маленькие
хитрости, которые на моих глазах зарождались в вашей хорошенькой
головке... Тысячи едва заметных, неуловимых мелочей! И от всего этого было
так хорошо на душе... Но где-то там, в глубине сердца, у меня все-таки
таился страх. Да, да, страх! В моем возрасте имеешь перед собой уже
слишком много грустных примеров, и я видел слишком много разочаровавшихся
влюбленных.
Это спортивное празднество было ниспослано мне самой судьбой. Оно
было заранее начертано в книге моей жизни.
Вы помните, Фанни, какая была чудная погода? Это было в воскресенье,
1 сентября. Все население Бельвю направилось к замку барона д'Арси. На
протяжении трех километров тянулась непрерывная цепь пешеходов. Вы
приехали в лимузине Ля-Эллери; я обогнал вас на своем торпедо как раз у
Шофура...
Вы, конечно, помните, Фанни: "гвоздем" праздника должна была стать
автомобильная гонка.
Нас было семеро состязавшихся. И с каждым из нас должна была ехать
дама. Я был заранее уверен, что вы отклоните предложения шести других
участников, чтобы сесть рядом со мной в моем торпедо. Я в этом был уверен.
И все-таки, если бы вы только знали, как вы меня осчастливили тем, что
действительно согласились ехать со мной!
Нас было семеро. Мы должны были состязаться на медленность пробега,
затем показать свою ловкость, благополучно пробравшись сквозь лабиринт
расставленных на дороге кеглей, а после того проявить спокойную
уверенность и уменье сохранять равновесие на подвешенном в воздухе и
качавшемся как качели мосту. Кроме того, нам предстояло описать несколько
цифр и вензелей при движении задним ходом и, наконец, сделать пробег на
скорость, десять раз проехав взад и вперед по отмеченному пространству в
сто метров длиной.
Я до сих пор вижу перед собой величавую эспланаду замка.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15