- А прямо перед нами?
- Я вижу какое-то здание, прозрачно-лиловое. Углы, линии
перекрещивания двух плоскостей значительно более ярко выражены, чем все
остальное. Из остроконечных башенок вырываются целые пучки лазоревых
огоньков, тогда как громоотвод выбрасывает огромный, неистощимый сноп
голубых искр... Все эти синие и красные огоньки словно тают и обращаются в
фиолетовые, а фиолетовые непрерывно стремятся обратиться в красные или
синие, благодаря чему они все время колышутся... Что вы делаете?
Ваши волосы вдруг вспыхнули!
- Я только провел по ним рукой.

В другой раз я вам изложу, Бар, все то, что я излагал в свое время
Прозопу, и расскажу о тех наблюдениях и выводах, которые он сделал при
моем посредничестве. Я скажу вам об относительной прозрачности тел,
пропорциональной их электропроводности; я скажу вам, что некоторые металлы
кажутся мне кристальными, тогда как самое тонкое стекло часто является для
меня совершенно непроницаемым, так что иногда я различаю стрелки на своих
часах сквозь весь механизм, но не через стекло. Я расскажу вам о том
электромагнитном ореоле, который окружает нас и в котором наше тело
является лишь ядром электромагнитного поля, благодаря чему мы непрестанно
сливаемся и взаимно влияем друг на друга. Я вам расскажу... Впрочем, мы
дошли до Бельвю, а я хотел бы вам описать, как произошел мой побег. Вы
знаете, сегодня ровно месяц, как я от них бежал.
Я страшно там тосковал. Мое заточение походило на смерть, и я потерял
всякую надежду снова занять свое место среди живых людей.
Дом, в котором меня держали в плену, находился среди совершенно
пустынной местности. Я уже давно убедился в том, что большинство его
обитателей никогда его не покидают. Вообразите себе жизнь в хрустальном
замке из более или менее окрашенного аметистового хрусталя: это будет,
пожалуй, наиболее верным представлением. Мое зрение улавливало сквозь
толщу стен малейшее колебание электрических волн. Так как каждый предмет
содержит в себе некоторый заряд электричества, а каждое движение порождает
электрический ток, я имел возможность наблюдать периодическое появление
автомобиля, который затем вскоре снова уезжал. Благодаря ему, по-видимому,
и поддерживалась постоянная связь между этим уединенным замком и как мне
казалось - одним очень отдаленным местом, где были сгруппированы огромные
количества светящихся точек. Автомобиль въезжал во внутренний двор замка
по узкой дороге, огражденной с обеих сторон высокими каменными стенами.
Стены эти окружали всю усадьбу двойным, неприступным кольцом и снаружи
были еще обведены глубоким, наполненным водою рвом. Вот по крайней мере
все те выводы, которые мне удалось сделать путем долгих наблюдений и
обследований как из своей, расположенной высоко над землей, камеры, так и
во время прогулок, которые я совершал ради здоровья по предписанию Прозопа
во дворе крепости.
Обмануть бдительность моих стражников не представлялось ни малейшей
возможности. Сломать запоры моей двери было также невозможно. Выскочить из
окна - значило покончить жизнь самоубийством.
Я знал о своей тюрьме решительно все, что мог узнать при помощи своих
чувств, но ничто не давало мне надежды на освобождение. Ухаживавший за
мной слуга был по-прежнему безмолвен. Никого другого я не знал. Как-то
ночью, когда полная неподвижность облегчила мне эту задачу, я сосчитал
обитателей замка. Нас было тридцать человек, и, по-моему, их следовало
подразделить следующим образом: двенадцать больных или пациентов, восемь
докторов или инженеров; десять слуг - санитаров и электротехников. Тишина
нарушалась лишь глухим гулом динамомашин. Они находились в подвальном
помещении и испускали такой ослепительный свет, что каждая из них
производила на меня впечатление искусственного солнца. Извергаемые ими
флюиды выбрасывались вдаль в виде сияния паутинообразных кругов и нитей.
По вечерам, в то время, когда зажигался электрический свет, вокруг меня
воздвигалось какое-то парадоксальное строение из тонких раскаленных нитей
электрических проводов.
- Извините меня, Жан, что я вас перебиваю, но скажите мне, что
кажется вам более ярким: горящая электрическая лампочка или провод, по
которому проходит невидимый для нашего глаза электрический ток?
- Вспомните, что я вам говорил относительно дня и ночи. Для меня это
только оттенок... Итак, я продолжаю.
Как-то утром, около месяца тому назад, обычная тишина была нарушена
донесшимися до меня звуками громкого разговора, и я различил в соседней
комнате две стоявшие друг против друга человеческие фигуры: крупную фигуру
Прозопа и маленькую фигурку, с менее развитым, чем у него, головным
мозгом, несомненно, принадлежавшую приставленному для ухода за мной слуге.
Оба человека явно спорили. Но комнаты этого замка, по-видимому, были
устроены так, что совершенно заглушали всякие звуки, потому что, несмотря
на незначительность разделявшего нас расстояния, я улавливал лишь смутный
прерывистый шум. Судя по их жестам, по их позам, по пробегающим по их
нервной системе вспышкам, я мог судить о пылкости их ссоры. Сердце
маленького человечка билось с характерной учащенностью.
Прозоп, наименее взволнованный из них двоих, тем не менее внезапно
нанес ему удар кулаком в лицо. Слуга, ошеломленный ударом, упал на пол. Я
видел, как маленький призрак поднялся на ноги и вышел из комнаты с
опущенной головой, но вся его фигура так ослепительно сверкала, что
казалась мне покрытой какой-то всклокоченной, светящейся шерстью.
Приближалось время завтрака. Вскоре слуга отпер замок моей двери и с
обычным безмолвием поставил на стол принесенное мне кушанье.
Я уже не раз пытался вызвать его на разговор, но всегда напрасно. На
этот раз он мне ответил; но будь я проклят, если кто-либо когда-нибудь
говорил на таком чудовищном французском языке! Я даже приблизительно не
мог бы передать вам, как он говорил. Он был доведен до бешенства, и, найдя
во мне скромного и готового ему сочувствовать слушателя, он излил мне свою
злобу на Прозопа. Он осыпал его невероятнейшими ругательствами и возводил
на него самые страшные обвинения.
Повод к их ссоре был самый ничтожный, но я счел момент подходящим.
Без дальнейших обиняков, я предложил ему бежать вместе со мной.
Единственным его возражением было то, что он так же, как и я, был
пленником Прозопа.
- Разве ключи от дома не в твоих руках?
- Ключи? Что такое ключи? Ровно ничего! Чтобы выбраться отсюда, - (я,
конечно, передаю только смысл его невероятной болтовни), - чтобы выбраться
отсюда, нужно только пройти по узкому проходу между каменными стенами.
Перелезть через решетку, которая его преграждает - это тоже ничего не
стоит. Вся беда в плитах, которыми вымощен проход! В некоторых из них
вставлены совершенно незаметные для глаза пластинки, и через них проходит
электрический ток. Кто ступит на них ногой, будет убит на месте.
Так вот чем объяснялось странное явление, которое уже давно меня
интриговало! Я с улыбкой смотрел на каменные плиты мощеного прохода со
вложенными в них и скрытыми от обыкновенных человеческих глаз
смертоносными пластинками. Значит, это они представлялись моим глазам в
виде разбросанных там и здесь световых бликов! Но ведь я мог обойти их так
же легко, как если бы они были вделанными в камень золотыми украшениями.
Никто другой не мог их видеть, но зато я различал их вполне отчетливо.
- А в конце прохода только решетка? - спросил я.
- Да, у въезда на мост. Через нее легко может перелезть даже ребенок.
Но проход?.. Ток прекращают только тогда, когда въезжает или выезжает
автомобиль, но в такие дни доктор всегда следит за всем сам.
- Мы уйдем сегодня ночью! - сказал я решительно.
- Но как же плиты?
- Это уж мое дело. Приходи за мной, когда все заснут. Я тебя проведу
до решетки, а затем...
Мой китаец (я предполагал, что это китаец) с трепетом и обожанием уже
целовал мне руки.
- Где мы находимся? - спросил я его, стараясь высвободиться.
- Господин, - ответил он, - не расспрашивай меня об этом! Где мы
находимся - об этом я поклялся не говорить... Что же касается бегства
отсюда, это дело другое. Я жду твоих приказаний. Я проведу тебя в город,
который вон там, далеко! Если ты хочешь, я провожу тебя до твоей родины.
Дай мне возможность пройти по этому проходу, и я клянусь тебе, что
благополучно сдам тебя твоим соотечественникам. Но там я тебя покину. Не
требуй от меня большего. Я принес клятву.
Во время нашего ночного бегства не произошло ни одной мало-мальски
неприятной случайности. Маленький азиат обладал совершенно исключительным
умением бесшумно отпирать замки. Замок, выложенный изнутри мягкими
обивками, как кабинет дантиста, заглушал все шумы. Прозоп, уверенный в
своих слугах, крепко спал (я видел его в его комнате). Не было ни ночного
сторожа, ни собак. Кроме того, шел мелкий дождь, который я от души
благословлял, потому что все влажные предметы воспринимаются мной гораздо
более отчетливо.
Благополучно, без всякого труда пробравшись вдоль прохода и
перебравшись через решетку, мы в течение пяти часов шли по направлению к
тому месту скопления массы светящихся точек, о котором я уже говорил. Это
был город.
Мой спутник сказал мне:
- Будет очень хорошо, если нам удастся сесть в поезд с восходом
солнца!
И он добавил с жутким смехом:
- Доктора будут долго спать после нашего ухода, по крайней мере до
завтрашнего вечера... Ведь у меня были ключи от аптеки!
"Само небо послало мне этого дьявола", - подумал я.
Он не сказал мне ни своего имени, ни своей национальности; я не узнал
от него ничего относительно таинственных докторов. Он был так же скрытен,
как изобретателен и ловок.
Мы торопились. Ночь подходила к концу. Сквозь пропускающую световые
лучи толщу нашей планеты я следил взглядом за медленным продвижением
солнца. Среди других небесных тел, сквозь беспредельный голубой туман, оно
казалось мне огромным фиолетово-красным диском, центром изумительного по
красоте и силе светоизлучения.
Когда солнце взошло над горизонтом, мы, среди многих других
пассажиров, сидели в узком и душном железнодорожном купе. Наши спутники
говорили между собой на непонятном для меня языке, который не давал мне ни
малейшего представления об их национальности.
Не стану говорить о подробностях этого утомительного и крайне
затруднительного путешествия через всю Европу... К вечеру в то самое
время, когда в уединенном замке-больнице, вероятно, проснулся тот, кого я
привык называть Прозопом, мы оказались в стране, где слышалась только
немецкая речь. Мне - человеку, знающему всего несколько слов по-немецки,
было бы бесполезно расспрашивать окружавших меня людей. Этим я только
обратил бы на себя излишнее внимание и доставил бы неприятности своему
спасителю, который очень меня просил ничего пока о себе не рассказывать и
не стараться ничего разузнавать. Поэтому я лишь продолжал делать то же,
что делал уже и раньше, а именно прилагал все усилия к тому, чтобы
сохранить в памяти названия станций, очертания гор, контуры зданий,
надеясь, что буду в состоянии узнать их в будущем. Но, в сущности, к чему
все это?
Утром я уловил слово "Регенсбург". Мы ехали в экспрессе, который
несся вдоль берега широкой, как морской пролив, реки. До моего слуха
донеслись названия городов "Нюрнберг", "Карлсруэ".
У моста в Кале мой маленький азиат бесследно исчез. Я перебрался
через Рейн благодаря любезности конвоиров, сопровождавших телеги с военным
материалом, которые переправлялись через Рейн для сдачи союзникам.
С этого момента начались бесконечные медицинские осмотры и допросы
военными врачами. В моих показаниях незначительная доля правды смешивалась
с невероятным количеством лжи... Все остальное вы знаете. Официально мое
приключение зарегистрировано, подшито к делу и закончено. От души хочу
верить в то, что оно и фактически закончено, но мне тем не менее кажется
необходимым всегда иметь при себе револьвер. И я должен вам признаться,
мой милый Бар, что ваша недавняя попытка подсмотреть за мной в лесу из-за
ствола дерева порядком меня напугала...
Жан умолк и остановился. Мы пришли. Садик, в глубине которого стоял
дом Лебри, был слегка освещен проникавшим из его окон светом.
- Кажется, очень поздно! - заметил я.
- Да, - ответил Жан и указал мне концом своей палки сперва одну точку
в траве, затем другую.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15