.. ох, многое, бессчетное,
гулевое; веками выдержанное, отстоянное...
А плащ княжеский; алое, золотом шитое корзно волочилось по грешной
земле, в пыли - пойдет дождь, и пыль станет грязью, а плащ станет
неотличим от дерюжной накидки послушника Махиши...
Где князь, где холоп?.. Не запутаться бы, не ошибиться...
Именно эта мысль - глупая, пустая, ядовитая - занозой сидела в мозгу
ученика несговорчивого волхва Хаома; сидела и упорно не хотела вылезать.
Махиша глядел на князя и вспоминал изнурительные часы медитаций под
Грозовым деревом, когда он из последних сил прорывался внутренним взором к
тайному Алтарю Инара-Грозовика, вне дорог человеческих, вне реальности и
понимания - где сливаются воедино все алтари в храмах и капищах, где вера
людская становится бытием... как весенние ручьи, ручейки и просто талые
струйки сливаются в страшную, упругую стихию взбунтовавшегося половодья...
Ах, вера, вера, вера людская!.. Кто тебя хоть раз вкусил... жрецы,
маги, шаманы, ясновидцы, пророки - Предстоятели!..
Трижды видел он - словно в бреду - тот Алтарь, и косматое,
гневно-смеющееся лицо над ним; и оба первых раза это было знакомое лицо
волхва Хаома, а в третий... Махишу вновь сотряс озноб лихорадочного
возбуждения - он вспомнил!
Вспомнил невероятное чувство всесилия, вспыхнувшее в нем в тот
сладостный миг.
Он видел свое лицо.
Махиша, скрестив ноги, сидел под Грозовым Древом, и лопались нити
между его сущностью и существованием; и закрытые глаза послушника видели
Всеобщий Алтарь, над которым хохотало лицо нового Махиши в обрамлении
беснующихся молний... Тогда он впервые понял - глядя одновременно снизу
вверх и сверху вниз - понял две истины.
Нет, не две - три.
Он понял, что богов - нет. Нет Стоящих над миром - но есть
Предстоящие.
Молчащие в тени. Те, кого ждут князья.
И эта истина, в ее бесстыдной наготе, заставила его покачнуться.
И еще он понял, что время волхва Хаома прошло. Насовсем. Новое нынче
время. Предстоящее. Его время, Махиши - сегодняшнего Предстоятеля
Инара-Громовержца.
И эта истина вновь позволила ощутить опору и устойчивость.
А потом он понял, что наставник сам назначил день откровения, сам
выбрал время дара и час ухода - и последняя истина обожгла предчувствием
грядущего.
- ...Ты что, парень, умом тронулся?! Или оглох не вовремя?.. Доколе
мне ждать, идол?!.
Махиша не ответил. Он неотрывно смотрел на Грозовое дерево и
высохшего человека рядом с ним; он даже не расслышал окрика раздраженного
князя. Он слышал совсем другое.
То, о чем молчал сейчас волхв Хаом - на пороге между прошлой силой и
будущим бессилием.
И Махиша, повинуясь невысказанному приказу учителя, шагнул вперед и
встал на пороге между прошлым бессилием и подступающей силой.
И снова увидел Всеобщий Алтарь. И улыбнулся, вскидывая мощные,
бугристые руки знакомым жестом. Жестом, которого раньше не позволял себе в
самых затаенных мечтах.
Князь с удивлением покосился на юродствующего бездельника, хотел было
что-то сказать, осекся - и задохнулся от жара опалившей его лицо вспышки.
...Они стояли рядом. И вспыхнули они одновременно - когда два
огненных бича вырвались из беременных грозою туч и опоясали уходящих в
Ничто.
Старое Грозовое дерево и старого волхва Хаома.
Ликский властитель вскочил, потрясенно протирая глаза и пытаясь
сквозь выступившие слезы разглядеть чадящие, багровые факелы - один
большой, другой - поменьше; и крупные капли обрушились на его плечи,
укрытые алым шелком; и гром, хрипло-шершавый гром, и слипшиеся волосы на
лбу, и недвижный, страшный послушник рядом...
Началась гроза. И Громовой Инар гнал свою бронзовую колесницу, с
грохотом подскакивающую на выбоинах неба.
Началась гроза. И закончилось время волхва Хаома. Ученик помог
учителю уйти, уйти гордо и честно, и в час ухода они стали вровень.
Хорошо уходил волхв... ай, хорошо... Махиша отвернулся и вытер мокрое
лицо. Зря, конечно, все равно дождь...
И повернулся к человеку в алом плаще.
- Возвращайся в Лик. Велишь закладывать храм. Народу скажешь - Инар
согласен. Обо мне - молчи. Сам об явлюсь, когда надо будет... Станут
спрашивать - запомни: Хаом ушел в грозу. Навсегда. Понял?
- Понял, Пастырь...
Князь на мгновение припал на колено и коснулся холодными губами руки
сверстника - неожиданно состарившегося на века, тысячелетия - за короткий
миг, когда ручейки веры слились в единое целое и хлынули через него; и во
рту еще оставался сладковато-терпкий привкус...
Вкус чужой веры.
ИНТЕРМЕДИЯ
Человек идет по Дому.
Он наискосок пересекает зал с сумрачными гобеленами и диагоналями
шпаг над догорающим камином. Рассеянный свет сочится в пыли, играя тенями
и лепными розами по углам стен; зыбкий шорох касается спины человека, и
тот вздрагивает и оборачивается.
Человек стоит в Доме. В зале, где только что были гобелены. И лепные
розы. Сейчас стены сложены из гигантских каменных глыб, на них налипла
копоть и грязь, и в центре, у оставшегося камина, свалена груда ржавых
алебард. И тишина, словно Дом удивленно смотрит на человека - дескать, что
же ты, меняйся!..
- Сарт... - бормочет человек. - Я - Сарт...
- С-с-харр!.. - громко и насмешливо отзывается Дом, и человек
отшатывается, вскидывая руки.
Потом он долго стоит и смотрит перед собой.
"Меня зовут Сарт. Меня зовут Сарт. Меня зовут... Меня так уже никто
не зовет. Давно. Очень давно. И поэтому я зову себя сам. Чтобы не забыть.
Я брожу по этому Дому, живущему своей смутной жизнью, и зову себя:
"Сарт!.. а-а-а..." - и тишина разбивается на сотни осколков, сотни имен с
острыми зазубренными краями, и все они режут меня, мою душу, мой мозг,
потому что они хотят, чтобы я выбрал, а я - не хочу..."
Невидимые сквозняки колышут занавеси вдоль стен коридора, и
прозрачные языки тюля хлопают, извиваются, перекручиваются жгутами...
За поворотом мелькает на миг и скрывается маленькая фигурка.
Развевается полотняная рубаха, и лей гулко хлопает по бедру.
Человек кричит и бежит по коридору.
Человек бежит по Дому.
Дом виляет коридором, как собака - хвостом, и человек сначала бежит,
потом - идет, потом садится и измученно приваливается к мозаичной плитке
стены. Дом что-то шепчет на ухо сидящему человеку. Человек отрицательно
мотает головой.
"Я не выберу. Никогда. Я лучше сдохну, хотя вряд ли это лучше...
Слушай, Дом, лучше сдохни ты, а?..
Я иду по Дому-на-Перекрестке, я ищу своего ученика, я цепляюсь за
свое ускользающее имя; а Дом молча пытается растворить меня в себе. Я иду,
словно продираясь сквозь паутину, а вокруг снуют тени, призраки, они
липнут на плечи, мне больно отдирать их, и я скоро стану кем-то... а я не
хочу..."
- Не хочу! - кричит человек, и нижняя губа его трескается, пропуская
редкие капли крови.
Человек слизывает кровь языком.
В стене напротив появляется окно. За окном - город. Он неожиданно
наезжает на человека, распухая глыбами крепостных стен, потом в оконном
переплете проносятся улочки, площадь, базарные ряды, домишки окраины... За
окном - храм. Человек сидит на полу, и у него больше нет сил
сопротивляться. Он сидит и одновременно входит в храм, и две женщины в
странных одеждах ведут его куда-то вниз, почтительно потупив взгляды.
Человек чувствует, что и он сам - женщина. И понимает, что у женщины
есть имя.
Имя. Варна. Предстоящая Сиаллы-Лучницы.
- Ну, хорошо, - шепчет человек окровавленным ртом. - Все равно не
могу больше... давай, не стесняйся... Варна - так Варна...
Дом входит в человека.
ВАРНА-ПРЕДСТОЯЩАЯ
...ибо не может человек не верить ни во что. И течет
вера людская путями скрытыми - вера-страх, вера-любовь,
вера-ярость, обреченность, знание, боль - - сходясь на
перекрестках дорог своих. А на Перекрестке том лишь
Предстоящему видно невидимое, и ведомо неведомое; и вера
войдет в него, дав Силу творить невозможное, толковать
неявленное и пророчествовать о скрытом. Укажет он тогда
людям, где возводить храмы, столицы и кладбища, и из веры
малой родится большая.
И да будет вера течь через Предстоящих, рождая сверх
естественное в делах и помыслах, пока не встанет
Предстоящий на Перекрестке и не скажет: "Мое..."
Авэк ал-Джубб Эльри, Рага о Предстоящих.
...Палевые одеяния служительниц прошелестели по коридору, и снова
воцарилась тишина. Пыльный сумрак зашевелился в углах, выгибаясь всем
своим бархатным телом, облизал бронзовую чеканку двери и настороженно лег.
Сумрак чуть подрагивал и искоса разглядывал женщину у порога, женщину с
телом мраморной статуи работы Сэнора-Искусника - только статуи не носят
легких шелковых туник и не прячут лиц под ажурной вуалью.
Женщина-статуя сделала еще один шаг, последняя ступенька послушно
подставила себя под точеную ногу, и темнота мурлыкнула, впитывая
неторопливую грацию чужих движений.
Две служительницы задержались у поворота, переглянулись с чисто
женской завистью и удалились - даже им, старшим жрицам Темной Матери, путь
на нижние храмовые уровни был заказан.
- Аум-м-м!.. - громыхнул где-то вверху гонг под войлочной колотушкой
немого раба.
Полночь. Пауза между прошлым и будущим.
Гостья помедлила, прежде чем взяться за дверную ручку - за металлом
ощущался мощный пульсирующий Перекресток, но иной направленности, чуждой,
не способной заставить трепетать чуткие ноздри Варны, Предстоящей
Сиаллы-Лучницы.
Зря она согласилась на встречу... Или не зря?!.
Дверь распахнулась без скрипа, и сумрак тут же просочился в аскетично
убранную келью, мимоходом заглянув под вуаль гостьи. Он скользнул к
низкому лакированному столику, за которым сидела хрупкая женщина в строгом
глухом платье, обвил ее колени, метнулся выше и повис на узких плечах
агатовой накидкой, сгущаясь полуотброшенным капюшоном.
Сидящая не шевельнулась. Веки ее дрогнули, странно сверкнуло из-под
ресниц старое серебро, и вся она вдруг стала ужасающе похожа на
свернувшуюся перед броском кобру. Ломкое равновесие на миг об единило
обеих - женщину-змею и женщину-статую - и в келье запахло сырой после
дождя землей.
- Да сопутствуют тебе Перекрестки, Лайна, Предстоящая Ахайри,
Покрывала Мира! - гостья говорила положенные слова четко и размеренно,
выдерживая полные ритуальные интонации. - Пусть каждый шаг твой...
- Брось, Варна, брось... к чему нам церемонии?
Хозяйка кельи слабо шевельнула рукой и еле заметно улыбнулась - так
серпик нарождающегося месяца мелькает среди лиловых пятен вечернего неба.
- Заходи, не стой на пороге... Нам с тобой делить нечего, по разным
дорогам ходим - значит, и опасаться нечего. Тебе - вера-страсть, мне -
вера-страх... каждому свое, положенное...
Гостья откинула вуаль, словно заканчивая этим жестом официальную
часть, и прошлась по келье. Она бездумно касалась свитков на подставках,
поглаживая уродливые статуэтки из волчьего камня, тронув деревянного идола
Саа-Ру, но лицо ее затеняла дымка некоего глубинного внимания; она словно
прислушивалась к каким-то дальним отголоскам, к трепету угасающего звука,
и в удлиненных глазах Варны светились понимание и уважение.
- Добрый Перекресток, Лайна... Сильный, устойчивый... Надолго хватит.
Почти как у меня в Кэрбете. Или в Фольнарке.
- Да, твой Фольнарк - место достойное... Долго искала? Говорят, ты
там с кем-то перехлестнулась? Как эту девушку звали... помнила же...
Молодая Предстоящая от береговых племен - мне еще Трайгрин рассказывал...
Хотя ему верить - себе дороже...
До сих пор хозяйка и гостья перебрасывались репликами небрежно, с
ленцой, вкрадчиво касаясь друг друга взглядами - но с последними словами
тон разговора внезапно изменился. Варна-Предстоящая резко остановилась,
прекрасное лицо ее пошло пятнами, и даже сумрак кельи оставил плечи Лайны
и испуганно отполз в угол - подальше от яростно вспыхнувших глаз, глаз
кошки и богини.
- Элиноар-Предстоящая, - надо было слышать, с каким презрением
выплюнула Варна это имя, само по себе достаточно благозвучное - и голос
ослепительной статуи зазвенел от злости.
- Элиноар-Предстоящая от алтарей Аэллы Пенногрудой... Девка! В
Фольнарк захотелось?! Сидела бы у своих рыбоедов и ловила крохи от стола
Великих - так нет, мало! Тварь!.. Дрянь раскосая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21
гулевое; веками выдержанное, отстоянное...
А плащ княжеский; алое, золотом шитое корзно волочилось по грешной
земле, в пыли - пойдет дождь, и пыль станет грязью, а плащ станет
неотличим от дерюжной накидки послушника Махиши...
Где князь, где холоп?.. Не запутаться бы, не ошибиться...
Именно эта мысль - глупая, пустая, ядовитая - занозой сидела в мозгу
ученика несговорчивого волхва Хаома; сидела и упорно не хотела вылезать.
Махиша глядел на князя и вспоминал изнурительные часы медитаций под
Грозовым деревом, когда он из последних сил прорывался внутренним взором к
тайному Алтарю Инара-Грозовика, вне дорог человеческих, вне реальности и
понимания - где сливаются воедино все алтари в храмах и капищах, где вера
людская становится бытием... как весенние ручьи, ручейки и просто талые
струйки сливаются в страшную, упругую стихию взбунтовавшегося половодья...
Ах, вера, вера, вера людская!.. Кто тебя хоть раз вкусил... жрецы,
маги, шаманы, ясновидцы, пророки - Предстоятели!..
Трижды видел он - словно в бреду - тот Алтарь, и косматое,
гневно-смеющееся лицо над ним; и оба первых раза это было знакомое лицо
волхва Хаома, а в третий... Махишу вновь сотряс озноб лихорадочного
возбуждения - он вспомнил!
Вспомнил невероятное чувство всесилия, вспыхнувшее в нем в тот
сладостный миг.
Он видел свое лицо.
Махиша, скрестив ноги, сидел под Грозовым Древом, и лопались нити
между его сущностью и существованием; и закрытые глаза послушника видели
Всеобщий Алтарь, над которым хохотало лицо нового Махиши в обрамлении
беснующихся молний... Тогда он впервые понял - глядя одновременно снизу
вверх и сверху вниз - понял две истины.
Нет, не две - три.
Он понял, что богов - нет. Нет Стоящих над миром - но есть
Предстоящие.
Молчащие в тени. Те, кого ждут князья.
И эта истина, в ее бесстыдной наготе, заставила его покачнуться.
И еще он понял, что время волхва Хаома прошло. Насовсем. Новое нынче
время. Предстоящее. Его время, Махиши - сегодняшнего Предстоятеля
Инара-Громовержца.
И эта истина вновь позволила ощутить опору и устойчивость.
А потом он понял, что наставник сам назначил день откровения, сам
выбрал время дара и час ухода - и последняя истина обожгла предчувствием
грядущего.
- ...Ты что, парень, умом тронулся?! Или оглох не вовремя?.. Доколе
мне ждать, идол?!.
Махиша не ответил. Он неотрывно смотрел на Грозовое дерево и
высохшего человека рядом с ним; он даже не расслышал окрика раздраженного
князя. Он слышал совсем другое.
То, о чем молчал сейчас волхв Хаом - на пороге между прошлой силой и
будущим бессилием.
И Махиша, повинуясь невысказанному приказу учителя, шагнул вперед и
встал на пороге между прошлым бессилием и подступающей силой.
И снова увидел Всеобщий Алтарь. И улыбнулся, вскидывая мощные,
бугристые руки знакомым жестом. Жестом, которого раньше не позволял себе в
самых затаенных мечтах.
Князь с удивлением покосился на юродствующего бездельника, хотел было
что-то сказать, осекся - и задохнулся от жара опалившей его лицо вспышки.
...Они стояли рядом. И вспыхнули они одновременно - когда два
огненных бича вырвались из беременных грозою туч и опоясали уходящих в
Ничто.
Старое Грозовое дерево и старого волхва Хаома.
Ликский властитель вскочил, потрясенно протирая глаза и пытаясь
сквозь выступившие слезы разглядеть чадящие, багровые факелы - один
большой, другой - поменьше; и крупные капли обрушились на его плечи,
укрытые алым шелком; и гром, хрипло-шершавый гром, и слипшиеся волосы на
лбу, и недвижный, страшный послушник рядом...
Началась гроза. И Громовой Инар гнал свою бронзовую колесницу, с
грохотом подскакивающую на выбоинах неба.
Началась гроза. И закончилось время волхва Хаома. Ученик помог
учителю уйти, уйти гордо и честно, и в час ухода они стали вровень.
Хорошо уходил волхв... ай, хорошо... Махиша отвернулся и вытер мокрое
лицо. Зря, конечно, все равно дождь...
И повернулся к человеку в алом плаще.
- Возвращайся в Лик. Велишь закладывать храм. Народу скажешь - Инар
согласен. Обо мне - молчи. Сам об явлюсь, когда надо будет... Станут
спрашивать - запомни: Хаом ушел в грозу. Навсегда. Понял?
- Понял, Пастырь...
Князь на мгновение припал на колено и коснулся холодными губами руки
сверстника - неожиданно состарившегося на века, тысячелетия - за короткий
миг, когда ручейки веры слились в единое целое и хлынули через него; и во
рту еще оставался сладковато-терпкий привкус...
Вкус чужой веры.
ИНТЕРМЕДИЯ
Человек идет по Дому.
Он наискосок пересекает зал с сумрачными гобеленами и диагоналями
шпаг над догорающим камином. Рассеянный свет сочится в пыли, играя тенями
и лепными розами по углам стен; зыбкий шорох касается спины человека, и
тот вздрагивает и оборачивается.
Человек стоит в Доме. В зале, где только что были гобелены. И лепные
розы. Сейчас стены сложены из гигантских каменных глыб, на них налипла
копоть и грязь, и в центре, у оставшегося камина, свалена груда ржавых
алебард. И тишина, словно Дом удивленно смотрит на человека - дескать, что
же ты, меняйся!..
- Сарт... - бормочет человек. - Я - Сарт...
- С-с-харр!.. - громко и насмешливо отзывается Дом, и человек
отшатывается, вскидывая руки.
Потом он долго стоит и смотрит перед собой.
"Меня зовут Сарт. Меня зовут Сарт. Меня зовут... Меня так уже никто
не зовет. Давно. Очень давно. И поэтому я зову себя сам. Чтобы не забыть.
Я брожу по этому Дому, живущему своей смутной жизнью, и зову себя:
"Сарт!.. а-а-а..." - и тишина разбивается на сотни осколков, сотни имен с
острыми зазубренными краями, и все они режут меня, мою душу, мой мозг,
потому что они хотят, чтобы я выбрал, а я - не хочу..."
Невидимые сквозняки колышут занавеси вдоль стен коридора, и
прозрачные языки тюля хлопают, извиваются, перекручиваются жгутами...
За поворотом мелькает на миг и скрывается маленькая фигурка.
Развевается полотняная рубаха, и лей гулко хлопает по бедру.
Человек кричит и бежит по коридору.
Человек бежит по Дому.
Дом виляет коридором, как собака - хвостом, и человек сначала бежит,
потом - идет, потом садится и измученно приваливается к мозаичной плитке
стены. Дом что-то шепчет на ухо сидящему человеку. Человек отрицательно
мотает головой.
"Я не выберу. Никогда. Я лучше сдохну, хотя вряд ли это лучше...
Слушай, Дом, лучше сдохни ты, а?..
Я иду по Дому-на-Перекрестке, я ищу своего ученика, я цепляюсь за
свое ускользающее имя; а Дом молча пытается растворить меня в себе. Я иду,
словно продираясь сквозь паутину, а вокруг снуют тени, призраки, они
липнут на плечи, мне больно отдирать их, и я скоро стану кем-то... а я не
хочу..."
- Не хочу! - кричит человек, и нижняя губа его трескается, пропуская
редкие капли крови.
Человек слизывает кровь языком.
В стене напротив появляется окно. За окном - город. Он неожиданно
наезжает на человека, распухая глыбами крепостных стен, потом в оконном
переплете проносятся улочки, площадь, базарные ряды, домишки окраины... За
окном - храм. Человек сидит на полу, и у него больше нет сил
сопротивляться. Он сидит и одновременно входит в храм, и две женщины в
странных одеждах ведут его куда-то вниз, почтительно потупив взгляды.
Человек чувствует, что и он сам - женщина. И понимает, что у женщины
есть имя.
Имя. Варна. Предстоящая Сиаллы-Лучницы.
- Ну, хорошо, - шепчет человек окровавленным ртом. - Все равно не
могу больше... давай, не стесняйся... Варна - так Варна...
Дом входит в человека.
ВАРНА-ПРЕДСТОЯЩАЯ
...ибо не может человек не верить ни во что. И течет
вера людская путями скрытыми - вера-страх, вера-любовь,
вера-ярость, обреченность, знание, боль - - сходясь на
перекрестках дорог своих. А на Перекрестке том лишь
Предстоящему видно невидимое, и ведомо неведомое; и вера
войдет в него, дав Силу творить невозможное, толковать
неявленное и пророчествовать о скрытом. Укажет он тогда
людям, где возводить храмы, столицы и кладбища, и из веры
малой родится большая.
И да будет вера течь через Предстоящих, рождая сверх
естественное в делах и помыслах, пока не встанет
Предстоящий на Перекрестке и не скажет: "Мое..."
Авэк ал-Джубб Эльри, Рага о Предстоящих.
...Палевые одеяния служительниц прошелестели по коридору, и снова
воцарилась тишина. Пыльный сумрак зашевелился в углах, выгибаясь всем
своим бархатным телом, облизал бронзовую чеканку двери и настороженно лег.
Сумрак чуть подрагивал и искоса разглядывал женщину у порога, женщину с
телом мраморной статуи работы Сэнора-Искусника - только статуи не носят
легких шелковых туник и не прячут лиц под ажурной вуалью.
Женщина-статуя сделала еще один шаг, последняя ступенька послушно
подставила себя под точеную ногу, и темнота мурлыкнула, впитывая
неторопливую грацию чужих движений.
Две служительницы задержались у поворота, переглянулись с чисто
женской завистью и удалились - даже им, старшим жрицам Темной Матери, путь
на нижние храмовые уровни был заказан.
- Аум-м-м!.. - громыхнул где-то вверху гонг под войлочной колотушкой
немого раба.
Полночь. Пауза между прошлым и будущим.
Гостья помедлила, прежде чем взяться за дверную ручку - за металлом
ощущался мощный пульсирующий Перекресток, но иной направленности, чуждой,
не способной заставить трепетать чуткие ноздри Варны, Предстоящей
Сиаллы-Лучницы.
Зря она согласилась на встречу... Или не зря?!.
Дверь распахнулась без скрипа, и сумрак тут же просочился в аскетично
убранную келью, мимоходом заглянув под вуаль гостьи. Он скользнул к
низкому лакированному столику, за которым сидела хрупкая женщина в строгом
глухом платье, обвил ее колени, метнулся выше и повис на узких плечах
агатовой накидкой, сгущаясь полуотброшенным капюшоном.
Сидящая не шевельнулась. Веки ее дрогнули, странно сверкнуло из-под
ресниц старое серебро, и вся она вдруг стала ужасающе похожа на
свернувшуюся перед броском кобру. Ломкое равновесие на миг об единило
обеих - женщину-змею и женщину-статую - и в келье запахло сырой после
дождя землей.
- Да сопутствуют тебе Перекрестки, Лайна, Предстоящая Ахайри,
Покрывала Мира! - гостья говорила положенные слова четко и размеренно,
выдерживая полные ритуальные интонации. - Пусть каждый шаг твой...
- Брось, Варна, брось... к чему нам церемонии?
Хозяйка кельи слабо шевельнула рукой и еле заметно улыбнулась - так
серпик нарождающегося месяца мелькает среди лиловых пятен вечернего неба.
- Заходи, не стой на пороге... Нам с тобой делить нечего, по разным
дорогам ходим - значит, и опасаться нечего. Тебе - вера-страсть, мне -
вера-страх... каждому свое, положенное...
Гостья откинула вуаль, словно заканчивая этим жестом официальную
часть, и прошлась по келье. Она бездумно касалась свитков на подставках,
поглаживая уродливые статуэтки из волчьего камня, тронув деревянного идола
Саа-Ру, но лицо ее затеняла дымка некоего глубинного внимания; она словно
прислушивалась к каким-то дальним отголоскам, к трепету угасающего звука,
и в удлиненных глазах Варны светились понимание и уважение.
- Добрый Перекресток, Лайна... Сильный, устойчивый... Надолго хватит.
Почти как у меня в Кэрбете. Или в Фольнарке.
- Да, твой Фольнарк - место достойное... Долго искала? Говорят, ты
там с кем-то перехлестнулась? Как эту девушку звали... помнила же...
Молодая Предстоящая от береговых племен - мне еще Трайгрин рассказывал...
Хотя ему верить - себе дороже...
До сих пор хозяйка и гостья перебрасывались репликами небрежно, с
ленцой, вкрадчиво касаясь друг друга взглядами - но с последними словами
тон разговора внезапно изменился. Варна-Предстоящая резко остановилась,
прекрасное лицо ее пошло пятнами, и даже сумрак кельи оставил плечи Лайны
и испуганно отполз в угол - подальше от яростно вспыхнувших глаз, глаз
кошки и богини.
- Элиноар-Предстоящая, - надо было слышать, с каким презрением
выплюнула Варна это имя, само по себе достаточно благозвучное - и голос
ослепительной статуи зазвенел от злости.
- Элиноар-Предстоящая от алтарей Аэллы Пенногрудой... Девка! В
Фольнарк захотелось?! Сидела бы у своих рыбоедов и ловила крохи от стола
Великих - так нет, мало! Тварь!.. Дрянь раскосая.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21