Ни норы, ни логова, никаких следов. В это время Иван и
Мирошников расспрашивали знакомых Леонида Поликарповича и собутыльников
Васи Косого в надежде отыскать хоть какую-то зацепку. Их надеждам не
суждено было сбыться. Все говорили, что Леонид Поликарпович любил
поспорить, поучить молодежь, но так было всегда. Кто-то, может статься, и
не любил его, но чтобы такое... И Вася Косой был человеком нелегким, в
гневе мог оскорбить и побить кого-то из собутыльников, случалось,
занимался вымогательством, если не было денег, но после того, как однажды
"серьезно поговорил" с Иваном, стал более осторожным. Так и это все знали.
Вечером, когда омоновцы уехали, и уставший Мирошников уехал в
райцентр, поселок словно вымер. Иван, доложив по телефону обстановку
начальнику районной милиции подполковнику Новоселову, получил приказание
явиться завтра в районное управление с подробным докладом. Чтобы завершить
работу, начатую днем, Ивану оставалось встретиться и поговорить еще с
одним человеком. С Катей. Эту встречу он отложил на вечер. Чувствовал, что
Катя все еще злится на него. Тут бы подождать еще денька два, не
навязываться, да что поделаешь, служба есть служба. Ведь Роман вчера
сказал, что Леонид Поликарпович повздорил с ее спутником, этим подлым
Егоровым. И Катя присутствовала при разговоре.
Федор Петрович проводил Ивана в дом, старательно заперев за ним
дверь.
- И ставни закрыл, - сказал он. - Просто ужас, что творится. А ты
почему-то не заходишь к нам, обиделся, что ли? Я тебе честно скажу, Иван,
злился на тебя. Но когда Роман все рассказал, у меня просто камень с души
свалился. Ох, этот Роман, молодой еще, глупый. Но ты ведь человек
солидный, умный, не должен обижаться на нас, тем более на Катю. Она
переживает.
- Я не обижаюсь на вас, Федор Петрович, - сказал Иван. - Просто
работы много, вы же сами знаете, что тут у нас творится. Сколько живу, не
помню такого. Начальство требует поимки преступника, а как его поймаешь,
если даже неясно, что это за существо.
Проходи к столу, садись, Ваня. Чаю хочешь?
- Можно и чаю, - кивнул Иван. - Но прежде я хотел бы поговорить с
Катей. По делу. Вы не возражаете?
- А я тебе что говорил? - сказал вошедший в комнату Роман. - Все
сходится.
- Вот что, - сказал Иван. - Пожалуйста, больше никому об этом ни
слова. И вообще все это чепуха.
- Я кроме тебя - никому. Но это не чепуха, а правда.
- А что ты такое говорил? - прислушался Федор Петрович. - Что это
дело рук оборотня? Согласен с Иваном - чепуха. Ты у нас великий выдумщик,
Роман.
Иван постучал в дверь Катиной комнаты.
- Да, - послышался усталый голос.
- Здравствуй, Катя, - сказал Иван, войдя к ней. - Надо бы нам с тобой
поговорить.
- О чем? - холодно спросила Катя.
Она повернулась и вызывающе посмотрела на него. Иван заметил, что у
нее усталые глаза.
- Почему злишься на меня? Что с тобой происходит, Катя?
- Потому что от тебя одни неприятности! То ты в собак стреляешь, то
людям угрожаешь расправой, а когда нужно поймать страшного убийцу,
выдумываешь какие-то сказки про оборотней! Глупо!
- Это не я выдумывал, а твой брат.
- Вы оба хороши! Надоело!
- Ладно, Катя. Я вижу, ты сегодня не в духе, я тоже. Но сейчас я к
тебе пришел по долгу службы. Ты вчера опять прогуливалась с Егоровым.
- Следишь за мной?
- Нет. Об этом все знают. Егоров последний, с кем вчера разговаривал
Леонид Поликарпович, и не просто разговаривал, а ругался. Ты при этом
присутствовала. Расскажи, как было дело.
- Почему ты меня об этом спрашиваешь?
- Пожалуйста, Катя, расскажи мне о том, что произошло вчера вечером
между Егоровым и Леонидом Поликарповичем.
- Ничего особенного. Старик набросился на него с упреками, больно не
понравилось ему, что Володя со мной гуляет. Тот все выслушал и очень
огорчился. И я огорчилась. А потом Леонид Поликарпович ушел, мы с Володей
попрощались и тоже пошли по домам. Вот и все.
- Он угрожал старику?
- Кто, Володя? О Господи! Ну нельзя же обо всех судить по себе! Это
ты, Иван, всем угрожаешь и бьешь в морды, а Володя человек культурный, он
на такое не способен. Я же сказала: он просто огорчился. Ну, ходили мы с
ним, разговаривали, что в этом плохого? Почему всякий считает возможным
останавливать нас и читать нотации? Я не твоя крепостная, мне уже двадцать
один год, могу сама решить, что мне следует делать, а что нет.
- Ты очень изменилась, Катя, - с тоской сказал Иван. - Ты стала сама
на себя не похожа. Не знаю, Егоров так влияет на тебя или здесь кроется
что-то другое... Нам нужно разобраться во всем, что случилось. Не сейчас,
но обязательно надо, Катя. Я люблю тебя.
- А я... ох, Иван, пожалуйста, оставь меня в покое, я так устала, сил
нет даже разговаривать. Потом, ладно?
Иван согласно кивнул. Он смотрел на красивое, утомленное лицо Кати и
почувствовал, как что-то тоскливо сжалось у него в груди. Она была далека
от него в эту минуту, она была чужой. Ему так хотелось обнять ее, посидеть
рядом молча или рассказать о своих сомнениях, поделиться предположениями -
но именно сейчас она стала совсем чужой. И не с кем ему поговорить, никто
не поможет, не успокоит, слова доброго не скажет... Кроме Кати - некому.
- Не сердись на меня, Ваня, - неожиданно сказала Катя. - Ты прав,
что-то происходит, но я не знаю, что это.
- Давай вместе разберемся, я помогу тебе, - с надеждой сказал Иван.
- Нет, Иван, ты здесь ни при чем. Я должна сама понять, что
происходит.
- Ну, давай... понимай, - мрачно усмехнулся Иван и направился к
двери.
Катя пошла за ним и, едва Иван вышел из комнаты, заперла дверь на
замок. Потом бросилась на кровать, слезы ручьями хлынули из ее глаз, плечи
содрогались от рыданий.

11
Егорова уже не волновал вопрос, кто он такой. Прошло время, когда он
не понимал, что с ним происходит, когда в нем жили два разных существа:
Человек и Зверь, когда он действовал, повинуясь инстинктам, а после
мучительно размышлял о случившемся. Теперь Человек мыслил о будущем,
опираясь на могущество и неуязвимость Зверя, а Зверь совершал поступки,
руководствуясь разумом Человека. Теперь Егоров знал, что может без труда
заставить человека, которому он симпатизирует, забыть обо всем на свете,
кроме него. Внушить непроходящий ужас тому, кто может быть для него
опасен. Уничтожить того, кто становится на его пути. Женщину, которая
предала его, друга, который собирался его предать, выжившего из ума
старика, наглого бездельника... Тупого милиционера, который все время
путается под ногами. Зверь готов был растерзать его в тот же вечер, когда
Человек узнал, что он и есть жених Кати Клейн. Но Человек осадил тогда
Зверя. Во-первых, милиционер слишком заметная фигура здесь, в поселке, а
во-вторых, убитая горем Катя была бы не столь податлива чарами Егорова.
Но сегодня настал и его срок. Слишком опасным стал для него
участковый. И потому должен исчезнуть навсегда. И тогда Егоров злорадно
усмехнулся - никто на помешает ему сделать Катю подобной себе. А потом они
вместе уйдут из этого поселка - туда, где их никто не знает.
Именно этого он жаждал.
Осторожный стук в дверь отвлек Егорова от его мыслей.
- Да! - почти весело откликнулся он.
В комнату робко вошла Елизавета Петровна.
- Ты как насчет ужина, Володя? - спросила она.
- На ночь есть вредно, - сказал Егоров. - Желудок можно испортить,
Елизавета Петровна.
- Опять не будешь кушать? И вчера отказался, и сегодня... - Она
огорченно всплеснула руками. - Чем же ты питаешься? Так ведь и похудеть
можно, и здоровье потерять.
- Здоровье скорее испортишь от обжорства, - улыбнулся Егоров. -
Спасибо. Елизавета Петровна, но сегодня я планирую лечь пораньше,
хорошенько выспаться. Вчера спал плохо, поэтому сегодня неважно себя
чувствовал на работе, еле дождался конца смены.
- Сам виноват, окно оставил открытым, - напомнила старушка.
- Согласен, - кивнул Егоров. - Виноват. Но уж сегодня этого не
случится. Прямо сейчас ложусь спать и - до утра.
- Ну, как знаешь. А то смотри, я тебя покормлю.
- Не волнуйтесь, Елизавета Петровна. Если проголодаюсь, сам пошарю по
кастрюлям на кухне.
Старушка некоторое время еще топталась у двери, поглядывая по
сторонам. Егоров терпеливо ждал.
- Ну, ладно, - сказала наконец она. - Пошла я. Спокойной тебе ночи,
Володя.
- И вам также, - вежливо поклонился Егоров.
"Неужели догадалась? - подумал он, когда дверь за хозяйкой закрылась.
- Нервничает. Скорее всего, боится. Надеюсь, я успокоил ее, пока она
безвредна, да и трогать ее нельзя. Ну а потом что-нибудь придумаю..."
Незадолго до полуночи, почувствовав первые приступы надвигающихся
страшных судорог, он разделся, набросил на голое тело халат, отворил окно
и торопливо выбрался во двор. В первый момент холодная земля обожгла
ступни босых ног, но вскоре Егоров уже ее чувствовал этого. Он быстрым
шагом направился в огород, за которым начинался старый карьер.
Он все просчитал. Самым опасным для него был отрезок времени, когда
человек принимает облик Зверя и наоборот. Значит, никто не должен этого
видеть. В кухне, где он жил, это нельзя было исключить. А вот в старом
карьере его никто не найдет. Потом он спокойно вернется в комнату, даже
если во дворе будет дежурить наряд милиции. Скажет, что ходил в туалет.
Каких-либо улик против него, человека, нет и не будет никогда. Пусть
попробуют что-либо доказать!
Он слишком спешил и не успел почувствовать, как сквозь прорванный
рубероид ветхого туалета, торчащего посереди огорода, вслед ему смотрят
испуганные глаза старушки, беспрестанно осеняющей себя крестным знамением.
Дождавшись, когда Егоров исчезнет в сырой, непроглядной темноте, баба
Лиза выбралась из своего убежища и помчалась во двор. Но - не в хату, за
двери с толстыми крючками, способными ограждать ее от непрошенного
вторжения. Она направилась в кухню! Включила свет в передней комнате,
постучала в закрытую дверь второй. Никто не отозвался на ее стук. Она
постучала громче - тишина. Подергала дверь - закрыто на шпингалет изнутри.
Тогда баба Лиза выбежала во двор, без труда обнаружила открытое в сторону
огорода окно, с легкостью, удивительной для ее возраста, влезла через окно
в комнату.

Иван надел мотоциклетный шлем, снял пистолет с предохранителя, сунул
в карман кожаной куртки запасную обойму и направился к двери.
- Ваня, - послышался из спальни встревоженный голос Евдокии
Андреевны. - Ты опять уезжаешь? По-моему, на сегодня хватит.
- Спи, мама, - сказал Иван. - Уже поздно.
- Вот именно. Ты что, до утра намереваешься патрулировать?
- Нет, в последний раз поеду, посмотрю.
- Да что смотреть, люди спят давно, всех же предупредили, чтобы ночью
из дому не высовывались. Куда ты?
- Мама, ты и сама знаешь, какие у нас послушные люди. Особенно
пацаны. Я уже пять компаний разогнал по домам. Ну, еще разок проеду,
посмотрю, нет ли каких храбрецов на улицах.
- Но ты же знаешь, что я не усну, пока ты не вернешься, - сердито
сказала Евдокия Андреевна. - А завтра у меня совещание. Так что, будь
добр, возвращайся поскорее.
- Да, мама, конечно. - Иван взялся за ручку двери.
- И пожалуйста, Ваня, будь осторожнее.
- Хорошо, - успокоил ее Иван и вышел во двор.
В этот вечер с интервалом в каждые два часа: в шесть, восемь, десять
часов - он объезжал пустынные улицы поселка. Ничего подозрительного не
обнаружил. Этот, полуночный объезд, на сегодня последний.
День выдался сумасшедший. Ноги гудели от усталости, а голова уже
плохо соображала.
Иван вывел мотоцикл за ворота, завел его и не спеша поехал по
непривычно тихой улице.
Фонарей маловато, сколько ни вешай лампочек, всегда найдутся любители
пострелять в них из рогатки. Молодежи сподручней, когда темно, вот и
стреляют. А небо - черным-черно, ни единой звездочки.
У двора Леонида Поликарповича Иван притормозил. Здесь произошло
страшное преступление. Васю Косого разорвал неведомый зверь, вошедший в
открытую дверь, а к Леониду Поликарповичу кто-то ворвался, разбив окно.
Прав был Мирошников: дикий зверь на такое на способен.
Во дворе не было ни души. А на улице...
Иван глазам своим не поверил, когда увидел, как по улице прямо на
него мчится чудовище с красными горящими глазами, размерами превосходящее
самую крупную собаку... Иван ударил по тормозам, спрыгнул с мотоцикла,
рванул из кобуры пистолет.
Усталость как рукой сняло, и страха не было. Напротив, увидев
чудовище, Иван почувствовал облегчение.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20