– Я тоже виноват, – сказал Тео. – Виноват, что привез тебя сюда, где ты, следом за Айдой и Роуз, оказалась в смертельной опасности. Я не могу покинуть этот дом, ведь я здесь родился, а ты… Уезжай, собирайся скорее и уезжай! Забудь дом Мэртсонов и все, что здесь произошло.
Его голос дрожал от нежности, которой так не хватало в последние дни.
Я медленно подняла голову и несмело шагнула к нему.
– Тео… ты любишь меня?
– Конечно, родная моя. Я так люблю тебя, что мне невыносима даже мысль о том, что с тобой может случиться несчастье. Я хотел бы чем-нибудь помочь, но это не в моих силах. Я не знаю, как предотвратить беду. Не обижайся на то, что я был груб с тобой. Виною тому было отчаяние.
– Почему ты не признался в этом сразу? – спросила я с грустной улыбкой. – Когда ты настоятельно убеждал меня уехать, ты напомнил мне Карлу: она только и твердит о том, что этот дом проклят.
– Видимо, она права.
– Если это так, то проклятие дома Мэртсонов – человек из плоти и крови. Кто же он? У тебя есть какие-нибудь предположения? Мне нужно знать, кого остерегаться, потому что я все равно останусь здесь. Без тебя жизнь потеряла бы всякий смысл.
– У меня есть повод подозревать каждого. Как защитить тебя? Как уследить за всеми?
– Не отчаивайся? Когда тебя привезли в госпиталь, никто не верил, что ты выживешь. Ты одолел смерть, потому что не боялся ее. Не может быть, чтобы сейчас тебе не хватило воли и мужества победить невидимого врага!
– На войне было по-другому, Нэнси. Тогда в опасности был лишь я один. Теперь же под угрозой твоя жизнь. Если бы я мог встретиться лицом к лицу с убийцей, который, может быть, и сейчас где-то поджидает тебя, – разве я испугался бы его?
– Помни одно – я верю тебе, верю безгранично! – горячо сказала я. – Я всегда буду следовать твоим советам. Но прошу тебя – никогда не говори со мной о том, что мне нужно уехать! Не гони меня!
Он пристально посмотрел мне в глаза, и вдруг, издав глухой, полный невыразимого отчаяния стон, бросился вон из комнаты.
Я долго сидела в немом оцепенении, а потом придвинула к себе тарелку с завтраком и принялась поспешно, почти не жуя, поглощать холодную, безвкусную пищу.
Глава десятая
До бала оставалось чуть больше суток. Карла пришла ко мне напомнить, что пора заканчивать приготовления, и в качестве последнего штриха к костюму передала великолепное жемчужное ожерелье.
– Это фамильная драгоценность. Старый Мэртсон дарит ее вам. Он любит вас, – добавила она от себя. – Ни миссис Роуз, ни даже моя хозяйка не удостаивались таких знаков внимания с его стороны.
– Спасибо, Карла, – я зарделась от смущения. – А я, признаться, не так давно полагала, что он относится ко мне враждебно. Только сейчас я поняла, почему он всегда так мрачен. Виною всему одиночество. И я, с тех пор как приехала сюда, испытываю это мучительное чувство.
– Крепитесь, мадам, – сочувственно улыбнувшись, Карла примерила мне ожерелье и удовлетворенно кивнула. – Что поделать, если на мистера Тео навалили сразу столько дел. Вполне возможно, что в будущем году вам будет доверено участвовать в подготовке праздника вместе с ним.
– Благодарю вас, Карла. Ваши слова утешили меня.
– Я хочу сказать, что понимаю вас, миссис Нэнси, – сказала она, взглянув на меня своими большими печальными карими глазами. – С тех пор как убили мою хозяйку, и я страшно одинока… А знаете, ее душа являлась мне во сне. Миссис Айда сказала мне, что я должна любить вас так, как любила ее. Мне не потребуется заставлять себя любить вас – что бы вы обо мне ни думали, ваше мужество, ваш сильный дух пробудили мою симпатию. Если вы не против, я хотела бы служить вам.
Я была так тронута, что готова была обнять женщину, которую еще недавно считала своим недругом.
– Я рада принять ваше любезное предложение. Надеюсь, я стану для вас не только хозяйкой, но и добрым другом.
– Только умоляю вас – не забывайте моих предостережений, – сказала Карла, прикладывая ладонь к сердцу. – Если и вы погибнете, то…
Она не нашла подходящих слов, но было видно, что ее действительно волнует моя судьба. Теперь мне и в голову не могло прийти снисходительно и недоверчиво усмехаться над сказанным Карлой. То, что происходило со мной в последние дни, подтверждало: стоит только выйти из дому, пусть даже среди белого дня, – и никто уже не сможет поручиться за мою безопасность.
– Я обещаю быть осторожной, – заверила я.
В этот момент Алвина позвала Карлу вниз, и та поспешила к лестнице. Оставшись одна, я не могла удержаться от того, чтобы еще раз полюбоваться в зеркале своим праздничным нарядом. Произведение Сары было восхитительно. И как только я могла подозревать свою лучшую подругу во всех смертных грехах?!
Время тревог прошло, сказала я себе. Завтра настанет пора безудержного веселья – карнавал. После него я на несколько минут забегу в комнату, что снял Тео в гостинице, там меня уже будет ждать Карла, чтобы помочь быстро сменить костюм восточной принцессы на бальное платье, – и вновь веселая круговерть подхватит меня.
Предпраздничные волнения несколько утомили меня, и, кроме того, мне хотелось приблизить долгожданное завтра, а потому я решила лечь пораньше.
Однако за ужином Алвина и Бесс сообщили, что собираются сегодня поехать в гости на соседнюю плантацию, что в пяти милях от нашей усадьбы. В другое время я бы только обрадовалась, что девушкам представилась редкая возможность провести приятно вечер, но сегодня это означало, что я остаюсь в доме одна. Старый Мэртсон незадолго перед тем уехал на пир старых холостяков – это ежегодное собрание он никогда не пропускал. Отправилась в город и Карла с другими слугами – навестить друзей накануне праздника.
Я поужинала и отправилась в спальню – что еще оставалось делать? Вскоре ко мне, словно ветер, ворвалась Бесс и стала кружить по комнате, демонстрируя роскошный наряд. Я совершенно искренне сделала ей комплимент, за которым, по всей видимости, она и пришла. Наблюдать, как преображается девушка, не так давно ходившая в чем придется, для меня было истинным удовольствием. Чего, впрочем, нельзя было сказать об Алвине, которой, по-моему, едва хватило терпения дождаться, когда у сестры пройдет приступ девичьего хвастовства и они смогут отправиться в дорогу.
Когда они уехали, я стала собирать вещи, которые намерена была завтра взять с собой в Новый Орлеан. Утром на сборы могло не хватить времени, а я хотела выехать пораньше, чтобы не опоздать к началу карнавала. Покончив с этим и обнаружив, что занять себя больше нечем, я отправилась на кухню выпить стакан теплого молока. Только пройдя по всему дому, я в полной мере ощутила, что значит остаться одной в этом огромном сооружении, погруженном во тьму. Лишь в люстре неподалеку от входа горело несколько свечей. Полумрак гостиной казался еще гуще при готовом погаснуть пламени свечи, и я едва поборола искушение броситься назад и накрепко запереться в своей комнате. Однако, когда изкухни на меня пахнуло жаром натопленной печи, желание выпить перед сном теплого молока победило. Мелкими шагами – чтобы по неосторожности не погасать свечу – я подбежала к чулану, открыла дверь и сразу же увидела на нижней полке кувшин, прикрытый блюдцем, на котором лежал клочок бумаги с запиской печатными буквами: «ЭТО САМОЕ СВЕЖЕЕ МОЛОКО»
Мысленно поблагодарив Карлу за заботу, я налила себе маленькую кружку и с наслаждением отпила несколько глотков. Сидя за столом, я внезапно поняла, что хочу вовсе не молока; самое большое мое желание сейчас – не теряя ни минуты отправиться в Новый Орлеан. У Тео есть комната в гостинице, и мне будет, где переночевать. На сей paз мною двигала не ревность: эту безлунную ночь мне хотелось провести в покое и безопасности вместе со своим супругом! Я была уверена, что он не станет меня корить за внезапный приезд.
Вернувшись в спальню, я спешно собрала дорожный саквояж, надела новое пальто и кружевную мантилью. Затем я написала Карле короткую записку, в которой просила завтра утром привезти мне карнавальный костюм, платье и другие необходимые мелочи. Спустившись вниз, я задула свечу, поставила подсвечник на стол и вышла из дому, захватив с собой спички.
Но чем ближе я подходила к каретному сараю, тем менее уверенной становилась моя поступь. Весьма вероятно, что здесь мне не суждено найти ни одной живой души: скорее всего конюх вместе с другими слугами сейчас в Новом Орлеане совершал возлияния на ежегодной пирушке дляприслуги.
Я устало оперлась о косяк и зажгла спичку. Как я и предполагала, никого здесь не было – только лошади беспокойно похрапывали в конюшне. Но даже присутствие бессловесных тварей принесло мне некоторое облегчение.
Я зажгла фонарь и, поубавив пламя, вошла в каретное отделение, где моевнимание привлекли легкий двухместный экипаж и двуколка – как потому, что я неплохо умела ими управлять, так и потому, что несколько кибиток, стоявших рядом, очевидно не годились для поездки на праздник. Недолго думая, я выбрала двухместный экипаж, хотя в него нужно было запрягать пару лошадей. Меж тем усталость овладевала мною все сильнее и сильнее. В конюшне стояла невыносимая жара, и это, как и духота на кухне, лишило меня последних сил. Я присела на старый неустойчивый табурет. Надо было собраться с духом, заставить себя подняться и запрячь лошадей. Однако ноги отказывались мне повиноваться. Я почувствовала ужасную слабость во всем странно потяжелевшем теле.
Пожалуй, не стоит выезжать сегодня, подумала я с блаженным спокойствием. Лучше высплюсь и со свежими силами отправлюсь утром. Вряд ли Тео обрадует, если на завтрашнем балу я предстану с опухшими веками и синеватыми кругами под глазами. Я должна выглядеть так, чтобы он гордился мной, должна быть полна сил, чтобы не пропустить ни одного танца.
Я потянулась за саквояжем, но моя расслабленная рука ничего не нашла на том месте, куда я только что его поставила. Саквояж словно сам собой удалился от меня. Это показалось мне необычайно забавным. Я приподнялась с табурета, и в этот миг все обратилось в дикую, неудержимую круговерть…
Я испытала престранное чувство – мой собственный голос звал Тео, но исходил он не от меня самой, а словно откуда-то издалека. Затем, вторя ему, вдали возник другой голос – высокий и тонкий, он произнес мое имя, но я не могла отозваться. Веки невольно опустились…
Я словно лежала в гигантской колыбели, и кто-то укачивал меня – тихо и размеренно, принося несказанный покой и облегчение. Немного погодя мой рассудок стал проясняться. Обрывочные мысли проносились в моем мозгу. Почему я не могу встать?
И вдруг сами собой мои глаза открылись. Первое, что я увидела, – свечи. Десятки, сотни, тысячи свечей; повсюду – на полу, стенах и даже на потолке. Но свет их почему-то был неярок, как в густом тумане.
Ощущение нереальности происходящего побудило меня попытаться встать и стряхнуть остатки дурмана. Однако это оказалось непросто – паралич, сковавший мои члены, понемногу ослабевал, но пока не настолько, чтобы я могла двигаться.
И все же я изловчилась и приподнялась на локте. Пол по-прежнему медленно покачивался. Наконец я смогла сесть, но это стоило мне невероятного усилия.
Вдалеке раздался насмешливый зловещий хохот, и все тот же голос, высокий, до звона в ушах, заговорил:
– Нэнси… Нэнси… очнись! Нэнси, довольно спать. Настал твой час. Следом за Айдой и Роуз пришел твой черед. Очнись!.. Очнись!..
Я отчаянно рванулась, пытаясь встать, но это оказалось непосильной задачей… И когда мною с привычной властностью начал овладевать липкий ужас, меня словно озарило. Вспомни войну, сказала я себе. В самых безнадежных ситуациях тебя выручала выдержка. Во что бы то ни стало сумей взять себя в руки!
Я обернулась и увидела шестерых женщин, пристально глядящих на меня. Странно, но все они тоже сидели на полу. Я подняла руку… и вздрогнула. Шесть женщин с точностью повторили мое движение. Я все поняла.
Вот она, зеркальная комната, о которой писала Роуз! Вот оно – место, где отвратительные пунцовые маски решили ее судьбу! Значит, теперь действительно настал мой черед.
Но я не закричала, не забилась в истерике. Напротив, мой рассудок работал с необычайной ясностью. Хотя силы быстро возвращались ко мне, я решила делать вид, что все еще очень слаба, – чтобы тем самым выиграть время и улучить момент, когда можно будет внезапно вскочить и броситься к выходу…
Но мои мучители не торопились. Я слышала голос, я чувствовала их присутствие, но никто до сих пор не появился передо мной.
Я коротко ударила по полу костяшками пальцев. Звук повторился десятки раз, то удаляясь, то приближаясь. Любой голос в этих стенах становился неузнаваемым. Не успела я задуматься о причинах столь удивительного эффекта в такой маленькой комнате, как голос зазвучал снова:
– Встань, Нэнси!
Я оглянулась – никого. Только холодный блеск зеркал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27