– Посмотри, что я нашла в столе, – сказала я, положив перед ним один из эскизов. – Какие удивительные костюмы. Фантазии их авторов достойны восхищения.
Тео взял рисунок, чтобы рассмотреть его поближе. Я с запоздалым раскаянием подумала, что изображенные на нем костюмы могут вызвать в его памяти мрачные образы, но, к счастью, этого не произошло. Положив рисунок на стол, Тео мечтательно проговорил:
– Марди-грас… Удивительный праздник!
– Как ты думаешь, в этом году он состоится? – спросила я.
Забыв о трагедиях, дважды постигших семью Мэртсонов в этот день, я думала только о том, как чудесно будет обрядиться в великолепный костюм и ринуться в бурный поток карнавала.
– Трудно сказать с уверенностью, но почему бы и нет? Кстати, знаешь ли ты о том, что образы, воплощенные в костюмах, должны соответствовать определенным темам. В нынешнем году это будут Ужасы и Трагедии Войны, Безмятежный и Благословенный Мир, а также Надежда на Счастливое Будущее.
– Несомненно, творения создателей костюмов, вдохновленных столь величественными темами, будут впечатляющими, – заметила я.
– Но многие участники карнавала собираются высмеять солдат и генералов армии янки, причем с особой остротой – генерала Батлера. Неизвестно, как отнесутся к этому оккупационные войска, но, боюсь, неприятностей не избежать. Я пытался обратить внимание комитета на возможные последствия, но они и слушать не желают. Что будет, если северяне запретят появление на карнавале этих костюмов?
– Война закончена, и никто не вправе продолжать ее – даже в форме карнавала, – сказала я. – Что же касается офицеров-северян, то они вряд ли станут возражать против каких бы то ни было костюмов, кроме тех, что воплощают и прославляют кровожадность и жестокость.
Тео улыбнулся и потрепал меня по щеке.
– Будем надеяться, что так и случится. Тебя, наверное, интересует, по какому делу я ездил сегодня утром к Эдвину Ситону? Ну, во-первых, я как раз хотел разузнать, что там слышно о Марди-грас, а во-вторых, получить разрешение перегнать лошадей через их владения на новый участок.
– Думаю, ты не встретил возражений с его стороны?
– Никаких. Да, собственно, и не ожидал их встретить. Он прекрасно понимает, как важно все, что я намерен там осуществить.
Я собрала рисунки и вновь положила их в нижний ящик стола. Я не могла думать ни о чем другом, кроме того, что мой Тео устал и нуждается в отдыхе. И когда он стал увлеченно описывать мне планы дальнейшего обустройства и расширения плантации, я мягко остановила его.
– Тео, дорогой, – сказала я, поднимаясь. – Поверь, для меня нет ничего приятнее, чем сидеть рядом и слушать тебя, но коль скоро ты так торопишься взяться за нелегкую работу, я настаиваю на том, чтобы ты как следует отдыхал. После ранения это необходимо вдвойне.
Тео покинул свое кресло с видимой неохотой.
– Да, я ужасно устал сегодня, – согласился он и виновато добавил: – С тех пор как мы здесь, ты меня почти не видишь.
– Но я совсем не в обиде, – заверила я. – И впредь обещаю не роптать – если, разумеется, ты не будешь чрезмерно утомляться.
– По рукам, – устало улыбнулся он. – Ты не обижаешься на меня за мои частые отлучки, а я обещаю быть послушным. Тебе стоит только чуть натянуть поводья, и я замедлю свой бег.
Я поднялась на цыпочки и поцеловала его в щеку.
– Большего ни одна жена и пожелать не может. А теперь идем спать.
Но еще целый час я лежала одна, а Тео, усевшись за стол, скрипел пером, делая необходимые записи.
Тео заснул, едва его голова коснулась подушки, меня же никак не оставляли мысли о старом Мэртсоне. Я чувствовала, что за его церемонностью скрывается презрение. При первой же возможности он отпускал какое-нибудь едкое замечание в адрес северян. Я призывала на помощь все свое терпение, чтобы не ответить в тон ему, хотя с его стороны было, по меньшей мере, несправедливо мстить мне за военное и экономическое поражение конфедератов.
Наконец мною овладела сладкая дремота, дарящая избавление от тяжких дум. Уже сквозь сон я услышала, как где-то в глубине коридора щелкнула дверная задвижка…
И вновь любопытство оказалось сильнее сна и даже страха. Я почувствовала горячее желание убедиться, что звук мне не пригрезился. Теперь, когда Тео был рядом, я не испытывала никакого страха. Если бы кто-то вздумал на меня напасть, мне стоило лишь окликнуть его – и я была бы спасена. Не зажигая свечи, я выскользнула из-под одеяла и мягкими, неслышными шагами вышла в коридор. Я увидела, что в противоположном его конце из-под двери комнаты, которой – я это точно знала – давно не пользовались, пробивается свет. Идти туда самой было бы неосмотрительно, и я решила вернуться в спальню. Растолкав Тео и прикрыв ему рот ладонью – чтобы он, заговорив слишком громко, не спугнул неизвестную, проникшую в наш дом, – я прошептала:
– В последней комнате по коридору кто-то есть. Я видела свет под дверью.
Не теряя времени на расспросы, он быстро поднялся, схватил халат и, надевая его на ходу, поспешил к двери. Мы вышли в коридор как раз в тот момент, когда из комнаты выбежала женщина с горящей свечой в руке. Она бросилась к главной лестнице, мы – следом. Тогда она задула свечу и отшвырнула ее прочь. Грохот подсвечника, покатившегося по ступеням, смешался с топотом необычайно резвых ног, еще немного – и она, распахнув двери парадного, скрылась бы в ночи, но Тео уепел настичь ее и схватить. После короткой молчаливой борьбы она убедилась, что ей не удастся вырваться из сильных рук Тео, и затихла.
– Зажги свечи, Нэнси, – сказал он.
Я взяла спички дрожащими пальцами и зажгла свечи в канделябре, стоявшем на столе. Когда я поднесла его поближе к незнакомке, чтобы рассмотреть ее лицо, она опустила голову и горько разрыдалась. Внезапно Тео изумленно вскрикнул, разжал руки и вперился в нее таким взглядом, словно увидел привидение.
– Кто вы? – прохрипел он. – Что вы делаете в нашем доме?
– Это и есть та самая женщина, которую я видела вчера в окне наверху, – я положила руку ей на плечо. – Пойдемте в гостиную.
Я усадила ее на канапе, сама села рядом, а Тео остался стоять подле нас, держа в руке канделябр. Все еще всхлипывая, незнакомка достала из сумочки носовой платок, чтобы утереть слезы. Не знаю почему, но я почувствовала жалость к этой юной особе. Маленький выразительный рот, ясные голубые глаза, полные слез, светло-каштановые локоны, выбившиеся из-под шляпки, – вся ее внешность взывала к сочувствию. Определив накануне ее возраст, я, по-видимому, не ошиблась – ей и в самом деле было около двадцати с небольшим. Девушка была одета в уличный костюм, юбка которого была предусмотрительно подобрана. Вот почему она с такой легкостью сбежала по лестнице, подумала я.
– Меня зовут Мирабел Эшли, – сказала она, когда немного успокоилась.
– Вы родная сестра Роуз, – сказал Тео. – А в первое мгновение мне показалось…
– Что я и есть сама Роуз?
Он кивнул.
– Зачем вам понадобилось проникать сюда тайком? – недоуменно спросил Тео. – Вас приняли бы с радостью. Вы можете сообщить нам что-нибудь о сестре?
– К несчастью, нет. Именно поэтому я здесь. Последнее письмо я получила от нее как раз перед войной.
Я не могла хранить молчание и спросила:
– Это вас мы с Сарой видели вчера в окне?
– Да, меня. Я выдала себя, открыв занавеску – какая неосторожность! – горько посетовала она.
– Но как вам удалось скрыться? Я обыскала весь этаж.
– В некоторые комнаты вы только заглянули. Я успела спрятаться в стенном шкафу, прежде чем вы открыли дверь. С каким облегчением я услышала, как удаляются ваши шаги: еще немного, и я бы задохнулась.
– Именно жара и духота помешали мне осмотреть комнату как следует…
В этот момент на лестнице раздались торопливые шаги. Должно быть, это Алвина или Бесс, разбуженные шумом погони, подумала я. Тео поставил канделябр на стол рядом с Мирабел и пошел навстречу, но тут раздался сдавленный крик. Обернувшись, я увидела Алвину, подхватившую Бесс, готовую лишиться чувств. Тео бросился на помощь сестре, и они усадили Бесс на стул. На этот раз она не упала в обморок, но ее пораженный взгляд застыл на Мирабел. Как, впрочем, и взгляд Алвины.
Бесс первой обрела дар речи:
– Это… Роуз?!
– Нет, это Мирабел Эшли, ее сестра, – ответил Тео. – Они так похожи, что я сам был поражен, увидев ее.
– Неудивительно, – сказала Алвина, понемногу приходя в себя: каково было бедной женщине, еще мгновение назад уверенной, что перед нею призрак. – Кажется, вы собирались навестить сестру, Мирабел. Но война помешала этому.
– Все так и случилось. Но я отправилась сюда, как только это стало возможным.
– Мирабел была в доме, но никто не видел ее, пока вчера Нэнси случайно не заметила ее в окне, – пояснил Тео.
– Боже мой, но зачем вы прятались? – спросила Алвина с нескрываемым укором.
– Я… я и сама не могу этого объяснить, – проговорила Мирабел, несколько оробевшая перед властной и волевой женщиной. – Должно быть, надеялась: что-нибудь подскажет мне, где моя сестра.
– Разумеется, вы не предполагали найти ее скрывающейся от людских глаз в этом доме, – хмыкнула Алвина.
– Нет, конечно, – тихо и печально ответила Мирабел. – Я думаю, мне уже не доведется увидеть ее живой.
– Вы знаете, что она исчезла? – спросил Тео гораздо более мягким и дружелюбным тоном, чем его сестра.
Мирабел кивнула:
– Алвина и Бесс подробно рассказали об этом в письме, за что я очень признательна, как и за ваше сочувствие. Потом началась война, и вскоре пришла весть о гибели Эймса.
– Вместе с ним погибли еще двое братьев и отец, – в голосе Алвины вдруг зазвучали нежность и глубокая тоска, но причиной тому была не Мирабел, не ее слова, а нахлынувшие воспоминания о родных, чьи жизни унесла война.
– Поверьте, я искренне сочувствую вашему горю, – сказала Мирабел.
– Благодарю вас.
Я заметила, что Тео по-прежнему хмурился: какая-то мысль не давала ему покоя.
– И все-таки непонятно, почему вы пробрались сюда тайком, – сказал он, внимательно глядя на Мирабел.
– Я же говорила вам: надеялась, это поможет мне узнать, что случилось с Роуз. Конечно, мой поступок кажется нелепым – ведь, попав в особняк (это не стоило мне слишком больших усилий), я даже не представляла, с чего начать поиски.
– Поиски чего?
– Как вам сказать… Возможно, письмо – последнее письмо от моей сестры – объяснит все лучше, чем способна это сделать я.
Она достала из кармана конверт, вынула из него несколько листков и протянула Тео. Но, к моему удивлению, Тео не торопился его брать.
– Будет лучше, если вы прочтете нам его сами, – сказал он. – Но сначала – Алвина, поставь, пожалуйста, кофе. Ведь наша гостья очень голодна.
– Вы правы, – смущенно призналась Мирабел.
– Прошу вас – не начинайте читать, пока я не вернусь, – сказала Алвина.
– Конечно, я подожду вас, – заверила Мирабел. Затем она вновь обратилась к Тео:
– Судя по всему, Роуз писала накануне Марди-грас. Всего за день или два до своего исчезновения.
– Да, это случилось как раз в ночь Бала масок.
– Роуз была так счастлива, что ей оказали честь стать его участницей. В предыдущем письме она восторженно рассказывала о том, какое замечательное зрелище ее ждет, и какое великолепное платье она приготовила. Я никогда не поверю, что сестра могла с кем-нибудь сбежать: она была совершенно счастлива с Эймсом, она слишком любила его, чтобы совершить такое…
В эту минуту из кухни прибежала запыхавшаяся Алвина, уселась рядом с Тео и сообщила:
– Кофе и бисквиты скоро будут готовы. А пока давайте послушаем, что же написала Роуз в своем письме. Надеюсь, это поможет нам наконец открыть тайну ее исчезновения.
– Боюсь, что нет, – вздохнула Мирабел. – В строках этого письма – предчувствие скорой гибели. В нем идет речь о престранных вещах. Например, Роуз пишет о какой-то зеркальной комнате. Собственно, именно ее я искала в доме, но…
– Зеркальная комната? – спросил Тео. – Уверяю вас, такой комнаты в доме нет и никогда не было!
– Давайте обратимся к письму, – сказала Мирабел. Она разложила на коленях примятые, потрепанные страницы – по-видимому, письмо перечитывалось множество раз – и начала читать:
Милая Мирабел!
Я еду на карнавал! Пройдет лишь несколько дней – и я увижу это замечательное зрелище. До сих пор не могу поверить – это как счастливый сон, даже хлопотные приготовления мне в радость.
Но вместе с радостным ожиданием во мне живет теперь страх, ибо недавно со мною произошли странные, необъяснимые события. Я никому не рассказывала о них, даже любимому супругу, – он может заподозрить, что у меня начинает мутиться рассудок. Я доверяю свою тайну тебе – ты лучше других знаешь, что меня никогда не преследовали кошмары и галлюцинации и что я не любительница сочинять страшные истории. То, что я намерена поведать тебе – не бред и не выдумка. Клянусь: все это случилось в действительности.
Прошлой ночью я легла спать совершенно изможденной последними приготовлениями к балу и тут же заснула.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27