Почему-то жизнь в лесах необыкновенно прельщала его. О золоте он почти не говорил, видно, оно интересовало его меньше всего. Сморчок же, напротив, пустился в бесконечные рассуждения, что они сделают, когда продадут добычу. В основном трата денег сводилась к покупке несметного количества шоколада и мороженого, поездке в Крым и общению с веселыми девушками. Соболь о своих планах помалкивал, однако чувствовалось, что и он непрерывно размышляет о сладкой жизни.
24 июня факт начала войны был официально подтвержден доставленными в детдом газетами, а на следующий день был назначен побег.
– Это на руку, что началась война. В случае чего скажем, мол, отправились на фронт бить фашистов. Даже если и поймают, особенно ругать не будут, может, даже и похвалят, – сделал заключение Сережа.
Поздно вечером они крадучись выбрались из спальни и бегом пустились прочь. За спинами болтались вещевые мешки, наполненные сухарями, хлебом, консервами, картошкой и другой нехитрой провизией. Ночью ребята достигли железнодорожной станции и сели в товарняк, идущий до Свердловска. Пока все складывалось неплохо. На свердловском вокзале царила обычная для таких мест суета и было непривычно много военных. Видимо, большинство возвращалось из внезапно прерванных отпусков в свои части.
Ребята потолкались среди вокзальной публики, пытаясь узнать, как добраться до Югорска. Наконец выяснилось, что проще всего ловить попутную машину, причем здесь же, на привокзальной площади. Поиски попутки долго оставались безрезультатными. На ребят смотрели в лучшем случае равнодушно, а чаще с подозрением. Наконец нашли запыленный грузовик с затянутым парусиной кузовом, водитель которого ехал в Югорск. Он оценивающе взглянул на ребят.
– А деньги у вас есть?
У них имелось немного денег, но Сергей не стал об этом сообщать и объяснил, что они командированы городским Домом пионеров для сбора редких лекарственных трав. Поверил или не поверил шофер, однако кивнул на кузов.
– Залезайте, а в Югорске поможете разгрузить машину.
Кузов был почти полностью забит ящиками с гвоздями, но ребята кое-как разместились, и машина тронулась.
– Неплохо ты с Домом пионеров придумал, – уважительно сказал Сморчок.
– Толково, – признал и Косой. Соболь, видимо, почувствовал угрозу своему авторитету, потому что явного одобрения не выказал.
Довольно долго петляли по шумному городу, наконец выехали на пыльный тракт. По сторонам замелькали высоченные сосны. Компания беглецов, не спавшая всю ночь и убаюканная тряской, задремала. Неизвестно, сколько прошло времени, но очнулись они от того, что машина внезапно встала.
– Вылезайте, ребята, – услыхали они голос шофера, – приехали.
Грузовик стоял на обочине лесной дороги.
– Вроде еще не город? – спросил Соболь.
– Черт бы ее побрал, – шофер досадливо пнул колесо. – Перегрелся двигатель. Такого вроде никогда не было. Не знаю, что и подумать. Возьмите ведро и принесите холодной воды.
– Да где ее взять?
– Отойдите в лес. Тут кругом болота, так что воды хватает. Только осторожнее. Не провалитесь в топь. Ступайте.
Сергей подхватил ведро, и ребята устремились в лес. Действительно, метров через двадцать под ногами у них захлюпало… Скоро они наткнулись на небольшой бочажок, заполненный прозрачной коричневой водой.
– Дальше не поедем, – сообщил Сережа, наполняя ведро, – отнесем ему и пойдем своей дорогой.
– И ты эту дорогу знаешь? – усомнился Соболь. – Ведь кругом топи, увязнем – и привет…
– Знаю, если боишься, можешь возвращаться.
– Да нет, я так… – смешался Соболь, – просто хотел выяснить.
– Мы остаемся, – сказал Сережа шоферу.
– Да как же… Ведь до города доехать хотели.
– Здесь много редких целебных трав.
– Как знаете. Смотрите только, с болотом шутки плохи. Поосторожней. – И машина уехала.
Мальчики стояли на краю дороги в растерянности, и только Сережа, казалось, был спокоен. Он достал из вещевого мешка топорик, срубил четыре молоденькие елочки, очистил их от веток и вручил каждому из товарищей.
– Теперь все зависит только от вас. Будете во всем слушаться меня, ничего не случится, но только попробуйте делать по-своему – может произойти беда. Каждому из вас даю по слеге, – он протянул оструганную жердь, – идти только за мной, шаг в шаг. Если вдруг провалитесь, втыкайте в болото слегу и опирайтесь на нее. Если она не достанет дна, бросайте перед собой и тоже попробуйте опереться.
– Ты прямо какие-то страсти рисуешь, – попробовал пошутить Соболь, – напугать нас, что ли, хочешь?
– Никого я пугать не хочу.
– Чего ты, Соболь, все к нему привязываешься, – неожиданно подал голос Сморчок, – не видишь, что ли, он понимает, что к чему, а вот ты не понимаешь. Сейчас он у нас главный.
– Да я ничего… – стушевался тот, – пусть ведет. – И они гуськом зашагали по лесу.
День клонился к вечеру, было тепло, но пасмурно, то и дело принимался накрапывать мелкий дождик, однако почти сразу же прекращался. Низкие тучи временами, казалось, задевали верхушки высоченных сосен. Правда, таких сосен было не так уж много, в основном они стояли на небольших песчаных возвышенностях. Кругом же господствовала поросль осин и березняка. Под ногами то и дело хлюпала вода, но настоящего болота пока не наблюдалось. Это была скорее низина с оставшейся от паводка избыточной влагой. Кроме осин и берез, в лесу в достатке росла черемуха. Она уже совсем отцвела, и только кое-где на ветках сохранилась увядающая, еще совсем недавно снежно-белая кипень. Последние цветы черемух, видимо, пахли сильнее всего, потому что ее нежный печальный аромат, который нельзя ни с чем спутать, еще витал в воздухе. Под ногами густым ковром росли ярко-желтые крупные пахучие цветы, которые в народе называют купальницей. То тут, то там попадались кукушкины слезки, мелкими розовыми цветами цвел вереск. Нежные лиловые колокольчики едва заметно раскачивались на тонких длинных стебельках. Где-то в вышине посвистывали невидимые лесные птахи. Северное лето только началось, но довольно скоро должно было закончиться, и все спешило жить.
Сережа уверенно шел вперед, как будто путь был ему хорошо известен. Готовясь к путешествию, он стянул из кабинета физики компас, но за всю дорогу взглянул на него всего лишь раза два. Направление, по которому они двигались, шло строго на север.
Начинало темнеть, и Сережа решил не рисковать и расположиться на ночевку. Тут как раз попалось сухое возвышенное место с росшими на нем несколькими соснами.
– Шабаш, пришли, – сказал Сережа, сбрасывая с плеч мешок.
– Уже? – удивился Соболь.
– На ночлег остановимся здесь, – объяснил предводитель, – а завтра пойдем дальше.
Соболь, казалось, был разочарован. На лице его появилась кислая гримаса. Он рухнул на землю, и пока ребята собирали хворост для костра, продолжал неподвижно лежать, уставившись в темнеющее небо.
За полчаса насобирали целую гору сушняка. Развели костер, поставили вариться в котелке картошку, придвинули к огню чайник и разлеглись с подветренной стороны на предусмотрительно захваченных из детского дома стареньких одеялах. Поужинали уже почти в темноте, напились чаю. Соболь и Сморчок закурили.
– Хорошо, – неожиданно сказал Косой.
– Чего же хорошего? – немедленно откликнулся Соболь.
– Как чего? Воля!
– Воля… – насмешливо повторил Соболь. – Ну и на кой черт тебе воля?
– Дышать легче.
– Дурачье! – Соболь сплюнул в костер.
– Чего тебе все не нравится? – вступил в разговор Сморчок.
– А почему мне должно все нравиться?
– Коли не нравится, зачем пошел с нами?
– Тебя забыл спросить.
– А что, в детдоме лучше? – спросил Косой.
– Ты, Васек, вроде из колхоза?
– Ну и что?
– Хлебопашец?
– Батянька пчел имел. Пасеку. Как весна, уезжал в лес, нас с собой брал. Я лес люблю… Потом его, правда, того… Забрали. В колхоз долю не хотел вступать. Ну его и подгребли, и мать заодно. А нас в детдом… Да ты ведь знаешь.
– Вот и видно, что ты в лесу вырос. Жили в лесу, молились колесу…
– Ты что же, хочешь сказать, что я дефектный?
– Что ты, Васек, как можно, – издевательски произнес Соболь. – А я вот раньше в лесу почти и не бывал. На даче если только, да какой там лес! Я городской. Мне нравится, когда большие обставленные комнаты, красивая мебель, музыка играет, накрытый стол, гости… Чтобы свет отражался в бокале с рубиновым вином, – он, видимо, повторил слышанную когда-то фразу. – Чтобы жизнь сверкала и кипела. А что лес? Елки да палки. Тоска! – Он замолчал и уставился на огонь.
– Я вот тоже в городе вырос, – сказал Сморчок, – а я что видел? Какие там бокалы с рубиновым вином. Общий барак. Отец вечно посменно на заводе. Мать хоть и не посменно, но тоже пашет, света не видя. А музыка?.. Трофим у нас был. Машинистом на паровозе работал. Тот как подопьет, достает из-под кровати гармошку и пиликает разную ерунду. Вот и вся музыка. Вина сроду никто не употреблял, все больше «беленькую» или самогон. Недалеко от барака с завода ручей вытекал, красный такой. Вот возле этого ручья мы и резвились. Корабли пускали, лягух надували… Это спервоначалу. Потом другое занятие нашли. К ручью ходили не только мы, пацаны, но и кто постарше. Работяги с бутылкой. Парни с девками. Работяги подопьют, на солнышке их разморит, а мы тут как тут. Шмон наведем. А парень девку под кустом завалит, ну мы опять же сеанс ловим. А если парень или девка знакомые, на понт берем, мол, сейчас пойдем про вас все расскажем. Они и откупались…
– Кусочник ты! – презрительно проговорил Соболь.
– Ладно, чистоплюй, не гоношись. Матку в столовой прихватили. Проворовалась. Хищение социалистической собственности. Дали ей десятку, и… привет семье. Не знаю, что уж она за социалистическую собственность тягала, только достатка особого у нас не замечалось. Десятку-то дали с конфискацией. Пришли вещи описывать, так даже смеялись… Только матку забрали, папаша приволок откуда-то новую маму. Грех жаловаться, особо не обижала. Попробовала бы только… Короче, учебу я забросил, связался с домушниками. Ну и… По малолетству и в детдом попал. В детдоме, конечно, не так уж плохо. Кормили, простынки белые, а все же здесь лучше. В этом я с Васькой согласен. Вот найдем золотишко и заживем.
– Как же ты заживешь? – поинтересовался Соболь.
– Ну как? Известно. В Крым махну, к морю. Вино и женщины.
– Сейчас война, какой там Крым?
– Какая война! Она кончится за месяц-другой. Победоносная Красная Армия войдет в Берлин, уж поверьте мне.
– Ну-ну. Ты прямо пророк. – Соболь захохотал. – Слушай, Дикий, – обратился он Сереже, – а ты со своим золотом что делать будешь? Тоже на женщин потратишь? Ты, говорят, с поварихой Дуськой шуры-муры крутил? Было?
– Да-да, – жадно запросил Сморчок, – расскажи, Серый, какая она, Дуська? Правда ли ты ее?.. Ну расскажи? – канючил он.
Но Сережа молчал, поглощенный своими думами.
– Да ну его, – сказал Соболь. – Спит, что ли. Что там Дуська, шалашовка дешевая… С деньгами таких женщин можно отыскать. Золото будет, я через границу подамся.
– Через границу?! – изумился Сморчок. – Как это?
– Очень просто. В Турцию или Иран.
– А потом?
– Потом в Париж.
– Ну, значит, в Америку.
– Ерунда это все, – хмыкнул Сморчок. – Через границу не проберешься. Помнишь, как на политинформации рассказывали про Карацупу и его собаку, как ее там звали, Ингус или Индус…
Соболь загадочно усмехнулся.
– Было бы золото. Тогда бы никакие Карацупы не были страшны.
– А я бы в лесу остался жить, – сказал Косой. – Здесь ни войны, ни собак, ни пограничников, ни воров… Тихо, спокойно…
– Только медведи бродят, – ехидно подсказал Соболь.
– Нет, ребята, – неожиданно вступил в разговор Сережа, – в лесу нельзя. Не место тут человеку. Мы вон два года жили… Так уж лучше в тюрьме.
– А мы думали, ты спишь, – откликнулся Соболь, – так, говоришь, в лесу плохо?
– Нет, не плохо. Тут спокойно, просторно. Но не человеческий это покой. Не людской…
– А какой?
– В лесу, конечно, страшновато иногда бывает, – перебил Косой. – Особенно в таком, как этот. Здесь всякая нечисть водится.
– Какая еще нечисть?
– Лешие, лесовухи.
– Ну пошел: лешие! Бред все это!
– Не скажи, – Косой поковырял костер палкой, отчего в темное небо взвился сноп искр. – Лешие точно есть. Батянька нам часто рассказывал разные истории про леших. Вроде даже сам видел его, проклятого. Вот, помню, говорил, как его крестная пошла вместе с другими бабами на болото за ягодой. Вот, значит, они набрали полные туеса и вроде домой засобирались. Вдруг смотрят, какая-то женщина поодаль идет, вся в черном, и платок тоже черный, прямо на глаза надвинут. Они дивятся: кто, мол, такая? А та прямо в болото и идет по нему, не тонет. Те сразу поняли – лесовуха. Заманивает их, значит.
– А дальше что? – спросил Соболь.
– Да ничего. Ушла она своей дорогой.
– Так чего же не заманила?
– А вот еще был случай, – продолжил Косой, не обращая внимания на реплики Соболя, – только это давно, еще до революции случилось.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56