- не обращая внимания на дерзость ученика, возвысил голос гуру.
- Я больше не хочу, и все, - тихо, но твердо повторил Картрайт и поднял на учителя глаза, полные искренней скорби. - Кто дал тебе право, гуру, назначать ученикам испытания, через которые ты не прошел сам? А теперь я пришел к тебе за помощью, а ты отказываешь. Разве так завещал Единственный ?
Этот бунт в храме, казалось, озадачил учителя.
Теперь гуру неприкрыто изучал лицо непокорного ученика. Но в божественном его взгляде Картрайт подметил простые человеческие чувства: недоумение и... жалость.
- Хорошо, - подвел итог учитель, и лицо его привычно закаменело. - Я помогу тебе, но...
Я больше не смогу быть твоим гуру.
- О, не покидай меня, учитель! - возопил в отчаянии Картрайт.
- Нет. У тебя будет другой гуру. Только он может. Но... - Гуру отвернулся от Картрайта, словно бы не в силах глядеть ему в глаза.
- Договаривай, учитель...
- Он "черный", - едва слышно произнес гуру, не поворачивая головы.
- Черный? - Волосы встали дыбом на голове Картрайта, хотя он плохо понимал значение прилагательного "черный". Его больше напугал голос гуру.
- Да. Он уже перешагнул грань познания, - как всегда в таких случаях, подпустил тумана гуру. - Для него почти нет невозможного. Он всесилен. Он достиг могущества бодхисатв [Бодхисатва - "живой бог" Существо, достигшее спасения, но принимающее участие в спасении других], но сам никогда не будет бодхисатвой потому, что он "черный". Его колесо замкнулось. Хочешь ли ты такого учителя?
Картрайт сжался, как загнанный заяц. Глаза его затравленно шарили по комнате, словно искали какой-то предмет. Губы гуру тронула едва заметная улыбка, но он быстро ее спрятал и грозно повторил:
- ГОТОВ ЛИ ТЫ?
- А он избавит меня от страха?
- Да.
- А я не сойду с пути спасения?
- Спасение только в твоих руках.
- Я... я готов, - Картрайт сглотнул слюну и стал тихим и покорным, как ребенок в набожной семье. - А как мне найти нового гуру? - робко поинтересовался он.
- Его незачем искать. Он сам найдет тебя, и очень скоро. Жди.
- О моем существовании он узнает от тебя, ГУРУ?
- Он уже знает о тебе. Он знает с той самой минуты, как ты принял богиню. Космос сказал ему. А сегодня ночью я говорил с ним.
- Он здесь? - обрадовался Картрайт и смутился - его радость была, по крайней мере, неучтива по отношению к учителю. Но гуру, казалось, не заметил смущения Картрайта.
- Я не знаю, где он. Жди!
- Я... я готов, - повторил Картрайт и снова припал к кедам своего, теперь уже бывшего, гуру.
10
Нет! Положительно Картрайту не везло со сном. После встречи с гуру он провел очередную безумную ночь, но едва к утру задремал наконец, как его бесцеремонно потревожил зуммер телефона.
Картрайт долго не брал трубку, мучительно надеясь, что проклятый зуммер умолкнет, его телефон все пищал и пищал, и с каждым очередным писком желчный пузырь Картрайта все раздувался и раздувался и... опорожнился. Картрайт сорвал трубку и замер в предвкушении момента, когда на голову назойливого абонента можно будет вылить ведро словесных помоев. Но, услышав голос Цербера, Картрайт забыл о своих намерениях.
Цербер - телохранитель и привратник Картрайта, - пользовался абсолютным доверием шефа и славой непревзойденного психолога-физиономиста. Он уже пятнадцать лет сторожил вход в дом Картрайта и еще ни разу не допустил к шефу того, кого не следовало.
Сейчас Цербер известил, что хозяина добивается какой-то китаеза, и тотчас добавил, что такой нахально-самоуверенной рожи сроду не видел ни на одном китайце, а потому не прогнал нахала прочь и решил потревожить хозяина.
Повинуясь могучей силе инерции, Картрайт открыл было рот, чтобы запустить в Цербера парочкой хороших эпитетов, но вовремя закрыл его.
До Картрайта дошел смысл сказанного.
"Нахальный китаец действительно явление редкое, - решил Картрайт. Значит, он от Него".
- Проводи, быстро! - рявкнул он, наспех привел себя в порядок и вышел в кабинет.
Что и говорить, у странного китайца от расовых признаков остались лишь узкие, раскосые глаза да едва приметный шафранный цвет кожи. Все остальное, и фигура Геркулеса, и открытый взгляд без малейшей угодливости, и вьющиеся, а не прямые волосы, - все это не вписывалось в привычный азиатский стандарт. Картрайт даже вспомнил невесть где слышанную медицинскую шутку:
"Лечили от желтухи, а оказалось - китаец".
Китаец с достоинством поклонился и коротко пояснил цель своего визита:
- Он ждет тебя.
Говорил он чисто, без малейшего намека на акцент. Картрайт, как и подобало в столь торжественную минуту, быстренько состроил смиреннопочтительную мину, хотя в душе изрядно струхнул.
- Я готов, - опустив затуманенные бессонницей очи долу, произнес он.
- Я провожу тебя, - утвердительно, словно одобряя сказанное Картрайтом, кивнул китаец.
И тут Картрайт допустил досадный промах.
Повинуясь привычке, он крикнул кому-то за дверью:
- Хэмп! Машину!
Китаец сверкнул глазами и возвысил голос на целый тон:
- К нему не ездят. К нему идут пешком или ползут.
Картрайт растерялся. Слава Богу, ему хватило ума не полюбопытствовать: далеко ли идти? Доселе невидимый Хэмп появился в дверном проеме:
- Конвой обычный, хозяин? - буднично уточнил он.
- Не надо конвоя... и машины не надо... Мы...
мы пойдем пешком.
На лице многоопытного Хэмпа не отразилось ровным счетом ничего. Раз шеф сказал пешком - значит пешком. Он только быстро глянул на Картрайта, и тот подал глазами едва приметный знак, понятный лишь им двоим.
Китаец между тем развернулся и, больше не говоря ни слова, направился к выходу. Следом за ним поторопился и Картрайт.
Хэмп пропустил их, плотно притворил дверь кабинета и извлек из кармана портативную рацию:
- Ричи! Это Хэмп! - прокричал в микрофон.
- Слушаю, - прохрипела рация лающим баском.
- Шеф сейчас выйдет из дома в сопровождении желтолицего. Они куда-то пойдут пешком.
Понял?
- Понял!
- Пристегни к своим ребятам Бизона и Шимозу и от хозяина ни на шаг. Только незаметно.
Понял?
- Понял. А зачем Шимоза?
- А вдруг они пойдут в Чайна-таун? И, вообще, черт знает, куда они потопают, - досадливо поморщился Хэмп, не любивший внезапных поворотов сюжета. - Так что смотри в оба!
Очутившись на улице, Картрайт наметанным глазом оценил расстановку сил и остался доволен.
Хэмп умел обставить все со вкусом и ненавязчиво - как и подобало шефу личной охраны такой фигуры, как Картрайт.
Китаец, казалось, мало обращал внимания на окружающие его мелочи и не особо торопился. Во всяком случае, Картрайт, не привыкший к такому способу передвижения, вначале без труда поспевал за ним. Однако когда неутомимые ноги китайца, а вместе с ним и полуатрофированные придатки Картрайта пересекли седьмую по счету авеню, в душу Картрайта вкралось сомнение. Он быстренько прикинул, сколько миль придется отмахать до китайского квартала и ужаснулся. К счастью, его странный проводник направлялся вовсе не в Чайна, таун, а в деловой центр Майами. Они отмерили еще два квартала и вышли на оживленную Линкольн-стрит.
Продвижение несколько замедлилось - Картрайт легко лавировал в толпе автомобилей, когда сам садился за руль, но совершенно потерялся в толпе людской. Он то и дело натыкался на пешеходов, зацепил локтем сгорбленную злую старушенцию и протер полой пиджака заплеванный бок урны. Однако венцом злоключений Картрайта стало столкновение на углу Линкольн-стрит и Шестой авеню.
Картрайт засмотрелся на живописную группу подростков, чьи взбитые шевелюры отливали всеми цветами радуги, и влез пыльной подошвой прямо на любовно начищенный штиблет полисмена. Фараон скромно стоял в сторонке - у фонарного столба, никому не мешал, такая бесцеремонность Картрайта была натуральным свинством.
Полисмен досадливо скривился - не то от боли, не то от обиды - и горестно посетовал:
- Треснуть бы тебя разок по башке, чтоб хайло не разевал, да дубинки жалко.
И Картрайт, всемогущий Картрайт, ничего не ответил. Он струсил и поймал себя на том, что впервые за свою небезгрешную жизнь спасовал перед блюстителем закона.
Наконец ужасной гонке пришел конец: китаец свернул в переулок и вошел в подъезд двухэтажного особняка. Картрайт облегченно вздохнул. Они поднялись на второй этаж, китаец уверенно толкнул дверь и шагнул в квартиру.
Картрайт набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился и... шагнул за ним. Здесь, в квартире неведомого божества, Картрайт ожидал встречи с чем угодно и с кем угодно, но действительность превзошла самые смелые его ожидания.
Во-первых, квартира была обставлена в типичнейшем для горожанина среднего достатка стиле. Коридор, прихожая, одна комната, другая...
И везде стандартная мебель, картины, люстры, шторы. Без лишнего шика и со вкусом. И никакой экзотики.
Картрайт даже разочарованно вздохнул, и тень сомнения вкралась в его душу.
Но главный сюрприз ждал его в четвертой комнате. Здесь его встретил расфранченный денди в темно-бежевом костюме "с иголочки".
Беспечный франт, лет тридцати, кейфовал в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, и посасывал толстую сигару.
Картрайт быстро пошарил глазами по комнате, но больше никого не обнаружил. Даже китаец куда-то испарился. Взгляд его машинально упал на руку незнакомца в кресле, и... зрачки Картрайта расширились от ужаса и неожиданности: на среднем пальце этой руки покоилась золотая богиня.
Точь-в-точь копия в миниатюре той самой - его богини, только выполненная в виде перстня.
Картрайта прошиб холодный пот, и он вдруг почувствовал, что знакомый страх медленно пополз за шиворот, лаская волосы на голове. От перстня он не мог оторвать глаз и явственно видел, как под кончиками пальцев новоявленного гуру проскочили синие искорки. И тут, словно бы издалека, до него донесся бархатный низкий голос:
- Все проще, человек. Ты шел, ожидая увидеть вокруг меня храм, но храм у каждого в душе.
То, что вне души, не нужно. Так?
- Так, - облизал пересохшие губы Картрайт.
- А в твоей душе лишь страх и смятение.
И все потому, что ты возжелал спасения, не давая взамен ничего. И страх привел тебя ко мне. Смотри же на меня! - властно скомандовал гуру.
Картрайт повиновался приказу. Их взгляды впервые встретились, и... Картрайт понял: перед ним Бог или Сатана.
Черные глаза гуру могли запросто вместить в себя все четыре океана. И в них, словно на дне бездонного колодца, светились звезды.
Что до лица... Картрайт видывал мужиков и посмазливей, но подобной красоты не встречал никогда. У него даже сладко заныло сердце от вожделения, но за этой плотской слабостью тотчас последовало наказание: на подлокотнике кресла, где покоились руки гуру, снова заплясали искорки, и Картрайта бросило в жар.
- Ты нечист, как немногие в этом мире, - усмехнулся гуру и погасил звезды в глазах. - Но именно поэтому я помогу тебе. Так велит Вселенная.
После этой фразы меркантильное начало Картрайта поперло неудержимо из глубин подсознания и вопросило: "А что, собственно, потребуется взамен?" Картрайт уже приоткрыл было рот, чтобы в деликатной форме выпустить наружу этот вопрос, но бодхисатва захлопнул его жестом руки:
- Не бойся, я не потребую взамен твоей души - мне не нужны нечистые души. Мне нужна только твоя вера. Вера и покорность.
- Я... я готов, - уже в который раз произнес заветную формулу Картрайт.
- Сядь.
Картрайт покорно опустился в кресло.
- Смотри мне в глаза. Только в глаза... в глаза... Ты заглянешь туда, где встречаются миры.
Там нет людей, там нет животных. Там только материал, дух, воля. Только там твоя душа сможет очиститься от скверны.
Бархатный баритон гуру словно спеленал Картрайта мягчайшим одеялом. Ему до смерти захотелось спать, и Картрайт прикрыл тяжелые веки.
- В глаза... смотри в глаза, - мягко укорил его гуру.
Картрайт попытался выполнить приказание, но, размежив веки, увидел только розовый туман.
Больше в комнате не было ничего. Да и комнаты не было. Только розовый туман...
Картрайту стало легко и покойно. Он больше ничего не желал и ни о чем не думал. Он плыл вместе с туманом, и тело его, растворяясь в эфире, теряло свои очертания и вес. Он уже не был Картрайтом, а стал невидимкой и невесомой частицей розового марева. И больше не существовало ничего: ни страха, ни усталости, ни желаний... ничего. И тогда он увидел прямо перед собой золотое сияние. Нежное, неяркое.
Он устремился к этому сиянию, купаясь в золотых лучах. Но сияние стало уходить, меркнуть...
Картрайт ринулся вслед за ним и вдруг провалился в черную бездну. Она жадно поглотила невесомое тело и потащила его на самое дно. Беспросветный мрак сдавил грудь, он почувствовал, что не может ни вздохнуть, ни закричать.
Страшное падение длилось целую вечность.
Картрайт понял, что пути назад нет - и в этот миг ужасный полет прервался. Он словно пробил, разорвал непроницаемую черную пленку и увидел под собой море. Залитое солнцем лазурное море.
Легкокрьиая яхта неслась под всеми парусами по его ласковой, покойной глади, взбивая носом белые бурунчики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
- Я больше не хочу, и все, - тихо, но твердо повторил Картрайт и поднял на учителя глаза, полные искренней скорби. - Кто дал тебе право, гуру, назначать ученикам испытания, через которые ты не прошел сам? А теперь я пришел к тебе за помощью, а ты отказываешь. Разве так завещал Единственный ?
Этот бунт в храме, казалось, озадачил учителя.
Теперь гуру неприкрыто изучал лицо непокорного ученика. Но в божественном его взгляде Картрайт подметил простые человеческие чувства: недоумение и... жалость.
- Хорошо, - подвел итог учитель, и лицо его привычно закаменело. - Я помогу тебе, но...
Я больше не смогу быть твоим гуру.
- О, не покидай меня, учитель! - возопил в отчаянии Картрайт.
- Нет. У тебя будет другой гуру. Только он может. Но... - Гуру отвернулся от Картрайта, словно бы не в силах глядеть ему в глаза.
- Договаривай, учитель...
- Он "черный", - едва слышно произнес гуру, не поворачивая головы.
- Черный? - Волосы встали дыбом на голове Картрайта, хотя он плохо понимал значение прилагательного "черный". Его больше напугал голос гуру.
- Да. Он уже перешагнул грань познания, - как всегда в таких случаях, подпустил тумана гуру. - Для него почти нет невозможного. Он всесилен. Он достиг могущества бодхисатв [Бодхисатва - "живой бог" Существо, достигшее спасения, но принимающее участие в спасении других], но сам никогда не будет бодхисатвой потому, что он "черный". Его колесо замкнулось. Хочешь ли ты такого учителя?
Картрайт сжался, как загнанный заяц. Глаза его затравленно шарили по комнате, словно искали какой-то предмет. Губы гуру тронула едва заметная улыбка, но он быстро ее спрятал и грозно повторил:
- ГОТОВ ЛИ ТЫ?
- А он избавит меня от страха?
- Да.
- А я не сойду с пути спасения?
- Спасение только в твоих руках.
- Я... я готов, - Картрайт сглотнул слюну и стал тихим и покорным, как ребенок в набожной семье. - А как мне найти нового гуру? - робко поинтересовался он.
- Его незачем искать. Он сам найдет тебя, и очень скоро. Жди.
- О моем существовании он узнает от тебя, ГУРУ?
- Он уже знает о тебе. Он знает с той самой минуты, как ты принял богиню. Космос сказал ему. А сегодня ночью я говорил с ним.
- Он здесь? - обрадовался Картрайт и смутился - его радость была, по крайней мере, неучтива по отношению к учителю. Но гуру, казалось, не заметил смущения Картрайта.
- Я не знаю, где он. Жди!
- Я... я готов, - повторил Картрайт и снова припал к кедам своего, теперь уже бывшего, гуру.
10
Нет! Положительно Картрайту не везло со сном. После встречи с гуру он провел очередную безумную ночь, но едва к утру задремал наконец, как его бесцеремонно потревожил зуммер телефона.
Картрайт долго не брал трубку, мучительно надеясь, что проклятый зуммер умолкнет, его телефон все пищал и пищал, и с каждым очередным писком желчный пузырь Картрайта все раздувался и раздувался и... опорожнился. Картрайт сорвал трубку и замер в предвкушении момента, когда на голову назойливого абонента можно будет вылить ведро словесных помоев. Но, услышав голос Цербера, Картрайт забыл о своих намерениях.
Цербер - телохранитель и привратник Картрайта, - пользовался абсолютным доверием шефа и славой непревзойденного психолога-физиономиста. Он уже пятнадцать лет сторожил вход в дом Картрайта и еще ни разу не допустил к шефу того, кого не следовало.
Сейчас Цербер известил, что хозяина добивается какой-то китаеза, и тотчас добавил, что такой нахально-самоуверенной рожи сроду не видел ни на одном китайце, а потому не прогнал нахала прочь и решил потревожить хозяина.
Повинуясь могучей силе инерции, Картрайт открыл было рот, чтобы запустить в Цербера парочкой хороших эпитетов, но вовремя закрыл его.
До Картрайта дошел смысл сказанного.
"Нахальный китаец действительно явление редкое, - решил Картрайт. Значит, он от Него".
- Проводи, быстро! - рявкнул он, наспех привел себя в порядок и вышел в кабинет.
Что и говорить, у странного китайца от расовых признаков остались лишь узкие, раскосые глаза да едва приметный шафранный цвет кожи. Все остальное, и фигура Геркулеса, и открытый взгляд без малейшей угодливости, и вьющиеся, а не прямые волосы, - все это не вписывалось в привычный азиатский стандарт. Картрайт даже вспомнил невесть где слышанную медицинскую шутку:
"Лечили от желтухи, а оказалось - китаец".
Китаец с достоинством поклонился и коротко пояснил цель своего визита:
- Он ждет тебя.
Говорил он чисто, без малейшего намека на акцент. Картрайт, как и подобало в столь торжественную минуту, быстренько состроил смиреннопочтительную мину, хотя в душе изрядно струхнул.
- Я готов, - опустив затуманенные бессонницей очи долу, произнес он.
- Я провожу тебя, - утвердительно, словно одобряя сказанное Картрайтом, кивнул китаец.
И тут Картрайт допустил досадный промах.
Повинуясь привычке, он крикнул кому-то за дверью:
- Хэмп! Машину!
Китаец сверкнул глазами и возвысил голос на целый тон:
- К нему не ездят. К нему идут пешком или ползут.
Картрайт растерялся. Слава Богу, ему хватило ума не полюбопытствовать: далеко ли идти? Доселе невидимый Хэмп появился в дверном проеме:
- Конвой обычный, хозяин? - буднично уточнил он.
- Не надо конвоя... и машины не надо... Мы...
мы пойдем пешком.
На лице многоопытного Хэмпа не отразилось ровным счетом ничего. Раз шеф сказал пешком - значит пешком. Он только быстро глянул на Картрайта, и тот подал глазами едва приметный знак, понятный лишь им двоим.
Китаец между тем развернулся и, больше не говоря ни слова, направился к выходу. Следом за ним поторопился и Картрайт.
Хэмп пропустил их, плотно притворил дверь кабинета и извлек из кармана портативную рацию:
- Ричи! Это Хэмп! - прокричал в микрофон.
- Слушаю, - прохрипела рация лающим баском.
- Шеф сейчас выйдет из дома в сопровождении желтолицего. Они куда-то пойдут пешком.
Понял?
- Понял!
- Пристегни к своим ребятам Бизона и Шимозу и от хозяина ни на шаг. Только незаметно.
Понял?
- Понял. А зачем Шимоза?
- А вдруг они пойдут в Чайна-таун? И, вообще, черт знает, куда они потопают, - досадливо поморщился Хэмп, не любивший внезапных поворотов сюжета. - Так что смотри в оба!
Очутившись на улице, Картрайт наметанным глазом оценил расстановку сил и остался доволен.
Хэмп умел обставить все со вкусом и ненавязчиво - как и подобало шефу личной охраны такой фигуры, как Картрайт.
Китаец, казалось, мало обращал внимания на окружающие его мелочи и не особо торопился. Во всяком случае, Картрайт, не привыкший к такому способу передвижения, вначале без труда поспевал за ним. Однако когда неутомимые ноги китайца, а вместе с ним и полуатрофированные придатки Картрайта пересекли седьмую по счету авеню, в душу Картрайта вкралось сомнение. Он быстренько прикинул, сколько миль придется отмахать до китайского квартала и ужаснулся. К счастью, его странный проводник направлялся вовсе не в Чайна, таун, а в деловой центр Майами. Они отмерили еще два квартала и вышли на оживленную Линкольн-стрит.
Продвижение несколько замедлилось - Картрайт легко лавировал в толпе автомобилей, когда сам садился за руль, но совершенно потерялся в толпе людской. Он то и дело натыкался на пешеходов, зацепил локтем сгорбленную злую старушенцию и протер полой пиджака заплеванный бок урны. Однако венцом злоключений Картрайта стало столкновение на углу Линкольн-стрит и Шестой авеню.
Картрайт засмотрелся на живописную группу подростков, чьи взбитые шевелюры отливали всеми цветами радуги, и влез пыльной подошвой прямо на любовно начищенный штиблет полисмена. Фараон скромно стоял в сторонке - у фонарного столба, никому не мешал, такая бесцеремонность Картрайта была натуральным свинством.
Полисмен досадливо скривился - не то от боли, не то от обиды - и горестно посетовал:
- Треснуть бы тебя разок по башке, чтоб хайло не разевал, да дубинки жалко.
И Картрайт, всемогущий Картрайт, ничего не ответил. Он струсил и поймал себя на том, что впервые за свою небезгрешную жизнь спасовал перед блюстителем закона.
Наконец ужасной гонке пришел конец: китаец свернул в переулок и вошел в подъезд двухэтажного особняка. Картрайт облегченно вздохнул. Они поднялись на второй этаж, китаец уверенно толкнул дверь и шагнул в квартиру.
Картрайт набрал в грудь побольше воздуха, зажмурился и... шагнул за ним. Здесь, в квартире неведомого божества, Картрайт ожидал встречи с чем угодно и с кем угодно, но действительность превзошла самые смелые его ожидания.
Во-первых, квартира была обставлена в типичнейшем для горожанина среднего достатка стиле. Коридор, прихожая, одна комната, другая...
И везде стандартная мебель, картины, люстры, шторы. Без лишнего шика и со вкусом. И никакой экзотики.
Картрайт даже разочарованно вздохнул, и тень сомнения вкралась в его душу.
Но главный сюрприз ждал его в четвертой комнате. Здесь его встретил расфранченный денди в темно-бежевом костюме "с иголочки".
Беспечный франт, лет тридцати, кейфовал в глубоком кресле, закинув ногу на ногу, и посасывал толстую сигару.
Картрайт быстро пошарил глазами по комнате, но больше никого не обнаружил. Даже китаец куда-то испарился. Взгляд его машинально упал на руку незнакомца в кресле, и... зрачки Картрайта расширились от ужаса и неожиданности: на среднем пальце этой руки покоилась золотая богиня.
Точь-в-точь копия в миниатюре той самой - его богини, только выполненная в виде перстня.
Картрайта прошиб холодный пот, и он вдруг почувствовал, что знакомый страх медленно пополз за шиворот, лаская волосы на голове. От перстня он не мог оторвать глаз и явственно видел, как под кончиками пальцев новоявленного гуру проскочили синие искорки. И тут, словно бы издалека, до него донесся бархатный низкий голос:
- Все проще, человек. Ты шел, ожидая увидеть вокруг меня храм, но храм у каждого в душе.
То, что вне души, не нужно. Так?
- Так, - облизал пересохшие губы Картрайт.
- А в твоей душе лишь страх и смятение.
И все потому, что ты возжелал спасения, не давая взамен ничего. И страх привел тебя ко мне. Смотри же на меня! - властно скомандовал гуру.
Картрайт повиновался приказу. Их взгляды впервые встретились, и... Картрайт понял: перед ним Бог или Сатана.
Черные глаза гуру могли запросто вместить в себя все четыре океана. И в них, словно на дне бездонного колодца, светились звезды.
Что до лица... Картрайт видывал мужиков и посмазливей, но подобной красоты не встречал никогда. У него даже сладко заныло сердце от вожделения, но за этой плотской слабостью тотчас последовало наказание: на подлокотнике кресла, где покоились руки гуру, снова заплясали искорки, и Картрайта бросило в жар.
- Ты нечист, как немногие в этом мире, - усмехнулся гуру и погасил звезды в глазах. - Но именно поэтому я помогу тебе. Так велит Вселенная.
После этой фразы меркантильное начало Картрайта поперло неудержимо из глубин подсознания и вопросило: "А что, собственно, потребуется взамен?" Картрайт уже приоткрыл было рот, чтобы в деликатной форме выпустить наружу этот вопрос, но бодхисатва захлопнул его жестом руки:
- Не бойся, я не потребую взамен твоей души - мне не нужны нечистые души. Мне нужна только твоя вера. Вера и покорность.
- Я... я готов, - уже в который раз произнес заветную формулу Картрайт.
- Сядь.
Картрайт покорно опустился в кресло.
- Смотри мне в глаза. Только в глаза... в глаза... Ты заглянешь туда, где встречаются миры.
Там нет людей, там нет животных. Там только материал, дух, воля. Только там твоя душа сможет очиститься от скверны.
Бархатный баритон гуру словно спеленал Картрайта мягчайшим одеялом. Ему до смерти захотелось спать, и Картрайт прикрыл тяжелые веки.
- В глаза... смотри в глаза, - мягко укорил его гуру.
Картрайт попытался выполнить приказание, но, размежив веки, увидел только розовый туман.
Больше в комнате не было ничего. Да и комнаты не было. Только розовый туман...
Картрайту стало легко и покойно. Он больше ничего не желал и ни о чем не думал. Он плыл вместе с туманом, и тело его, растворяясь в эфире, теряло свои очертания и вес. Он уже не был Картрайтом, а стал невидимкой и невесомой частицей розового марева. И больше не существовало ничего: ни страха, ни усталости, ни желаний... ничего. И тогда он увидел прямо перед собой золотое сияние. Нежное, неяркое.
Он устремился к этому сиянию, купаясь в золотых лучах. Но сияние стало уходить, меркнуть...
Картрайт ринулся вслед за ним и вдруг провалился в черную бездну. Она жадно поглотила невесомое тело и потащила его на самое дно. Беспросветный мрак сдавил грудь, он почувствовал, что не может ни вздохнуть, ни закричать.
Страшное падение длилось целую вечность.
Картрайт понял, что пути назад нет - и в этот миг ужасный полет прервался. Он словно пробил, разорвал непроницаемую черную пленку и увидел под собой море. Залитое солнцем лазурное море.
Легкокрьиая яхта неслась под всеми парусами по его ласковой, покойной глади, взбивая носом белые бурунчики.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51