Деленн говорила мне, что минбарцы обучаются юмору, радости и смеху.
— Это верно, посол, — быстро подтвердил Ратенн, — Но ворлонцы не похожи на минбарцев, и я всегда полагал, что они поднялись выше таких простых эмоций как юмор.
— Это может стать большой проблемой, — сказал Синклер.
Ратенн, очевидно, не знал, что ответить.
— Подозреваю, — сказал Синклер, что минбарское чувство юмора очень отличается от земного в некоторых аспектах.
Ратенн кивнул, возможно, чуть сильнее, чем нужно.
— В этом мы совершенно согласны, посол.
— Хорошо, раз уж я возглавил рейндеров, то согласен учиться минбарскому юмору, радости и смеху. Пожалуй, вы начнете это, если расскажете самую лучшую шутку, которую знаете.
— Шутку, посол?
— Шутку. Смешную историю.
— А, вы имеете в виду смешную историю из моей жизни или из жизни кого–нибудь еще?
— Да, именно так, — сказал Синклер, — но я думал больше о чем–то вроде короткого дурацкого анекдота.
— Дурацкого?
Синклер снова засмеялся.
— Вы не понимаете, о чем я, да?
Ратенн с сожалением склонил голову.
— Прошу прощения, посол.
— Нет, нет, Ратенн. Не надо извиняться. Кажется, мы оба еще многому должны научиться друг у друга. Знаете, я никогда еще не благодарил вас за ту помощь, что вы мне оказывали с тех пор, как я прибыл сюда.
— Это большая честь для меня, — сказал Ратенн, явно с облегчением, — И я поищу в своих записях какую–нибудь „шутку” и, если увижу что–нибудь похожее в минбарской культуре, то обязательно вам сообщу.
Синклер снова улыбнулся и вернулся к созерцанию красочного сияния огней Йедора…
Глава 9
в которой дело доходит до одной из древнейших зон перехода, а Кэтрин Сакай поджидает очень неприятный сюрприз
Кэтрин Сакай не любила путешествия в гиперпространстве. Треск энергетических разрядов и каскады постоянно меняющихся, отталкивающе окрашенных, пылающих плазменных облаков были красивыми, но лишь так, как можно сказать о красоте раскаленного добела потока лавы, стекающего по склону вулкана, или о бушующей красно–оранжевой стене пламени и разлетающихся искрах неистового лесного пожара. Все они были скромными, потенциально разрушительными проявлениями неизмеримо могучих сил природы, которыми лучше любоваться в небольших дозах и, желательно, издали.
Сакай находилась в гиперпространстве уже почти шесть дней и сильно страдала от синдрома гиперпространственных перелетов, сокращенно, СГП. Он возникал в условиях гиперпространства, где видимое движение корабля, которое замечали глаза человека, наблюдающего через иллюминатор, не совпадало с истинным движением корабля, подтверждаемым показаниями приборов на панели управления. Все это, вкупе с постоянно трепещущими полосами света снаружи начинало воздействовать на мозг, перемешивая понятие верха и низа, зада и переда, из–за чего возникала тошнота, головокружение и приступы паники, включающие в себя ошеломляющее ощущение того, что ты увяз в гиперпространстве и совсем не двигаешься. Это было сродни сну или ночному кошмару, от которого ты не можешь очнуться.
Именно из–за этого синдрома иллюминаторы пассажирских салонов не открывались или затемнялись во время перелетов в гиперпространстве. Но пилот не мог позволить себе такую роскошь — лететь вслепую. Путешествия в гиперпространстве были напряженными и потенциально опасными. Пилотов и команды кораблей было необходимо научить жить при таких эффектах, видеть в них оптическую иллюзию и доверять показаниям корабельных приборов.
Нет, она вовсе не была страстным любителем гиперпространственных перелетов. Возможно, некоторые думают, что это странно для пилота–профессионала, но она не видела в этом никаких противоречий. Она любила путешествия в космосе, путешествия сквозь глубокую черноту, которая служила превосходным фоном для проносящихся вихрем, сияющих, подобно бриллиантам, звезд, окружающих ее корабль, чтобы побывать на стольких из них, на скольких она сможет, превращая их одну за другой из далеких пятен света в солнца планетных систем.
Это все, чем она когда–либо хотела заниматься с самого детства, когда отец вывел ее из дома холодной весенней ночью на Аляске, чтобы показать ей различные созвездия, и рассказать истории о каждом из них. Он назвал ей имена стольких звезд, скольких смог, будто каждая из них была не просто далеким светлячком, а другом, у которого она, может быть, когда–нибудь, побывает.
Какими важными для нее стали эти друзья в ночном небе в первые болезненные и суматошные месяцы после развода родителей, когда они с матерью переехали в Гонконг. Она украдкой выбиралась из дома поздней ночью, раскладывала на маленьком заднем дворе шерстяное одеяло и устраивалась смотреть на звездное колесо над головой и думать о них так, будто они были ее друзьями, хотя до них были триллионы и триллионы миль пути. Это делало несколько тысяч миль, отделивших ее от отца, относительно коротким расстоянием при сравнении, и она чувствовала себя ближе к нему.
Однажды она заснула под балдахином звезд, и ее мать, испуганная исчезновением дочери из ее комнаты, в предрассветный час нашла ее во дворе, когда небеса начали светлеть. Вместо того, чтобы поспешить во двор ругать дочь, она приготовила чай, принесла на подносе и, сев рядом с дочерью, мягко разбудила ее. Они сидели вместе, пили чай, и смотрели на восход солнца. Тогда она впервые поговорили о разводе и ее отце без злобы и горечи, вспомнили все счастливые события, какие смогли. Мать убедила ее в том, что в разводе нет ее вины. И, хотя они решили, что больше не могут жить вместе, ее родители до сих пор по–своему любили друг друга. Так что для нее было здорово любить их обоих.
Через год ее мать умерла, и Кэтрин уехала к отцу. Они садились вечерами, смотрели на звезды, и она рассказывала отцу о прошедшем дне. Когда на его глазах появлялись слезы, он вытирал их рукой и на мгновение в сиянии тех же самых неизменных звезд она чувствовала, что ее семья снова вместе.
Хотя сейчас ее отец тоже был мертв, каждый раз, когда она смотрела на звезды, она могла чувствовать присутствие и любовь обоих своих родителей. И это продолжалось, пока она путешествовала среди звезд.
Резкий голос компьютерной системы ворвался в ее грезы.
— Приближаемся к зоне перехода, квадрант 102, координаты: 07/ 48/16 через десять минут, — объявил бортовой компьютер.
— Принято.
Сакай начала готовиться к прыжку в обычный космос и проинструктировала компьютер установить контакт с зоной перехода. Она начала рутинный процесс выхода с большей, чем обычно осторожностью. Ей предстояло выйти в обычный космос через древнейшую из когда–либо обнаруженных зон перехода. В Universal Terraform ее возраст определили примерно в шесть тысяч лет. Хотя все первоначальные зоны перехода были построены на тысячелетия, они могли быть непредсказуемы в обращении, и ей суждено было стать первым человеком, прошедшим через эту. Сакай просмотрела данные с автоматического исследовательского корабля, обнаружившего эту зону перехода и богатую минералами планету около нее. Эти показания не содержали ничего необычного, но Сакай по опыту знала, что на это нельзя полагаться. Каждый прыжок через такую древнюю зону перехода был уникален, и ничто не могло полностью подготовить пилота ко всем неожиданностям. О строителях древнейших зон перехода ничего не было известно — за исключением того, что удалось выяснить при изучении самих зон. Древние были высокоразвитой расой, талантливыми инженерами. Первые зоны перехода они построили, вероятно, более семи тысяч лет назад и, видимо, процветали, как межзвездная цивилизация, примерно 4–5 тыс. лет после этого, а потом исчезли, оставив после себя лишь систему зон перехода. Никаких других следов их цивилизации не было найдено.
Некоторые современные инопланетные цивилизации, такие, как минбарцы и центавриане, наткнулись на зоны перехода во внешних областях своих солнечных систем, исследуя их на своих первых субсветовых звездолетах. Заполучив незашифрованные комплексные коды, необходимые для активизации зон перехода, они стали исследовать гиперпространство в попытке создать карту сети переходов.
Но гиперпространство доказало, что в нем чрезвычайно трудно ориентироваться, и многие из первых кораблей погибли. Те же, кто уцелел, открыли, что определение координат выхода из гиперпространства — чрезвычайно сложная задача. Стала развиваться сеть единообразных маяков для помощи кораблям в определении местоположения зон перехода в хаосе гиперпространства. Никто не знал, каким образом древние осуществляли навигацию в своей сети зон, но, казалось, они не использовали маяков, так что стало ясно, что процесс поиска всех зон перехода древней сети может затянуться на тысячелетия, на которые эти зоны и были рассчитаны. Пока никто не мог предложить более надежного метода поиска, чем слепая удача.
Следующим шагом стало определение принципа работы зон перехода для строительства новых. С этого момента начались поиски квантия–40 для того, чтобы построить и контролировать как можно больше зон перехода. Рассчитывающие на торговлю центавриане стали искать миры, подобные Земле, которым не посчастливилось обнаружить подходящую древнюю зону перехода в своей системе, и продавали им доступ к собственным зонам. Но человечество быстро выяснило, как строить свои зоны перехода и корабли с гиперпространственными двигателями, и окончательно вступило в межзвездное сообщество в качестве равноправного партнера.
— Приближаемся к точке перехода, — объявил компьютер, — Приготовиться к прыжку в нормальное пространство.
— Принято, — ответила Сакай, позволяя компьютеру контролировать процесс по стандартным программам, но готовая в случае необходимости взять управление на себя.
— Начинаем переход.
На мгновение показалось, что рубка вращается вокруг нее на бешеной скорости. Потом на краткий миг Вселенная удлинилась — оба, и она и ее корабль, были растянуты в цепочку атомов неопределенной длины, — потом схлопнулась до привычного объема и „Скадэнсер” начал дрожать. Спустя две секунды, она увидела звезды, и „Скайдэнсер” плавно выплыл в обычное пространство.
— Милый переход, — сказала она, переключаясь на ручное управление, — неплохая зона. Может, она могла бы быть получше отрегулирована, но прыжок все равно был удачным.
— Хорошо, — сказала она, думая о предстоящем задании.
Бело–голубая звезда UTC45 ярко сияла в верхней части кокпита. Эта зона перехода располагалась ближе к центру системы, чем многие другие, оставленные древними. Она рассчитала направление, чтобы осторожно вывести „Скайдэнсер” на орбиту планеты UTC45–03А, кодовое имя Имир.
— Компьютер, зафиксировать цель.
„Скайдэнсер” рассчитал новый курс, и Имир качнулся в поле зрения. Это должна быть обычная планета 4–го класса: скалистый и ужасный красно–коричневый мир, без воды на поверхности. Просто множество скалистых горных хребтов и глубоких протяженных каньонов и расселин, покрытых тонкой, большей частью прозрачной, атмосферой. Ничего особо интересного, кроме случайных вулканических извержений и, конечно, надежды на обнаружение Q–40. Вот что должно было там находиться.
Но что–то было не так с планетой UTC45–03A. То, что она увидела, было гладкой, красно–коричневой сферой без каких–либо признаков поверхности вовсе. С атмосферой что–то было неладно. Что–то совсем не то.
— Компьютер, данные со сканеров дальнего действия. Проверить любые сигналы о признаках разумной жизни на поверхности или на орбите.
Незачем спешить туда, где могли быть неизвестные инопланетяне. Этот урок она выучила в первую очередь.
— Результат отрицательный. Никаких признаков энергетических систем, структур или движения, характерного для разумной жизни.
— Увеличить скорость до безопасного предела, и изменить координаты орбиты на следующие стандартные координаты высокой орбиты.
— Принято.
Двигатели „Скайдэнсера” взревели, и Сакай вжало в спинку сидения, когда небольшой корабль понесся по направлению к планете.
— Компьютер, доложить об атмосферных условиях, особенно об аномальных явлениях, обобщить и доложить результат.
— Необычно высокий уровень взвешенных в атмосфере планетарных частиц. Температура на поверхности на 1.43 отличается от нормы, что привело к парниковому эффекту.
Это не был тот мир, о котором говорилось в докладе. Не та планета, которую автоматический исследовательский зонд посетил восемь месяцев назад. С растущим недоверием Сакай строила новые профили Имира на основании поступавших данных.
— Компьютер, показать химический состав этих частиц.
Но она догадывалась об ответе еще до того, как данные появились на экране — это была пыль. Тонкие удушающие облака пыли, которые достигали стратосферы, видимо, покрывая всю планету от полюса до полюса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41
— Это верно, посол, — быстро подтвердил Ратенн, — Но ворлонцы не похожи на минбарцев, и я всегда полагал, что они поднялись выше таких простых эмоций как юмор.
— Это может стать большой проблемой, — сказал Синклер.
Ратенн, очевидно, не знал, что ответить.
— Подозреваю, — сказал Синклер, что минбарское чувство юмора очень отличается от земного в некоторых аспектах.
Ратенн кивнул, возможно, чуть сильнее, чем нужно.
— В этом мы совершенно согласны, посол.
— Хорошо, раз уж я возглавил рейндеров, то согласен учиться минбарскому юмору, радости и смеху. Пожалуй, вы начнете это, если расскажете самую лучшую шутку, которую знаете.
— Шутку, посол?
— Шутку. Смешную историю.
— А, вы имеете в виду смешную историю из моей жизни или из жизни кого–нибудь еще?
— Да, именно так, — сказал Синклер, — но я думал больше о чем–то вроде короткого дурацкого анекдота.
— Дурацкого?
Синклер снова засмеялся.
— Вы не понимаете, о чем я, да?
Ратенн с сожалением склонил голову.
— Прошу прощения, посол.
— Нет, нет, Ратенн. Не надо извиняться. Кажется, мы оба еще многому должны научиться друг у друга. Знаете, я никогда еще не благодарил вас за ту помощь, что вы мне оказывали с тех пор, как я прибыл сюда.
— Это большая честь для меня, — сказал Ратенн, явно с облегчением, — И я поищу в своих записях какую–нибудь „шутку” и, если увижу что–нибудь похожее в минбарской культуре, то обязательно вам сообщу.
Синклер снова улыбнулся и вернулся к созерцанию красочного сияния огней Йедора…
Глава 9
в которой дело доходит до одной из древнейших зон перехода, а Кэтрин Сакай поджидает очень неприятный сюрприз
Кэтрин Сакай не любила путешествия в гиперпространстве. Треск энергетических разрядов и каскады постоянно меняющихся, отталкивающе окрашенных, пылающих плазменных облаков были красивыми, но лишь так, как можно сказать о красоте раскаленного добела потока лавы, стекающего по склону вулкана, или о бушующей красно–оранжевой стене пламени и разлетающихся искрах неистового лесного пожара. Все они были скромными, потенциально разрушительными проявлениями неизмеримо могучих сил природы, которыми лучше любоваться в небольших дозах и, желательно, издали.
Сакай находилась в гиперпространстве уже почти шесть дней и сильно страдала от синдрома гиперпространственных перелетов, сокращенно, СГП. Он возникал в условиях гиперпространства, где видимое движение корабля, которое замечали глаза человека, наблюдающего через иллюминатор, не совпадало с истинным движением корабля, подтверждаемым показаниями приборов на панели управления. Все это, вкупе с постоянно трепещущими полосами света снаружи начинало воздействовать на мозг, перемешивая понятие верха и низа, зада и переда, из–за чего возникала тошнота, головокружение и приступы паники, включающие в себя ошеломляющее ощущение того, что ты увяз в гиперпространстве и совсем не двигаешься. Это было сродни сну или ночному кошмару, от которого ты не можешь очнуться.
Именно из–за этого синдрома иллюминаторы пассажирских салонов не открывались или затемнялись во время перелетов в гиперпространстве. Но пилот не мог позволить себе такую роскошь — лететь вслепую. Путешествия в гиперпространстве были напряженными и потенциально опасными. Пилотов и команды кораблей было необходимо научить жить при таких эффектах, видеть в них оптическую иллюзию и доверять показаниям корабельных приборов.
Нет, она вовсе не была страстным любителем гиперпространственных перелетов. Возможно, некоторые думают, что это странно для пилота–профессионала, но она не видела в этом никаких противоречий. Она любила путешествия в космосе, путешествия сквозь глубокую черноту, которая служила превосходным фоном для проносящихся вихрем, сияющих, подобно бриллиантам, звезд, окружающих ее корабль, чтобы побывать на стольких из них, на скольких она сможет, превращая их одну за другой из далеких пятен света в солнца планетных систем.
Это все, чем она когда–либо хотела заниматься с самого детства, когда отец вывел ее из дома холодной весенней ночью на Аляске, чтобы показать ей различные созвездия, и рассказать истории о каждом из них. Он назвал ей имена стольких звезд, скольких смог, будто каждая из них была не просто далеким светлячком, а другом, у которого она, может быть, когда–нибудь, побывает.
Какими важными для нее стали эти друзья в ночном небе в первые болезненные и суматошные месяцы после развода родителей, когда они с матерью переехали в Гонконг. Она украдкой выбиралась из дома поздней ночью, раскладывала на маленьком заднем дворе шерстяное одеяло и устраивалась смотреть на звездное колесо над головой и думать о них так, будто они были ее друзьями, хотя до них были триллионы и триллионы миль пути. Это делало несколько тысяч миль, отделивших ее от отца, относительно коротким расстоянием при сравнении, и она чувствовала себя ближе к нему.
Однажды она заснула под балдахином звезд, и ее мать, испуганная исчезновением дочери из ее комнаты, в предрассветный час нашла ее во дворе, когда небеса начали светлеть. Вместо того, чтобы поспешить во двор ругать дочь, она приготовила чай, принесла на подносе и, сев рядом с дочерью, мягко разбудила ее. Они сидели вместе, пили чай, и смотрели на восход солнца. Тогда она впервые поговорили о разводе и ее отце без злобы и горечи, вспомнили все счастливые события, какие смогли. Мать убедила ее в том, что в разводе нет ее вины. И, хотя они решили, что больше не могут жить вместе, ее родители до сих пор по–своему любили друг друга. Так что для нее было здорово любить их обоих.
Через год ее мать умерла, и Кэтрин уехала к отцу. Они садились вечерами, смотрели на звезды, и она рассказывала отцу о прошедшем дне. Когда на его глазах появлялись слезы, он вытирал их рукой и на мгновение в сиянии тех же самых неизменных звезд она чувствовала, что ее семья снова вместе.
Хотя сейчас ее отец тоже был мертв, каждый раз, когда она смотрела на звезды, она могла чувствовать присутствие и любовь обоих своих родителей. И это продолжалось, пока она путешествовала среди звезд.
Резкий голос компьютерной системы ворвался в ее грезы.
— Приближаемся к зоне перехода, квадрант 102, координаты: 07/ 48/16 через десять минут, — объявил бортовой компьютер.
— Принято.
Сакай начала готовиться к прыжку в обычный космос и проинструктировала компьютер установить контакт с зоной перехода. Она начала рутинный процесс выхода с большей, чем обычно осторожностью. Ей предстояло выйти в обычный космос через древнейшую из когда–либо обнаруженных зон перехода. В Universal Terraform ее возраст определили примерно в шесть тысяч лет. Хотя все первоначальные зоны перехода были построены на тысячелетия, они могли быть непредсказуемы в обращении, и ей суждено было стать первым человеком, прошедшим через эту. Сакай просмотрела данные с автоматического исследовательского корабля, обнаружившего эту зону перехода и богатую минералами планету около нее. Эти показания не содержали ничего необычного, но Сакай по опыту знала, что на это нельзя полагаться. Каждый прыжок через такую древнюю зону перехода был уникален, и ничто не могло полностью подготовить пилота ко всем неожиданностям. О строителях древнейших зон перехода ничего не было известно — за исключением того, что удалось выяснить при изучении самих зон. Древние были высокоразвитой расой, талантливыми инженерами. Первые зоны перехода они построили, вероятно, более семи тысяч лет назад и, видимо, процветали, как межзвездная цивилизация, примерно 4–5 тыс. лет после этого, а потом исчезли, оставив после себя лишь систему зон перехода. Никаких других следов их цивилизации не было найдено.
Некоторые современные инопланетные цивилизации, такие, как минбарцы и центавриане, наткнулись на зоны перехода во внешних областях своих солнечных систем, исследуя их на своих первых субсветовых звездолетах. Заполучив незашифрованные комплексные коды, необходимые для активизации зон перехода, они стали исследовать гиперпространство в попытке создать карту сети переходов.
Но гиперпространство доказало, что в нем чрезвычайно трудно ориентироваться, и многие из первых кораблей погибли. Те же, кто уцелел, открыли, что определение координат выхода из гиперпространства — чрезвычайно сложная задача. Стала развиваться сеть единообразных маяков для помощи кораблям в определении местоположения зон перехода в хаосе гиперпространства. Никто не знал, каким образом древние осуществляли навигацию в своей сети зон, но, казалось, они не использовали маяков, так что стало ясно, что процесс поиска всех зон перехода древней сети может затянуться на тысячелетия, на которые эти зоны и были рассчитаны. Пока никто не мог предложить более надежного метода поиска, чем слепая удача.
Следующим шагом стало определение принципа работы зон перехода для строительства новых. С этого момента начались поиски квантия–40 для того, чтобы построить и контролировать как можно больше зон перехода. Рассчитывающие на торговлю центавриане стали искать миры, подобные Земле, которым не посчастливилось обнаружить подходящую древнюю зону перехода в своей системе, и продавали им доступ к собственным зонам. Но человечество быстро выяснило, как строить свои зоны перехода и корабли с гиперпространственными двигателями, и окончательно вступило в межзвездное сообщество в качестве равноправного партнера.
— Приближаемся к точке перехода, — объявил компьютер, — Приготовиться к прыжку в нормальное пространство.
— Принято, — ответила Сакай, позволяя компьютеру контролировать процесс по стандартным программам, но готовая в случае необходимости взять управление на себя.
— Начинаем переход.
На мгновение показалось, что рубка вращается вокруг нее на бешеной скорости. Потом на краткий миг Вселенная удлинилась — оба, и она и ее корабль, были растянуты в цепочку атомов неопределенной длины, — потом схлопнулась до привычного объема и „Скадэнсер” начал дрожать. Спустя две секунды, она увидела звезды, и „Скайдэнсер” плавно выплыл в обычное пространство.
— Милый переход, — сказала она, переключаясь на ручное управление, — неплохая зона. Может, она могла бы быть получше отрегулирована, но прыжок все равно был удачным.
— Хорошо, — сказала она, думая о предстоящем задании.
Бело–голубая звезда UTC45 ярко сияла в верхней части кокпита. Эта зона перехода располагалась ближе к центру системы, чем многие другие, оставленные древними. Она рассчитала направление, чтобы осторожно вывести „Скайдэнсер” на орбиту планеты UTC45–03А, кодовое имя Имир.
— Компьютер, зафиксировать цель.
„Скайдэнсер” рассчитал новый курс, и Имир качнулся в поле зрения. Это должна быть обычная планета 4–го класса: скалистый и ужасный красно–коричневый мир, без воды на поверхности. Просто множество скалистых горных хребтов и глубоких протяженных каньонов и расселин, покрытых тонкой, большей частью прозрачной, атмосферой. Ничего особо интересного, кроме случайных вулканических извержений и, конечно, надежды на обнаружение Q–40. Вот что должно было там находиться.
Но что–то было не так с планетой UTC45–03A. То, что она увидела, было гладкой, красно–коричневой сферой без каких–либо признаков поверхности вовсе. С атмосферой что–то было неладно. Что–то совсем не то.
— Компьютер, данные со сканеров дальнего действия. Проверить любые сигналы о признаках разумной жизни на поверхности или на орбите.
Незачем спешить туда, где могли быть неизвестные инопланетяне. Этот урок она выучила в первую очередь.
— Результат отрицательный. Никаких признаков энергетических систем, структур или движения, характерного для разумной жизни.
— Увеличить скорость до безопасного предела, и изменить координаты орбиты на следующие стандартные координаты высокой орбиты.
— Принято.
Двигатели „Скайдэнсера” взревели, и Сакай вжало в спинку сидения, когда небольшой корабль понесся по направлению к планете.
— Компьютер, доложить об атмосферных условиях, особенно об аномальных явлениях, обобщить и доложить результат.
— Необычно высокий уровень взвешенных в атмосфере планетарных частиц. Температура на поверхности на 1.43 отличается от нормы, что привело к парниковому эффекту.
Это не был тот мир, о котором говорилось в докладе. Не та планета, которую автоматический исследовательский зонд посетил восемь месяцев назад. С растущим недоверием Сакай строила новые профили Имира на основании поступавших данных.
— Компьютер, показать химический состав этих частиц.
Но она догадывалась об ответе еще до того, как данные появились на экране — это была пыль. Тонкие удушающие облака пыли, которые достигали стратосферы, видимо, покрывая всю планету от полюса до полюса.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41