С ними бы он ртом на заду не отделался.
— Да уж, — развеселился Роберт. — Могу себе представить их трактовки.
— Прекратите! — оборвал нас Грюнштайн, ожёг гневным взглядом. — С именем Отречённого Злотворителя не шутят! Он стал величайшей бедой и горем всего Альянса. Даже верховный предстоятель не в силах был ему воспротивиться. Альянс спасли сами Великие Решатели, избавили нас от участи страшнее смерти.
— Дитрих, — спросила я, — а где живут Великие Решатели?
— В Надмирье Пречистом, куда невозможно войти обычным волшебникам. Мы слишком грубы и тяжелы для мира тонких энергий. Лишь верховные правители могут попасть туда на краткий срок по благости Предрешателей, дабы испить глоток их мудрости.
Прокомментировать эту выспренность я не успела — в сумке запиликал мобильник. Поликарпов закончил тренировку и хотел похвастаться результатами.
* * *
Братья Грюнштайны очень похожи, только у старшего волосы каштановые с рыжими прядями. Ипостась — ягуар. По-русски Эрик говорит бегло, но с сильным акцентом.
Мы все пятеро ужинаем в отдельном кабинете китайского ресторана. Эрик настолько возмущён, что какая-то жирная обезьянышня и презренный кровохлёб осмеливаются, как ни в чём ни бывало, сидеть в присутствии кудесника, что даже есть не может, хотя после тренировки наверняка проголодался до полуобморока.
С Поликарповым мы говорим на «вы» и по отчеству, держимся как люди малознакомые и связанные только служебными отношениями — так оказалось легче нам обоим. Бывший серодвороц Роберт ведёт себя с подчёркнутым безразличием равновесного соединника. У вампиров свои представления о чести и достоинстве, а потому разорванную дружбу они считают несоизмеримо большим позором, чем знакомство с наказателем.
Эрик на Поликарпова смотрит как на икону. Тот делает вид, что ничего не замечает, но чувствует себя неловко и потому сердится. Роберт зол и напряжён. Если общество вампира Эрик ещё согласен терпеть, то на простокровку смотрит с брезгливым отвращением и цедит сквозь зубы уничижительно холодную вежливость. Выглядит при этом альянсовец нелепо до карикатурности, смотреть на его чванство смешно. Я прикусываю губу, но скрыть улыбку не получается, и Грюнштайн-старший едва не дымится от ярости. Дитрих смотрит на него умоляющим взглядом.
«— Роберт», — спрашиваю я, «— в Альянсе настолько жёсткая кастовая система?»
«— Не хуже, чем в средневековой Индии. Но в Альянсе не только касты как таковые. Там всё гораздо сложнее… На самой низшей, первой ступени находятся человеки. Следующий уровень — эстрансанги или, как их чаще называют, грязнокровки, волшебнородные потомки смешанных браков. При этом надо помнить, что нормой считаются союзы магов и перекидней, старших волшебников и высших хелефайев, младших волшебников и рядовых хелефайев. Мезальянсы типа «хелефайский аристократ — ведьма» или «волхва — простой хелефайя» не приветствуются, но и не осуждаются. Происхождению матери придаётся большее значение, чем отцовскому. Потомков от брака аристократки с плебеем примут в высшем обществе, а детей аристократа и плебейки — нет. Брак человеков и волшебников считается нормой при условии, что человеки постоянно живут в большом мире. Союз с потайничными поселенцами невозможен».
«— Интересная закономерность», — отметила я. «— Человеков везде пытаются делить на большемирских и тех, кто живёт в мире волшебном, причём волшебномирских всегда стараются ограничить в правах».
«— После низших каст идут мелкие», — продолжил Роберт. «— Третья ступень — вампиры. Четвёртая — перевертни. Пятая — стихийники. Теперь высокие касты. На шестой ступени находятся маги и перекидни младших волшебнических рангов и рядовые хелефайи, самая привилегированная раса искусственников. Седьмая — старшие волшебники и хелефайская аристократия. Над ними находится высшая каста, восьмая ступень — кудесники и чародеи. Девятая, наивысшая — чаротворцы. Но это ещё не всё. Внутри каждой ступени есть подуровни в виде принадлежности к аристократии, степени чистокровности, должностного звания и прочей дребедени. Причём в зависимости от ситуации происхождение может перевесить все чины и ступени, а может быть и наоборот, когда должность перевешивает и происхождение, и кастовую принадлежность. Одно всегда неизменно — высшие маги и перекидни находятся вне категорий. Они наиболее влиятельная часть общества, которая обладает правом исключительности и стоит над обычаем и законом».
«— Могу себе представить, каков тогда статус чаротворцев», — ответила я.
«— Их очень мало. Они самовластно правят Альянсом и этим всё сказано».
«— Теперь понятно, почему Эрик так почтителен с Поликарповым. Дело не только в благодарности, но и в статусе».
«— Да», — согласился Роберт. «— Кудесник ещё туда-сюда, а с чародеем он бы от пиетета и говорить не смог. Для бедняги стало слишком громадным потрясением, что высший приехал за тридевять земель специально ради того, чтобы обучить какого-то лагвяна, да ещё мелкой касты».
У меня запиликал мобильник. Павел прислал эсэмэску. Вопрос с нарушением Уложения о высшей мудрости решался легко — надо всего лишь наделить Эрика истинным именем, и Департаменту магоресурсов он станет неподсуден.
Поликарпов помрачнел.
— Я могу стать назывателем только для серодворца, — сказал он Эрику виновато. — Это скреплено первоосновной клятвой. Прости.
— Что вы, учитель! — испугался извинений Эрик. — Не надо… Я и без того ваш вечный должник. Ваш слуга.
Он хотел поцеловать Поликарпову руку, но тот отстранился.
— В Троедворье таких привычек даже в азиатских регионах нет, — хмуро сказал кудесник.
— Дитрих, — спросила я, — у вас действительно истинное имя ценится столь высоко?
— Намного выше, чем в Троедворье. Несоизмеримо выше.
— Но ведь у вас почти никто не умеет видеть чакры, — усомнилась я.
— Истинника легко узнать и без этого. У нас истинное имя — редкость. Оно даже не у всех чаротворцев есть, не говоря уже о кудесниках. У вас же высших наделяют истинным именем в обязательном порядке. Да и всех прочих снабжают им слишком часто, чтобы люди по-настоящему могли оценить его величайшую ценность.
Я вздохнула. Какое-то всеобщее помешательство с этими истинными именами, от которых ровным счётом никакого реального толка. Ну да это заботы магородных. Гораздо важнее, что истинное имя защитит Эрика от претензий департамента.
— Силой и властью изначалия, — на ладони у меня засияли «звезда Хаоса» и «розы» первооснов, — нарекаю Эрику фон Грюнштайну истинное имя Мартин. Дитриху фон Грюнштайну нарекаю истинное имя Альберт.
Чакры у братьев на мгновение сжались и раскрылись уже восьмилепестковыми. Всё в порядке. Я развеяла «звезду» и «розы».
— А Дитриху-то имя зачем? — удивился Поликарпов. — Ему учиться высшему мастерству письменно разрешил сам верховный предстоятель. Знал, что в Троедворье без этого не обойдёшься.
— Для страховки. Теперь, даже если предстоятель отменит собственное разрешение, ничего не сможет с Дитрихом поделать.
— Тоже верно, — согласился Поликарпов. — С именем будет безопаснее.
— Почему Альберт? — ошарашено пролепетал Грюнштайн-младший.
— Вы ведь сами говорили, что это имя вам нравится больше, чем Дитрих.
Грюнштайн-старший с безразличным видом ковырялся палочками в тарелке. В имянаречение он не поверил, но, поскольку учитель не посчитал нужным одёргивать простокровку, Эрик делал вид, что ничего не произошло.
— Для истинного наречения нельзя брать бытовое прозванье, — возразил Дитрих. — Только лишённый смысла звукоряд, который придумает называтель.
— Не обязательно, — ответил Поликарпов. — Люцин означает «светлый». Имя его назывателя Дидлалий, это соединение имён Дид и Лала. В дохристианскую эпоху так звали супружескую пару младших богов, которые покровительствовали домашнему очагу. Их культ был особенно распространён в новгородских землях, где и проходил церемонию имянаречения белодворский большак. Есть у нас и Темнокрасы, и Серовзоры, и Кызылгюли. Множество осмысленных имён на разных языках как для мужчин, так и для женщин.
— Но все они — придуманные! Ни одно из них не используется в простеньском мире как бытовое.
— Да, — вынужден был согласиться Поликарпов. — Но это традиция, а не закон. При желании истинными именами можно сделать бытовые прозвания Мартин и Альберт. Кстати, Нина Витальевна, почему Мартин?
— Потому что сейчас идёт март месяц. У меня не особо богатое воображение, увы.
— Имя красивое, — ответил Поликарпов.
Грюнштайн-старший зло отшвырнул палочки.
— Учитель, это возмутительно! Чтобы какая-то простокровка издевалась над священнейшей церемонией…
— Мартин, Хорса — не только истинница, но и мастер имён. Она может проводить наречение так, как ей заблагорассудится. К сожалению, Нина Витальевна невысоко ценит истинные имена, но это беда всех самоназванцев.
— Учитель? — Грюншайн смотрел на Поликарпова с обидой и недоверием.
— Я совершенно серьёзен, мальчик. Посмотри на её чакры и сам всё увидишь. А на будущее запомни — сканировать на дополнительных режимах надо любой новый объект, который попадет в твоё поле восприятия. Нина Витальевна, встаньте, пожалуйста.
Я поднялась со стула — Грюнштайн ещё слишком неопытен, чтобы сосканировать ауру сидящего людя. Побледнел от увиденного Грюнштайн резко и сильно — комбинации гойдо-начертатель-палач никак не ждал.
Вскочил со стула и Поликарпов, схватил меня за плечо.
— Ты что сделала?!
Я стряхнула его руку.
— Сядь.
Он подчинился. Заметил активированную нижнебрюшную чакру и Роберт.
— Зачем? — спросил он звенящим от напряжения голосом.
— Хотя бы затем, что теперь мне никогда и никого не придётся просить о прощальном милосердии. Это, герр фон Грюнштайн, — пояснила я Эрику, — когда добивают безнадёжно раненых, таких, что даже на озомбачку не годятся.
— Учитель? — растеряно переспросил Грюнштайн.
— Война жестока, Мартин. Зачастую смерть там милосердней жизни.
— Ты спятила? — разъярённый Роберт вскочил со стула. — «Вольная смерть» лишает возрождения. Теперь озомбачка невозможна, если тебя убьют, то уже навсегда, ты это соображаешь?! Зачем, Хорса? Из-за Люськи с Вероникой? Да засранки и плевка твоего не стоят!
— В том числе и ради них, — ответила я как могла ровно и спокойно. — И ради тебя. И ради Егора. Ради моих родителей. Слишком много в одуревшем от убийств Троедворье людей, которым небезразлична моя жизнь. А Люцин никогда не брезговал грязными играми вроде взятия заложников. Но это не тема для разговора при посторонних. Поэтому сядь и не ори. Дома всё обсудим.
— Егор тоже взял себе «вольную смерть»?
— Да.
Я села, выдернула из высокой керамической чашки новые палочки и подцепила кусочек мяса.
Сел Роберт, нервно разгладил салфетку и спросил ровным бесцветным голосом:
— Как ты активировала чакру?
— Упражнениями, предназначенными для регулирования сердечного тонуса. Широко известный комплекс «Восьмивратный терем», который есть почти в каждом незнанническом учебнике по динамическому цигуну. Покончить с собой, остановив сердце, легче и надёжнее всего. Да и безболезненно — так и ниндзя делали, и славянские витязи-волоховщики.
— Это простеньская разработка, — не поверил Поликарпов. — Она требует многолетних тренировок.
— Если делать «Терем» на основице, то да. Я занималась в нигдении. Там на овладение техникой требуется не больше месяца.
— Какой же Люцин дурак, — сказал Поликарпов, — что так долго недооценивал человеческую изобретательность. Чего стоит одна твоя идея спрятать «стиратель душ» в проточной воде унитазного бачка. Теперь вот это… Как ты вообще додумалась заниматься в нигдении цигуном, который основан на использовании энерготоков Земли?
— Но ведь сработало.
— Нина, зачем? — повторил Роберт.
— Мне нужна полная свобода действий. Теперь Люцину прижать меня нечем.
Роберт спрятал лицо в ладонях.
— Пора на самолёт, — напомнила я.
— Простите, — сказал Дитрих, — но что с Эриком? Разве он не едет в Троедворье?
— Нет, — ответила я. — Разрешения Люцин так и не дал. Иначе Сергею Ивановичу не было бы смысла сюда лететь. В Троедворье оборотней и без него хватает.
Поликарпов дёрнулся как от удара.
— Ну ты и стерва, — сказал он. — Могла всё с самого начала рассказать? Или думаешь, я бы отказался?
Роберт презрительно покривил губы.
— Я думаю, ты не дал бы ей и слова сказать, о чём бы ни шла речь.
— Ложь! — гневно сверкнул глазами Поликарпов.
— Разве? — саркастично усмехнулся Роберт.
Грюнштайны смотрели на разборку с недоумением и испугом.
— Дома доругаетесь, — оборвала я. — Поехали.
— Час пик, — сказал Дитрих. — Вы не успеете, все трассы забиты. Я открою вам телепорт.
— Нет, — покачал головой Поликарпов. — Идёт хнотическая буря. Портальный коридор будет нестабильным.
— Учитель, здесь нет нужды экономить магию, — ответил Эрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71
— Да уж, — развеселился Роберт. — Могу себе представить их трактовки.
— Прекратите! — оборвал нас Грюнштайн, ожёг гневным взглядом. — С именем Отречённого Злотворителя не шутят! Он стал величайшей бедой и горем всего Альянса. Даже верховный предстоятель не в силах был ему воспротивиться. Альянс спасли сами Великие Решатели, избавили нас от участи страшнее смерти.
— Дитрих, — спросила я, — а где живут Великие Решатели?
— В Надмирье Пречистом, куда невозможно войти обычным волшебникам. Мы слишком грубы и тяжелы для мира тонких энергий. Лишь верховные правители могут попасть туда на краткий срок по благости Предрешателей, дабы испить глоток их мудрости.
Прокомментировать эту выспренность я не успела — в сумке запиликал мобильник. Поликарпов закончил тренировку и хотел похвастаться результатами.
* * *
Братья Грюнштайны очень похожи, только у старшего волосы каштановые с рыжими прядями. Ипостась — ягуар. По-русски Эрик говорит бегло, но с сильным акцентом.
Мы все пятеро ужинаем в отдельном кабинете китайского ресторана. Эрик настолько возмущён, что какая-то жирная обезьянышня и презренный кровохлёб осмеливаются, как ни в чём ни бывало, сидеть в присутствии кудесника, что даже есть не может, хотя после тренировки наверняка проголодался до полуобморока.
С Поликарповым мы говорим на «вы» и по отчеству, держимся как люди малознакомые и связанные только служебными отношениями — так оказалось легче нам обоим. Бывший серодвороц Роберт ведёт себя с подчёркнутым безразличием равновесного соединника. У вампиров свои представления о чести и достоинстве, а потому разорванную дружбу они считают несоизмеримо большим позором, чем знакомство с наказателем.
Эрик на Поликарпова смотрит как на икону. Тот делает вид, что ничего не замечает, но чувствует себя неловко и потому сердится. Роберт зол и напряжён. Если общество вампира Эрик ещё согласен терпеть, то на простокровку смотрит с брезгливым отвращением и цедит сквозь зубы уничижительно холодную вежливость. Выглядит при этом альянсовец нелепо до карикатурности, смотреть на его чванство смешно. Я прикусываю губу, но скрыть улыбку не получается, и Грюнштайн-старший едва не дымится от ярости. Дитрих смотрит на него умоляющим взглядом.
«— Роберт», — спрашиваю я, «— в Альянсе настолько жёсткая кастовая система?»
«— Не хуже, чем в средневековой Индии. Но в Альянсе не только касты как таковые. Там всё гораздо сложнее… На самой низшей, первой ступени находятся человеки. Следующий уровень — эстрансанги или, как их чаще называют, грязнокровки, волшебнородные потомки смешанных браков. При этом надо помнить, что нормой считаются союзы магов и перекидней, старших волшебников и высших хелефайев, младших волшебников и рядовых хелефайев. Мезальянсы типа «хелефайский аристократ — ведьма» или «волхва — простой хелефайя» не приветствуются, но и не осуждаются. Происхождению матери придаётся большее значение, чем отцовскому. Потомков от брака аристократки с плебеем примут в высшем обществе, а детей аристократа и плебейки — нет. Брак человеков и волшебников считается нормой при условии, что человеки постоянно живут в большом мире. Союз с потайничными поселенцами невозможен».
«— Интересная закономерность», — отметила я. «— Человеков везде пытаются делить на большемирских и тех, кто живёт в мире волшебном, причём волшебномирских всегда стараются ограничить в правах».
«— После низших каст идут мелкие», — продолжил Роберт. «— Третья ступень — вампиры. Четвёртая — перевертни. Пятая — стихийники. Теперь высокие касты. На шестой ступени находятся маги и перекидни младших волшебнических рангов и рядовые хелефайи, самая привилегированная раса искусственников. Седьмая — старшие волшебники и хелефайская аристократия. Над ними находится высшая каста, восьмая ступень — кудесники и чародеи. Девятая, наивысшая — чаротворцы. Но это ещё не всё. Внутри каждой ступени есть подуровни в виде принадлежности к аристократии, степени чистокровности, должностного звания и прочей дребедени. Причём в зависимости от ситуации происхождение может перевесить все чины и ступени, а может быть и наоборот, когда должность перевешивает и происхождение, и кастовую принадлежность. Одно всегда неизменно — высшие маги и перекидни находятся вне категорий. Они наиболее влиятельная часть общества, которая обладает правом исключительности и стоит над обычаем и законом».
«— Могу себе представить, каков тогда статус чаротворцев», — ответила я.
«— Их очень мало. Они самовластно правят Альянсом и этим всё сказано».
«— Теперь понятно, почему Эрик так почтителен с Поликарповым. Дело не только в благодарности, но и в статусе».
«— Да», — согласился Роберт. «— Кудесник ещё туда-сюда, а с чародеем он бы от пиетета и говорить не смог. Для бедняги стало слишком громадным потрясением, что высший приехал за тридевять земель специально ради того, чтобы обучить какого-то лагвяна, да ещё мелкой касты».
У меня запиликал мобильник. Павел прислал эсэмэску. Вопрос с нарушением Уложения о высшей мудрости решался легко — надо всего лишь наделить Эрика истинным именем, и Департаменту магоресурсов он станет неподсуден.
Поликарпов помрачнел.
— Я могу стать назывателем только для серодворца, — сказал он Эрику виновато. — Это скреплено первоосновной клятвой. Прости.
— Что вы, учитель! — испугался извинений Эрик. — Не надо… Я и без того ваш вечный должник. Ваш слуга.
Он хотел поцеловать Поликарпову руку, но тот отстранился.
— В Троедворье таких привычек даже в азиатских регионах нет, — хмуро сказал кудесник.
— Дитрих, — спросила я, — у вас действительно истинное имя ценится столь высоко?
— Намного выше, чем в Троедворье. Несоизмеримо выше.
— Но ведь у вас почти никто не умеет видеть чакры, — усомнилась я.
— Истинника легко узнать и без этого. У нас истинное имя — редкость. Оно даже не у всех чаротворцев есть, не говоря уже о кудесниках. У вас же высших наделяют истинным именем в обязательном порядке. Да и всех прочих снабжают им слишком часто, чтобы люди по-настоящему могли оценить его величайшую ценность.
Я вздохнула. Какое-то всеобщее помешательство с этими истинными именами, от которых ровным счётом никакого реального толка. Ну да это заботы магородных. Гораздо важнее, что истинное имя защитит Эрика от претензий департамента.
— Силой и властью изначалия, — на ладони у меня засияли «звезда Хаоса» и «розы» первооснов, — нарекаю Эрику фон Грюнштайну истинное имя Мартин. Дитриху фон Грюнштайну нарекаю истинное имя Альберт.
Чакры у братьев на мгновение сжались и раскрылись уже восьмилепестковыми. Всё в порядке. Я развеяла «звезду» и «розы».
— А Дитриху-то имя зачем? — удивился Поликарпов. — Ему учиться высшему мастерству письменно разрешил сам верховный предстоятель. Знал, что в Троедворье без этого не обойдёшься.
— Для страховки. Теперь, даже если предстоятель отменит собственное разрешение, ничего не сможет с Дитрихом поделать.
— Тоже верно, — согласился Поликарпов. — С именем будет безопаснее.
— Почему Альберт? — ошарашено пролепетал Грюнштайн-младший.
— Вы ведь сами говорили, что это имя вам нравится больше, чем Дитрих.
Грюнштайн-старший с безразличным видом ковырялся палочками в тарелке. В имянаречение он не поверил, но, поскольку учитель не посчитал нужным одёргивать простокровку, Эрик делал вид, что ничего не произошло.
— Для истинного наречения нельзя брать бытовое прозванье, — возразил Дитрих. — Только лишённый смысла звукоряд, который придумает называтель.
— Не обязательно, — ответил Поликарпов. — Люцин означает «светлый». Имя его назывателя Дидлалий, это соединение имён Дид и Лала. В дохристианскую эпоху так звали супружескую пару младших богов, которые покровительствовали домашнему очагу. Их культ был особенно распространён в новгородских землях, где и проходил церемонию имянаречения белодворский большак. Есть у нас и Темнокрасы, и Серовзоры, и Кызылгюли. Множество осмысленных имён на разных языках как для мужчин, так и для женщин.
— Но все они — придуманные! Ни одно из них не используется в простеньском мире как бытовое.
— Да, — вынужден был согласиться Поликарпов. — Но это традиция, а не закон. При желании истинными именами можно сделать бытовые прозвания Мартин и Альберт. Кстати, Нина Витальевна, почему Мартин?
— Потому что сейчас идёт март месяц. У меня не особо богатое воображение, увы.
— Имя красивое, — ответил Поликарпов.
Грюнштайн-старший зло отшвырнул палочки.
— Учитель, это возмутительно! Чтобы какая-то простокровка издевалась над священнейшей церемонией…
— Мартин, Хорса — не только истинница, но и мастер имён. Она может проводить наречение так, как ей заблагорассудится. К сожалению, Нина Витальевна невысоко ценит истинные имена, но это беда всех самоназванцев.
— Учитель? — Грюншайн смотрел на Поликарпова с обидой и недоверием.
— Я совершенно серьёзен, мальчик. Посмотри на её чакры и сам всё увидишь. А на будущее запомни — сканировать на дополнительных режимах надо любой новый объект, который попадет в твоё поле восприятия. Нина Витальевна, встаньте, пожалуйста.
Я поднялась со стула — Грюнштайн ещё слишком неопытен, чтобы сосканировать ауру сидящего людя. Побледнел от увиденного Грюнштайн резко и сильно — комбинации гойдо-начертатель-палач никак не ждал.
Вскочил со стула и Поликарпов, схватил меня за плечо.
— Ты что сделала?!
Я стряхнула его руку.
— Сядь.
Он подчинился. Заметил активированную нижнебрюшную чакру и Роберт.
— Зачем? — спросил он звенящим от напряжения голосом.
— Хотя бы затем, что теперь мне никогда и никого не придётся просить о прощальном милосердии. Это, герр фон Грюнштайн, — пояснила я Эрику, — когда добивают безнадёжно раненых, таких, что даже на озомбачку не годятся.
— Учитель? — растеряно переспросил Грюнштайн.
— Война жестока, Мартин. Зачастую смерть там милосердней жизни.
— Ты спятила? — разъярённый Роберт вскочил со стула. — «Вольная смерть» лишает возрождения. Теперь озомбачка невозможна, если тебя убьют, то уже навсегда, ты это соображаешь?! Зачем, Хорса? Из-за Люськи с Вероникой? Да засранки и плевка твоего не стоят!
— В том числе и ради них, — ответила я как могла ровно и спокойно. — И ради тебя. И ради Егора. Ради моих родителей. Слишком много в одуревшем от убийств Троедворье людей, которым небезразлична моя жизнь. А Люцин никогда не брезговал грязными играми вроде взятия заложников. Но это не тема для разговора при посторонних. Поэтому сядь и не ори. Дома всё обсудим.
— Егор тоже взял себе «вольную смерть»?
— Да.
Я села, выдернула из высокой керамической чашки новые палочки и подцепила кусочек мяса.
Сел Роберт, нервно разгладил салфетку и спросил ровным бесцветным голосом:
— Как ты активировала чакру?
— Упражнениями, предназначенными для регулирования сердечного тонуса. Широко известный комплекс «Восьмивратный терем», который есть почти в каждом незнанническом учебнике по динамическому цигуну. Покончить с собой, остановив сердце, легче и надёжнее всего. Да и безболезненно — так и ниндзя делали, и славянские витязи-волоховщики.
— Это простеньская разработка, — не поверил Поликарпов. — Она требует многолетних тренировок.
— Если делать «Терем» на основице, то да. Я занималась в нигдении. Там на овладение техникой требуется не больше месяца.
— Какой же Люцин дурак, — сказал Поликарпов, — что так долго недооценивал человеческую изобретательность. Чего стоит одна твоя идея спрятать «стиратель душ» в проточной воде унитазного бачка. Теперь вот это… Как ты вообще додумалась заниматься в нигдении цигуном, который основан на использовании энерготоков Земли?
— Но ведь сработало.
— Нина, зачем? — повторил Роберт.
— Мне нужна полная свобода действий. Теперь Люцину прижать меня нечем.
Роберт спрятал лицо в ладонях.
— Пора на самолёт, — напомнила я.
— Простите, — сказал Дитрих, — но что с Эриком? Разве он не едет в Троедворье?
— Нет, — ответила я. — Разрешения Люцин так и не дал. Иначе Сергею Ивановичу не было бы смысла сюда лететь. В Троедворье оборотней и без него хватает.
Поликарпов дёрнулся как от удара.
— Ну ты и стерва, — сказал он. — Могла всё с самого начала рассказать? Или думаешь, я бы отказался?
Роберт презрительно покривил губы.
— Я думаю, ты не дал бы ей и слова сказать, о чём бы ни шла речь.
— Ложь! — гневно сверкнул глазами Поликарпов.
— Разве? — саркастично усмехнулся Роберт.
Грюнштайны смотрели на разборку с недоумением и испугом.
— Дома доругаетесь, — оборвала я. — Поехали.
— Час пик, — сказал Дитрих. — Вы не успеете, все трассы забиты. Я открою вам телепорт.
— Нет, — покачал головой Поликарпов. — Идёт хнотическая буря. Портальный коридор будет нестабильным.
— Учитель, здесь нет нужды экономить магию, — ответил Эрик.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71