Сама виновата: зачем вообще с ним связалась? Чем дальше, тем больше об этом жалеет.
— Идем? — напомнил о себе Саша.
Глядя на лицо Ники, он подумал, что, возможно, зря все это затеял. Он никогда не встречал таких девушек и не знал, как с ними себя вести. Она не просто выглядит порядочной: нет, Ника — действительно порядочная и интеллигентная. Если бы не амнезия, она бы никогда не перемолвилась с Сашей и словом: она принадлежит совершенно другому миру. И сейчас ее держит на месте только растерянность. Ника не понимает, что с ней происходит, боится, и лишь потому никуда не уходит от них. Стоит один раз напугать — и все…
Непросто будет заставить Нику играть роль приманки. Тогда что с ней делать? Какую пользу извлечь? Отдать на растерзание Мишане и забыть? Или, может, подсадить на иглу? Попробовав наркотика, она быстро станет такой же, как все. А что, это очень правильная мысль. Красоту утратит не сразу, некоторые, наоборот, поначалу прямо-таки расцветают. Пока сделается страшной, уже успеет отработать все затраты…
Они вышли на улицу. Саша, заткнув уши наушниками плеера, в которых орало что-то немузыкальное, бездумно глазел по сторонам, но при этом крепко держал Нику под руку, будто девушка собиралась от него убежать. Сели на скамейку перед домом и замолчали. Не о чем им разговаривать.
Вскоре появился Мишаня. Компания снялась с места и медленно поплелась в сторону Невского. Подозрительные старушки во дворе проводили их обычными недобрыми взглядами. Саша злобно щурился на них исподлобья. Мишаня тоже обратил внимание:
— Знали бы кому — обязательно бы заложили, гадины…
Они шли через какие-то узкие переулки, грязные и кривые, каких полно здесь, в промзоне Центрального района. Вышли к не самой ближней от дома остановке и сели на автобус. Зачем-то сделали пересадку. Приехали на Васильевский остров, и тут уже Ника раздраженно прошипела:
— К чему все эти шпионские игры? Можно подумать, за нами кто-то следит.
— А вдруг следит, — с умным лицом предположил Мишаня. — Мы же на дело идем…
— Если следит, его твои манипуляции не собьют. Подумаешь — пересесть с автобуса на автобус! Только устанем больше — вот и весь эффект.
— А что ты предлагаешь?!
— Не играть в шпионов, вам уже не по пять лет…
Саша покосился на презрительно скривившуюся Нику. Что бы там ни было, а она права. Зачем все эти дурацкие меры предосторожности, кому они нужны?
Они медленно двигались от метро в сторону Андреевского рынка. Уже в густых сумерках, не замедляя шага, Мишаня тихо кивнул на дом дореволюционной постройки, мимо которого шли: форточка одного из неосвещенных окон на высоком первом этаже была приоткрыта.
— Здесь. Сегодня суббота. Видимо, хозяева на даче, потому что вчера все так же было открыто, а свет не горел весь вечер. И утром никто не вышел. Ждем, пока стемнеет окончательно, и полезем. Пойдем, пива пока что купим.
Они взяли пива и сели на скамеечку. Отсюда хорошо было видно интересующее их окно.
— Видишь, — Саша сделал порядочный глоток и кивнул на окно: — Высоко. Но мы тебя подсадим до форточки. Бить стекло нельзя — слишком много ушей. Ты хоть и не худая, как Аленка, но небольшая, в форточку определенно поместишься. Залезешь, только аккуратно. Потом, никуда не отходя, откроешь нам окно — вот и все.
— Почему «не отходя»? — удивилась Ника.
— Да потому, что я тебе еще не доверяю, — Саша ухмыльнулся ей в лицо. — Сначала я тебя проверю, насколько ты действительно наш человек. Обычно основная группа через дверь входит, но, если послать тебя открывать дверь, вдруг ты по пути позвонишь ментам?
А то Ника не найдет возможности им позвонить!
— Считай это началом своей карьеры, — снова улыбнулся ей Саша. Подумал: «Наркотики. Надо посадить ее на иглу. Как же я раньше не догадался!»
Она огляделась по сторонам. По пешеходной зоне гуляли люди. Саша правильно понял ее взгляд:
— Не бойся, после полуночи тут довольно тихо. Пока ты лезешь, мы постоим на стреме, последим, чтобы никто не шастал.
Неужели именно за этим она им нужна? С ее габаритами много куда можно пролезть — особенно теперь, когда она так похудела. Но Алена куда более тощая и спортивная. Наверное, Саше нужна еще одна подельница. Профессиональная квартирная воровка. Кажется, это называется фармазонщица. Или фармазонка.
Интересно, знает ли Алена? Она Нике глаза выцарапает, если узнает, что новенькая отбивает ее хлеб. Или, может, она собралась в декрет?!
Время тянулось медленно, пива было много, у Ники, отчаянно пытавшейся «залить» совесть и страх, кружилась голова. Постепенно темные улицы обезлюдели, погас свет во многих окнах, перестали работать уличные кафе — похоже, полночь незаметно миновала. Саша поднялся со скамейки, привычно взял девушку под руку:
— Пойдем, прогуляемся вокруг.
Они шли спокойно, неторопливо, но нервы у Ники были натянуты. Звук их шагов отдавался от стен и улетал в темные арочные пролеты. Там, за пролетами, их ждала все та же темнота и пустота. Ни души. Ника недоверчиво косилась в эту темноту: она привыкла, что там всегда есть кто-то живой. Она знала это — и все тут.
— Боишься? — нарушил молчание Саша.
— Чего мне бояться, — Ника пошатнулась и нерешительно изрекла: — Я девушка с чистой… вернее, пустой биографией, мне, если что, много не дадут!
— Значит, все на тебя и свалим.
— Почему?! — удивилась она.
— Во-первых, ты не судима, единственная из нас. Во-вторых, к женскому полу они лояльнее.
Ника промолчала. Кто же им, судимым, поверит, что она здесь больше всех виновата! В милиции тоже не дураки сидят.
Они обогнули дом по периметру, вернулись к скучающему на скамейке Мишане. Тот поднялся им навстречу:
— Все тихо. Начинаем.
Нервно оглянулся по сторонам. Никого. Мягким движением подскочил к стене. Уперся руками в колени:
— Лезь на плечи и держись. Я подниму тебя до окна.
Ника прикинула расстояние: первый этаж расположен высоко, ей придется подтягиваться на подоконник. Окно, к счастью, по-прежнему было темным, значит, она никого не потревожит и никто не скажет ей в самый неподходящий момент: «А что это ты тут делаешь?!»
Она взобралась Мишане на плечи, парень медленно выпрямился. Ника перебирала руками по стене, чтобы не упасть, — от пива координация движений сильно пострадала, хотя стоять на жирных Мишаниных плечах было удобно. Она злорадно топталась на его светлой рубашке, оставляя грязные следы, — хоть какое-то моральное удовлетворение… Когда он встал прямо, Ника смогла заглянуть в окно. Только как теперь добраться до форточки? Задрала голову: приоткрытая рама по-прежнему казалась недостижимой.
— Что дальше? — вслух осведомилась она.
— Тихо!!! Не достаешь? Сейчас еще немного подымем.
Саша мигом опустился на четвереньки, Мишаня, балансируя, наступил ему на спину. Ника услышала, как Саша под тяжким грузом скрипнул зубами. Зато теперь она могла пальцами дотянуться до форточки.
— Ну что, нормально?
Она не ответила. Вскарабкалась на карниз, полностью раскрыла форточку и головой вперед нырнула в квартиру. Неловко проползла в узкое отверстие, стараясь не разбить стекло, повисла, не дотягиваясь до подоконника. Что теперь делать? Еще немного продвинулась внутрь, нарушая равновесие. Оглянулась по сторонам. К счастью, около окна ничего не стоит, на полу лежит ковер. Ника извернулась, соскользнула вниз, уже в полете оттолкнулась руками от подоконника и боком спрыгнула на пол, даже не ударившись. Прислушалась. В комнатах царила уютная сонная тишина. Сейчас она найдет телефон…
— Эй, ты! Заснула?
Она поднялась на ноги и выглянула в окно. Мишаня уже подсаживал Сашу.
— Открывай окно!
А если не откроет?! Ника взялась руками за подоконник, глядя прямо в Сашины глаза, оказавшиеся немного ниже ее лица. Можно, наверное, не открывать. Даже наоборот, немедленно закрыть форточку! Они не будут бить стекло. Впрочем, и в форточку никто из них не пролезет. Ее отсюда не вытащить… А дальше что? Она снова окажется бездомной, голодной и несчастной. Она и теперь несчастна. Но если дать событиям развиваться так, как хочет Саша, Ника вскоре станет профессиональной преступницей. Или они ее убьют.
Саша кулаком постучал по стеклу. Сейчас разобьет…
— Не лезь, а то позвоню ментам, — отчетливо сказала она.
Отошла в глубь комнаты. Здесь, посреди сонной тишины, ей стало особенно жаль жильцов этой квартиры, пока еще не тронутой. Чужие руки будут рыться в их вещах, шарить в белье, открывать шкафы и шкатулки — заберут все мало-мальски ценное. Что-нибудь обязательно разобьют, испортят, затопчут…
На столе стоял пюпитр с нотами. Ника задумчиво подошла и замерла над ним, изучая страничку, на которую падал свет. В голове сама собой родилась мелодия, переданная миру при помощи этих нот, и девушка передвинула лист, когда дочитала до конца освещенного места… и вдруг поймала себя на мысли: она понимает нотную грамоту?!
Это просто — все равно что читать обычную книгу. Знакомую к тому же: перед ней — сарабанда из третьей сюиты Баха, несложное, кстати, произведение. Бросив взгляд на окно, Ника убедилась, что Саша по-прежнему находится снаружи, его голова темнеет на фоне недалекого фонаря. Увидев, что его заметили, он снова громко постучал по стеклу. Только теперь наплевать на него. Она огляделась по сторонам и обнаружила альт.
Альт, бережно уложенный в открытый футляр. Девушка взяла его нежно, робко… подержала в руках и положила на место. Сначала смычок. Бессознательным движением, стараясь не мешать себе — пальцы помнили прошлую жизнь куда лучше, чем голова! — она натянула волос смычка. Положила альт на плечо, опустила щеку на подбородник — и обрадовалась щемяще-знакомому, позабытому ощущению! Пальчики левой руки сами легли на струны — и она заиграла. Из-под ее смычка легко и свободно полилась та самая музыка, написанная в нотах.
Саша стучал в окно, но Ника его не слышала. Она кружилась по темной комнате, неслышно ступая босиком по светлому ковру, и играла, играла! Когда кончился Бах, она вспомнила пьесы Шумана, четыре пьесы для альта… Она наслаждалась своей музыкой, пусть далекой от совершенства, но все равно легкой, красивой, изящной! Все было хорошо, потому что теперь Ника знала, что же она по-настоящему любит и умеет! И ей больше не нужны ни Саша, ни Мишаня…
Музыка лилась все свободнее и красивее, она усложнялась, украшалась двойными нотами, неожиданными переходами и сочетаниями — Ника словно вспоминала забытое искусство. Будто даже какие-то ощущения из прежней жизни возвращались, пытались напомнить о себе — и тут нотой диссонанса через всю гамму чувств прорвалась боль, огромная, выматывающая душу, давно знакомая боль!
Девушка оборвала музыку. Оглянулась по сторонам. Светает… Сашина голова исчезла — она и не заметила, когда. Кто знает, куда он подевался. Скорее всего, испугался, что громкая музыка привлечет внимание соседей. Может быть, Саша звонит сейчас в милицию: мол, в такой-то квартире сидит воровка. Или уже позвонил. Ника дернулась бежать, но остановилась. Не меньше вероятность, что он ждет за углом… Мишаня стоит рядом и радостно потирает руки: ну сейчас мы эту с-сволочь поимеем…
Есть очень хочется. Она прошла на кухню. Здесь красивый мебельный гарнитур освещался зеленоватым светом электронных часов, показывающих три часа ночи. Не так уж много времени прошло, летом светает рано. Ника пробормотала: «Уж простите меня, пожалуйста!» — и залезла в холодильник. Хозяева должны быть благодарны ей: ведь не кто иной, а именно она спасла их квартиру. Правда, они ей не меньше помогли: если бы не альт…
Ника нашла палку твердокопченой колбасы. Порезала ее крупными кусками. Взяла из шкафа большую бутылку коньяка. Соорудила огромный бутерброд, откусила от него и запила коньяком. Хорошо!
Саша часто спрашивал: «Как ты умудряешься столько жрать и не толстеть? Может, у тебя глисты?!» Ника сама не знает, как это получается. Она задумчиво смотрела на альт, лежащий перед ней на стуле. Нельзя брать этот инструмент, он стоит две-три тысячи баксов, не меньше… но иначе — какой толк от того, что теперь Ника знает о своих талантах? А может, она еще и на фортепиано играет?!
Девушка сидела на удобном стуле, жевала бутерброд и пила коньяк. Он, после пива, быстро ударил в голову. С набитым ртом Ника пробормотала:
— …А вы, два урода, прощайте…
10
Привидения стали неотъемлемой частью этого мира. Определяющей его частью, потому что именно они диктовали людям, как теперь жить. Привидения постепенно завладевали этим миром. Но Тонику казалось, что почти никто этого не замечает.
Люди всегда любили страшные сказки. Рассказывали истории на ночь, пугая себя и друг друга, развлекались «страшилками» про живых мертвецов, привидения и черную простыню. Потом ученые отметили, что навряд ли в те далекие беззаботные времена хоть кто-нибудь действительно видел то, о чем рассказывал. Страшные истории были порождением безграничного человеческого воображения и столь же безграничного желания заглянуть в неизвестное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42
— Идем? — напомнил о себе Саша.
Глядя на лицо Ники, он подумал, что, возможно, зря все это затеял. Он никогда не встречал таких девушек и не знал, как с ними себя вести. Она не просто выглядит порядочной: нет, Ника — действительно порядочная и интеллигентная. Если бы не амнезия, она бы никогда не перемолвилась с Сашей и словом: она принадлежит совершенно другому миру. И сейчас ее держит на месте только растерянность. Ника не понимает, что с ней происходит, боится, и лишь потому никуда не уходит от них. Стоит один раз напугать — и все…
Непросто будет заставить Нику играть роль приманки. Тогда что с ней делать? Какую пользу извлечь? Отдать на растерзание Мишане и забыть? Или, может, подсадить на иглу? Попробовав наркотика, она быстро станет такой же, как все. А что, это очень правильная мысль. Красоту утратит не сразу, некоторые, наоборот, поначалу прямо-таки расцветают. Пока сделается страшной, уже успеет отработать все затраты…
Они вышли на улицу. Саша, заткнув уши наушниками плеера, в которых орало что-то немузыкальное, бездумно глазел по сторонам, но при этом крепко держал Нику под руку, будто девушка собиралась от него убежать. Сели на скамейку перед домом и замолчали. Не о чем им разговаривать.
Вскоре появился Мишаня. Компания снялась с места и медленно поплелась в сторону Невского. Подозрительные старушки во дворе проводили их обычными недобрыми взглядами. Саша злобно щурился на них исподлобья. Мишаня тоже обратил внимание:
— Знали бы кому — обязательно бы заложили, гадины…
Они шли через какие-то узкие переулки, грязные и кривые, каких полно здесь, в промзоне Центрального района. Вышли к не самой ближней от дома остановке и сели на автобус. Зачем-то сделали пересадку. Приехали на Васильевский остров, и тут уже Ника раздраженно прошипела:
— К чему все эти шпионские игры? Можно подумать, за нами кто-то следит.
— А вдруг следит, — с умным лицом предположил Мишаня. — Мы же на дело идем…
— Если следит, его твои манипуляции не собьют. Подумаешь — пересесть с автобуса на автобус! Только устанем больше — вот и весь эффект.
— А что ты предлагаешь?!
— Не играть в шпионов, вам уже не по пять лет…
Саша покосился на презрительно скривившуюся Нику. Что бы там ни было, а она права. Зачем все эти дурацкие меры предосторожности, кому они нужны?
Они медленно двигались от метро в сторону Андреевского рынка. Уже в густых сумерках, не замедляя шага, Мишаня тихо кивнул на дом дореволюционной постройки, мимо которого шли: форточка одного из неосвещенных окон на высоком первом этаже была приоткрыта.
— Здесь. Сегодня суббота. Видимо, хозяева на даче, потому что вчера все так же было открыто, а свет не горел весь вечер. И утром никто не вышел. Ждем, пока стемнеет окончательно, и полезем. Пойдем, пива пока что купим.
Они взяли пива и сели на скамеечку. Отсюда хорошо было видно интересующее их окно.
— Видишь, — Саша сделал порядочный глоток и кивнул на окно: — Высоко. Но мы тебя подсадим до форточки. Бить стекло нельзя — слишком много ушей. Ты хоть и не худая, как Аленка, но небольшая, в форточку определенно поместишься. Залезешь, только аккуратно. Потом, никуда не отходя, откроешь нам окно — вот и все.
— Почему «не отходя»? — удивилась Ника.
— Да потому, что я тебе еще не доверяю, — Саша ухмыльнулся ей в лицо. — Сначала я тебя проверю, насколько ты действительно наш человек. Обычно основная группа через дверь входит, но, если послать тебя открывать дверь, вдруг ты по пути позвонишь ментам?
А то Ника не найдет возможности им позвонить!
— Считай это началом своей карьеры, — снова улыбнулся ей Саша. Подумал: «Наркотики. Надо посадить ее на иглу. Как же я раньше не догадался!»
Она огляделась по сторонам. По пешеходной зоне гуляли люди. Саша правильно понял ее взгляд:
— Не бойся, после полуночи тут довольно тихо. Пока ты лезешь, мы постоим на стреме, последим, чтобы никто не шастал.
Неужели именно за этим она им нужна? С ее габаритами много куда можно пролезть — особенно теперь, когда она так похудела. Но Алена куда более тощая и спортивная. Наверное, Саше нужна еще одна подельница. Профессиональная квартирная воровка. Кажется, это называется фармазонщица. Или фармазонка.
Интересно, знает ли Алена? Она Нике глаза выцарапает, если узнает, что новенькая отбивает ее хлеб. Или, может, она собралась в декрет?!
Время тянулось медленно, пива было много, у Ники, отчаянно пытавшейся «залить» совесть и страх, кружилась голова. Постепенно темные улицы обезлюдели, погас свет во многих окнах, перестали работать уличные кафе — похоже, полночь незаметно миновала. Саша поднялся со скамейки, привычно взял девушку под руку:
— Пойдем, прогуляемся вокруг.
Они шли спокойно, неторопливо, но нервы у Ники были натянуты. Звук их шагов отдавался от стен и улетал в темные арочные пролеты. Там, за пролетами, их ждала все та же темнота и пустота. Ни души. Ника недоверчиво косилась в эту темноту: она привыкла, что там всегда есть кто-то живой. Она знала это — и все тут.
— Боишься? — нарушил молчание Саша.
— Чего мне бояться, — Ника пошатнулась и нерешительно изрекла: — Я девушка с чистой… вернее, пустой биографией, мне, если что, много не дадут!
— Значит, все на тебя и свалим.
— Почему?! — удивилась она.
— Во-первых, ты не судима, единственная из нас. Во-вторых, к женскому полу они лояльнее.
Ника промолчала. Кто же им, судимым, поверит, что она здесь больше всех виновата! В милиции тоже не дураки сидят.
Они обогнули дом по периметру, вернулись к скучающему на скамейке Мишане. Тот поднялся им навстречу:
— Все тихо. Начинаем.
Нервно оглянулся по сторонам. Никого. Мягким движением подскочил к стене. Уперся руками в колени:
— Лезь на плечи и держись. Я подниму тебя до окна.
Ника прикинула расстояние: первый этаж расположен высоко, ей придется подтягиваться на подоконник. Окно, к счастью, по-прежнему было темным, значит, она никого не потревожит и никто не скажет ей в самый неподходящий момент: «А что это ты тут делаешь?!»
Она взобралась Мишане на плечи, парень медленно выпрямился. Ника перебирала руками по стене, чтобы не упасть, — от пива координация движений сильно пострадала, хотя стоять на жирных Мишаниных плечах было удобно. Она злорадно топталась на его светлой рубашке, оставляя грязные следы, — хоть какое-то моральное удовлетворение… Когда он встал прямо, Ника смогла заглянуть в окно. Только как теперь добраться до форточки? Задрала голову: приоткрытая рама по-прежнему казалась недостижимой.
— Что дальше? — вслух осведомилась она.
— Тихо!!! Не достаешь? Сейчас еще немного подымем.
Саша мигом опустился на четвереньки, Мишаня, балансируя, наступил ему на спину. Ника услышала, как Саша под тяжким грузом скрипнул зубами. Зато теперь она могла пальцами дотянуться до форточки.
— Ну что, нормально?
Она не ответила. Вскарабкалась на карниз, полностью раскрыла форточку и головой вперед нырнула в квартиру. Неловко проползла в узкое отверстие, стараясь не разбить стекло, повисла, не дотягиваясь до подоконника. Что теперь делать? Еще немного продвинулась внутрь, нарушая равновесие. Оглянулась по сторонам. К счастью, около окна ничего не стоит, на полу лежит ковер. Ника извернулась, соскользнула вниз, уже в полете оттолкнулась руками от подоконника и боком спрыгнула на пол, даже не ударившись. Прислушалась. В комнатах царила уютная сонная тишина. Сейчас она найдет телефон…
— Эй, ты! Заснула?
Она поднялась на ноги и выглянула в окно. Мишаня уже подсаживал Сашу.
— Открывай окно!
А если не откроет?! Ника взялась руками за подоконник, глядя прямо в Сашины глаза, оказавшиеся немного ниже ее лица. Можно, наверное, не открывать. Даже наоборот, немедленно закрыть форточку! Они не будут бить стекло. Впрочем, и в форточку никто из них не пролезет. Ее отсюда не вытащить… А дальше что? Она снова окажется бездомной, голодной и несчастной. Она и теперь несчастна. Но если дать событиям развиваться так, как хочет Саша, Ника вскоре станет профессиональной преступницей. Или они ее убьют.
Саша кулаком постучал по стеклу. Сейчас разобьет…
— Не лезь, а то позвоню ментам, — отчетливо сказала она.
Отошла в глубь комнаты. Здесь, посреди сонной тишины, ей стало особенно жаль жильцов этой квартиры, пока еще не тронутой. Чужие руки будут рыться в их вещах, шарить в белье, открывать шкафы и шкатулки — заберут все мало-мальски ценное. Что-нибудь обязательно разобьют, испортят, затопчут…
На столе стоял пюпитр с нотами. Ника задумчиво подошла и замерла над ним, изучая страничку, на которую падал свет. В голове сама собой родилась мелодия, переданная миру при помощи этих нот, и девушка передвинула лист, когда дочитала до конца освещенного места… и вдруг поймала себя на мысли: она понимает нотную грамоту?!
Это просто — все равно что читать обычную книгу. Знакомую к тому же: перед ней — сарабанда из третьей сюиты Баха, несложное, кстати, произведение. Бросив взгляд на окно, Ника убедилась, что Саша по-прежнему находится снаружи, его голова темнеет на фоне недалекого фонаря. Увидев, что его заметили, он снова громко постучал по стеклу. Только теперь наплевать на него. Она огляделась по сторонам и обнаружила альт.
Альт, бережно уложенный в открытый футляр. Девушка взяла его нежно, робко… подержала в руках и положила на место. Сначала смычок. Бессознательным движением, стараясь не мешать себе — пальцы помнили прошлую жизнь куда лучше, чем голова! — она натянула волос смычка. Положила альт на плечо, опустила щеку на подбородник — и обрадовалась щемяще-знакомому, позабытому ощущению! Пальчики левой руки сами легли на струны — и она заиграла. Из-под ее смычка легко и свободно полилась та самая музыка, написанная в нотах.
Саша стучал в окно, но Ника его не слышала. Она кружилась по темной комнате, неслышно ступая босиком по светлому ковру, и играла, играла! Когда кончился Бах, она вспомнила пьесы Шумана, четыре пьесы для альта… Она наслаждалась своей музыкой, пусть далекой от совершенства, но все равно легкой, красивой, изящной! Все было хорошо, потому что теперь Ника знала, что же она по-настоящему любит и умеет! И ей больше не нужны ни Саша, ни Мишаня…
Музыка лилась все свободнее и красивее, она усложнялась, украшалась двойными нотами, неожиданными переходами и сочетаниями — Ника словно вспоминала забытое искусство. Будто даже какие-то ощущения из прежней жизни возвращались, пытались напомнить о себе — и тут нотой диссонанса через всю гамму чувств прорвалась боль, огромная, выматывающая душу, давно знакомая боль!
Девушка оборвала музыку. Оглянулась по сторонам. Светает… Сашина голова исчезла — она и не заметила, когда. Кто знает, куда он подевался. Скорее всего, испугался, что громкая музыка привлечет внимание соседей. Может быть, Саша звонит сейчас в милицию: мол, в такой-то квартире сидит воровка. Или уже позвонил. Ника дернулась бежать, но остановилась. Не меньше вероятность, что он ждет за углом… Мишаня стоит рядом и радостно потирает руки: ну сейчас мы эту с-сволочь поимеем…
Есть очень хочется. Она прошла на кухню. Здесь красивый мебельный гарнитур освещался зеленоватым светом электронных часов, показывающих три часа ночи. Не так уж много времени прошло, летом светает рано. Ника пробормотала: «Уж простите меня, пожалуйста!» — и залезла в холодильник. Хозяева должны быть благодарны ей: ведь не кто иной, а именно она спасла их квартиру. Правда, они ей не меньше помогли: если бы не альт…
Ника нашла палку твердокопченой колбасы. Порезала ее крупными кусками. Взяла из шкафа большую бутылку коньяка. Соорудила огромный бутерброд, откусила от него и запила коньяком. Хорошо!
Саша часто спрашивал: «Как ты умудряешься столько жрать и не толстеть? Может, у тебя глисты?!» Ника сама не знает, как это получается. Она задумчиво смотрела на альт, лежащий перед ней на стуле. Нельзя брать этот инструмент, он стоит две-три тысячи баксов, не меньше… но иначе — какой толк от того, что теперь Ника знает о своих талантах? А может, она еще и на фортепиано играет?!
Девушка сидела на удобном стуле, жевала бутерброд и пила коньяк. Он, после пива, быстро ударил в голову. С набитым ртом Ника пробормотала:
— …А вы, два урода, прощайте…
10
Привидения стали неотъемлемой частью этого мира. Определяющей его частью, потому что именно они диктовали людям, как теперь жить. Привидения постепенно завладевали этим миром. Но Тонику казалось, что почти никто этого не замечает.
Люди всегда любили страшные сказки. Рассказывали истории на ночь, пугая себя и друг друга, развлекались «страшилками» про живых мертвецов, привидения и черную простыню. Потом ученые отметили, что навряд ли в те далекие беззаботные времена хоть кто-нибудь действительно видел то, о чем рассказывал. Страшные истории были порождением безграничного человеческого воображения и столь же безграничного желания заглянуть в неизвестное.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42