— Вот теперь точно надо валить! — крикнул я.
Лебрус выругался и выпрыгнул на капот «Индента». Я за ним. Сзади все ближе и ближе звенели осколки, оглушительной разноголосицей ревели машины… Сквозь какофонию звуков прорезался истошный женский
визг, а может, мне это просто показалось. Мы не остановились бы в любом случае. Мы спасали собственные шкуры, а в таких делах, почти как в любви, выживает только эгоист.
Мы бежали что есть мочи по капотам и крышам прижатых друг к другу, неторопливо ползущих нам навстречу машин. Волна стекла медленно, но неуклонно нагоняла нас, и я все искал глазами подходящее укрытие, но его не было. Оставалось разве что упасть между двигающимся потоком машин и надеяться выжить… Позади нас корежился металл, уродовались стены зданий по обеим сторонам улицы. Взбесившееся стекло дорвалось до уничтожения. А я все оглядывался.
В какой-то момент я увидел в стене желтой двухэтажки слева узкую арку. Крикнул Лебрусу и, перепрыгивая с капота на капот, побежал туда. Стекло молотило сталь и пластик уже в десятке метров от нас. Мы едва успели влететь во двор и прижаться к стене по обе стороны от арки, как секущие осколки полетели вслед за нами и превратили в дуршлаг металлической короб помойки…
— Ну, как, — крикнул я, — насмотрелся?
— Да пошел ты, — тяжело дыша, ответил Лебрус и сполз по стене на асфальт. — Лучше дай сигарету, я сумочку потерял…
Все стихло как-то разом, в одну секунду. Видно, обезумевшему клоуну, устроившему цирк посреди запруженной автомобилями столичной магистрали, наскучило это развлечение, и он переключился на что-то другое, просто дернув напоследок рубильник. Тишина, впрочем, была не такой обвальной, как перед началом стекольного безумия…
Я курил, с мазохистским удовольствием разглядывая иссеченный осколками короб помойки. На улице с тихим шорохом и скрипом оседали ни на что уже не пригодные груды металла. Я подумал: странно, что вся эта автоколонна не взорвалась одним махом. Умиротворение витало в воздухе вместе с тополиным пухом.
— Ноготь сломал, — еле слышно пробормотал Лебрус.
Я тихо засмеялся.
Потом в арку заглянул некто в серебристом комбинезоне. Лицо, размытое за стеклом квадратного шлема. Дыхание вырывается со свистом. На груди три буквы: «МЧС». Он оглядел нас по очереди, задержав взгляд на браунинге Лебруса, и глухо спросил:
— Пострадавшие есть?
— Вот, — сказал Лебрус, показывая мизинец, — ноготь сломал.
Я уже было начал вставать, но тут же снова сполз по стене, держась за живот. Спазмы нервного, но спасительного смеха пригибали меня к асфальту.
— Очень смешно, — прогудел спасатель и ушел.
Я все катался от смеха. Лебрус равнодушно рассматривал короб помойки и курил. Было почти тихо.
Люди постепенно выбирались на тротуары. Из каких-то щелей, из пустых проемов окон цокольных этажей, даже из-под машин. Пустые глаза… У некоторых лица в крови, почти у всех порвана или испачкана одежда… Мы шли с основным потоком людей в сторону Ленинградского проспекта. По проезжей части в противоположную сторону медленно ехал гигантский каток, превращая изрубленные тела машин в сплошной металлический ковер. Вслед за ним двигались три оснащенных многосуставчатыми лапами агрегата поменьше, сворачивая этот ковер в плотный рулон. Картинка абсурдиста. Или опиатового фантаста… Иногда толпу людей прорезали пары спасателей с носилками.
— У тебя еще есть желание оставаться в городе? — тихо спросил Лебрус.
— Не знаю. Но если честно, теперь мне хотелось бы знать подробности. Правда, страшновато…
— Не то слово, — покачал головой Лебрус, — как бы нас любопытство не сгубило…
— Ты все еще думаешь, что это мы виноваты?
— Да нет… Но ведь и исключать такое не стоит, правда?
Очередная пара спасателей, методично повторяя: «расступись-расступись-расступись», пробежала мимо нас. Мы вышли на очищенную дорогу, и идти стало намного легче.
— Как ботиночки? — спросил я Лебруса, разглядывая усыпанный осколками стекла тротуар.
— Нормально. Протяну еще немного.
Ботинки мы сняли с трупа. По сути, кроме них там ничего не осталось, бедняга забежал в ту же арку, что и мы, но секундой позже, попав как раз под осколочный скальпель: все, что выше его колен, предвратилось в сплошную мешанину костей, стекла, мяса и тканей… А ботинки были как новые, хотя и маленького размера. Пока Лебрус разувал покойника и обувался сам, я разглядывал изуродованный труп. Организм мой никак не Реагировал, поскольку непосредственно момента убийства я не видел. Так что преследовал я иную цель: мне было интересно узнать, как выглядел бы я сам, не заметь арку и не успей вовремя в нее вбежать, или промедли Лебрус чуть дольше в пикапе, или… Короче, мне было интересно, что бы от меня осталось после всех этих «или»… Вполне, надо признать, неплохо смотрелось. Куда симпатичнее, чем, скажем, стандартные серо-коричневые восковые лица в обрамлении цветов и лент… Здесь ощущалось присутствие искусства. Я понимаю, тема искусства смерти давно избита. Но мне впервые пришлось оказаться свидетелем создания такого шедевра. Мясной стеклянный человек… Роза, принявшая форму человеческого тела. А может, алый лед… В общем, вариантов до черта. Главное, это было безусловно красиво, поэтому, когда Лебрус сказал, что еще немного и он начнет блевать, я его не понял…
Позже, идя в потоке людей по Тверской, я все возвращался памятью к увиденному, стараясь навсегда запечатлеть этот образ в закоулках сознания, чтобы когда-нибудь повторить шедевр. В конце концов, кому какая разница, как именно я убиваю людей, главное, что я всегда честно отрабатываю гонорар. Теперь у меня, можно сказать, появилась профессиональная мечта… От одних этих мыслей в паху заныло, но я заставил себя успокоиться. Не место и не время…
На одном из перекрестков стояли автобусы с едой, какой-то одеждой, одеялами. Были растянуты палатки госпиталя. Подъезжали и отъезжали маршрутки, развозя тех, кому не понадобилась экстренная помощь, к ближайшим станциям метро. Сновали репортеры с микрофонами и камерами, стараясь все запечатлеть. Особенно активно они терлись около госпитальных палаток. «Кровавого хлеба и зрелищ», — подумал я и усмехнулся.
— Мне надо привести себя в порядок, — устало сказал Лебрус, — в таком виде я не могу ехать…
— Ты смеешься?
— Нет, — Лебрус покачал головой, — мне хотя бы зеркальце… Господи, все осталось в пикапе, и пудреница, и сигары… Ты даже не представляешь, сколько денег угрохано на косметику, и все — коту под хвост.
— Стеклянному, — вставил я.
— Что?
— Ничего. Где ты сейчас найдешь зеркало? Хотя… вон машины. Поглядись в стекло, и сматываемся отсюда. Нам надо срочно отыскать Сойера…
Dj Сойер снимал крохотную квартирку в одном из подпирающих небесные хляби пентагонов, громоздящихся лабиринтом на всей территории от
станции метро «Ясенево» до загаженных лесов Битцевского парка. Эту информацию еще днем скинули нам яйцеголовые.
«Мини Купер» Лебруса таранил застоявшийся июньский воздух опустевших дорог столицы. Стоило на уличных экранах появиться первым роликам о произошедшем на Маяковке, как в метрополитене до критических отметок увеличился пассажиропоток, коммерческие автостоянки невероятно обогатились, а нам с напарником представилась великолепная возможность проехать практически пустыми улицами чуть ли не через пол-Москвы. Я такой роскоши даже не помнил. Навстречу нам попадался только общественный транспорт да редкие маркеры дорожно-постовой службы.
Максимально отодвинув неудобное сиденье и закинув ноги на торпеду, я подключил наладонник Лебруса к Интернету через его же телефон и стал рыться в сети.
Информационный рунет пестрел фото- и гиф-отчетами о бойне на Тверской. При этом сама информация выдавалась ничтожными порциями, и я так и не смог понять, кто или что вырвалось из смога. Зато, похоже, нашли козла отпущения. Буквально за несколько минут до начала стеклянного шквала какой-то парень на мотоцикле, нарушив правила, выскочил на тротуар и, несмотря на предупреждение маркера ДПС, скрылся с места. Сдается мне, видел я того мотоциклиста. Парень, видимо, был профессиональным гонщиком, поскольку маркер его достать не сумел. Собственно, среди гонщиков его сейчас и искали. Не было сказано, почему именно его выбрали в детонаторы смога, и я, разумеется, ни на секунду не поверил, что он реальный виновник. Впрочем, тех, кто занимался расследованием, можно было понять. Обывателям нужно было бросить хоть какую-то кость, чтоб они начали клацать зубами, хавать и рвать. А истина всплывет через какое-то время, когда уже никому будет не нужна. Зато так удастся предотвратить возмущение налогоплательщиков, чьи деньги методично отваливаются на строительство игорных домов и развитие столичного турбизнеса. Кроме того, есть на кого списать нескольких погибших и восьмерых тяжелораненых, о трех из которых врачи Склифа уверенно говорят как о безнадежных. В общем, ничего удивительного. Оставалось только пожелать парню закопаться поглубже и не светиться как минимум несколько месяцев, пока не утихнет вся эта бодяга. А то ведь разорвут…
— Ну что там? — спросил Лебрус, притормаживая у бесполезного светофора.
— Ничего серьезного, — ответил я, — качественной информации ноль. Зато горы трупов на фотографиях и видеороликах. И нашли козла отпущения. Какой-то парень на байке срулил с места перед самой детонацией смога.
— Лажа, — констатировал Лебрус, — уверен, что он тут совершенно ни при чем.
— Да это понятно… А так — только трупы, раненые и прочие кровавые подробности…
— Тебе это должно нравиться, — усмехнулся Лебрус.
— С какого хрена? — удивился я. — Ты не перепутал меня с маньяком, а? Да, мне нравится убивать и видеть, как убивают. Это в моей природе, между прочим. Но дешевая погоня за лучшим снимком истекающего кровью бедолаги мне не по душе…
— Ладно, ладно, — оборвал меня Лебрус, — считай, что я неудачно пошутил…
— Очень неудачно… Ты что, так и будешь тормозить на каждом светофоре? Нет же никого на дороге.
— Прямо под нами маркер ДПС, — ответил Лебрус, и я автоматически потянул носом, но ничего, кроме слегка приторного запаха ванильного освежителя, не почувствовал.
— Уверен?
— Да, я же смотрел на дорогу.
— Из-за этих твоих «ёлочек» у меня такое ощущение, что мы едем в огромной пудренице.
— Да, — улыбнулся Лебрус, — мне это нравится.
— Ну…— Я не нашелся, что ответить, и снова погрузился в лабиринт рунетовских информпорталов. Теперь там появилось кое-что новое. В частности, выяснилось, что найден мотоцикл подозреваемого, который уже два года числится в угоне. Я усмехнулся. Маладца, парень, такой, может, и выкрутится.
— Понимаешь, это такая фишка, — объяснял я Лебрусу позже, когда мы уже въезжали в Ясенево, — dj Сойера никто и никогда не видел в лицо. Он всегда вылезает на сцену в намотанной на лицо арафатке.
— Тоже мне фишка, — немного жеманно отмахнулся Лебрус, — я могу назвать с десяток музыкантов, прятавших лица. Банальный пиаровский ход.
— Дело не в том, что он прячет лицо, — возразил я, — а в том, что прячет его именно под арафаткой. Это сейчас вроде ничего особенного, а тогда, когда они с Кофой начинали, это был настоящий вызов общественности. Как раз шла травля регрессирующих, депортировали этих… как их? Которые не по образу и подобию…
— Я не знаю, кого ты имеешь в виду. Инсектропосов?
— Ну да, — кивнул я, — всех этих Пауков и прочее. Они же тоже прятали лица в арафатки. И тут появляется Сойер в арафатке. Ходили даже слухи, что он сам из регрессирующих…
— Опять же пиар-ход, — сказал Лебрус, сворачивая на Литовский. — Знаешь, сколько музыкантов вылезли на свет божий, пользуясь подобными скандалами?
— Ничего ты не понимаешь, — отмахнулся я, — ну при чем тут скандал? Он уже к тому времени был достаточно известным студийным диджеем. Зачем ему было устраивать скандал, если популярность сама к нему так и перла? После концепт-альбома с Кофой он вообще стал невероятно подниматься. Нет, брат Лебрус… или тебя лучше сестрой называть, а?
— Прекрати эти свои пошлые подколки, — тут же насупился Лебрус.
— Ладно, я пошутил. Лицо попроще, напарник, эй. Я только хотел сказать, что дело было вовсе не в…
— Не понял, — оборвал меня Лебрус и медленно затормозил. Я проследил за его взглядом, потом сверился с листком распечатки, на котором значился адрес dj Сойера, и убедился, что все совпадает. Только там, где должен был стоять нужный нам дом, оказался обширный котлован, обнесенный неровным забором из ржавых рам с натянутой сеткой рабицей, с уже вбитыми кое-где бетонными столбами фундамента.
— Похоже, твой Марк Твен прячет не только лицо, — проговорил Лебрус, доставая из сумочки сигару, — а «public»-порталы напичканы лажей… Занятно, да?
— Чем дальше, тем страньше, — согласился я, выбивая из пачки сигарету. На душе сразу стало как-то уже привычно нехорошо…
На МКАДе было более оживленно, особенно в местах съезда на большие автобаны, ведущие в область.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52