Музыкант уже снова погрузился в настройку своего инструмента, спрятавшись за завесу темно-золотых волос, будто он тут вовсе ни при чем.
Старый слуга позволил себе ухмылку, глядя, как неуклюже, по-утиному, карабкается по лестнице Дро.
- А ты, оказывается, вовсе не так хорош, как говорят в народе.
Дро добрался до лестничной площадки, остановился и обернулся к трактирщику с самой озадаченной и дружелюбной улыбкой из всех, что случалось тому видеть.
Убийца Призраков снова молчаливо ждал. Обнаглев, слуга добавил:
- Прямо сказать, так и совсем нехорош. Надеюсь, мне в жизни не доведется увидеть более мерзкого типа, чем ты.
- Держись подальше от зеркал, и есть шанс, что не увидишь, - сказал ему Дро и толкнул дверь по левую руку.
Глава 2
До рассвета оставался еще час. Парл Дро стоял на узком деревянном мосту над бурной рекой. Разбухшая от талых снегов высокогорья, река бешено билась о каменные опоры моста, готовая жадно сомкнуться над любым безумцем, который захочет переправиться через нее вброд или вплавь. Но на мосту ждал некто пострашнее горной реки. Когда-то он был человеком, теперь стал бесплотной тенью с длинными когтями. За годы посмертных явлений тень обрела способность становиться не менее реальной и опасной, чем река. Даже более осязаемой, чем мост, доски которого местами прогнили и вывалились. Ненависть держала призрака здесь, ненависть и зависть ко всем, кто остался жить.
Их поединок - воля против воли, дух против духа - длился с самого восхода луны. Призрак не мог стронуться с одного края моста, Парл Дро - с другого. Дюйм за дюймом каждый из них отвоевывал пространство у своего противника. Дюйм за дюймом продвигались они друг к другу, навстречу последней схватке, которая решит, кому из них суждено остаться на этом свете.
Дро был уверен - связующее звено, что держит неупокоенного, скрыто где-то на середине моста, там, где призрак чаще всего нападал на прохожих, вонзая в их плоть длинные зубы, с которых облезли десны, и вырывая им внутренности. Долгие часы, с самого восхода луны, Парл Дро продвигался к этому месту, одновременно пытаясь не пустить туда призрака. Неупокоенный отчаянно сопротивлялся, рычал и шипел от ярости и боли. Охотник обливался потом, синяки покрывали его тело, как если бы двое сошлись не в поединке разумов, а в рукопашной схватке. Это было как карабкаться вверх по вертикальной скале, страдая от тяжелой лихорадки.
Теперь лишь три дюйма отделяли его от просевшей доски, под которой, как он думал, скрывалось связующее звено.
Ему понадобились все его силы, чтобы поднять доску и добраться до связующего звена. Ужас и напряжение возросли во много раз, тошнота и слабость накрыли душу и тело. И все же он чувствовал свою руку, вцепившуюся в дерево, мышцы кисти и плеча напряглись, словно под воздействием магии. Он вытащил планку, и пальцы нащупали в мягкой трухе под настилом - кость. Кость принадлежала неупокоенному, когда тот еще был человеком. Она осталась лежать тут по недосмотру с тех самых пор, как его жестоко убили на этом месте. Через ее вещественную сущность призрак, не желавший уходить за грань, поддерживал свою противоестественную связь с миром живых. С тех пор из-за этого погибли сотни людей. Он упивался их предсмертными криками ужаса и боли. Он бы убил всех, оставшихся в живых, сколько их ни есть на свете, если бы мог. Теперь его отделяло от небытия, или по крайней мере, от перехода в нечто иное, лишь расстояние от правой кисти Парла Дро до левой. В одной руке охотник сжимал кость, в другой - маленькие, но гибельные щипцы, которые раздробили бы кость на множество осколков.
Но в считанные мгновения, когда все силы Дро сосредоточились на том, чтобы удержать связующее звено, неупокоенный преодолел пространство между ними.
Стоило поднести кость к щипцам, как призрак был уже рядом. За годы своей фальшивой жизни он обрел способность становиться плотным и осязаемым, и у него было достаточно сил, чтобы схватить охотника и швырнуть оземь.
Дро услышал треск потревоженных досок. В следующее мгновение перед глазами у него потемнело. Когда в лицо плеснуло водой, он с трудом осознал, что призрак столкнул его в брешь деревянного настила. Дро висел вниз головой, чудом удерживаясь за доски согнутыми в коленях ногами. Тело его билось об опору моста, бешеный поток примерно на каждом четвертом вдохе захлестывал голову, и тогда охотник временно слеп и захлебывался. Удивительно, но Дро не потерял кость - он чувствовал, что все еще сжимает ее в левой руке. Но щипцы пропали - наверное, он выронил их при падении.
Казалось, прошел год (хотя на самом деле вряд ли больше минуты), прежде чем Дро вспомнил, что кость хрупка, а каменная опора, о которую раз за разом швыряла его неистовая река - тверда. Он наглотался воды, и ему чудилось, что она плещется у него в голове, но это было всего-навсего оглушительное биение крови в висках. Он свисал, словно дохлая ворона с шеста, теряя сознание и захлебываясь, но все же сохранил достаточную ясность рассудка, чтобы начать бить хрупкой костью о камень опоры.
Глупо и смешно, но он успел забыть о создании, с которым сражался. Когда к его мучениям добавилась новая пытка - страшная боль в левой икре - Дро тупо подумал, не сломал ли он ногу.
Неупокоенные, для которых, словно в зеркальном отражении, правая и левая стороны меняются местами, обычно нападают слева, и это делает человеческие сердца крайне уязвимыми для них. Дро запоздало понял, что призрак вцепился ему в ногу зубами и когтями, раздирая плоть.
Осознание истинной причины боли сделало ее невыносимой. Дро завыл, вознося дикие, протяжные, хриплые гимны страшному мучению. Под эти звуки призрак продолжал терзать его ногу, но Дро, заходясь в безумных воплях, вновь и вновь ударял костью о камень опоры, пока и рука, и опора не окрасились кровью.
Кость рассыпалась неожиданно, но адская боль в ноге не прошла. Дро казалось, что тварь грызет его ногу, даже после того, как он ее уничтожил. Он думал так, пока его не унесли с моста, и белый солнечный свет не обжег ему глаза...
Довольно часто он думал так и позже, когда вновь проживал все произошедшее во сне, раз за разом с точностью воспроизводящем прошлое.
Вначале он лежал час или больше, дрожа и обливаясь потом, пока не приходил в себя. Теперь восстановление шло быстрее - минута, не более. Вот только каждый раз по-прежнему хотелось протянуть руку и убедиться, что нога на месте. Но это быстро проходит. Снова старая знакомая - боль. Снова - презрение к ней.
В проеме окна, смотрящего на восток, виднелась голубая озерная гладь меж крышами сельских домов. Нежная голубизна, которая была вовсе не озером, а занимающимся рассветом.
Весь постоялый двор, похоже, крепко спал. Дро воспользовался теми немногочисленными удобствами, что нашлись - включая затхлую, с привкусом железа, воду из бочки в нижнем зале и большой кусок вчерашнего хлеба. Он оставил горсть монет, достаточную, чтобы с лихвой покрыть его счет, на тюфяке, где во сне снова сражался с тварью. Наличность Дро сократилась не больше, чем он рассчитывал, ибо тот кошелек, что так мастерски стащил у него воришка-менестрель, был полон всего лишь мелких гладких кругляшек. Уже не первый карманник в назидание себе выуживал такой улов из складок зловещей мантии.
На улице щебетала стайка птичек, зазывая восходящее солнце. Небесное озеро разлилось высоко над крышами, не затопив их, и на дне его покоился нераскрывшийся бутон водяной розы.
Дро вышел на главную улицу и направился в сторону сине-стальной дороги. У деревенского колодца вполголоса сплетничали женщины с ведрами. Он хотел, чтобы его видели - они увидели и принялись бестолково тыкать в него пальцами. Одна из них, молоденькая, с лилейно-белой кожей, смотрела на него во все глаза, потом залилась краской и потупилась.
Он был доволен, что его заметили. Теперь не придется как-либо иначе объявлять о своем уходе.
Девушка с лилейной кожей пошла за ним, держась на безопасном расстоянии, и проследила, как он вышел на дорогу и направился на восток - прочь от деревни и, что более важно, от покосившегося дома на отшибе.
Дорога взбиралась по склону невысокого холма. За ним шла череда плавных спусков и подъемов. Земли, окрашенные в нежно-пастельные тона, по мере того как поднималось солнце расцветали сочной зеленью, а у самого горизонта обманчиво отливали синевой. Туда лежал путь Парла Дро, и он пройдет его. Но не сейчас.
Он сел на склоне холма, под колоннадой сливовых деревьев, лицом к долине и деревне, покинутой на рассвете. Ветер играл в кронах - шелестели листья, покачивались ветви, и это было хорошо. Отсюда селение было как на ладони, крохотное и чистенькое, а за ним - петля дороги, которая огибала старый дом и поднималась в гору, при свете дня подобную гладкому мраморному конусу.
Когда утро вступило в свои права, Дро увидел, как проснулась и ожила деревня. Крошечные человечки высыпали на улицы, игрушечный скот погнали на пастбища. Иногда теплый ветерок доносил с той стороны мычание коров, блеяние овец, издали больше похожее на мяуканье, собачий лай, звон кузнечного молота, скрип телег.
Перед самым полуднем толпа селян, как мужчин, так и женщин, прошла по главной улице, свернула на дорогу и направилась к дому с башней. Несколько минут они стояли перед домом. Когда ветер подул со стороны гор, Парл Дро расслышал отдаленные вопли и звуки, сильно напоминающие удары камней о прочные доски.
События в деревне не вызвали у него радости, но и не взволновали его чрезмерно. Точно так же красота Сидди - скрытая, незаметная с первого взгляда - заинтересовала его, но не подтолкнула к тому, чтобы делать глупости.
Когда сельские гонители ведьм возвращались в деревню, Дро заметил в толпе яркие одежды менестреля. Подойдя вместе с остальными к перекрестку, где главная улица деревни ответвлялась от дороги, музыкант отделился от них. Кое-кто пытался с ним спорить, но, похоже, не настаивал. Вскоре менестрель нырнул в поля молодой пшеницы, и Дро потерял его из виду.
День разгорелся в полную силу, наполнив окружающий пейзаж яркими солнечными красками. Парл Дро сидел, прислонившись спиной к стволу, расслабившись, но не поддаваясь дремоте, и смотрел вниз, на деревню, из-под опущенных век. Его черный плащ лежал рядом на траве, не скрывая более, что штаны, рубашка и сапоги путника тоже черные, черные, как его глаза, а волосы на солнце лишь самую малость светлее. Он выглядел странным, чуждым и опасным. Только глупец стал бы подкрадываться к нему со спины. Человек, бесшумно подобравшийся с южной стороны холма, может быть, и был глупцом, но не до такой степени.
Темно-зеленый сливался с травой, зато маково-красный бросался в глаза. Если музыкант и рассчитывал застать Дро врасплох, то явно отказался от своей задумки, смирившись с тем, что подкрасться незаметно ему все равно не под силу. Он зашел слева, предстал перед Дро во всей красе и воззрился на него с искренним осуждением.
- Ты знал, что я приду, да? - расстроенно спросил он.
Дро глянул на него. Ни недовольства, ни одобрения не было в этом взгляде.
- Мог бы и притвориться, что удивлен, - сказал музыкант. - Это бы тебя не убило.
- Зато могло убить тебя, - ответил Дро.
Менестрель пожал плечами и устало проделал остаток пути по склону холма. Остановившись прямо перед Дро, он извлек кошелек с пустышками, который стащил прошлой ночью, и театральным жестом швырнул к ногам владельца.
- Это была подлая шутка, - сказал музыкант.
- Украсть кошелек тоже было не слишком благонравным деянием.
- Ты бы это пережил. Ты же знаменитость! Я никогда не ворую у тех, у кого каждая монета на счету. Чем, по-твоему, я должен был платить за ужин? Думаешь, мне там в долг отпускают? Хотят, чтобы я и песни пел, и денежки платил!
Дро сидел неподвижно и смотрел на долину внизу.
Музыкант сдернул с плеча потрепанную вышитую перевязь, на которой висел его инструмент, и уселся на траву в шаге от Дро.
- И вообще, - сказал менестрель, - я вчера уже присмотрел себе девчонку на ночь. А сам так вымотался, что... нет, лучше промолчу, а то ты вот-вот расплачешься от жалости.
Дро все так же молча разглядывал деревню.
Музыкант лег в траву и устремил взор на листья над головой, мелькание пронзительно-зеленого на пронзительно-синем. Лицо менестреля, с его длинным носом и гривой темно-золотых волос, портили уныние и беспокойство. В одном ракурсе оно казалось заурядным, в другом - исключительно симпатичным, но и в том, и в другом - мрачным и угрюмым.
- Ты, наверное, хочешь знать, что я тут делаю, - раздумчиво предположил он.
- Не особенно.
- Хорошо. Тогда так: ты хочешь знать, почему у меня не хватает ума унести ноги?
Тишина в ответ.
- Ладно, я скажу тебе. На самом деле нам с тобой по пути.
- По которому?
- Да брось ты! Я о том пути, по которому обречен пойти любой парень с такой профессией, как у тебя. Не в этом году, так в следующем. Конечно, это может быть простой сказкой.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27