Послышались торопливые шаги - кто-то пробежал через двор - и дверь содрогнулась под ударами. На улице собралось достаточно людей, чтобы в тесной концентрации у них возникло нечто вроде коллективного седьмого чувства. И это чувство уловило, что изгнание призрака свершилось.
Дро оттащил стул от двери.
- Уже все? Что бы там оно ни было? - простонал в подушку Миаль.
- Надеюсь, - ответил Дро - и сам испугался вылетевшего слова. Никогда прежде у него не оставалось сомнений.
Глава 6
Гульба затянулась за полночь.
Большая часть деревни уже знала, что произошло. Многие даже сами были тому свидетелями - свидетелями, которые на самом деле ничего не видели, а только чувствовали и отчасти понимали. Монахи, едва осознав, что в странноприимном доме больше нечего бояться, торжественно втянулись гуськом в ворота, благословляя и окропляя. Миаля они тоже благословили и окропили. Менестрель, бледный и трясущийся, вцепился в перевязь инструмента и прошептал:
- Мне жаль...
- Себя пожалел бы, дурак проклятый, - только и ответил Дро.
Когда он вышел в ночь, селяне подняли его на руки и понесли под аккомпанемент выкриков и звон кружек. Он слишком устал, чтобы сопротивляться. Впрочем, дело было не в усталости, он хотел заглушить то, что мучило его больше, чем ноющая боль - сомнение. Так что он сидел за столом с селянами и пытался напиться, пока они пытались вытянуть из него парочку зловещих историй. Ему по большей части удалось уклониться от рассказов. Тогда они принялись пересказывать ему свои собственные истории о призраках - подлинные и вымышленные. Они предложили ему поискать новую добычу в старой крепости. Когда же Дро сообщил им, что провел в развалинах прошлую ночь, селяне принялись многозначительно переглядываться. Он не стал убеждать их, что в крепости никогда не было его добычи. Тот, кто не наделен седьмым чувством, все равно не отличит призрак от кирпича.
Несколько часов спустя большинство его собутыльников пребывали в различных стадиях глубочайшего опьянения. Сам же Дро оставался трезвым, хотя в голове слегка шумело, словно тело намекало, что ему стоило бы ощутить действие спиртного в крови.
Он вышел из таверны и побрел по улице под темным, расшитым звездами шатром неба, чтобы немного проветриться - или чтобы убедить себя, что проветривание ему не помешает. Покуда он делал вид, что слегка пьян, он имел право пользоваться привилегией пьяниц и ни о чем не думать.
Дождевые облака исчезли, небо очистилось. Луна лениво ползла по небосклону, подбираясь к колокольне.
Женщина по имени Синнабар сидела перед гончарной мастерской. Королева Огня. В мастерской тускло горел глаз печи для обжига, бросая багровый отблеск на ее щеку и грудь, на рыжие волосы и проворные пальцы. При свете луны Синнабар лепила маленького глиняного пса. Она подняла глаза и увидела, как Парл Дро стоит в распахнутых воротах и смотрит на нее.
- Ты выглядишь смертельно усталым, - уронила она как ни в чем не бывало.
- Всем свойственно уставать.
- Да. Время от времени.
- Можно мне войти?
Она опустила глаза - почти испуганно:
- Разве я не говорила, что моя дверь всегда открыта для тебя?
Дро шагнул через порог. В мастерской пахло обожженной глиной и каким-то теплым нежным благовонием, которое носила на своей коже хозяйка. В прошлый раз он не заметил этого запаха.
- Я снова предлагаю тебе мою постель, - сказала Синнабар, обращаясь к псу, над которым работала. - Но на этот раз лишь для того, чтобы выспаться. У меня чудесная постель - пуховые перины, глубже, чем шестнадцать морей, одна на другой. Тебе там будет хорошо. Ты совершенно изможден... И все-таки я тебе кого-то напоминаю, верно?
Он стоял рядом с ней, а ее пальцы проворно трудились над глиняной фигуркой. Песик уже казался почти живым, почти знакомым - вот-вот завиляет хвостом или залает. Дро наклонился и поцеловал ее в висок. Ее волосы, подсвеченные пламенем, отливали золотом, и изумительный аромат исходил от них.
- Ты талантлива, Синнабар, - сказал охотник. - И твой запах прекрасен.
Ее пальцы замерли.
- Мой муж как-то привез мне деревянный гребень из далеких стран. Аромат исходит от дерева, и когда я расчесываюсь, запах пропитывает мои волосы.
- Мне жаль, что он ушел от тебя, - сказал Дро.
- Неправда, - сказала Синнабар. Она встала, повернулась и посмотрела ему в лицо. Глаза ее блестели от слез. - А может, и правда. Мне стыдно за себя. Навожу красоту ради первого встречного... Или я для тебя - не первая встречная? Я что, так на нее похожа?
- По-твоему, будет лучше, если я уйду?
- Не смей, - сказала она. - Постели на постоялом дворе кишат блохами.
- Что ж, наверное, это самая подходящая для меня компания.
- Ах, ты... - слезы все-таки хлынули у нее из глаз.
Дро уткнулся губами в густую темную чащу ее волос. Тепло и покой окутали их обоих, и пока длился поцелуй, они стояли, крепко обнявшись.
- Завтра, прежде чем ты уйдешь, есть кое-что... я должна сказать тебе. Твой спутник уже достаточно выздоровел, чтобы идти дальше?
- Какой спутник?
- Паренек в странноприимном доме. Тот, к которому приходил призрак.
- У нас с ним нет ничего общего.
- Ах, - шепнула Синнабар, - не будь так уверен.
На этот раз она сама поцеловала его, одновременно пропуская сквозь пальцы его волосы - безмятежно и страстно. Затем она взяла его за руку и повела наверх по маленькой лестнице, по коридору - в спальню, где ждала пуховая перина в шестнадцать морей глубиной.
* * *
Звуки музыки, льющиеся из распахнутых дверей странноприимного дома, были так прекрасны, словно навеяны чарами. Подобно лучам утреннего солнца они освещали гостиничный двор. По двору расхаживали голуби и ворковали в экстазе. Неподалеку разлегся довольный кот, блаженно щурясь и подставляя солнышку пушистый белый живот. Наверное, он был сыт и любил музыку.
Пока менестрель играл, его наполняло восхитительное ощущение, что он совершенно здоров и полон сил. Но стоило перестать, как опять холодной водой подступила слабость. Его мучила одышка, голова кружилась. Миаль отложил инструмент и свернулся калачиком на постели.
Тишина... Кот прыгнул за дверь, голуби разлетелись. А через порог шагнула женщина с волосами, рыжими, как обожженная глина.
Миаль посмотрел на нее встревоженно. Большинство женщин заставляли его сердце замирать от страха и любопытства (если уж на то пошло, и некоторые мужчины тоже). Но потом он успокоился. Взгляд у женщины был ласковый и пресыщенный. Ее сердце принадлежало кому-то, кто был далеко, она была совершенно недоступна. Миалю ничего не грозило.
- Ты чудесно играешь, - сказала она.
- О, спасибо, - скромно улыбнулся Миаль.
- Парл Дро, - сообщила женщина, - ушел из поселка за час до рассвета.
Смятение отразилось на лице Миаля. Он сел, побледнел как полотно и снова лег.
- Значит, так тому и быть.
- Не обязательно, если до завтра ты достаточно окрепнешь, чтобы пуститься в путь.
- Не приду я в себя до завтра. И вообще, мне ни за что не догнать его снова! Кстати, а тебе-то какое дело?
Он уже догадывался, что ей за дело. Так вот, значит, какие женщины нравятся Королю-Смерти. Достойно. Но что ей до Миаля?
- Я раскинула карты и увидела вас обоих. Вдвоем вы создаете равновесие, которое необходимо и ему, и тебе.
- Он говорил тебе о...
- Гисте Мортуа? Я сама о нем знаю. И у меня есть причины не любить неупокоенных, что обитают там.
- Сказки это все, - решил поддразнить ее Миаль.
- Как и та, что была здесь прошлой ночью?
Менестрель невольно покосился через плечо. Несмотря на то, что монахи окропили весь дом, несмотря на жуткий ритуал изгнания призрака, ему было бы нелегко заснуть в этой комнате. Вчера он уснул, точнее, провалился в беспамятство, лишь потому, что был болен, но его недуг уже понемногу отступал.
- Ладно, хорошие сказки. Может быть, даже правдивые.
- Когда-то, давным-давно, был город... - начала женщина, понизив голос. Она смотрела на менестреля, но видела не его, а образы, встающие у нее перед глазами. Миаль лежал, голова у него кружилась, он слушал, как она говорит, и тоже начинал видеть эти образы...
Город звался Тиулотеф. Он стоял на склонах высокого холма, а под ним расстилалась долина, где широкая река впадала в странное озеро с лучами, как у звезды, и четырьмя каналами, тянущимися от него в стороны. Белоснежные шапки далеких вершин возвышались над лесами предгорий. Путей в Тиулотеф было немного, и знали о них лишь избранные. Более того, городу никто и не был нужен. Посланцев из других мест встречали в нем огнем и мечом. На головы армий, пришедших отомстить, со стен города лилось кипящее оливковое и миндальное масло. Лишь желанный гость и лишь через городские ворота мог попасть за наклонные, зубчатые, грифельного цвета стены Тиулотефа.
Говорили, что все, кто живет за этими стенами - колдуны и ведьмы. Все, от мала до велика, хоть чуть-чуть, да владели колдовством, а многие были весьма продвинуты в нем. Так говорит легенда. В народе говорят: «Когда будем плясать в Тиулотефе», что значит - никогда.
А потом что-то обрушилось на Тиулотеф, что-то повалило наземь его башни, кровли, стены и ворота. Однажды летней ночью задрожала земля. Дрожь эта не была ни неслыханно сильной, ни гибельно опасной. Но легенды говорят, что трещина опоясала верхний ярус холма, на склоне которого стоял Тиулотеф. Незримая, ждала она своего часа. Много столетий день за днем светило солнце, падал снег, дули ветры, вздрагивала земля - и трещина все росла, затаившись, словно дракон под водой. И вот земля дрогнула еще раз - не сильно, но достаточно, чтобы порвался последний волосок, удерживающий холм.
Лишь недавно минула полночь. В Тиулотефе звонили колокола, шло шествие в честь какого-то праздника, священного для горожан. И часовой на башне увидел, как огромная черная птица взлетела с вершины холма, расправив исполинские крылья.
Нетрудно представить, что произошло потом. Звуки стихли, головы запрокинулись к небу, множество рук указывали пальцами вверх - и все это в мерцающем свете свечей и факелов, в затихающих отзвуках колокольного звона, в искрящемся блеске возбужденных глаз и праздничных украшений. Потом раздался страшный гром, невыразимый рык земли, вершина холма вспучилась и лопнула, разлетевшись на тысячи осколков. Град гравия, камней, валунов обрушился на Тиулотеф, на лица с разинутыми в крике ртами, на гаснущие огни. А потом безжалостная каменная лавина двинулась маршем на город. Это была последняя армия, против которой он не выстоял. Словно приливная волна, хлынула она на стены и снесла их, обрушилась на ворота и превратила их в щепки. Она прокатилась по городу, и город перестал существовать, его жизнь рухнула, огни погасли. И тогда огромный погребальный курган, в который превратился Тиулотеф, тронулся с места. Он соскользнул со своего основания и по склону холма съехал в озеро, похожее на звезду.
Ничто живое не уцелело тогда.
И в то же время, если не лжет легенда, все они уцелели. В известном смысле. Теперь это место зовется Гисте Мортуа. Иногда, в особенную ночь, мертвые выходят из озера и поднимаются туда, где когда-то стоял их город. Тысячи призраков, наделенных колдовским даром, злобных, полных ненависти. А в озере, никем не потревоженные, покоятся вещи, что связывают их с этим миром, все что угодно - их кости, их сокровища, кирпичи и известка городских домов. Они похищают или заманивают к себе живых людей - и пожирают их. Они разрывают могилы, они колдуют. Целая страна, пропитанная злобой...
...если хоть что-нибудь из этого правда.
- Я знаю, - сказала рыжеволосая женщина. - Никто из тех, кто отправился туда, не вернулся обратно.
- Раз так, то довольно глупо идти туда, - заметил Миаль. Его руки дрожали, хотя гостья не рассказала ему ничего, чего он не слыхал бы раньше.
- Парл Дро держит путь туда. И ты.
- Я?! Не надо так шутить. Я не хочу сделаться одним из тамошних призраков. Ох, я хочу сказать, что...
- Тебя словно что-то заставляет идти туда. Я знаю. Я уже видела такое. Всегда можно подыскать предлог, чтобы объяснить себе, зачем идешь туда - подтвердить или опровергнуть легенду, вызвать на бой врага, сочинить поэму или песню. Но на самом деле - это сам Гисте Мортуа бросает тебе вызов. Он играет в войну. Когда-то он вызывал на бой армии и побеждал их. Теперь он зовет людей, особенных людей. В особенное время. В том числе и женщин.
- Ты же не... - выдавил из себя Миаль.
- Не меня. Успокойся.
Менестрель за перевязь подтащил инструмент поближе к себе и крепко обнял деревянный корпус.
- Я знала, - продолжала незнакомка, - что он уйдет сегодня, знала еще тогда, когда он сам не догадывался. А ты уйдешь завтра. Ты ведь задолжал ему, не так ли? Он заплатил монахам, чтобы они ухаживали за тобой.
- Нож под ребро я ему задолжал, - отрубил Миаль.
Женщина рассмеялась. Менестрель потрясенно воззрился на нее.
- Отдохни как следует, - сказала она. - Завтра на рассвете я приведу тебе лошадь. Не из монастырской конюшни, а свою собственную. И еще я объясню тебе дорогу.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27