Туда же завернет и «Морская Провидица». Мне придется сойти там на берег и провести некоторое время в ожидании. Судя по движениям бровей служителя порта, его удивило, что Кристен поручил мне столь рискованное дело, ведь он понял, что мне необходимо установить связь с адской галерой.
На корабле хуже всего я переносила однообразие. Поначалу меня приводили в восторг краски воды, морские птицы, которые иногда находили прибежище на леерах и реях, ужимки Львиного Сердца, бескрайние небеса и безумные закаты солнца. Но заботливое отношение членов команды, их разговоры, хоть и непритязательные, вскоре стали мне в тягость. Мне и прежде становилось не по себе в обществе других людей, в основном мужчин, хотя теперь у меня, пожалуй, появилась некоторая сноровка и я ничем не выдавала своих чувств.
Когда стояли ясные вечера, на раковине небосвода проступали литые звезды. Кое-кто из пассажиров выходил нетвердой походкой из каюты, но они пребывали в таком упадке, что не могли докучать мне. Помощники капитана хриплыми, но приятными голосами напевали баллады Кронии или южных стран: до меня доносились слова на том своеобразном языке, который я знала… (И тогда мне вспоминалось, как мы с Фенсером, любя друг друга, говорили лишь на языке завоевателей, будто оба позабыли родную речь.) Пес укладывал свою голову с ушами, как у летучей мыши, на колени второму помощнику, а иногда подвывал точно в лад, и это было так смешно, что оставалось только восхищаться.
Я прихватила с собой несколько книг для чтения, а когда качало не очень сильно, могла заняться рисованием. Я усаживалась под навесом на верхней палубе среди сваленных в кучу канатов, сундуков и предметов багажа и принималась рисовать картинки, никак не связанные с морем, — женщин и здания, — а иногда по запоздалом размышлении добавляла в качестве фона пенистые волны. Позднее, наслушавшись историй, которые по ночам, попивая бренди, рассказывали корабельщики, я стала изображать утонувших моряков, чьи головы покоились на покрытых чешуей коленях русалок; страшных морских зверей и уходящие под воду галеоны, из которых выплывали смотанные клубком нитки жемчуга и гаснущие фонари, добавляя кое-где бледные лица с длинными волосами, похожие на окруженную облаками луну, оказавшуюся в воде.
Но налетавшие время от времени шторма оставались за пределами моих творческих возможностей. Уж больно они изменчивы И они тоже прискучили мне, когда стало понятно, что мы не пойдем ко дну.
Однажды утром наш курс пересекли пять чавронских кораблей. Флагманский корабль отсигналил приветствие, и мы увидели, что у него на борту имеется пушка Но Договор все еще оставался в силе, к тому же было ясно, что «Морская Провидица» — торговое судно, а не боевой корабль. Мы просигналили в ответ, и на том инцидент исчерпался.
На сороковой день погода внезапно изменилась.
Холод сменился прохладой. Волны уже не вздымались так высоко, по морю плавно разбегались белые барашки с сине-зеленым подбоем. Из воды выпрыгивали рыбы, окрашенные в цвета моря, их спины блестели в лучах солнца. Я все надеялась заметить среди них русалку с гребешком и зеркальцем.
Мы вошли в Темерид, Море-Посередине-Земли. Пассажиры — все, кто смог, — поднялись на палубу Собравшиеся моряки принесли вина и совершили возлияние в честь морских богов, чьи имена хранились в тайне, и огромного дракона из кронианских мифов.
В тот вечер в кают-компании подали отменный обед Большая часть пассажиров все еще не могла им насладиться, а я, конечно же, не сумела воздать ему должное, но капитан с двумя помощниками и Львиное Сердце провели за едой длительное время.
Через день-два на смену прохладе явилась мягкая влажность. В этом море нередко встречаются теплые течения. Рассказывают, что, купаясь в нем, можно за пять минут оказаться в холодной воде, потом в горячей, как в ванне, и попасть обратно. Еще ходят истории о том, как выловленные рыбы оказывались вареными, но я такого ни разу не видела.
Теперь с левого борта можно было ясно рассмотреть землю. Она отличалась от той, что я видела прежде, и, пожалуй, это пришлось мне по душе. За обширной прибрежной полосой вздымались округлые холмы, сменявшиеся затем грубо обтесанными зубчатыми отвесными скалами; эти три типа рельефа крайне ярко контрастировали друг с другом. На вершинах утесов, будто просыпанная соль, лежали снега, превращавшиеся на время заката в сердоликовые кристаллы. Тогда казалось, что это — ландшафт иного мира.
Спустя некоторое время, на несколько дней раньше срока, мы прошли меж двух гигантских мысов, которые называли мускулами Канда, и оказались в большом Кандирском заливе.
Там не было ветра, и вода походила на тяжелое стекло. Она чуть колыхалась, но движение свелось на нет, и потребовалось все мастерство наших мореплавателей, чтобы доставить корабль в порт.
В Кандире сохранились развалины старого города. Они рассыпаны по всему современному городу, в котором имеется собственный классический Высокий Холм с храмами и общественными зданиями, сверкающими в лучах солнца ослепительной белизной, позолотой и синевой, как рыбья чешуя. В тамошних рощах попадаются чудные апельсиновые деревья, достигающие семидесяти, а то и восьмидесяти футов в высоту; плоды у них не больше золотой монеты и, как говорят, такие же твердые. Но трущобы этого города омерзительны, а ночью даже компании из четырех сильных мужчин не стоит соваться без необходимости в район порта.
По завершении проверки паспортов, происходившей на борту корабля (документы добыл мне служащий порта в Ясте, и я испытывала некоторое опасение, но они оказались вроде бы безупречны), мне предстояло сойти на берег. Обнаружив, что я — новичок в подобных делах и не представляю, как мне действовать, капитан послал со мной второго помощника, Львиное Сердце и двух матросов для сопровождения и доставки багажа. Величественный пес не снизошел до переноски грузов, зато не отходил от меня ни на шаг и рычал на всех незнакомых мужчин на улице, которым случалось взглянуть в мою сторону. Когда мы миновали неприглядную часть города и добрались до торговых кварталов, помощник капитана напрямик по-дружески спросил, какие у меня есть знакомые, чтобы выяснить, куда меня нужно доставить Продав подаренного Каруланом серебряного крокодила и кое-что еще, я выручила значительную сумму, поэтому сказала моряку, что мне вполне по средствам приличное жилье. Тогда мы наняли экипаж; хотя матросы быстрым шагом шли следом, пес, конечно же, уселся в коляску вместе с нами; так мы и добрались до широкой улицы с высокими домами, окрашенными в пастельные тона и украшенными сетчатыми балконами, на крышах которых стояли цветочные урны, а порой и деревья.
Я сняла две хорошие комнаты в пансионе, который принадлежал кронианке; по ее словам, она привыкла окружать материнской заботой девушек, путешествующих без сопровождения. Я пришла в изрядное замешательство, но помощник капитана лишь улыбнулся. Он и матросы пошли вместе со мной в комнаты, а «мамаша» и бровью не повела и глянула искоса только на благородного пса.
Водворив меня и мой багаж на место, второй помощник поцеловал мне руку и поинтересовался, нельзя ли будет навестить меня, а когда я ответила, что не смогу позволить себе такого удовольствия, ибо дела мои связаны с болезнью и горем в семье, сказал, что сердце его разбито, и, насвистывая, отправился восвояси. А я поцеловала на прощание Львиное Сердце — мне довелось увидеть, как он лазает по снастям, и он совершенно очаровал меня. Пес вежливо повилял хвостом, но ему не терпелось броситься вслед за друзьями.
Поэтому они ушли, а я осталась.
Вскоре ко мне поднялась «мамаша», чтобы узнать, нет ли у меня какой-либо надобности, а заодно попытаться выведать историю всей моей жизни. Но я уже исповедалась перед Кристеном, поэтому надобность в исповеди пропала. Я дала ей золотой империал — монеты Саз-Кронианской империи и дюжины других стран имели официальное хождение в Кандире — и сказала, что я в трауре и разговоры о случившемся мне невыносимы. С такой вот легкостью и такой дорогой ценой мне удалось управиться с этой заботливой родительницей.
2
Я прожила в Кандире несколько недель, ожидая возвращения «Двексиса».
Корабль попал в полосу штиля.
Из окна моей комнаты открывался неплохой вид, в том числе и на величественный Высокий Холм. (По-моему, за этот пейзаж я платила куда больше, чем за чистые простыни и горячую воду.) Погода стояла прекрасная, очень мягкая, хотя на дворе была зима. В этих краях уже сто лет не видывали снега, кроме как на вершинах гор. В конце осени буйствовал ненавистный всем суховей, но я этого не застала. Часть деревьев сбросила листву, но остальные, вечнозеленые, цвели не переставая. Цветы росли вдоль оград и в урнах.
Я почти сразу же почуяла благоухание. Здешнюю зиму никак не перепутаешь с той, что стояла во время отступления, не говоря уже о зимах детства в родных краях.
Дальше к востоку, в Тулии, куда он отправился, разница станет еще заметней. Если только цель его путешествия — Тулия…
Из-за того, что мне довелось узнать о «Двексисе», меня ночь за ночью преследовали кошмары. Но я уже брошена на произвол судьбы, и, хотя эта новая для меня жизнь в одиночку рождала беспокойство, впереди маячил огонек. Тот огонек, который я сотворила из Фенсера и который он, возможно, погасит, когда я встречу его, если это вообще произойдет.
Иногда я задумывалась и об этом. Из глаз текли дурацкие слезы слабосилия. Я превратилась в ребенка, потерявшего на улице родного ему человека, и никто другой не может его утешить. Очень глупо рассчитывать на радушный прием с его стороны. Не буду. Мне нельзя. Помимо всего прочего, я его не знаю, его сильно потрепало в боях, у него столько шрамов — тот другой сон, про батальон призраков, — мой любимый именно такой человек, а не золотистый бог из леса урожайной поры. Он хотел остаться со мной, но ему пришлось меня покинуть. Что ждет его на этой дороге? И что ждет меня на пути в следовании за ним?
«К нему!» — кричали колеса, и лисы разбегались.
В комнате «мамаши» на первом этаже гостиницы запела коноплянка, и ее песенка поразила меня в самое сердце. Это песня южных краев. И тогда я подумала, что, наверное, мне никогда не удастся обрести свободу от сновидений о моих истоках.
Теперь я добывала сведения о прибытии судов и отплытии их из гавани, посещая утром и днем располагавшиеся у причала административные здания, открытые для публики; дважды на дню там вывешивали расписание, из которого можно было узнать, какие торговые суда должны зайти в порт. На узких улочках и рынках, находившихся поблизости, полным ходом шли торговля и надувательство. Время от времени мне встречались моряки, жители Востока; меня поразило их сходство с теми, что изображены на шкатулках и шалях — стройные люди с желтой, как мед, кожей и непроницаемым взглядом. Даже днем попадались шайки пьяных головорезов, из-за чего мне всякий раз приходилось нанимать экипаж, а следом за мной повсюду ходил крепкий юноша, состоявший охранником при вознице.
Я очень быстро расходовала деньги, а по вечерам, сидя в гостиной, составляла списки вещей, которые отбирала для очередной продажи. Мне не хотелось справляться у «мамаши», где за них можно выручить побольше денег. Стоит ей предположить, что мне грозит бедность, как она тут же выкинет меня на улицу.
А потом настал день, когда я застыла перед фасадом Управления порта и кровь моя вскипела огнем, а сердце учащенно забилось. Заметив, как отчаянно я покраснела, а потом так же сильно побледнела, юный охранник принялся бросать по сторонам свирепые взгляды, дабы убедиться, что никто не посмел никоим образом меня оскорбить. Чуть ли не развеселившись, я успокоила его. Причиной моих переживаний послужило название корабля, «Двексис», только что появившееся на одной из полос таблицы расписания, и пометка о том, что около полуночи он встанет за молом на якорь.
На самом деле я не то чтобы развеселилась, а скорей впала в истерику. На меня навалился омерзительный страх, как будто я могла отложить насущно важную для меня встречу, которая вот-вот состоится. Лишь глупец способен подойти близко к подобному судну. Может произойти все что угодно. Мне следует принять все возможные меры предосторожности.
Я повернулась лицом к юноше, который мог изъясняться на всех портовых жаргонах: чаврийском, данувском, тарасском, тулийском и кронианском (возможно, в этом списке числились и другие), и сказала:
— Сегодня вечером мне нужно попасть на борт «Двексиса». Я должна переговорить с ее капитаном.
Молодой человек скорчил жуткую гримасу, но в порту так поступали для того, чтобы отпугнуть злой рок.
— Она рабская галера, — сказал он.
— Да, знаю. Я хорошо тебе заплачу, если ты отправишься со мной.
— На невольничье судно? Нет.
— Да. Сколько ты хочешь?
— Нет.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78