Я до сих пор не понимаю толком, как мне удалось пережить тот первый настоящий страх за себя. Но по прошествии времени, будь то даже ужас, и он становится привычным, утрачивая если не остроту, то способность напугать или вызвать потрясение.
Для выезда на пикник в маленькую колесницу впрягли двух пегих кобылок; в нее и усадил меня Гурц. Колесницей правил толстоватый субалтерн-офицер, приставленный к Гурцу в качестве адъютанта. Мне доводилось пару раз видеть его в черном доме (он принимал участие в захоронении тетушки в саду). Мое общество пришлось ему по душе, он обращался со мной с веселой почтительностью и забавлял меня длинными запутанными шутками; когда он смеялся, я вежливо вторила ему, хотя нить рассказа всякий раз ускользала от меня несколькими минутами раньше, чем он успевал добраться до сути.
Позади нас и ниже по склону устало шагали легионы, иногда часть их оказывалась впереди нас, мы же с громыханием катили наискось. Впереди скакал на коне Гурц, останавливаясь, чтобы разглядеть какую-нибудь веточку или сидящего на сучке жука, а в это время с деревьев пониже лошадь поедала буковые орешки или желуди. Вдали звучал смех, мелькали яркие плащи: дамы, высыпавшие пестрой гурьбой из экипажей, скакали верхом среди офицеров по дорогам, окаймленным голыми деревьями. Светловолосая принцесса отправилась на охоту вместе с отрядом тритарка. Младший офицер со вздохом сообщил, что мы их не увидим, а жаль, ведь она так хороша собой, эта принцесса.
От его слов леса стали спокойнее, мягче, ярче. Я точно не разобрала. Но солнце пробудилось и очистило от шелухи стебли диких желтых роз, загубленных морозом, которые еще секунду назад висели, как мятые бумажки, и я увидела, что они все еще горят огнем. Среди скинувших листву берез, среди похожих на оперенные стрелы вечнозеленых деревьев голосили птицы. И тогда мне вспомнился молодой человек в измазанной грязью рубашке, пристально глядевший на птицу, стоя на прогалине — я вдруг поняла, что пугающее звучание возникло во мне не из страха перед тритарком. Кто же тому причиной? Фенсер… нет, не Фенсер. Даже лицо его не сохранилось в моей памяти. Будто его и не было никогда.
Причиной тому сон, приснившийся мне еще в городе, давным-давно…
Гурц подъехал к нам, желая показать мне обезумевшую от солнечного света ветку, на которой совсем не по сезону начали распускаться цветы. Как бы там ни было, он отломил ее. Вот и вся награда за цветы. Как вишне, которую срубили потому, что ее поленья ароматны.
Примерно в полумиле от нас, ниже по склону лесистого ущелья, устало продвигалось вперед кронианское войско. Люди шагали где строем, где вразброд; знамена свалены в телеги; вот выбираются из канавы повозки; вот лежит мул, и его то лаской, то пинками пытаются поднять на ноги; вот боевая колесница, а на ней четыре просевших мешка с мукой. Разрозненные виньетки, говорящие о многом.
Сжимая в руке ветку с увядающими цветами, я рассмеялась над очередной непонятной шуткой младшего офицера.
Вскоре мы оказались на предназначенном для пикника месте.
Хеттон Тус Длант не присоединился к нам. На пикник выехали несколько офицеров штаба и группа полковников; они лазали по деревьям, словно школьники, и сбрасывали вниз сосновые шишки; учтивые майоры ловили их в подставленные шлемы, а любовницы полковников в подолы юбок. Там оказались женщины, которых не было за обедом в честь медведя. Я заметила, что многие из них крайне молоды и принадлежат к тому слою общества, в который я попала, и на мгновение мне до боли захотелось подружиться с кем-нибудь. Но они только и думали, что о своих повелителях, а я… я успела приобрести определенную репутацию — выбившаяся в господа прислуга, маленькая шлюшка. Кроме того, я оказалась самой юной среди них, а Гурц — самым старым. Раньше я как-то не до конца сознавала это. Среди нынешнего сборища ему выпала роль скучного учителя. Они лишь терпели его присутствие. Он ни разу не сражался в бою.
Слуги расстелили скатерти, разложили еду. Собственно говоря, угощение оказалось довольно скудным и не шло ни в какое сравнение с тем, что подавали за обедом, но меня это ничуть не огорчило. Зная о моем пристрастии, Гурц принес бокал с соком красной смородины, но в нем не хватало сахара. Посмеиваясь за спиной Гурца, младший офицер (и он туда же) предложил подлить в него светло-желтого бренди. Я отказалась.
В отдалении все с тем же грохотом, словно река в ущелье, текли вперед легионы.
Ничто не предвещало звуков, донесшихся в следующее мгновение.
Внезапно что-то негромко бухнуло, приглушенно, казалось бы ничего не означая, но мне показалось, что земля дрогнула у меня под ногами. На всех деревьях все птицы до единой перестали петь.
И тогда воцарилась тишина. Затем одна из благородных дам взвизгнула, тоненько, еле слышно; послышался отрывистый звон бокала, выскользнувшего у нее из рук и разбившегося о камень.
Мужчины, вскочив на ноги, пристегивали к поясу отброшенные было шпаги. По коврам к корням деревьев покатились фрукты. Все пришло в движение, заржали лошади. Гурц стоял, возвышаясь надо мной.
— Я говорил, что так и произойдет, — объявил он — Их король, этот Альянс Чавро…
Прогремел пушечный залп. Нестройные ряды бойцов охватит и уже охватило смятение; вялое беспорядочное передвижение прекратилось, все кинулись по своим местам, дозорные помчались добывать сведения о западне, о ловушке, в которую уже угодила какая-то часть передовых отрядов, — а Гурц собирается читать мне лекцию по истории. Но нет, он передумал.
— Оставайся на месте, — сказал он, — всем дамам здесь будет безопасней.
Он отошел, намереваясь помочь остальным советами. Но все уже сидели на конях или в маленьких колесницах. Мой субалтерн-офицер побежал за Гурцем, жалобно крича, что должен вернуться в свой батальон…
Я сидела на ковре, не трогаясь с места, прислушиваясь к крикам солдат, к резким голосам труб, к другим звукам. Я ждала следующего пушечного залпа. Он прогремел. Что-то задрожало у меня в животе. За те месяцы, пока кронианцы вели обстрел города, я так привыкла к ним. Но… На этот раз стреляли пушки союзников короля, а может быть, и артиллерия армии моего отца, его полка, Белых Львов… Я заметила, что стою в полном замешательстве. Гурц уже сидел верхом на коне, он подскакал ко мне:
— Милая, оставайся здесь. Слуги не уйдут, тебе ничто не угрожает. Генерал наверняка захочет видеть меня рядом с собой. — И он помчался прочь, как будто собирался в одиночку вступить в бой со всеми врагами сразу.
И снова пушки, раз, два… три. Я почувствовала запах смолы и дыма, селитры. Они приближаются или просто земля сползает прямо в глотку войны? Мне захотелось увидеть. На этот раз вправду захотелось.
Слуги сбились в кучку под каким-то хвойным деревом, словно укрываясь от проливного дождя. Никто не остановил меня, когда я отправилась через лес к передовым позициям, придерживаясь покатых склонов холма, уходивших вниз от площадки, отведенной под пикник.
С каждым шагом день изменялся. Он сгущался — свет и воздух приобрели мясистую плотность. Что-то не смолкая ревело, будто ветер. Все птицы улетели. Из задымленного убежища выскочил олень и стрелой промчался мимо. С верхних склонов, поросших лесом, донесся грохот кавалерии, крушившей молодые деревца, словно злобная буря под знаменем, походившим на вымпел из огня и крови. Волосы у меня встали дыбом. На мгновение я замерла в ужасе, а потом бегом кинулась на звук.
Они разместили пушку на холме возле покрытой трещинами башни, чтобы держать под обстрелом пути к выходу из долины. Теперь вдали над башней в клубах дыма реял флаг, блеклый флаг, какого я не видывала прежде. Внизу на склонах холмов, как бурное море, кипело сражение. Тлеющий огонь скрывало густое облако, но время от времени сквозь него прорывались вспышки разорвавшихся снарядов и брызги пламени, вылетавшие из кронианских пушек, застрявших у дороги в том месте, где долина сужалась. (В лесу горели деревья — вертикальные столбы искр и дыма.) Среди взбаламученного моря пушечного марева, всплывая на поверхность, появлялись предметы. То прорезавшие завесу знамена, то тонущий в ней фургон, словно идущий ко дну корабль.
Неподалеку от меня из глубин дыма вырвались трое солдат сазо. Двое поддерживали под руки стоявшего в середине, он истекал кровью, лицо его посерело, и он глупо смеялся, а может быть рыдал. Они проковыляли мимо меня, и тут один из шедших с краю крикнул мне что-то непонятное на чужом языке. Тогда я вспомнила, что немного говорю по-крониански. Он кричал: «Ложись, ложись». Я так и сделала, и поползла на животе, задевая подбородком за бородатое лицо земли.
Снова заговорили пушки на холме. Они не так глубоко увязли в дымовой трясине, и их фейерверк оказался ярче. Я не могла оторвать завороженного взгляда от ядра, от шлейфа бесцельной черноты, прочертившего полнеба и опустившегося, как нечто невесомое, в долину. Там ядро взорвалось — прилив света, странные синие и оранжевые тени.
Я видела атаку, завершившуюся взятием холма. Она не походила на событие большого значения — поток людей и лошадей, черно-белые отблески стали, будто в зеркале, а потом мешанина, путаница, словно кишащий муравейник. У подножия склона разорвался последний кронианский снаряд. Затем флаг повалился вниз с башни. Я и вдруг с удивлением подумала: что же я здесь делаю? Дикое возбуждение, швырнувшее меня вперед, улеглось, ведь увиденное мною совсем не походило на то, что мне рассказывали о войне.
В задымленной долине еще наносили последние удары, еще умирали и убивали друг друга люди. Мои спутники не станут брать пленных. Альянс Чавро, в который вступила и моя страна, доставил неприятность, не более того — блоха укусила мощное тело за бок.
Башня являлась частью монастыря или какого-то церковного строения. Когда очистились верхние слои воздуха, я разглядела сводчатый проход, колонны крытой аркады и одну из безмолвных пушек, стоявших там, — длинная шея без головы, а из горла еще вырываются последние струйки дыхания.
Среди дыма возникли всадники. Черная пыль на лицах, кое-кто в крови, и у каждого кровь на копье или на шпаге. И тогда я услышала вдали в тумане пронзительно-громкие хриплые крики. Лошади вращали покрасневшими глазами, изрыгая изо рта пар, словно пушечный дым. И надо всеми витал мерзкий запах, жуткая вонь сражения.
Неторопливо ехавший через лес всадник повернул, направляясь ко мне; шлем из железа и золота, скрещенная с кровью и серебром чернота, черное лицо, почерневшие от крови руки, красная шпага.
Перспективы опять замкнулись. Затмение — солнце захлебнулось в дыму. Кавалерийский взвод скрылся.
У его стремени висел предмет, в существование которого я не поверила. Даже когда я приняла его как нечто реальное, он не произвел впечатления, уж слишком он был страшен. В одной из безрассудных своих атак он отсек человеку голову. Длинные волосы пришлись кстати, и вот безделушка уже привязана. Мне доводилось слышать, что кронианцы так поступают. Кто мне об этом рассказывал? Лой? Еще какая-нибудь девушка…
— Если мужчина встречается с женщиной, — сказал он, — Випарвет тому причиной. Мне следовало догадаться, что ты явишься сюда и примешься лакать кровь.
Я поднялась на ноги. Я не почувствовала страха. Я не поверила в происходящее, как и в отрубленную голову.
Я неторопливо направилась обратно через лес, тем же путем, которым пришла. Он вел лошадь под уздцы, ступая рядом со мной; она фыркала, вращая ярко-красными глазами, от нее несло такой же вонью, как от других.
Драхрис негромко заговорил со мной. Он стал рассказывать, что он со мной сделает. В полном умопомрачении я выслушала все. Даже Лой ни разу не говорила шепотом о таких непотребных невероятных вещах. Еще он сказал, что будет бить меня, только это и дошло до моего понимания. Он говорил, что мое уродство обернется красотой благодаря следам его трудов — синякам и шрамам. И он позволит мне драться с ним.
Внезапно я бросилась бежать. Действие почти беспричинное, ведь его обещания казались несбыточными.
Тяжело дыша, разгоряченная лошадь рысила следом за мной, я чувствовала за спиной ее жар, опаляющее дыхание.
Среди деревьев мелькнула извилистая тропка, и я прыгнула на нее сквозь клочья тумана. У меня возникло ощущение, будто некая связь между этим человеком и мной вдруг порвалась, словно распоролась сеть или лопнула свора. Я неловко скакнула вперед и наткнулась на борт телеги. Вокруг на земле сидели солдаты, грязные, окровавленные, буйные, а женщина нацеживала каждому пива из початой бочки.
— Эй, девушка, не хочешь выпить? Отметим победу?
Но я протолкалась через них, и они пропустили меня; уступить безоружной женщине после того, как они разнесли чавро в клочья, показалось им забавным.
Я пробиралась вперед среди бойцов, пивных бочек, опрокинутых повозок, мимо того места, куда несли раненых, оглашавших лес криками, воем и ругательствами;
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78