Во время допроса он без устали, точно машина, твердил одну и ту же стереотипную фразу: "Русские не знают и не понимают душу немца и не смогут оценить культуру Запада".
Нет, господин гитлеровский офицер, вы ошибаетесь. Мы прекрасно знаем и понимаем душу честного немца и умеем отличить, где кончается мишура и начинается подлинная культура...
Истекали последние часы перед открытием театра. К зданию советской военной администрации подъехало несколько машин. Вот он Вильгельм Пик, широкоплечий, с мужественным лицом, ясными глазами, чудесной улыбкой, знакомый миллионам по многочисленным фотографиям. Обнимаемся, крепко пожимаем друг другу руки.
- Рад познакомиться. Если не ошибаюсь, Гудериан именно на вас жаловался фюреру? - улыбаясь, говорит Пик.-А я вас могу только поблагодарить. Мне рассказывали, что советские войска активно помогали веймарцам в строительстве театра. Большое, очень большое вам спасибо. Знаете, в характере немца помнить добро. Пусть веймарцы, да и не только они, пусть все немцы узнают, кто помог восстановить театр. Это пойдет только на пользу нашим взаимоотношениям...
Вильгельм Пик говорил по-русски с сильным акцентом. Иногда он оснащал речь немецкими фразами, но тут же переводил.
Вместе направились в театр. Осмотрели его, походили по зрительному залу, побывали на сцене. Вильгельм Пик и его спутники дали высокую оценку работе строителей.
Сотни электрических огней осветили театр. Его просторные фойе и уютный зал заполнили зрители.
И вот начался спектакль. Я много раз слушал "Фауста" в исполнении превосходных оперных певцов. Теперь же мне впервые пришлось смотреть это великое творение в исполнении драматических актеров.
Картина сменяет картину. Императорский дворец. Маскарад. Вальпургиева ночь. Фауст. Мефистофель. Елена. Фортиадо. Гомункул. Анаксагор. Геттевские герои целиком овладели нашими сердцами. Мы горячо и искренне аплодируем мастерам немецкого театра.
Я взглянул на часы. Была полночь. Но что такое? Конца спектаклю не видно. Когда занавес закрылся и было объявлено, что продолжение состоится завтра. Вильгельм Пик понял мое недоумение:
- Вы, видимо, читали, товарищ Болдин, как в давние времена в Греции и Риме представления шли по нескольку дней. Вот и у нас с "Фаустом" происходит то же. Трудно гениальный замысел Гете воплотить на сцене за один вечер. Пожалуй, и двух вечеров мало.
На следующий день мы смотрели продолжение спектакля.
После спектакля от имени советской военной администрации я устроил прием в честь Вильгельма Пика. Большой зал нашею здания до отказа заполнили гости из Берлина, представители местных властей, труппа театра. После моего краткого приветствия слово взял наш дорогой гость.
- Товарищи, друзья, - начал он. - Два вечера мы смотрели на сцене возрожденного театра гениальное произведение нашего Гете. Два вечера мы были во власти его героев. Я благодарю наших замечательных мастеров искусств и тех, кто подарил театру жизнь! Слов нет, наши художники сцены создали замечательный спектакль, достойный памяти великого поэта. Но для меня, а я хочу думать, что не только для меня, восстановление театра, его торжественное открытие, наконец, первый спектакль не только эстетическое наслаждение. Это вместе с тем и символ крепнущей дружбы между немецким и советским народами. Помните, Фауст произносит чудесные слова, исполненные глубокого смысла: "Добро всегда приносит богатый плод". Добро, которое сделали нам наши советские товарищи, подняв из руин театр Веймара, уже дало замечательные плоды, и я убежден, даст еще большие. Думаю, было бы превосходно назвать театр Веймара "фройндшафт" дружба!
В зале раздался гром аплодисментов, со всех концов послышалось: "Фройндшафт!"
Товарищ Пик вдохновенно говорил о Коммунистической партии и правительстве Советского Союза, отдавал дань их миролюбивой политике, восторгался гуманностью Советской Армии, благодарил за избавление немецкого народа от гитлеровской тирании.
- Спасибо, дорогие веймарцы, зато, что вы возродили классический немецкий театр! - сказал Пик в заключение. - Никогда не забывайте друзей, которые помогли вернуть театр нашему народу!
В тот вечер было произнесено еще много речей, поднято много тостов за процветание искусства, за успешное строительство новой Германии.
В четвертом часу утра прием закончился. Я предложил товарищу Пику отдохнуть. Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами:
- Что вы, генерал, разве сейчас до отдыха? Я не только не устал, а, кажется, помолодел! Нет-нет, благодарю, слишком много впечатлений, не до сна теперь.
Мы провожаем Вильгельма Пика до подъезда. Он со всеми тепло прощается. Для каждого находит задушевное слово.
Последнему пожал руку мне:
- Что сказать вам на прощание?.. В "Фаусте" есть строки:
"Мы отличились, как могли, - ты только труд наш похвали!"
- Хвалю, дорогой Иван Васильевич. Большое спасибо за все хорошее, что вы сделали и еще сделаете для нас1 Передайте вашим солдатам и офицерам мой теплый привет и добрые пожелания!..
В 1951 году я распрощался с Веймаром и выехал в Советский Союз. Командовал войсками Восточно-Сибирского военного округа, был заместителем командующего в Киевском военном округе.
Но где бы я ни находился, чем бы ни был занят, меня всегда тянуло в места, по которым прошел с боями. И вот недавно совершил поездку по фронтовым дорогам 50-й армии.
Много мыслей навеял этот путь. Вспомнил декабрь 1941 года. Армия в упорных боях под Тулой разгромила войска гитлеровского генерала Гудериана. Нас ожидало новое сражение за Калугу, город Циолковского.
Ночью пересек замерзшую Оку, въехал в город. С группой офицеров штаба мы побывали в домике Циолковского, на его могиле. Небо озаряли вспышки орудийных выстрелов. Это зенитчики вели огонь по фашистским самолетам. А мы в торжественном молчании стоим у праха великого ученого. Но пора в путь. Молча прощаемся с могилой Константина Эдуардовича...
Это было восемнадцать лет назад. И вот теперь передо мной снова заблестело зеркало Оки. В декабрьские морозы 1941 года она была по-военному сурова, а вот теперь Ока почти неслышно катит свои воды, и кажется, ничто не может нарушить ее величавый путь.
Мой спутник Василий Павлович Акимов, давний приятель К. Э. Циолковского, ныне директор Дома-музея ученого, рассказывает:
- Здесь любил гулять Константин Эдуардович. Катался по льду Оки на коньках. Ученый любил шутя говорить: "Много толкуем о здоровье. Будь моя власть, издал бы закон: хочешь быть здоровым -становись на коньки!" Удивительный был человек! Бывало, посмотришь, как ездит на велосипеде, как быстро орудует рубанком или пилой, копает землю в своем маленьком садике, и кажется, старость отступила от него, испугалась этого великого и неутомимого труженика.
Медленным шагом идем по берегу. Василий Павлович с увлечением рассказывает все новые и новые истории из жизни своего замечательного земляка. Одна история примечательнее другой.
Свернули влево. Гористая дорога привела на окраину города. Перед нами небольшой одноэтажный дом.
- Вот мы и у цели,- говорит Акимов. -Это дом Константина Эдуардовича. В нем живет его семья.
Давно хотел познакомиться с семьей ученого. Входим в дом. В уютной комнате нас встречает немолодая женщина. На ней темное платье с кружевным воротничком. Плечи покрыты белым платком ажурной вязки. Гладкий волос подстрижен коротко, слегка тронут инеем седины. Из-под пушистых бровей смотрят умные, чистые глаза.
Здороваюсь. Называю свою фамилию.
Гостеприимная хозяйка, дочь Циолковского Мария Константиновна Костина, улыбаясь протягивает мне руку:
- Откровенно говоря, люблю военных. Это, видимо, наследственное. Ведь и отец всегда был рад встречам с военными товарищами.
Мария Константиновна приглашает сесть.
- Как чувствуете себя? - спрашиваю.
- Как можно чувствовать себя в шестьдесят пять лет? Пенсионерка, и все. Правда, еще храбрюсь...
Есть люди, обладающие чудесным качеством - огромной притягательной силой. Такой оказалась и Мария Константиновна. Ее мягкий, немного картавящий и тихий голос, приятная улыбка, ласковый взгляд, наконец, дар замечательной рассказчицы создают атмосферу непринужденности и теплоты.
- У Константина Эдуардовича,- рассказывает Мария Константиновна,- я вторая дочь. Из шестерых детей осталась одна.
Знакомимся с внуками Циолковского. Вера Вениаминовна Костина - старшая внучка. Она инженер-метеоролог. Мария Вениаминовна Самбурова - педагог, преподает русский язык и литературу в школе имени своего деда. Младший внук журналист Алексей Вениаминович Костин.
- Еще не все,-улыбаясь, замечает Мария Константиновна и знакомит нас с Леночкой Костиной и Сергеем Самбуровым. Это правнуки Циолковского. Им обоим по семи лет.
В доме Циолковского все дышит его именем. Здесь с огромной любовью чтут память отца, деда и прадеда. Мария Константиновна вспоминает:
- Отец очень любил детей. Но он никогда не баловал нас. Приучал к труду, самостоятельности. Это помогало нам в жизни. Не хвалясь, скажу - добрые качества Константина Эдуардовича унаследовали и его внуки, и даже маленькие правнуки.
Слушая собеседницу, я думал о величии Циолковского - одного из прекраснейших людей земли русской, в ком органично сочетались гениальность и простота. Естественно, что вся наша дальнейшая беседа была посвящена Константину Эдуардовичу Циолковскому.
Зашел разговор об Октябрьской революции и первых годах Советской власти. Мария Константиновна припомнила такой случай.
- В восемнадцатом году это было. К отцу как-то зашел меньшевик. Беседуя с Константином Эдуардовичем, он стал упрекать большевиков в непоследовательности, зачем, мол, создают Красную Армию, "Не надо было распускать царскую армию, - доказывал непрошеный гость.-Ведь она могла превосходно существовать, и тогда отпала бы надобность заключать кабальный Брестский мир!"
- Глупцами были бы большевики, - оборвал его Циолковский, - если бы не стали создавать свою армию. Будь по-вашему, всякие алтынниковы, Кожевниковы и прочие толстосумы со всеми их прихвостнями давно бы повесили большевиков на фонарных столбах! Владимир Ильич Ленин - мудрейший человек, он смотрит далеко вперед!.. И вообще прошу вас больше не тревожить меня своими визитами. Можете везде, на всех перекрестках кричать: Циолковский большевик! Циолковский за Ленина! Да, да, кричите! Этим вы мне окажете огромную честь.
А Василий Павлович Акимов рассказал о другом любопытном факте, который помог мне дорисовать в своем воображении портрет ученого.
- Помню, с каким ликованием Циолковский встретил весть об Октябрьской революции. Он точно помолодел, буквально преобразился. В ту пору в бывшем губернаторском здании разместился первый Калужский губернский Совет. Меня избрали заместителем председателя. И вот однажды явился к нам Константин Эдуардович и этакими выспренними словами начинает речь: "Я, Василий Павлович, явился, чтобы в вашем лице поздравить действительно пролетарскую, действительно трудовую Советскую власть. Я очень доволен ею. По душе мне Владимир Ильич Ленин. Сильный человечище!.."
Мария Константиновна вспоминала далекие годы юности, дружбу с отцом, последние дни его жизни. Она вынула из ящика письменного стола несколько писем Константина Эдуардовича.
- Отец писал мне их в тысяча девятьсот тринадцатом году, когда я учительствовала в деревне Богородицкое, Мосальского уезда. В них он - весь, как есть.
Мария Константиновна подает мне одно из писем, любезно разрешает прочитать. На конверте рукой Циолковского аккуратно выведены три буквы: "Е. В. Р."
- Как понять это?
Мария Константиновна улыбается:
- Отец любил шутить. На конвертах писем, адресованных мне, он обычно писал эти буквы, означавшие "Ее высокородию".
Вот текст письма: "Дорогая Маша! Письма твои получили. Мы здоровы. Сгорел аэростат и погибло 27 человек (в Германии). Погибло много аэропланов. Были три железнодорожные катастрофы в России. Тоже и за границей.
Я рад, что тебе на первое время не будет трудно и что тебя окружают лес и маленькая деревенька. Вероятно, будут ходить в гости волки. Поэзия!! Мне, право, нравится.
Терпи, читай, наблюдай! Есть ли библиотека? Описывай при случае все как можно подробнее. Эта глушь крайне интересна. Есть ли у тебя особая комната? Размеры ее и училища. Опиши подробно дорогу, стоимость комнаты и т. д. К. Ц."
- Как видите, отец старался сообщать мне все новости, происходившие в России и за ее пределами. Ведь газета в нашей деревне была редкостью,-замечает Мария Константиновна...
Вечером с группой товарищей мы посетили могилу Циолковского. Я нагнулся к памятнику, чтобы положить букет цветов. И тут мое внимание привлекла надпись на черной ленте венка: "Я думаю: как прекрасна Земля и на ней человек".
Знакомые строки. Но где довелось мне читать их? Вспомнил. Эти замечательные слова принадлежат чудесному поэту Сергею Есенину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37
Нет, господин гитлеровский офицер, вы ошибаетесь. Мы прекрасно знаем и понимаем душу честного немца и умеем отличить, где кончается мишура и начинается подлинная культура...
Истекали последние часы перед открытием театра. К зданию советской военной администрации подъехало несколько машин. Вот он Вильгельм Пик, широкоплечий, с мужественным лицом, ясными глазами, чудесной улыбкой, знакомый миллионам по многочисленным фотографиям. Обнимаемся, крепко пожимаем друг другу руки.
- Рад познакомиться. Если не ошибаюсь, Гудериан именно на вас жаловался фюреру? - улыбаясь, говорит Пик.-А я вас могу только поблагодарить. Мне рассказывали, что советские войска активно помогали веймарцам в строительстве театра. Большое, очень большое вам спасибо. Знаете, в характере немца помнить добро. Пусть веймарцы, да и не только они, пусть все немцы узнают, кто помог восстановить театр. Это пойдет только на пользу нашим взаимоотношениям...
Вильгельм Пик говорил по-русски с сильным акцентом. Иногда он оснащал речь немецкими фразами, но тут же переводил.
Вместе направились в театр. Осмотрели его, походили по зрительному залу, побывали на сцене. Вильгельм Пик и его спутники дали высокую оценку работе строителей.
Сотни электрических огней осветили театр. Его просторные фойе и уютный зал заполнили зрители.
И вот начался спектакль. Я много раз слушал "Фауста" в исполнении превосходных оперных певцов. Теперь же мне впервые пришлось смотреть это великое творение в исполнении драматических актеров.
Картина сменяет картину. Императорский дворец. Маскарад. Вальпургиева ночь. Фауст. Мефистофель. Елена. Фортиадо. Гомункул. Анаксагор. Геттевские герои целиком овладели нашими сердцами. Мы горячо и искренне аплодируем мастерам немецкого театра.
Я взглянул на часы. Была полночь. Но что такое? Конца спектаклю не видно. Когда занавес закрылся и было объявлено, что продолжение состоится завтра. Вильгельм Пик понял мое недоумение:
- Вы, видимо, читали, товарищ Болдин, как в давние времена в Греции и Риме представления шли по нескольку дней. Вот и у нас с "Фаустом" происходит то же. Трудно гениальный замысел Гете воплотить на сцене за один вечер. Пожалуй, и двух вечеров мало.
На следующий день мы смотрели продолжение спектакля.
После спектакля от имени советской военной администрации я устроил прием в честь Вильгельма Пика. Большой зал нашею здания до отказа заполнили гости из Берлина, представители местных властей, труппа театра. После моего краткого приветствия слово взял наш дорогой гость.
- Товарищи, друзья, - начал он. - Два вечера мы смотрели на сцене возрожденного театра гениальное произведение нашего Гете. Два вечера мы были во власти его героев. Я благодарю наших замечательных мастеров искусств и тех, кто подарил театру жизнь! Слов нет, наши художники сцены создали замечательный спектакль, достойный памяти великого поэта. Но для меня, а я хочу думать, что не только для меня, восстановление театра, его торжественное открытие, наконец, первый спектакль не только эстетическое наслаждение. Это вместе с тем и символ крепнущей дружбы между немецким и советским народами. Помните, Фауст произносит чудесные слова, исполненные глубокого смысла: "Добро всегда приносит богатый плод". Добро, которое сделали нам наши советские товарищи, подняв из руин театр Веймара, уже дало замечательные плоды, и я убежден, даст еще большие. Думаю, было бы превосходно назвать театр Веймара "фройндшафт" дружба!
В зале раздался гром аплодисментов, со всех концов послышалось: "Фройндшафт!"
Товарищ Пик вдохновенно говорил о Коммунистической партии и правительстве Советского Союза, отдавал дань их миролюбивой политике, восторгался гуманностью Советской Армии, благодарил за избавление немецкого народа от гитлеровской тирании.
- Спасибо, дорогие веймарцы, зато, что вы возродили классический немецкий театр! - сказал Пик в заключение. - Никогда не забывайте друзей, которые помогли вернуть театр нашему народу!
В тот вечер было произнесено еще много речей, поднято много тостов за процветание искусства, за успешное строительство новой Германии.
В четвертом часу утра прием закончился. Я предложил товарищу Пику отдохнуть. Он посмотрел на меня широко раскрытыми глазами:
- Что вы, генерал, разве сейчас до отдыха? Я не только не устал, а, кажется, помолодел! Нет-нет, благодарю, слишком много впечатлений, не до сна теперь.
Мы провожаем Вильгельма Пика до подъезда. Он со всеми тепло прощается. Для каждого находит задушевное слово.
Последнему пожал руку мне:
- Что сказать вам на прощание?.. В "Фаусте" есть строки:
"Мы отличились, как могли, - ты только труд наш похвали!"
- Хвалю, дорогой Иван Васильевич. Большое спасибо за все хорошее, что вы сделали и еще сделаете для нас1 Передайте вашим солдатам и офицерам мой теплый привет и добрые пожелания!..
В 1951 году я распрощался с Веймаром и выехал в Советский Союз. Командовал войсками Восточно-Сибирского военного округа, был заместителем командующего в Киевском военном округе.
Но где бы я ни находился, чем бы ни был занят, меня всегда тянуло в места, по которым прошел с боями. И вот недавно совершил поездку по фронтовым дорогам 50-й армии.
Много мыслей навеял этот путь. Вспомнил декабрь 1941 года. Армия в упорных боях под Тулой разгромила войска гитлеровского генерала Гудериана. Нас ожидало новое сражение за Калугу, город Циолковского.
Ночью пересек замерзшую Оку, въехал в город. С группой офицеров штаба мы побывали в домике Циолковского, на его могиле. Небо озаряли вспышки орудийных выстрелов. Это зенитчики вели огонь по фашистским самолетам. А мы в торжественном молчании стоим у праха великого ученого. Но пора в путь. Молча прощаемся с могилой Константина Эдуардовича...
Это было восемнадцать лет назад. И вот теперь передо мной снова заблестело зеркало Оки. В декабрьские морозы 1941 года она была по-военному сурова, а вот теперь Ока почти неслышно катит свои воды, и кажется, ничто не может нарушить ее величавый путь.
Мой спутник Василий Павлович Акимов, давний приятель К. Э. Циолковского, ныне директор Дома-музея ученого, рассказывает:
- Здесь любил гулять Константин Эдуардович. Катался по льду Оки на коньках. Ученый любил шутя говорить: "Много толкуем о здоровье. Будь моя власть, издал бы закон: хочешь быть здоровым -становись на коньки!" Удивительный был человек! Бывало, посмотришь, как ездит на велосипеде, как быстро орудует рубанком или пилой, копает землю в своем маленьком садике, и кажется, старость отступила от него, испугалась этого великого и неутомимого труженика.
Медленным шагом идем по берегу. Василий Павлович с увлечением рассказывает все новые и новые истории из жизни своего замечательного земляка. Одна история примечательнее другой.
Свернули влево. Гористая дорога привела на окраину города. Перед нами небольшой одноэтажный дом.
- Вот мы и у цели,- говорит Акимов. -Это дом Константина Эдуардовича. В нем живет его семья.
Давно хотел познакомиться с семьей ученого. Входим в дом. В уютной комнате нас встречает немолодая женщина. На ней темное платье с кружевным воротничком. Плечи покрыты белым платком ажурной вязки. Гладкий волос подстрижен коротко, слегка тронут инеем седины. Из-под пушистых бровей смотрят умные, чистые глаза.
Здороваюсь. Называю свою фамилию.
Гостеприимная хозяйка, дочь Циолковского Мария Константиновна Костина, улыбаясь протягивает мне руку:
- Откровенно говоря, люблю военных. Это, видимо, наследственное. Ведь и отец всегда был рад встречам с военными товарищами.
Мария Константиновна приглашает сесть.
- Как чувствуете себя? - спрашиваю.
- Как можно чувствовать себя в шестьдесят пять лет? Пенсионерка, и все. Правда, еще храбрюсь...
Есть люди, обладающие чудесным качеством - огромной притягательной силой. Такой оказалась и Мария Константиновна. Ее мягкий, немного картавящий и тихий голос, приятная улыбка, ласковый взгляд, наконец, дар замечательной рассказчицы создают атмосферу непринужденности и теплоты.
- У Константина Эдуардовича,- рассказывает Мария Константиновна,- я вторая дочь. Из шестерых детей осталась одна.
Знакомимся с внуками Циолковского. Вера Вениаминовна Костина - старшая внучка. Она инженер-метеоролог. Мария Вениаминовна Самбурова - педагог, преподает русский язык и литературу в школе имени своего деда. Младший внук журналист Алексей Вениаминович Костин.
- Еще не все,-улыбаясь, замечает Мария Константиновна и знакомит нас с Леночкой Костиной и Сергеем Самбуровым. Это правнуки Циолковского. Им обоим по семи лет.
В доме Циолковского все дышит его именем. Здесь с огромной любовью чтут память отца, деда и прадеда. Мария Константиновна вспоминает:
- Отец очень любил детей. Но он никогда не баловал нас. Приучал к труду, самостоятельности. Это помогало нам в жизни. Не хвалясь, скажу - добрые качества Константина Эдуардовича унаследовали и его внуки, и даже маленькие правнуки.
Слушая собеседницу, я думал о величии Циолковского - одного из прекраснейших людей земли русской, в ком органично сочетались гениальность и простота. Естественно, что вся наша дальнейшая беседа была посвящена Константину Эдуардовичу Циолковскому.
Зашел разговор об Октябрьской революции и первых годах Советской власти. Мария Константиновна припомнила такой случай.
- В восемнадцатом году это было. К отцу как-то зашел меньшевик. Беседуя с Константином Эдуардовичем, он стал упрекать большевиков в непоследовательности, зачем, мол, создают Красную Армию, "Не надо было распускать царскую армию, - доказывал непрошеный гость.-Ведь она могла превосходно существовать, и тогда отпала бы надобность заключать кабальный Брестский мир!"
- Глупцами были бы большевики, - оборвал его Циолковский, - если бы не стали создавать свою армию. Будь по-вашему, всякие алтынниковы, Кожевниковы и прочие толстосумы со всеми их прихвостнями давно бы повесили большевиков на фонарных столбах! Владимир Ильич Ленин - мудрейший человек, он смотрит далеко вперед!.. И вообще прошу вас больше не тревожить меня своими визитами. Можете везде, на всех перекрестках кричать: Циолковский большевик! Циолковский за Ленина! Да, да, кричите! Этим вы мне окажете огромную честь.
А Василий Павлович Акимов рассказал о другом любопытном факте, который помог мне дорисовать в своем воображении портрет ученого.
- Помню, с каким ликованием Циолковский встретил весть об Октябрьской революции. Он точно помолодел, буквально преобразился. В ту пору в бывшем губернаторском здании разместился первый Калужский губернский Совет. Меня избрали заместителем председателя. И вот однажды явился к нам Константин Эдуардович и этакими выспренними словами начинает речь: "Я, Василий Павлович, явился, чтобы в вашем лице поздравить действительно пролетарскую, действительно трудовую Советскую власть. Я очень доволен ею. По душе мне Владимир Ильич Ленин. Сильный человечище!.."
Мария Константиновна вспоминала далекие годы юности, дружбу с отцом, последние дни его жизни. Она вынула из ящика письменного стола несколько писем Константина Эдуардовича.
- Отец писал мне их в тысяча девятьсот тринадцатом году, когда я учительствовала в деревне Богородицкое, Мосальского уезда. В них он - весь, как есть.
Мария Константиновна подает мне одно из писем, любезно разрешает прочитать. На конверте рукой Циолковского аккуратно выведены три буквы: "Е. В. Р."
- Как понять это?
Мария Константиновна улыбается:
- Отец любил шутить. На конвертах писем, адресованных мне, он обычно писал эти буквы, означавшие "Ее высокородию".
Вот текст письма: "Дорогая Маша! Письма твои получили. Мы здоровы. Сгорел аэростат и погибло 27 человек (в Германии). Погибло много аэропланов. Были три железнодорожные катастрофы в России. Тоже и за границей.
Я рад, что тебе на первое время не будет трудно и что тебя окружают лес и маленькая деревенька. Вероятно, будут ходить в гости волки. Поэзия!! Мне, право, нравится.
Терпи, читай, наблюдай! Есть ли библиотека? Описывай при случае все как можно подробнее. Эта глушь крайне интересна. Есть ли у тебя особая комната? Размеры ее и училища. Опиши подробно дорогу, стоимость комнаты и т. д. К. Ц."
- Как видите, отец старался сообщать мне все новости, происходившие в России и за ее пределами. Ведь газета в нашей деревне была редкостью,-замечает Мария Константиновна...
Вечером с группой товарищей мы посетили могилу Циолковского. Я нагнулся к памятнику, чтобы положить букет цветов. И тут мое внимание привлекла надпись на черной ленте венка: "Я думаю: как прекрасна Земля и на ней человек".
Знакомые строки. Но где довелось мне читать их? Вспомнил. Эти замечательные слова принадлежат чудесному поэту Сергею Есенину.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37