Когда все собрались, очистил квадратный участок земли от листьев ч веток. Палкой начертил план населенного пункта Журавы, о котором имел точное представление благодаря подробному докладу Осипова и Дубенца.
- Атакуем деревню двумя отрядами. Один будет в резерве.
Каждому командиру дал конкретное задание, указал, где и какими силами наступать. Атаку назначил на пять часов утра. К двум часам ночи подразделениям надлежало занять исходное положение.
Затем направился к генералу Степанову. В последние дни он плохо себя чувствовал. Разыгралась старая язва желудка. Нужна была диета, а как ее соблюсти в наших условиях? Степанов спасал себя лесными ягодами, заваренными в кипятке, и киселями, которые из тех же ягод готовила ему заботливая Елизавета Ершова.
Когда я подошел к нему, генерал лежал на земле скорчившись. Его одолевал очередной приступ.
О своей тяжелой болезни он мне ничего не говорил. Узнал я об этом недавно от других и только тогда понял, что это мучительная болезнь сделала его раздражительным, порой не позволяла здраво осмыслить происходящее. Сейчас я глубоко сочувствовал Степанову и в душе сожалел, что так резко разговаривал с ним при первой встрече.
- Как, старина, дела?
- Плохи, Иван Васильевич. Думаю, здесь и помирать придется. Найдется какая-нибудь чернильная душа и запишет в донесении: генерал Степанов умер тогда-то, не в бою погиб, а умер бесславной смертью.
- Зачем городишь такую чепуху? Немцев бить надо, а он о смерти толкует. Рановато, друг. Давай лучше о жизни поговорим. Будем надеяться, что хворь пройдет, ведь боль всегда уступает место покою.
- Это-то верно. Но мне, пожалуй, пора подводить черту.
Стараюсь отвлечь генерала от грустных мыслей. А ничто не действует. Со лба Степанова стекают струйки пота, больной через силу стирает их вялой рукой.
За последние два дня генерал резко сдал и стал походить на глубокого старика. Глаза его потускнели, лицо приобрело пепельный цвет, разговаривает он с трудом. Ему необходима квалифицированная медицинская помощь, нужен врач. А где его взять? Мы делаем все возможное в наших условиях, чтобы как-нибудь облегчить человеку страдания. Но лес и плащ-палатка не могут заменить госпитальной койки. К тому же нам нельзя долго сидеть на одном месте, приходится продвигаться к линии фронта. Правда, если Степанов не может идти, его осторожно переносят на плащ-палатке. Однако и такие передвижения отражаются на здоровье.
Наша беседа явно не клеилась. Поэтому я обрадовался, когда Крицын предложил:
- Товарищ генерал, может, чай приготовить? Адъютант быстро развел небольшой костер, по обе стороны вбил сучковатые палки, положил перекладину и повесил котелок с водой. Вскоре она закипела. Крицын бросил туда горсть ягод, и вода приняла темно-коричневую окраску. Затем налил кипяток в две кружки. Одну поставил около Степанова, другую протянул мне. Из полевой сумки достал кусок сахару и ловко расколол его пополам.
- Как говорили в старину: чай Высоцкого, а сахар Бродского,- едва слышно произнес Степанов, и губы его чуть-чуть улыбнулись.
- А у нас, брат, чай лесной, а сахар запасной. В ответ Степанов что-то еще пробормотал, сделал несколько глотков, потом протянул кружку Крицыну и закрыл глаза. Ему трудно было даже говорить.
Я отошел от генерала, угнетенный его видом и удрученный сознанием, что бессилен ему помочь.
Точно в назначенное время два отряда, которым предстоял бой за Журавы, заняли исходные позиции на опушке леса. Начальник штаба подполковник Яблоков докладывает, что в боевую готовность приведен и третий отряд. В случае надобности он придет на помощь.
Вместе с Яблоновым, Стрельбицким, Осиновым и еще несколькими командирами обходим подразделения. Отрадно, что везде царит наступательный дух. Слышны меткие шутки. Кто-то вполголоса напевает злые частушки о Гитлере и его грабьармии.
В стороне от других два бойца. Они так увлечены разговором, что не заметили нас.
- Эх и соскучился я по своей,- говорит один.
- А хороша она? - в шутку интересуюсь я. Боец вскочил, привычным движением расправил сборки на гимнастерке, взял под козырек и гаркнул:
- Так точно, товарищ генерал, жена у меня замечательная.
- Как ваша фамилия?
- Красноармеец Морозов.
- Не торопитесь домой, товарищ Морозов. Мы еще в Берлине не были. Там, если пожелаете, мы вас на немке женим.
- А по мне, товарищ генерал, лучше моей Ольги нет. Не знаю, какие там красавицы в Германии, а только глаза б мои на них не смотрели. Знаете, как узнал, что идем сегодня в наступление, на сердце легче стало. Прямо скажу умирать неохота. Может, и меня в той деревне смерть ожидает. Но не о ней дума моя сейчас. Авось мимо пройдет. А вот руки чешутся. Не терпится фашистов бить. Я, товарищ генерал, так думаю, ни один патрон зря не выпущу. Стрелять немало приходилось: и на Халхин-Голе, и когда на карельском фронте воевал, и теперь уложил нескольких гитлеровцев, так что глаз наметан.
- Зря хвалишься, Серега, курицу и ту боишься зарезать,- подшутил над бойцом товарищ.
- Чудной! Ведь то птица, благородное существо, а это фашисты...
Я пожелал бойцу успехов и приказал после боя явиться ко мне и доложить, скольких гитлеровцев убил.
- Есть, товарищ генерал. Непременно доложу. Когда мы распрощались, я подумал о том, как хорошо, что бойцов, подобных Морозову, у нас много. От одной этой мысли на душе стало легче, появилось еще больше веры в благополучный исход предстоящего боя...
С нетерпением поглядываю на циферблат часов. Последние минуты перед боем кажутся бесконечными. Все проверено. Все готово. Точно в пять ноль-ноль даю ракету.
Подразделения одновременно вышли с опушки. Когда уже почти достигли дороги, контролируемой гитлеровцами, послышались редкие выстрелы. Тут же наши пулеметы открыли огонь и заставили врага замолчать.
Первым на окраину деревни ворвалось подразделение капитана Баринова. Гитлеровцы успели открыть артиллерийский огонь, но паши бойцы уничтожили орудийную прислугу, и пушки замолчали.
Полтора часа продолжался ожесточенный бой. После упорного сопротивления враг был смят. Он потерял только убитыми более двухсот пятидесяти солдат и офицеров.
Мы захватили богатые трофеи: свыше ста легковых и грузовых автомашин, около пятидесяти мотоциклов, несколько орудий разного калибра и передвижных радиостанций, тысячи ящиков с боеприпасами, склад с продовольствием, а оружия столько, что им можно было вооружить две такие дивизии, как наша.
Правда, и мы потеряли в бою около семидесяти человек. Но разве бывает война без потерь? Склоняя головы над могилами павших товарищей, мы скорбели, но в то же время гордились их подвигами и были глубоко благодарны за тот неоценимый вклад, который они внесли в эту первую крупную нашу победу.
Ко мне подошел боец, который шутил над Морозовым, будто тот и курицу побоится зарезать.
- Товарищ генерал, разрешите обратиться.
- Разрешаю.
- Помните Морозова, дружка моего, который по жене своей скучал? Погиб он, бедняга, а гитлеровцев бил, как куропаток...
На глазах бойца выступили слезы. Он вынул из кармана измятую фотографию и подал ее мне.
- Вот, взял у Морозова.
Со снимка смотрела красивая молодая женщина. Я подумал, а ведь верно говорил солдат: "Лучше моей Ольги нет!"
Вспомнил свою семью. Жива ли жена? Где-то сейчас воюет сын-летчик? Что с дочерью?
- Товарищ генерал, что будем делать с трофеями? - прервал мои раздумья начальник штаба Яблоков.
- Часть возьмем с собой, а остальное уничтожим, причем делать все нужно быстро. Долго оставаться в деревне нельзя.
- Жаль уничтожать-то, ведь все нужное!
- Всего в лес не перетащишь.
Я обошел деревню, осмотрел захваченное имущество. Его очень много. Не будь мы в окружении, всему нашлось бы применение.
Решил взять только оружие, боеприпасы, продовольствие, машины с радиостанциями и несколько мотоциклов.
После разгрома гарнизона в Журавы надо было ждать ответных карательных мер врага. Оставаться поблизости от деревин опасно, следует покинуть обжитую стоянку и углубиться в лес..
Но как переправить имущество? Особенно меня волнуют четыре громоздкие радиостанции, смонтированные на автомашинах. Мы столько времени оторваны от внешнего мира, ничего не знаем о событиях на советско-германском фронте, не имеем представления, где веду! бои войска нашего Западного фронта, и вообще не знаем, что делается в стране Радиостанции свяжут нас с Большой землей
- Товарищ генерал, разрешите мне и еще нескольким водителям доставить радиостанции на место новой стоянки,- просит Андрей Дубенец
- А как вы это сделаете?
- Покидая деревню, мы на всякий случай прихватили с собой несколько пар немецкого обмундирования. Переоденемся и поедем. Машины немецкие, костюмы тоже, чего еще нужно?
План Дубенца сопряжен с большим риском Но что делать? Пришлось согласиться
Минут через десять-пятнадцать передо мной уже стояли несколько красноармейцев в немецкой солдатской форме, А на Дубенце офицерский френч. И сидит ладно, так что кто-то даже пошутил;
- Настоящий немец! Еще надо проверить, может, он ариец чистых кровей.
После того как машины с радиостанциями тронулись сразу же, утром, выступили и мы. На этот раз изменили обычному правилу делать переходы только ночью.
И очень хорошо, что поторопились. Не более чем через час-полтора после нашего ухода гитлеровцы подвергли нашу стоянку жестокой бомбардировке. В лес сунуться побоялись, а бомб и снарядов не пожалели.
...Идти трудно. Каждый из нас основательно навьючен. Достается и мотоциклистам, оседлавшим несколько трофейных машин. Им приходится петлять между деревьями, а иногда тащить мотоциклы на себе.
Когда прибыли на новое место, Дубенец и его товарищи были уже там. Машины они провели благополучно.
Теперь можно перекусить, отдохнуть, привести себя в порядок.
За прошедшие сутки генерал Степанов преодолел приступ и даже будто повеселел. Но сил у него мало, и четыре специально выделенных красноармейца помогают ему. Сейчас они отстали и на новое место прибыли часа через два после нас.
- Что, генерал, марафонец из тебя не вышел? На длинных дистанциях пасуешь? - спрашиваю Степанова.
- Да я уже и на короткие не гожусь.
Выбрав место поудобней, Степанов сразу же прилег отдохнуть.
Наша дивизия еще не является в полном смысле слова тактическим соединением. Тем не менее, как показали прошедшие события, ей уже под силу даже сложные боевые задачи. Мы научились превосходно владеть не только своим оружием, но и трофейным.
- Товарищ генерал, радио работает! - с радостью сообщил прибежавший Крицын.
Молодцы радисты! С группой командиров и политработников направляюсь к радиостанциям. Знакомый голос московского диктора передает сообщение Советского информбюро. Известия тревожные. На всех направлениях идут ожесточенные бои. Наши части оставляют один город за другим. Но сопротивление врагу возрастает. Он уже заметно сбавил темпы наступления и продвигается вперед ценой огромных потерь.
Значит, страна живет, сопротивляется, Красная Армия наносит врагу большой урон. А ведь фашисты непрерывно разбрасывают над лесом листовки, в которых клевещут на советский народ, пишут, будто Красная Армия разгромлена и прекратила существование, будто Москва уже пала...
Мы слушали родную Москву с затаенным дыханием, у нас прибавлялось сил, росла вера в грядущую победу.
Отряды живут активной боевой жизнью, нанося врагу все новые и новые удары. По-прежнему много забот с боеприпасами и продовольствием. В нашем положении по телефону не позвонишь снабженцам, мол, подвезите то-то и то-то. Все нужно достать самим, отвоевать у врага.
К тому же в последние дни двигались по районам, где гитлеровцы ограбили и разрушили колхозы. Жители голодали сами и при всем желании не могли обеспечить нас продовольствием.
Однажды после боя и утомительного ночного перехода мы сделали привал. Есть совсем нечего. Ко мне подходит Ершова, просит разрешить ей сходить в ближайшую деревню и попытаться достать хоть немного продуктов для раненых.
Говорю девушке, что в гимнастерке и брюках она будет явной приманкой для фашистов. Обещаю отпустить ее, как только разведчики раздобудут женское гражданское платье.
- Сама достану, только разрешите,- настаивала Ершова.
- Ну хорошо,- согласился я после долгих просьб,- однако предупреждаю: будьте осторожной и внимательной.
Майору Пахомову поручил проводить девушку по лесу и показать, по какой дороге лучше идти.
Так Ершова ушла в первую разведку.
Пять часов ее не было, и все это время я волновался. Уже начинал жалеть, что не проявил твердости. Наконец она появилась. Первым ее заметил Дубенец:
- Смотрите, наша сестрица, будто Лизанька из "Пиковой дамы". Где она только достала такое платье?
Действительно, Ершову трудно было узнать. Новое платье безукоризненно облегало ее стройную девичью фигуру.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37