- Дмитрий Иванович, побольше бы таких известий, - кричу в трубку. Чудесный у нас урожай на гитлеровских генералов. А этот, видимо, оказался наиболее благоразумным, коль скоро выбросил белый флаг. Прошу немедленно доставить Мюллера ко мне.
Вид у Мюллера жалкий. Мундир весь в пыли, на нем только один погон. Видимо, от нервного напряжения Мюллер то и дело снимал очки и протирал их грязным платком, от чего стекла еще более мутнели. Обессиленный, опустился он на табуретку у моего стола и объявил:
- Господин генерал, трое суток я не имел во рту ни кусочка хлеба. Если можно, прошу накормить. Затем буду отвечать на все ваши вопросы.
Одному из наших офицеров я приказал отвести Мюллера в столовую. Возвратился он оттуда уже более уверенной походкой.
Мы сели за стол. Вскоре подошел член Военного совета армии генерал-майор А.М. Карамышев, и допрос начался.
Отвечая на наши вопросы, Мюллер показывал на карте районы сосредоточения остатков его армии, подробно сообщил о ее численности, огневых средствах, оснащенности, о моральном состоянии солдат. Затем, оторвав глаза от карты, посмотрел на меня:
- Господин генерал, в сложившейся ситуации я вижу только одну возможность спасти вверенных мне людей - это капитулировать. С этим и явился. Прошу объявить ваши условия.
- Вы приняли благоразумное решение, - отвечаю Мюллеру. - Жаль, что эта мысль не пришла вам раньше. Что касается условий капитуляции, то они самые обычные: полное разоружение и сдача всех ваших войск в плен. Обещаю всем гуманное отношение в духе международной конвенции.
- Все это хорошо. Но я бы просил вас оставить офицерам личное оружие. Для немецкого офицера сдать оружие - значит потерять авторитет у своих солдат.
-Вы просите о невозможном, генерал. И вообще, я удивлен вашими рассуждениями. Неужели вы думаете, что после всего, что произошло в июне сорок первого года, вашим офицерам доведется командовать?
Мюллер молчит. Затем он просит лист чистой бумаги и, склонившись над ним, пишет приказ-обращение к солдатам и офицерам 4-й германской армии: "После многонедельных тяжелых боев наше положение стало безнадежно. Мы выполнили свой долг. Наша боеспособность снизилась до минимума, у нас нет никаких надежд на снабжение. Русские силы, согласно сообщениям нашего верховного главнокомандования, находятся у Барановичи. Переправы через реку Птичь для нас закрыты. У нас нет никаких надежд на их завоевание нашими силами и средствами. Мы имеем огромные потери убитыми, ранеными и разбежавшимися.
Русское командование обязалось: а) взять на себя заботу о раненых, б) оставить офицерам и солдатам награды.
От нас требуется: все оружие и снаряжение собрать и сдать в хорошем состоянии.
Конец бессмысленному кровопролитию!
Поэтому я приказываю: приостановить с настоящего момента военные действия. Повсюду должны быть созданы под руководством офицеров группы от 100 до 500 человек. Раненые должны примыкать к этим группам. Взять себя в руки, показать нашу дисциплину и помочь быстро провести мероприятия по обеспечению приказа.
Этот приказ необходимо распространить письменно и устно всеми средствами".
В конце Мюллер поставил дату "7 июля 1944 года" и свою подпись. После этого руки его беспомощно опустились, на глазах появились слезы.
- Ну уж это никак не к лицу генералу, - говорю я.
- Господин генерал, прошу понять меня правильно. Эта скорбь по моей Германии.
- Какой Германии? Германии Гитлера? Она скоро прекратит существование. Останется Германия немецкого парода...
Много лет спустя мне приятно было узнать, что бывшие гитлеровские генералы Мюллер и Бамлер порвали со своим прошлым, живут в Германской Демократической Республике, ведут большую и полезную работу по обеспечению мира и укреплению дружбы между двумя германскими государствами, отдают много сил пропаганде дружбы народов Советского Союза и ГДР.
...Приказ Мюллера сразу же был передан во все его войска. 4-я германская армия капитулировала.
Это было венцом нашего летнего наступления. Начав операции в конце июня, мы за 53 дня с боями прошли свыше 600 километров и освободили от фашистских захватчиков территорию родной земли от реки Проня до Августовского канала. Войска армии принесли свободу городам Чаусы и Быхов, Могилев и Новогрудок, Гродно и Осовец.
Я не поклонник пышных празднеств. Но этого юбилея ждал с нетерпением. И он настал.
Мы отмечали его не в крупном театральном зале, освещенном тысячами огней. На нем не было нарядно разодетых гостей. В честь юбиляра не произносилось речей, ему не дарили цветов. Ничего этого не было. В грохоте войны, в пыли и грязи фронтовых дорог, под скрежет гусениц танков и рев несущихся над нами самолетов мы отмечали трехлетие 50-й армии.
За три года своего существования армия проделала большой и поистине героический путь. Ее войска освободили 36 советских городов, 93 железнодорожные станции, 68 районных центров и около 7 тысяч других населенных пунктов Тульской, Смоленской, Орловской областей и Советской Белоруссии. За это же время наши войска уничтожили около 100 тысяч вражеских солдат и офицеров и 30 тысяч взяли в плен.
Ратные подвиги армии неоднократно отмечались в приказах Верховного Главнокомандования. Многие наши части и соединения были преобразованы в гвардейские, награждены орденами. Многие бойцы и командиры получили высокое звание Героя Советского Союза. Свыше 53 тысяч генералов, офицеров, старшин, сержантов и бойцов удостоены правительственных наград. Больше половины отличившихся составляли коммунисты и комсомольцы.
Когда я сейчас думаю о том, что помогло соединениям армии успешно преодолевать трудности войны, побеждать в сражениях с сильным, коварным и опытным врагом, то прежде всего благодарным словом вспоминаю коммунистов и комсомольцев. В самые тяжкие для нашей армии дни они горячим словом и личным примером воодушевляли и вели за собой всех воинов.
Недаром партийные и комсомольские организации пользовались таким большим авторитетом. Недаром в войсках была такая огромная тяга в партию и комсомол. За три года в наших соединениях и частях было принято в члены и кандидаты партии около 46 тысяч бойцов и офицеров, а в комсомол - свыше 29 тысяч человек.
С неизменно теплым чувством я вспоминаю и тех, кто в разное время возглавлял организационно-партийную и политико-воспитательную работу в войсках 50-й армии. Это бригадный комиссар К. Л. Сорокин, генерал-майор А. М. Карамышев. полковник А. П. Рассадин, бригадный комиссар А. Е. Халезов, полковой комиссар В. Я. Головкин полковники Н. И. Шилов, Н. Н. Александров.
Был у меня и еще один помощник, который своей скромной повседневной работой помогал воспитывать воинов. Этим помощником являлась наша армейская газета "Разгромим врага".
Помню, в дни наступления на Калугу в деревне, которую мы только что отбили у врага, я встретил одного командира полка (не буду называть его фамилию). Он казался явно расстроенным. Несмотря на лютый тридцатиградусный мороз, полушубок на нем расстегнут. И трудно понять от мороза покраснел он или от гнева.
- Что с вами? - спрашиваю командира.
- Да как же, товарищ командующий. Щелкоперы разозлили. Только что прогнал их.
- Это кого же вы прогнали?
- Да щелкоперов, барзописцев. Я в упор посмотрел на него:
- Кого? Кого?
Видимо поняв, что в моем лице он поддержку не найдет, командир, уже несколько снизив воинственный тон, произнес:
- Корреспондентов из армейской газеты.
- Какое же вы имели право так поступать? Вы забываете, что полк не ваша вотчина.
- Да что толку от них, товарищ командующий, - он протянул мне свежий номер "Разгромим врага" и добавил: - Вот, пожалуйста, полюбуйтесь, что пишут.
Оказывается, в газете была напечатана статья, в которой этот командир подвергался критике за плохую организацию боя. Прочитав статью, я вернул командиру газету.
- Вот вы нервничаете, корреспондентов из полка гоните, - обращаюсь к нему, - а забываете, что злость плохой советчик. Между тем газета правду написала и справедливо раскритиковала вас за то, что топтались у той деревни. Критикуя, она учит вас, и надеюсь, в следующий раз вы в бою не допустите подобных ошибок. Учтите, если еще раз услышу, что вы с корреспондентами будете грубо обращаться, привлеку к ответственности.
Но куда чаще приходилось наблюдать иное. Идет человек с газетным листом в руках и весь сияет от счастья.
- В чем дело?
- Да меня, товарищ командующий, в герои произвели. Смотрите, даже портрет напечатали...
Прошли годы после Великой Отечественной войны. И среди оставшихся у меня реликвий которые храню как самые дорогие свидетельства пламенных военных лет комплект газеты "Разгромим врага". В ней, словно в зеркале, отражены все этапы боевого пути армии.
Листая пожелтевшие страницы, я вспоминаю, что газета всегда была моим добрым советчиком. Комплект "Разгромим врага" рассказывает мне о моих победах, поражениях и раздумьях На ее страницах описаны подвиги моих товарищей, наконец, комплект газеты - это история моей более чем трехлетней жизни и службы в 50-й армии.
Запомнилась первая встреча с редактором Н. Г. Бочаровым. Произошла она, когда я только приехал в Тулу.
Сижу за работой. Дверь моей комнаты была немного приоткрыта. Слышу, в соседней комнате кто-то настойчиво требует:
- Прошу доложить, что два дня добиваюсь на прием. Вошел адъютант. Говорит, что "воюет" редактор армейской газеты. Я приказал впустить его и перед моим рабочим столом появился сухощавый среднего роста человек в дубленом полушубке, перетянутом ремнем. Приложив руку к шапке, он с достоинством доложил:
- Редактор армейской газеты "Разгромим врага" батальонный комиссар Бочаров.
- Как врага громите, еще не знаю, зато адъютант мой на вас жалуется, пошутил я.
- У меня больше оснований для жалоб на него, - отпарировал Бочаров. - Два дня добиваюсь к вам, а он все не пускает. Я так считаю, что для редактора ваши двери всегда должны быть открыты.
Мне понравились решительность и убежденность, с какой говорил Бочаров. Было видно, что это умный, крепкий и настойчивый человек, боевой, партийный журналист. Для закрепления знакомства попросил его рассказать о себе. Говорил он скупо, нехотя. Сам рязанец, выходец из рабочих, был на партийной работе.
Гораздо оживленнее пошла наша беседа, когда коснулись дел армии. Бочаров превосходно знал, что собой представляет, чем живет каждая из наших дивизий. на что способны ее командиры. Я остался доволен этой встречей и как-то сразу уверовал, что "Разгромим врага" будет моим добрым боевым помощником и другом.
- Так вот, демократ, -обратился я к Бочарову, - знайте, что своими первыми помощниками я всегда считаю разведчиков, связистов и газетчиков. Рассчитывайте на всяческую мою поддержку. А от вас требую одного:
как можно лучше воспитывать в войсках наступательный боевой дух, находить и показывать героев. На их подвигах учите других, как нужно бить врага. Ну понятно, и о критике не забывайте. Что касается моих дверей, то для вас они всегда открыты.
Когда мы обсудили ряд вопросов, какими в первую очередь должна была заняться газета, Бочаров покинул кабинет, и я подумал о том, как хорошо, что такой человек возглавляет редакционный коллектив армейской газеты. Попросил адъютанта принести комплект газеты, чтобы получше познакомиться с ней. Стал листать страницы с призывными заголовками, читать многочисленные материалы, и одно сразу же отчетливо бросилось в глаза - боевой дух газеты, ее умение хорошо показать людей.
С тех пор и завязалась у меня крепкая дружба с армейской газетой. Я чувствовал, что она хорошо понимает ритм жизни. По ее инициативе в армии было проведено много интересных начинаний.
Помню, летом 1943 года, когда армия вела бои за Зикеево и Жиздру, в газете "Разгромим врага" появилось первое письмо парторга одной из стрелковых рот 413-й стрелковой дивизии старшины Степана Игнатьевича Хиркова.
Он поднял большой круг вопросов. На примере своей ротной партийной организации показал, как коммунисты осуществляют авангардную роль в бою, как парторганизация воспитывает у бойцов высокие морально-боевые качества.
Однажды после боя, в котором Хирков проявил мужество и отвагу, Бочаров привел его ко мне. Было Хиркову за сорок. До войны он жил в Саратовской области. Работал председателем колхоза, а односельчане избрали и председателем сельсовета. В партию вступил на фронте в 1942 году.
Хирков рассказывал, как воевал под Москвой и Ржевом, сколько гитлеровцев уложил под Сычевкой, как учит молодых бойцов владеть оружием. И говорил он обо всем этом так, что, слушая его, я особенно хорошо понял, в чем секрет огромного авторитета парторга, почему с таким неизменным интересом бойцы читают его выступления на страницах газеты "Разгромим врага".
- И сын у меня воюет, - рассказывал Хирков, вынув из кармана треугольник солдатского письма.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37