Их пальцы встретились.
Дассам опустил глаза, взглянул на руку, пожимавшую его собственную, и тут же, вырвав ладонь, отпрыгнул назад.
— Что?.. Какого черта!.. — воскликнул удивленный и разозленный Арнот.
Дассам показал на впадинку на среднем пальце правой руки Арнота, идущую подобно кольцу.
Вот этот след, — почти шепотом спросил Дассам. — Вы носите кольцо?
— Нет, — покачал головой Арнот. — Это шрам... Не помню откуда... Он у меня уже столько лет, сколько я себя помню.
Дассам отпустил его руку, порылся у себя в кармане и вынул два кольца. Одно из них, серебряное, он надел на свой палец. Второе — большое, золотое, украшенное выпуклым анком — протянул Арноту.
— Попробуйте его надеть, — предложил Омар, очевидно, охваченный непонятным волнением.
Арнот еще несколько секунд внимательно смотрел на Дассама, потом надел кольцо на палец. Оно легло, закрыв шрам так, словно приросло. Затем...
Затем Арноту показалось, что комната плывет у него перед глазами!
Для двух только что представленных друг другу людей это было подобно внезапному землетрясению, заставшему их в центре Лондона. Последствия его могли ощущать лишь они двое. Профессор с сыном в удивлении наблюдали, как Арнот и Дассам одновременно покачнулись. Они едва не упали, одновременно пытаясь поддержать один другого, затем выпрямились и уставились друг на друга.
— Кхай! — пробормотал Дассам, хватая ртом воздух. На мгновение он задохнулся, а потом пролепетал что-то на каком-то грубом непонятном языке.
— Манек! — ответил Арнот на том же языке. — Это ты, Манек Тотак!
Глядя друг другу в глаза, они, казалось, увидели сквозь свой нынешний облик тени далекого прошлого. Они смотрели сквозь столетия, вспоминали...
И все вспомнили.

Часть 3
Глава 1
Мир Кхайя
Центром мира Кхайя считался Асорбес, город-крепость фараона Хасатута. Асорбес занимал площадь в полторы квадратные мили, был построен из известняка и находился в двух милях от западного берега Нила.
Река была хорошо видна с гребня восточной стены.
Маленьким мальчиком Кхай выезжал из города вместе с отцом и путешествовал вниз по реке до самого Великого Моря. Правда, от того путешествия у него остались лишь смутные воспоминания. Однако Кхай не забыл то великое приключение: он охотился на воображаемых зверей в горах и каменоломнях, пока его отец искал лучшие известняки для своей работы.
Что касается самого Асорбеса, то Кхай быстро изучил город. Мальчик поднялся на массивные стены, обошел крепость кругом и вернулся в исходную точку — и все только за одно утро. Однажды он совершил это путешествие с отцом и помнил, как старик устал.
В самом деле Харсин Бен Ибизин был не молод. Кхай родился, когда отец его уже приближался к старости.
Харсину Бену повезло: несмотря на его возраст, никто более молодой не занял его места. У него, конечно, имелись соперники, но в Асорбесе и даже во всем Кемете больше не нашлось бы еще одного такого умелого и искусного архитектора. Его высшим достижением, благодаря которому он пользовался благосклонностью фараона и его советников, стала великая пирамида, огромный памятник Хасатуту, пока еще не завершенная, но постепенно с каждым годом приближающаяся к завершению.
Харсину Бену приходилось бывать на месте строительства пирамиды почти каждый день, но это был единственный аспект его работы, который ему не нравился: смотреть на рабов из разных стран, чья кровь запятнала (в буквальном смысле) каждый каменный блок, из которых складывалась пирамида. Кхай тоже находил отвратительным вид тысяч и тысяч полуголых коричневых завшивевших тел, которые перенапрягались, потели, истекали кровью и умирали под кнутами надсмотрщиков Хасатута. Часто во время одиноких прогулок по городу мальчик останавливался и подолгу смотрел на огромную пирамиду. Он думал о том, почему этих людей держат здесь, в Асорбесе, когда их родные земли находятся за самыми дальними границами Кемета.
— Фараон издал указ о том, что пирамида должна быть построена при его жизни, — однажды объяснил Кхайю отец. — Его похоронят внутри этого сооружения, чтобы он дождался второго пришествия богов со звезд. Тех богов, что доставили предков Хасатута на землю, когда на ней еще царил хаос. Поскольку фараон знает, что отпущенное ему время среди смертных людей подходит к концу, он торопится завершить работу, поэтому он не бережет рабов. Он пригоняет их отовсюду — из Тира, Нубии, Дарфура, Сидона и Синайя, даже с гор Куша. И, конечно, на строительстве трудятся преступники Кемета — они не отбывают срок в темницах, а работают в каменоломнях или вместе с рабами возводят стены пирамиды.
С этими словами отец Кхайя посмотрел на сына.
— Я знаю, о чем размышляешь ты, Кхай. Твои мысли необычны для маленького мальчика, но я согласен с ними. Ты не был бы моим сыном, если бы не думал так, как думаешь, потому что ты добрый, как и я. Но подобные мысли опасны, сын мой, и никогда нельзя говорить то, что у тебя на уме, по крайней мере, в Кемете. Успокойся и помни: твой отец только проектирует великие памятники. Он не отвечает за те методы, которые его хозяева используют при строительстве...
Так что великая пирамида была единственным черным пятном в мире Кхайя. Пирамида... и, еще, трущобы, нагромождение низких, разваливающихся хибэр и лабиринт вонючих, загаженных улиц, где жили рабы, где эти несчастные старели и рождали следующее поколение, которое, в свою очередь, по достижении восьми или девяти лет начинало работать на строительстве пирамиды. Что касается остального Асорбеса — и, в общем, всех земель Кемета от Средиземного моря до границы с Нубией и от Куша и Дафрура до Узкого Моря — мир Кхайя был зеленым, прекрасным и бурлил жизнью.
Реки кишели бесчисленными гиппопотамами и крокодилами, а в лесах водились слоны и кабаны. В водах Нила играла рыба, а моллюски становились большими и жирными в теплом иле у берегов, в озерах и на болотах. Крупный рогатый скот собирался в огромные стада и пасся вместе с овцами и козами. В саваннах жили антилопы и газели.
Это была богатая земля, где по лесам и долинам свободно передвигались дикие ослы, страусы, муравьеды и львы. Бесчисленные животные сновали вокруг водоемов и в высокой траве саванн. Хотя лошади были практически неизвестны в Кемете, Кхайю довелось видеть несколько грациозных созданий, ввезенных из Аравии и земель на востоке. Еще мальчик слышал, что в горах Куша свирепые племена дикарей укрощали коней, скакали на их голых спинах и использовали их для перевозки грузов и в домашней работе. Кхай часто думал о том, что чувствует человек, сидя на спине быстроногой лошади. Ведь лошадь лихо могла обогнать украшенных драгоценными камнями, тяжело передвигающихся слонов Хасатута, появляющихся на всех официальных церемониях.
Благодаря множеству и разнообразию животных и птиц, Кемет считался раем для охотников. Отец подарил Кхайю его первый лук со стрелами, когда мальчику еще не исполнилось и девяти лет. Менее чем через два года Кхай принес домой пару отличных гусей. Он подстрелил их, когда они пролетали над зарослями тростника, у берегов Нила. Правда, Кхайю попало от отца, потому что он был еще маленьким мальчиком и вернулся домой очень поздно, — а в тот год многие жители пострадали от крокодилов. Нескольких детей и многих взрослых страшные твари утащили в воды Нила, так что городские власти назначили вознаграждение за каждого убитого крокодила.
Любопытно, но, по крайней мере, в одной провинции крокодилов обожествляли, и охота на них была запрещена под страхом сурового наказания, в то время как в тот же год в Асорбесе дубильщики набрали такое количество кож, что в ближайшие несколько лет не мог возникнуть недостаток сандалий и поясов, да и цены на них упали.
— Если бы твоя собственная кожа не была такой мягкой и белой, — заявил сыну Харсин Бен Ибизин, — и ты не был бы светом в очах своей матери, то я бы хорошо прошелся кнутом по твоему заду за такие прогулки! Мы сидели с твоей матерью и ждали, не представляя, жив ты или уже лежишь в брюхе крокодила.
А потом ты возвращаешься домой, весь покрытый нильской грязью с парой тощих гусей в качестве оправдания?! Ты что, предполагаешь, что они стоят того, чтобы родители целый день тебя ждали, не находя себе места? Больше никогда не поступай так, Кхай Ибизин! Слышишь меня?
Кхай отправился спать, так и не поужинав. Позднее его мать, Мерайет, украдкой проскользнула к нему в комнату с подносом, на котором лежал хлеб, мясо и чаша сладкого вина.
— Мой охотник, — назвала она сына и заявила, что на самом деле он подстрелил великолепных гусей, жирных и толстых. — Завтра съедим их, — сообщила она. — Зажарим в саду на вертелах, когда вернемся с парада.
Кхай вспомнил, что завтра он впервые отправится на царский парад — для него это была торжественная церемония, обставленная с помпой и роскошью. Фараон Хасатут устраивал ее каждые три месяца. Он являлся народу, чтобы выслушать хвалебные речи, дать возможность поклониться ему и выразить свое почтение. И еще на каждой церемонии фараон выбирал себе трех новых невест, забирал их с собой в пирамиду, где они становились супругами великого и всемогущего человека-бога...
Глава 2
Парад царя-бога
С первыми лучами утреннего солнца, золотой диск которого был объявлен богом задолго до того, как прапрапрадед Хасатута стал первым фараоном, народ Кемета облачился в лучшие одежды и заполнил улицы Асорбеса, направляясь к основанию пирамиды.
Прибыв к месту в сопровождении родителей, старшего брата Адхана и сестры Намишы, Кхай поразился количеству цветов, возложенных к основанию пирамиды, тысячам стягов, на которых изображался анк Хасатута с двумя петлями, блеску золота и слоновой кости черной гвардии фараона, выстроившейся в один ряд вокруг пирамиды.
Широкие земляные склоны вели к подножию пирамиды. Каменные блоки, которым заранее придали нужную форму, толкали, тянули и поднимали по этим склонам, чтобы установить с внутренней стороны, сложив вначале лабиринты из коридоров и комнат, а уж потом внешние стены огромного памятника. Северная, южная и западная стены были уже почти завершены; но рабы еще не закончили облицовку лучшими породами белого известняка, на которые в дальнейшем планировалось нанести тонкий слой чеканного золота.
Восточная же грань с огромным склоном протяженностью около полумили выходила к восточной стене, огибающей город, и была еще не завершена. На ее вершине стояли ряды черной гвардии. Они находились там с раннего утра. Их копья наклонялись вперед, нацелившись на город. За их спинами возвышалась огромная остроконечная скала из резного камня в форме гигантского наконечника для стрел.
По мере приближения солнца к зениту торговцы свернули многочисленные прилавки и собрали товары, а толпы сошли с вымощенной дороги и собрались вокруг основания пирамиды по обе стороны огромного склона. Внезапно на вершине пирамиды началось движение. Оттуда, где склон соединялся с краем верхней площадки, послышались призывные звуки труб — и все гвардейцы встали по стойке «смирно». Именно этого момента ждал Кхай. Вот-вот фараон явит подданным свой величественный лик.
Хасатут — человек и бог одновременно — являлся потомком великих богов с неба, спустившихся на землю в золотой пирамиде, когда племена Кемета еще были дикими. Пришельцы оставили свое семя в плодородной долине Нила, чтобы оно пустило там корни.
Легенда гласила, что первые боги, которые выросли из этого семени, были слабыми и умерли молодыми. Сменилось много поколений до того, прежде чем фараон из рода пришельцев смог дожить до старости. Подобное происходило потому, что боги брали себе в жены дочерей простых людей, и это сильно ослабило их кровь.
К тому времени, как род фараонов обрел силу, большая часть мудрости небесных богов оказалась навеки утеряна, так как никто из смертных не жил достаточно долго, чтобы изучить тайные знания и передать их потомкам.
Так говорили легенды... И теперь Кхай должен был собственными глазами увидеть одну из этих легенд — единственного живого потомка богов.
Семейству Ибизинов выделили прекрасное место, откуда была отлично видна вся церемония. Они сидели рядом с другими чиновниками, занимающими высокое положение. Чиновники и их семьи расположились на скамьях, выложенных подушками, за мраморными столами на возвышении, высоко над головами менее значительных жителей Асорбеса. Но все равно им пришлось вытягивать шеи, чтобы увидеть край площадки, где должен был появиться фараон.
Внимание Кхайя отвлек топот слонов, идущий из-за пирамиды, а поэтому он пропустил момент появления фараона, однако он услышал, как внезапно смолкли все разговоры и одновременно вздохнули тысячи людей. Только тогда Кхай поднял голову и, выпучив глаза, уставился на золотую фигуру, застывшую на вершине пирамиды высоко над собравшимися горожанами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45