Рудлан первый предположил такую возможность, но и
сам не принял ее всерьез. Никому больше я об этом не говорила. Решила, что
сначала надо поговорить с тобой. Гарл выдвинул самую вероятную гипотезу,
но я ничего не сказала охране, которая повсюду ищет Корда.
- Что это за гипотеза?
- Гарл думает, что Корд проник в башню под названием Пристанище
Мертвых.
Кимри ужаснулся.
- Разве его не предупредили, что это святое место? Разве он не знает,
что наказанием за святотатство служит смерть?
Мирлена невесело улыбнулась.
- Я вижу, ты совсем не знаешь Корда Венгеля. Он считает всех вас
примитивными белыми дикарями. Он не уважает ни ваших традиций, ни
верований. Он считает, что черная раса во всем превосходит белую, и что
любая жестокость, совершенная по отношению к жителям Ной Лантиса, будет
оправдана тем, что произошло две тысячи лет назад.
- Ты ошибаешься, я хорошо знаю Корда Венгеля. Но если он
действительно проник в Пристанище Мертвых и не вернется оттуда, то
инцидент будет исчерпан.
- Нет, даже если он не вернется, инцидент не будет исчерпан. Мы
должны будем объяснить людям на Марсе, что произошло. Он важная персона,
Кимри. Если правительство заподозрит, а при отсутствии фактов у него нет
иного выбора, что в его исчезновении виновны жители города, невозможно
предположить, чем все это закончится.
- Понятно. А почему Гарл считает, что Венгель проник в Пристанище
Мертвых?
- Вчера ново Корд много говорил о башне. Это единственное сооружение
в городе, сделанное не из каменных блоков, а из бетона.
- Что такое бетон?
- Вот именно. Ты об этом ничего не знаешь. И именно поэтому Корд был
так взволнован. Вернувшись с прогулки по городу, он долго разглядывал
башню в бинокль - это увеличительные стекла, приближающие видимые
предметы. Он сказал Гарлу, что на вершине башни находится обсерватория,
под куполом которой скрыты телескоп и астрономические приборы, то есть
машины, которые могут отмечать движение звезд и планет. Теперь ты
понимаешь, почему его так заинтересовала эта башня.
Кимри помолчал какое-то время, а затем произнес:
- За проникновение в башню наказывают смертью. Даже офицеры охраны не
имеют права входить туда.
- Нам это известно, - устало сказала Мирлена. - Что бы теперь ни
случилось, нам не избежать беды. Я так рассчитывала на эту экспедицию в
Ной Лантис. Я надеялась, что черные и белые люди научатся смотреть друг на
друга, как ты и я, научатся видеть хорошее и забудут плохое... А теперь
этот идиот поставил под угрозу уничтожения сразу два мира, только потому,
что считает, что черная кожа дает ему право делать, что вздумается!
В глазах у нее стояли слезы. Внезапно она почувствовала смертельную
усталость. Устало не только тело, измученное тройной силой тяжести, устал
дух, сломленный крушением мечты.
А Кимри столь же внезапно почувствовал, что сердце его освободилось
от тяжести, что Готфред снова даровал ему безумное желание смерти, как в
день схватки с небесным зверем.
- Последним наказом Кимрисо, моей матери, было следовать своему
долгу, куда бы он ни привел. Готфреду, божественному шутнику, угодно,
чтобы я вошел в Пристанище Мертвых. Его позабавит, если я спасу того, кого
презираю. И ты, Мирлена, будешь сопровождать меня. Скажи своим друзьям,
что скоро мы отправимся на поиски этого человека. Скажи им также, что ты и
я любим друг друга и не стыдимся этого.
Мирлена смотрела на него, широко открыв глаза. Ей нечего было
ответить ему. Кимри сказал то, о чем она боялась подумать. Она ощущала
гордость и страх. Она понимала, что сейчас решается ее судьба.
Мирлена собралась с мыслями и что-то быстро сказала Рудлану и Гарлу.
Выслушав ее, Рудлан встал и протянул руку Кимри. Рука дрожала. Он
впервые прикасался к белому человеку.
Гарл Сиборг не смог заставить себя сделать то же самое и покраснел от
стыда.

29
Тимон Харланд, президент Марса, сидел в своем кабинете на двадцатом
этаже Дворца республики. За окном он видел привычные городские крыши,
голубую воду дальних водохранилищ и острые пики Красного хребта, все еще
не изъеденные атмосферой. Он пытался, впрочем, без особого успеха, ни о
чем не думать. И все же мысль о том, что ему придется убить человека, не
покидала его.
Тимону Харланду было немало лет и на душе у него было тяжело. Он
слишком долго занимал свой высокий пост, на который был выдвинут благодаря
своей близости к Гондомару Кастрилю, Первому секретарю ванеистской партии.
Кастрилю нужен был символ прогресса и гуманизма, а Тимон Харланд как раз и
был таким символом.
Странно, думал президент, что много, много лет назад они с Кастрилем
были друзьями, юными идеалистами с единой целью. По складу характера Тимон
считался мыслителем и теоретиком, а Гондомар Кастриль человеком действия,
практиком. Он с готовностью предоставлял Тимону право разрабатывать планы
и программы, сосредоточив все свои силы и способности на завоевании
власти, чтобы с ее помощью осуществить благородные и гуманные идеи Тимона.
Соратники называли их йогом и комиссаром.
Но все это было давно. Теперь даже самые влиятельные телекомментаторы
и независимые члены Конгресса - их осталось только семеро - не могли бы
назвать их так даже в шутку. Это было слишком опасно.
С годами Кастриль стал жестче, а Тимон мягче. Достигнув политической
власти, Кастриль перестал интересоваться идеями и теориями. Он жаждал
власти и получил ее. Но ему необходима была моральная цельность и
безупречная репутация, которых добился Тимон Харланд, не думая о них, в то
самое время, когда Кастриль добивался власти, полной и безраздельной.
И вот неискушенный в политике Тимон превратился в символ власти, а
Кастриль, вечно окруженный палачами своего политического отдела, захватил
абсолютную власть, удерживая ее древними методами террора и репрессий.
Теперь Тимон Харланд понял, как это произошло. Жег что ему не удалось все
предвидеть. Стольких несчастий удалось-бы избежать, столько жизней спасти.
Все дело было в том, что в юности Тимон слишком много думал и мало
чувствовал. Его наивность не знала предела. Он верил всем и каждому, а
больше всех своему другу Кастрилю. Если тот заявлял с подобающей печалью,
что очередной товарищ оказался предателем, замышлявшим преступление против
государства, Харланд огорчался и с грустью думал о потерях, неизбежных в
политике.
Харланд был наивен до глупости, и Кастриль довел свое коварство до
совершенства. Он изолировал своего бывшего друга, окружив его шпионами.
Сначала изоляция была незаметной, и долгие годы президент не подозревал,
что к нему не допускают его старых товарищей. Если он устраивал прием и
приглашал на него кого-нибудь, кто считался Кастрилем нежелательным, то
получал вежливый отказ и извинение, или приглашенный ссылался на болезнь,
а иногда такого человека подстерегал несчастный случай. В случаях, когда
ему надо было позвонить кому-нибудь из политически неблагонадежных, того
невозможно было застать дома, или телефон оказывался испорченным, или
собеседник был вынужден говорить с президентом под диктовку клевретов
первого секретаря.
Согласно конституции, все члены конгресса могли потребовать аудиенции
у президента по вопросам чрезвычайной важности. Два независимых
конгрессмена воспользовались этой привилегией и попытались предупредить
Харланда о том, чем занимается Кастриль. Это было еще в то время, когда
президент верил Первому секретарю. Оба конгрессмена погибли. Не сразу,
через неделю или две, конечно, и совершенно случайно. Урок был усвоен
всеми, кроме президента.
Долгое время президент Харланд верил, что агенты тайной полиции,
окружавшие его, занимаются только охраной его от всевозможных сумасшедших,
любопытных и назойливых сограждан. Но теперь-то он знал, что тайная
полиция выступала в роли его тюремщиков. Они следили за каждым его шагом,
за каждым человеком, с которым он обменивался хотя бы словом,
контролировали каждое его появление на публике. Они составляли элиту
службы безопасности, подчиненной Гондомару Кастрилю, единственной задачей
которой было непрерывное наблюдение за единственным свободным политическим
заключенным республики, ее президентом.
Тимон Харланд никогда не интересовался женщинами и не был женат.
Теперь он жалел об этом, ведь жена могла бы однажды, в тиши спальни,
открыть ему глаза на то, что происходит на планете. Но случилось так, что
именно в своей спальне президенту Харланду впервые открылась истина, когда
он держал на руках умирающего от ран человека и слушал, что тот говорил
слабеющим голосом, в то время, как семеро других мятежников своей жизнью
заплатили за эти драгоценные несколько минут.
Когда сотрудники службы безопасности ворвались, наконец, в комнату,
они обнаружили мертвое тело, распростертое на полу, и президента в
полубессознательном состоянии. Ему еще хватило сил солгать, что нападавший
не успел ничего сказать или сделать, но когда на место прибыл сам Кастриль
и взглянул на президента, оба они поняли, что тайна раскрыта.
После "попытки покушения" Кастриль приказал удвоить президентскую
охрану. И тогда же президент Харланд пришел к выводу, что его долг -
уничтожить Гондомара Кастриля, в прошлом его друга, а ныне Первого
секретаря ванеистской партии.
Он не мог уничтожить его политическими средствами, ибо Гондомар был
слишком хитер и ловок. Оставался только один путь, путь физического
уничтожения. Мысль об этом называла у Тимона тошноту. Ему всегда претило
все грубое и вещественное. Возможно, именно поэтому он и пал жертвой
обмана и был так долго игрушкой в руках деспота.
К днищу третьего ящика письменного стола президента липкой лентой был
прикреплен миниатюрный лазерный пистолет. Тимону Харланду потребовалось
немало времени и изобретательности, чтобы пронести его во дворец. Каждый
раз при входе в кабинет его подвергали электронному просвечиванию на
случай, как заверил его Кастриль, если кто-нибудь попытается скрыть в его
одежде подслушивающее устройство. Но к тому времени Харланд уже знал, что
проверяют прежде всего его самого. Кастриль обладал правом
беспрепятственно входить в кабинет президента, и он всегда приходил
вооруженным. Харланд часто думал, что если бы Кастриль задумал
инсценировать его "самоубийство", лучшим местом для этого был бы его
кабинет.
Уже давно президент заметил, что зона действия просвечивающего
устройства кончается на уровне его лодыжек. И вот президент Харланд стал
приходить на работу в своих самых больших ботинках, в носках которых были
спрятаны части лазерного пистолета. На это потребовалось несколько дней,
после чего Харланд охромел на обе ноги.
Собрать пистолет было несложно, оставалось только проверить, хватит
ли у него храбрости воспользоваться им.
Президент взглянул на настольные часы. Первый секретарь должен был
появиться через несколько минут. Харланд осторожно выдвинул четвертый ящик
стола, пошарил рукой под днищем и извлек инструмент правосудия. Пистолет
скользнул к нему в карман. Он был таким миниатюрным, что карман даже не
оттопырился.
Он снова посмотрел в окно. На этот раз его глаза остановились на
огромной колонне Вани, которая стояла на главной площади столицы.
Когда-то Тимон Харланд много занимался историей Томаса Вани. Он
выяснил, что тот никогда не был политическим деятелем, а просто боролся за
равные права для людей своей расы. Его настоящее имя было Томас Малвани, а
прадед его эмигрировал в Америку из небольшой европейской страны под
названием Ирландия. Харланд узнал, что у Малвани не было ни образования,
ни особых талантов, он был известен как страстный проповедник с
выразительным голосом и великолепной внешностью. Речи писали для него
члены экстремистской партии негров, которые называли себя сильными людьми.
Вероятно, они же и убили Малвани, чтобы воспользоваться его смертью и
перенести свою войну с белой расой в глубины космоса.
За две тысячи лет история переписывалась множество раз. Раньше
утверждалось, что Вани, негра, застрелили во время выступления, позднее
стали считать, что его распяли на деревянном кресте белые люди, называвшие
себя странным именем "клукс".
Рассматривая гигантскую фигуру, которая венчала колонну на площади и
символизировала несгибаемую гордость, Харланд думал о том, как непостоянна
истина.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23