Она придёт потом. Когда устану, замотаюсь и поверну назад. А пока полон сил готов голыми руками порвать пасть не то, что волку или медведю – слону завязать хобот узлом и засунуть его ему туда, где ни когда не светит солнце. Если он, слон конечно, неосторожно попадётся мне на пути в этом лесу. Впрочем животные здесь гораздо лучше тех зверьков, которые водятся в городах. А пока здесь и сейчас, светило золотое солнце, лето закатывалось, а в пока ещё зелёных кронах наверху шумел ветер.
Двигая ногами в глубь леса, я дошёл до вала, который протянулся через лес. Невысокая складка местности протянувшаяся под деревьями влево и вправо. Загибался ли он, или шёл прямо, я не мог видеть из-за деревьев. С той стороны, откуда я шёл, подъём был незаметен и очень полог. То, что стою на вершине вала я понял только когда оказался перед спуском по его обратному скату. Невысокий обратный скат, около метра высотой, но гораздо круче того склона по которому я поднимался. Именно в этот момент я и заметил сам вал. Более эта гряда ничем не отличалась от окружающей местности. На ней так же росли деревья, она была так же поросшая мхом, травой, кустами, цветами, всеми теми растениями, которые составляют подстилку леса. Отметив про себя любопытность этой гряды, я спустился с неё и пошёл дальше. Люди за многие века, что живут в этих краях, порядочно изрыли землю и то, что тут в лесу я наткнулся на вал было не так уж и неожиданно. Быть может он остался со времён войны, и это почти скрывшаяся под перегноем траншея, или остатки противотанкового рва. А быть может здесь когда-то пролегал тракт. И в те далёкие времена здесь было поле, а вовсе мне лес. А может это и вполне природное явление – природа на шутки и выдумки гораздо хитрее человека и не перестаёт ими удивлять.
Спустившись с вала, я оказался в месте более низком и сыром. Петляя между деревьев, я рыскал в поисках грибов. Но они пока не попадались. Только поганки. Это крайне удручало. В корзине лежало только немного грибов, что я настриг на опушке. Под ногами иногда хлюпало. Имело смысл пройтись вдоль вала – на нём могли расти грузди. Они любят такие места. Но обернувшись я не увидел вала. Я уже далеко отошёл от него. Поэтому, чтобы не возвращаться по пройденному, решил идти загибая свой путь влево. Передо мной впереди виднелся тёмный ельник. К нему то я и двинул. Там будет суше. Но попав под его хвойные лапы мне стало не по себе. Тут впервые я почувствовал это. Да и было с чего. Все стволы елей, были спирально закручены, как штопор, как шуруп. Ускорив шаг я пересёк ельник. По пути не обнаружил ни одного гриба. За ельником было небольшое болотце. А возвращаться обратно совсем не хотелось. Я стал обходить болотце, петляя с кочки на кочку, от одного сухого места до другого. Мне тут не нравилось. Сыро. Иногда я промахивался со следующим шагом и тогда быстро прыгал на следующую кочку, вытаскивая из воды провалившуюся ногу. Вот отсюда природа азарта – обязательно сделать следующий шаг чтобы выжить. Ботинки быстро покрылись грязью. Кое-как я выбрался на сухой бугор, возвышавийся метра на два над землёй. Он был совершенно сух. Здесь я перевёл дух и осмотрелся. Вокруг было заболочено. Это было не классическое болото с кочками и топью. А просто сырая местность, двигаясь по которой приходилось хлюпать по воде и скакать по кочкам. Тонкие деревья вокруг, которые начали пробиваться к свету среди своих высоких собратьев, были узловатые, скрученные. Те высокие деревья, которые уже выросли и заслонили свет, были нездорового вида, так же, как ели, спирально скручены. Именно тут на бугре и почувствовал во всей силе те чувства и явления, которые описал выше. Гиблое место.
Я потоптался по бугру, озираясь, стремясь определить направление, куда мне лучше идти. Оставаться нельзя было. Определившись с направлением я стал спускаться с бугра. И тут я провалился внутрь него. Дыра в склоне бугра была прикрыта от глаз ветками ползучего кустарника, корнями, травой, опавшей листвой и моей невнимательностью. И из этой дыры на меня смотрели глаза. Испуг мгновенно овладел мной, благодаря чему я пулей выскочил из этой дыры и приземлился в паре метров от бугра.
За мной никто не гнался. Из дыры не доносилось ни звука, ни шороха. Опомнившись я понял, что глаза смотрели не на меня, а просто в пустоту перед собой. И были они каменными, не живыми. Я осторожно подошёл к бугру и, вытягивая шею, заглянул внутрь дыры. Там сидел каменный болван. Первая мысль была о древнем языческом капище, а это погребённый под землёй идол. Но первая мысль прошла при первом же беглом осмотре находки. Передо мной был не деревянный идол, вырезанный из ствола дерева. И не каменный с примитивно вырубленными чертами божества. Передо мной сидела, именно сидела, хорошо детализованная гуманоидная фигура. Большая, как купол, гладкая голова с небольшим лицом, на котором были большие миндалевидные глаза, взгляд которых был устремлён в пустоту перед собой, как будто каменный истукан что-то разглядывал. Тело всё было как будто одето в комбинезон, стоячий воротник которого поддерживал голову. Присмотревшись я заметил, что местами в камне проглядывали металлические жилки, как нитки. Даже были заметны переплетения этих нитей, как в ткани. А само тело «истукана» было без этих прожилок. Это мелкие подробности, которые только подкрепили во мне очевидное открытие того, что передо мной было окаменевшее существо. Оно когда-то было живое и разумное. Но умерло многие десятки веков назад и, наверно, в силу особенностей своего тела, окаменело.
Отвлёкшись от разглядывания окаменелости, я осмотрел «интерьер» дыры в которой оно сидело. Прежде всего кресло. Вернее это были уже остатки кресла, от которого остался только его силовой металлический каркас, весь изъеденный ржавчиной и ничем не отличающийся уже от камня. Каркас уходил под землю. Над головой окаменелости было арочное перекрытие из полусгнивших костей и окислившегося металла. А покрытием «крыши» служили остатки сгнившего металла, кожи и дёрн. Практически больше ничего не было. Если прийти с лопатой, то, наверное, много можно чего найти интересного. Но пока последнее, что нашёл мой взгляд это плоский камень, совсем вросший в грунт, у ног «истукана». Камень был очень ровный и на нём осталось лежать немного древнего мусора вроде костей, сгнивших верёвок, остатков плодов, которые так и не проросли на камне. «Истукан» явно был предметом поклонения древних людей, которые жили здесь. Но каким он был богом для них? Место было гиблое.
Форма самого окаменевшего существа, следы поклонения ему древних людей, комбинезон, говорили мне, что «истукан» был инопланетянином. И скорее всего он оказался здесь и окаменел не по своей воле, а вследствие действия непреодолимых сил, которые и забросили его сюда. Если так, то вал, который я прошёл, это край огромной воронки, кратера созданного в результате падения космического корабля, на котором летел инопланетянин. За многие столетия лес поглотил воронку засыпав её опавшей листвой. Скрыл под перегноем обломки звездолёта, разбросанные по окрестностям. В бугор превратился крупный фрагмент корпуса корабля, в котором ютился в ожидании спасения выживший инопланетянин. Но спасения он не дождался. Окаменел бедняга, став божеством для зародившегося на Земле разума. Такое вполне могло быть.
И вполне могла быть радиация. Так что пора было уносить отсюда ноги. Инопланетянин сидел каменный и ему уже было всё равно, если, конечно, окаменение это не одна из форм его существования. В длиннопалых руках на коленях инопланетянин держал серую, с металлических отблеском коробочку. Пальцы уже многие столетия её не сжимали и она лежала свободная, никому не нужная. Я так подумал и решил взять эту коробку с собой. На опыты. И как доказательство. Протянув руку, я аккуратно взялся за коробочку, ожидая в любой момент, что окаменевшие пальцы вдруг сожмутся, а инопланетянин оживёт. Но всё обошлось и коробка благополучно перекочевала ко мне в корзинку. На вид она оказалась в лучшем состоянии чем её бывший хозяин. Не исключено, что древние шаманы ухаживали за коробочкой. А если так, то она значит что-то в себе содержала важное и интересное. Закончив с разорением капища, я быстро пустился в обратный путь, стремясь поскорее покинуть лес, пока не на толкнулся на боевую треногу миру, которая явилась со звёзд, чтобы покарать меня. Для профилактики.
Я выбрался из низины, миновал вал. Обогнул малинник. Скоро должна была быть опушка леса, дальше поле, а за полем асфальтовая дорога, на обочине которой припаркован мой автомобиль. И тут я увидел её! Боевая треного мира возвышалась над землёй среди деревьев. Три коленчатые ноги поддерживали корпус в форме чечевицы на высоте добрых десяти-пятнадцати метров над землёй, а единственный красный глаз на корпусе впился в меня. Мне стало плохо. Это была именно боевая тренога мира, как раз такой, какой я себе представлял её. Если так, то сейчас она должна начат ломиться сквозь лес в мою сторону и стрелять лазерами. Она не заставила себя ждать и первый же красный луч ударил меня в грудь. Я упал на землю, спрятавшись за ближайшую берёзу. Страх охватил меня. Конечности дрожали, требуя думать ногами, пока не поздно. Рядом в землю ударил ещё один луч смерти, но я всё же выглянул из-за дерева и увидел направляющуюся ко мне треногу. К моему удивлению, она не путалась среди деревьев, а просто проходила сквозь них. Тут до меня, наконец дошло, что я получил заряд в грудь и до сих пор жив. Взглянув на грудь я увидел, что она всего лишь испачкана грязью при моём паническом прятании за ствол берёзы. И всё. Больше ничего. Тренога продолжала приближаться, пускать лучи. Но никаких разрушений вокруг не производила. Там, где ударял луч, ничего не происходило. Встав я вышел из-за дерева и тут же получил два попадания подряд в грудь. Но ничего не случилось. Тренога была страшная на вид, но совершенно безобидная. Она приблизилась и наступила на меня. Её стальной ноги я не почувствовал. Она прошла сквозь меня, или я сквозь неё, как будто кто-то из нас двоих был призраком. На счёт себя в этом я был не очень уверен. Ещё совсем недавно я был жив, но вот она точно была нереальной. Тренога ломанулась дальше вглубь леса, не замечая деревьев. Я смотрел ей в след. Затем пожал плечами и пошёл своей дорогой, спрашивая самого себя, что мне ещё попадётся на пути. То, что тут всё дело в коробочке, которой я только обзавёлся, сомневаться не приходилось. Слишком очевидной была причинно-следственная связь. А считать себя экстрасенсом, способным точно угадать внешний вид боевой инопланетной треноги мира, мне оснований считать не было. Но зато коробка показывала то, что можно было придумать. Или вспомнить.
Чем ещё может жить потерпевший крушение путешественник, как не воспоминаниями о своей далёкой родине и надеждой на спасение? А эта коробочка, которую держал инопланетянин на коленях, показывала ему его родную планету такой какой он её помнил. Или хотел видеть. Время, проведённое здесь, на чужом ему шарике, и осознание случившейся трагедии, стёрли из памяти космического робинзона, плохое, если оно было, оставив только хорошее из воспоминай о его прежней жизни. Коробочка рисовала перед выжившим в катастрофе живым существом картины счастья, спасения, даря сладостное чувство присутствия там, далеко-далеко, где ему должно быть хорошо, где его ждут, где он будет жить полной жизнью. Так же, как жил до того момента, как попал сюда. Сладкие грёзы, затягивающие как морфий. Чуть-чуть. Потом ещё. И вот уже мечтатель сидит и безотрывно смотрит на то чего нет, что только в его голове. На то, что лишь иллюзия, когда вокруг реальность катастрофы.
Наверно инопланетянин так и умер, отказавшись от борьбы. Его взгляд застыл, направленный в пустоту, туда, где он видел свои грёзы, свой мир. А может это было его последнее утешение, когда он больной умирал, не дождавшись спасения на чужой планете. Кто знает? Но сейчас эта коробочка у меня. И я снова вечером запускаю над городом несуществующий дирижабль, который придумал. Может мне в следующий раз пустить прогуляться по улицам города гигантского робота? Это всего лишь иллюзия. А коробочка всего лишь хитроумный прибор. Хочется реальности.
Патиссоны
У нас с грядок стали пропадать патиссоны. При этом не было никаких следов взлома или похитителя. Просто каждую ночь исчезали патиссоны. Быть может это ежи? Но в ряд ли. Сколько на даче не видели ежей, все они не обращали внимания на патиссоны. Ну разве, что на них слизняки окажутся. Да и не съест еж целый патиссон. Даже, если это гигантский еж, а патиссон маленький.
Оставалось только караулить ночами.
Но похоже похитители смекнули, что на них устроена засада. Впрочем, засады как таковой не было. Просто стоишь на участке и смотришь на звёздное небо. А пока не стемнело, в течение сумерек, сидишь в доме и пьешь чай, наслаждаясь тишиной и относительной дикостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22
Двигая ногами в глубь леса, я дошёл до вала, который протянулся через лес. Невысокая складка местности протянувшаяся под деревьями влево и вправо. Загибался ли он, или шёл прямо, я не мог видеть из-за деревьев. С той стороны, откуда я шёл, подъём был незаметен и очень полог. То, что стою на вершине вала я понял только когда оказался перед спуском по его обратному скату. Невысокий обратный скат, около метра высотой, но гораздо круче того склона по которому я поднимался. Именно в этот момент я и заметил сам вал. Более эта гряда ничем не отличалась от окружающей местности. На ней так же росли деревья, она была так же поросшая мхом, травой, кустами, цветами, всеми теми растениями, которые составляют подстилку леса. Отметив про себя любопытность этой гряды, я спустился с неё и пошёл дальше. Люди за многие века, что живут в этих краях, порядочно изрыли землю и то, что тут в лесу я наткнулся на вал было не так уж и неожиданно. Быть может он остался со времён войны, и это почти скрывшаяся под перегноем траншея, или остатки противотанкового рва. А быть может здесь когда-то пролегал тракт. И в те далёкие времена здесь было поле, а вовсе мне лес. А может это и вполне природное явление – природа на шутки и выдумки гораздо хитрее человека и не перестаёт ими удивлять.
Спустившись с вала, я оказался в месте более низком и сыром. Петляя между деревьев, я рыскал в поисках грибов. Но они пока не попадались. Только поганки. Это крайне удручало. В корзине лежало только немного грибов, что я настриг на опушке. Под ногами иногда хлюпало. Имело смысл пройтись вдоль вала – на нём могли расти грузди. Они любят такие места. Но обернувшись я не увидел вала. Я уже далеко отошёл от него. Поэтому, чтобы не возвращаться по пройденному, решил идти загибая свой путь влево. Передо мной впереди виднелся тёмный ельник. К нему то я и двинул. Там будет суше. Но попав под его хвойные лапы мне стало не по себе. Тут впервые я почувствовал это. Да и было с чего. Все стволы елей, были спирально закручены, как штопор, как шуруп. Ускорив шаг я пересёк ельник. По пути не обнаружил ни одного гриба. За ельником было небольшое болотце. А возвращаться обратно совсем не хотелось. Я стал обходить болотце, петляя с кочки на кочку, от одного сухого места до другого. Мне тут не нравилось. Сыро. Иногда я промахивался со следующим шагом и тогда быстро прыгал на следующую кочку, вытаскивая из воды провалившуюся ногу. Вот отсюда природа азарта – обязательно сделать следующий шаг чтобы выжить. Ботинки быстро покрылись грязью. Кое-как я выбрался на сухой бугор, возвышавийся метра на два над землёй. Он был совершенно сух. Здесь я перевёл дух и осмотрелся. Вокруг было заболочено. Это было не классическое болото с кочками и топью. А просто сырая местность, двигаясь по которой приходилось хлюпать по воде и скакать по кочкам. Тонкие деревья вокруг, которые начали пробиваться к свету среди своих высоких собратьев, были узловатые, скрученные. Те высокие деревья, которые уже выросли и заслонили свет, были нездорового вида, так же, как ели, спирально скручены. Именно тут на бугре и почувствовал во всей силе те чувства и явления, которые описал выше. Гиблое место.
Я потоптался по бугру, озираясь, стремясь определить направление, куда мне лучше идти. Оставаться нельзя было. Определившись с направлением я стал спускаться с бугра. И тут я провалился внутрь него. Дыра в склоне бугра была прикрыта от глаз ветками ползучего кустарника, корнями, травой, опавшей листвой и моей невнимательностью. И из этой дыры на меня смотрели глаза. Испуг мгновенно овладел мной, благодаря чему я пулей выскочил из этой дыры и приземлился в паре метров от бугра.
За мной никто не гнался. Из дыры не доносилось ни звука, ни шороха. Опомнившись я понял, что глаза смотрели не на меня, а просто в пустоту перед собой. И были они каменными, не живыми. Я осторожно подошёл к бугру и, вытягивая шею, заглянул внутрь дыры. Там сидел каменный болван. Первая мысль была о древнем языческом капище, а это погребённый под землёй идол. Но первая мысль прошла при первом же беглом осмотре находки. Передо мной был не деревянный идол, вырезанный из ствола дерева. И не каменный с примитивно вырубленными чертами божества. Передо мной сидела, именно сидела, хорошо детализованная гуманоидная фигура. Большая, как купол, гладкая голова с небольшим лицом, на котором были большие миндалевидные глаза, взгляд которых был устремлён в пустоту перед собой, как будто каменный истукан что-то разглядывал. Тело всё было как будто одето в комбинезон, стоячий воротник которого поддерживал голову. Присмотревшись я заметил, что местами в камне проглядывали металлические жилки, как нитки. Даже были заметны переплетения этих нитей, как в ткани. А само тело «истукана» было без этих прожилок. Это мелкие подробности, которые только подкрепили во мне очевидное открытие того, что передо мной было окаменевшее существо. Оно когда-то было живое и разумное. Но умерло многие десятки веков назад и, наверно, в силу особенностей своего тела, окаменело.
Отвлёкшись от разглядывания окаменелости, я осмотрел «интерьер» дыры в которой оно сидело. Прежде всего кресло. Вернее это были уже остатки кресла, от которого остался только его силовой металлический каркас, весь изъеденный ржавчиной и ничем не отличающийся уже от камня. Каркас уходил под землю. Над головой окаменелости было арочное перекрытие из полусгнивших костей и окислившегося металла. А покрытием «крыши» служили остатки сгнившего металла, кожи и дёрн. Практически больше ничего не было. Если прийти с лопатой, то, наверное, много можно чего найти интересного. Но пока последнее, что нашёл мой взгляд это плоский камень, совсем вросший в грунт, у ног «истукана». Камень был очень ровный и на нём осталось лежать немного древнего мусора вроде костей, сгнивших верёвок, остатков плодов, которые так и не проросли на камне. «Истукан» явно был предметом поклонения древних людей, которые жили здесь. Но каким он был богом для них? Место было гиблое.
Форма самого окаменевшего существа, следы поклонения ему древних людей, комбинезон, говорили мне, что «истукан» был инопланетянином. И скорее всего он оказался здесь и окаменел не по своей воле, а вследствие действия непреодолимых сил, которые и забросили его сюда. Если так, то вал, который я прошёл, это край огромной воронки, кратера созданного в результате падения космического корабля, на котором летел инопланетянин. За многие столетия лес поглотил воронку засыпав её опавшей листвой. Скрыл под перегноем обломки звездолёта, разбросанные по окрестностям. В бугор превратился крупный фрагмент корпуса корабля, в котором ютился в ожидании спасения выживший инопланетянин. Но спасения он не дождался. Окаменел бедняга, став божеством для зародившегося на Земле разума. Такое вполне могло быть.
И вполне могла быть радиация. Так что пора было уносить отсюда ноги. Инопланетянин сидел каменный и ему уже было всё равно, если, конечно, окаменение это не одна из форм его существования. В длиннопалых руках на коленях инопланетянин держал серую, с металлических отблеском коробочку. Пальцы уже многие столетия её не сжимали и она лежала свободная, никому не нужная. Я так подумал и решил взять эту коробку с собой. На опыты. И как доказательство. Протянув руку, я аккуратно взялся за коробочку, ожидая в любой момент, что окаменевшие пальцы вдруг сожмутся, а инопланетянин оживёт. Но всё обошлось и коробка благополучно перекочевала ко мне в корзинку. На вид она оказалась в лучшем состоянии чем её бывший хозяин. Не исключено, что древние шаманы ухаживали за коробочкой. А если так, то она значит что-то в себе содержала важное и интересное. Закончив с разорением капища, я быстро пустился в обратный путь, стремясь поскорее покинуть лес, пока не на толкнулся на боевую треногу миру, которая явилась со звёзд, чтобы покарать меня. Для профилактики.
Я выбрался из низины, миновал вал. Обогнул малинник. Скоро должна была быть опушка леса, дальше поле, а за полем асфальтовая дорога, на обочине которой припаркован мой автомобиль. И тут я увидел её! Боевая треного мира возвышалась над землёй среди деревьев. Три коленчатые ноги поддерживали корпус в форме чечевицы на высоте добрых десяти-пятнадцати метров над землёй, а единственный красный глаз на корпусе впился в меня. Мне стало плохо. Это была именно боевая тренога мира, как раз такой, какой я себе представлял её. Если так, то сейчас она должна начат ломиться сквозь лес в мою сторону и стрелять лазерами. Она не заставила себя ждать и первый же красный луч ударил меня в грудь. Я упал на землю, спрятавшись за ближайшую берёзу. Страх охватил меня. Конечности дрожали, требуя думать ногами, пока не поздно. Рядом в землю ударил ещё один луч смерти, но я всё же выглянул из-за дерева и увидел направляющуюся ко мне треногу. К моему удивлению, она не путалась среди деревьев, а просто проходила сквозь них. Тут до меня, наконец дошло, что я получил заряд в грудь и до сих пор жив. Взглянув на грудь я увидел, что она всего лишь испачкана грязью при моём паническом прятании за ствол берёзы. И всё. Больше ничего. Тренога продолжала приближаться, пускать лучи. Но никаких разрушений вокруг не производила. Там, где ударял луч, ничего не происходило. Встав я вышел из-за дерева и тут же получил два попадания подряд в грудь. Но ничего не случилось. Тренога была страшная на вид, но совершенно безобидная. Она приблизилась и наступила на меня. Её стальной ноги я не почувствовал. Она прошла сквозь меня, или я сквозь неё, как будто кто-то из нас двоих был призраком. На счёт себя в этом я был не очень уверен. Ещё совсем недавно я был жив, но вот она точно была нереальной. Тренога ломанулась дальше вглубь леса, не замечая деревьев. Я смотрел ей в след. Затем пожал плечами и пошёл своей дорогой, спрашивая самого себя, что мне ещё попадётся на пути. То, что тут всё дело в коробочке, которой я только обзавёлся, сомневаться не приходилось. Слишком очевидной была причинно-следственная связь. А считать себя экстрасенсом, способным точно угадать внешний вид боевой инопланетной треноги мира, мне оснований считать не было. Но зато коробка показывала то, что можно было придумать. Или вспомнить.
Чем ещё может жить потерпевший крушение путешественник, как не воспоминаниями о своей далёкой родине и надеждой на спасение? А эта коробочка, которую держал инопланетянин на коленях, показывала ему его родную планету такой какой он её помнил. Или хотел видеть. Время, проведённое здесь, на чужом ему шарике, и осознание случившейся трагедии, стёрли из памяти космического робинзона, плохое, если оно было, оставив только хорошее из воспоминай о его прежней жизни. Коробочка рисовала перед выжившим в катастрофе живым существом картины счастья, спасения, даря сладостное чувство присутствия там, далеко-далеко, где ему должно быть хорошо, где его ждут, где он будет жить полной жизнью. Так же, как жил до того момента, как попал сюда. Сладкие грёзы, затягивающие как морфий. Чуть-чуть. Потом ещё. И вот уже мечтатель сидит и безотрывно смотрит на то чего нет, что только в его голове. На то, что лишь иллюзия, когда вокруг реальность катастрофы.
Наверно инопланетянин так и умер, отказавшись от борьбы. Его взгляд застыл, направленный в пустоту, туда, где он видел свои грёзы, свой мир. А может это было его последнее утешение, когда он больной умирал, не дождавшись спасения на чужой планете. Кто знает? Но сейчас эта коробочка у меня. И я снова вечером запускаю над городом несуществующий дирижабль, который придумал. Может мне в следующий раз пустить прогуляться по улицам города гигантского робота? Это всего лишь иллюзия. А коробочка всего лишь хитроумный прибор. Хочется реальности.
Патиссоны
У нас с грядок стали пропадать патиссоны. При этом не было никаких следов взлома или похитителя. Просто каждую ночь исчезали патиссоны. Быть может это ежи? Но в ряд ли. Сколько на даче не видели ежей, все они не обращали внимания на патиссоны. Ну разве, что на них слизняки окажутся. Да и не съест еж целый патиссон. Даже, если это гигантский еж, а патиссон маленький.
Оставалось только караулить ночами.
Но похоже похитители смекнули, что на них устроена засада. Впрочем, засады как таковой не было. Просто стоишь на участке и смотришь на звёздное небо. А пока не стемнело, в течение сумерек, сидишь в доме и пьешь чай, наслаждаясь тишиной и относительной дикостью.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22