В последний раз Рейна побывала здесь несколько недель назад и была поражена, увидев, что подвал превратился в лагерь издольщиков. У столбов стояли палатки, в плетеных загончиках ютились телята и тощие свиньи. Дымные костры, где горел навоз, испускали удушливо-сладкий травяной запах. От копоти першило в горле, и Рейне захотелось поскорее распахнуть какое-нибудь окно — но в подвале не было окон, и вентиляция оставляла желать лучшего. Что делают здесь эти люди? Неужели наверху для них мало места?
— Среди них нет ни единого скарпийца.
Только услышав голос Ангуса, Рейна вспомнила о нем. Зачем он, собственно, явился сюда? Тем умер, Райф и Эффи уехали, Дрей на юге, в Ганмиддише. У Ангуса здесь не осталось никакой родни — что же понадобилось ему в Черном Граде?
— Что тебе за дело до этих людей, Ангус Лок? Ты, насколько я знаю, городской житель, а не кланник.
На нее смотрело обветренное, с глубокими складками лицо. Красные прожилки в глазах говорили об усталости. Рейна всегда находила, что Ангус красивый мужчина, но жене его не позавидуешь. Он точно муха-водомерка, из тех, что водятся на рыбных прудах близ Дрегга. Диву даешься, как они держатся на воде, пока не присмотришься и не увидишь, что ноги у них в десять раз длиннее туловища. Тонкие, как шелковые нити, они торчат во все стороны, и волоски на них откликаются на малейшие перемены течения.
Каким же течением занесло сюда Ангуса? «Будь осторожна, — сказала себе Рейна, — поменьше говори и побольше слушай».
Медные глаза, глядящие на нее, замечали все, и она с трудом подавляла желание пригладить волосы или оправить платье.
— Какое мне дело до того, что черноградские издольщики забились под землю, а исконные скарпийцы с удобством расположились в верхних покоях? Да просто это непорядок, о чем тебе самой прекрасно известно. Любому черноградцу, даже если он не давал присяги, следует отдавать предпочтение перед пришельцами из чужого клана.
Рейна не могла с ним не согласиться. Она думала о том же каждый день, глядя, как скарпийки приготовляют черный состав для окраски зубов своих мужчин. Скарпийские дети таскали яблоки из кладовых, скарпийские мужчины нагло пялили на нее глаза, когда она входила в Большой Очаг.
— Ты приехал, чтобы открыть мне глаза на наши непорядки, Ангус? — спросила она.
Он ответил ей теплой улыбкой, в которой сквозила усталость.
— Полно, Рейна. Разве ты, когда тебя приглашают на танец, сама выходишь на середину и прикладываешь руки кавалера к своей талии? Мы, мужчины, чувствительны к таким пустякам и любим, когда вы делаете вид, будто подчиняетесь нам, хотя и знаем, что от нас мало что зависит.
Рейна не сдержала улыбки. Ловко он ее раскусил — она и в самом деле путает осторожность с настороженностью. Ангус Лок любит, когда ему оказывают внимание, и она в свое время не скупилась на это. Дагро поддразнивал ее по этому поводу, но Дагро больше нет, а она уже не помнит той женщины, которой была при нем. Сделав над собой усилие, Рейна спросила у Ангуса, как поживает его жена.
— Надеюсь, у Дарры все хорошо. — Тоска на миг мелькнула в его глазах и тут же пропала.
— Я не был дома с самой середины зимы. Меня, как принято говорить, удерживали против моей воли. Собачий Вождь так меня полюбил, что поместил в свои подвалы вместе с лучшими своими напитками и сырами. Я бы не сильно возражал, да только сыр у него вкусом как ножной грибок, а водка через неделю вся вышла.
Значит, слухи оказались верными: вождь Бладда и правда держал объездчика у себя в плену.
— Длинноголовый говорит, что погода вот-вот переменится. Ты поспешил бы домой, пока еще можно.
— Я бы рад, да дела не пускают — я ведь порядком их запустил.
Рейна проявила благоразумие и не стала спрашивать, что это за дела. Ангус Лок скорее всего даст ей любезный и ничего не проясняющий ответ. Играй по его правилам, напомнила она себе — будто мы старые приятели, жующие вместе траву.
— Что видел ты в клановых землях, путешествуя на запад?
— Смуту. Гнаш режет свой племенной скот, в житницах Дрегга завелась черная гниль.
— Ты и в Дрегге побывал?
— Десять дней назад. Они жгут зерно. Оно навалено во дворе грудами, и дым от него идет черный-пречерный. Ксандеру пришлось учредить конные дозоры, чтобы издольщики не взбунтовались.
Рейна сохранила невозмутимость — за последнее время она достигла в этом больших успехов.
— Ксандер опасается чего-то худшего?
— Как и все вожди.
Надежда как дыхание, подумала Рейна: когда она уходит, ты не жилец. Дрегг ее родной клан, и будущее у них общее. Когда она сполна исполнит свой долг перед Черным Градом и станет старой беззубой вдовой, она наймет какого-нибудь издольщика, чтобы он отвез ее в Дрегг. Там она будет почетной старейшиной, родственницей вождя, и все девушки наперебой будут носить ей горячие пирожки с яблоками и кусочки самого нежного мяса. Заботливые руки укутают ее в воздушную пуховую шаль, и она, сидя в прекраснейшем расписном чертоге, будет смотреть, как танцует молодежь.
— Возьми, жена вождя. Промочи себе горло.
Издольщица крохотного росточка, с жестким лицом, протягивала Рейне рог, наполненный элем. Судя по виду, она происходила с глухой западной окраины клана, и Рейна не знала ее ни в лицо, ни по имени, но все же взяла рог и выпила. Жена вождя не должна отказываться от угощения, даже самого скромного: ведь люди могут обидеться. Напиток представлял собой мед, разведенный прудовой водой и незавидный на вкус, но Рейна мужественно допила до дна и вернула рог кланнице.
— Нет, — покачала головой та. — Оставь его себе. Отдай своему мужу, покуда он сам не захапал.
Ее тонкий голосок разнесся по всему подвалу, и десятки голов повернулись к ним. Женщина выждала еще немного, выпрямившись во весь свой маленький рост, и плюнула Рейне под ноги. Потом коротко, удовлетворенно кивнула и вернулась к своему костру. Такие же малорослые смуглокожие мужчины, видимо, ее сыновья, подвинулись, уступая ей место.
Кровь бросилась Рейне в лицо. Она чиркнула носком башмака по полу, пытаясь стереть плевок.
— Дай-ка мне, — тихо произнес Ангус, протянув руку за рогом.
— Нет, Ангус Лок, — резко тряхнула головой Рейна. — Это мой клан и мой рог, и я оставлю его себе, как мне сказано. — Дрожащими пальцами она повесила рог на серебряный крючок у себя на поясе. Голову она держала высоко, хотя под взглядами издольщиков ей больше всего хотелось обратиться в бегство. Чего-то она здесь не понимала. Но она вдова одного вождя и жена другого, первая женщина клана. Она способна вынести нечто худшее, чем враждебные взгляды. — Позволь, я покажу тебе северную стену, Ангус, — чуть громче, чем следовало, сказала она. — Строители вставили в кладку лунный камень и оставили на нем свои метки. С песчаника, хоть он и крепок, все быстро стирается, а каменщики хотели увековечить свои имена.
— Вот как, — с живейшим интересом откликнулся Ангус. — Показывай, я хочу это видеть.
Мысленно поблагодарив его за понимание, Рейна расправила плечи и твердым шагом прошла через весь подвал.
Лунный камень светился во тьме, как замурованный в стену призрак. Рейна потрогала его. Шум, поднявшийся было в подвале, постепенно утихал. Толстый столб кровавого дерева надежно укрывал их с Ангусом от посторонних. Ангус с показной старательностью изучал метки, врезанные глубоко в камень. В свое время их отделали листовым серебром, отражающим свет.
— Севранс, — тихо заметил он, увидев изображение медведя. — Здесь работали предки Тема?
— Да. Севрансы — один из старейших родов в клановых землях. Нед Севранс был носителем скрижалей у Джами Роя.
Ангус кивнул с тем же интересом, хотя Рейна могла бы поклясться, что он и раньше знал об этом.
— Не знаешь ли, в чем тут дело? — спросила она, показывая назад.
— Ты, конечно, слышала, — начал он, продолжая разглядывать метки, — что Мейс пару месяцев назад послал всадников в дальние западные селения, чтобы созвать всех издольщиков в круглый дом. Ну и некоторые из этих посланников чуточку, скажем так, перестарались. Кажется, это были скарпийцы. Они не только звали людей в круглый дом, но и очень усердно помогали им переселяться. Брали лошадей, скотину, сбрую, мешки с зерном, все что ни на есть. А крестьянам говорили, что их добро им вернут в Градском доме. На деле же вернули им только кости да пустые мешки. Вот и прошел слушок, что скарпийцы по весне опустевшие дома тоже займут и будут там хозяйничать.
— Мейс знает об этом?
— А ты как думаешь? — повернулся к ней Ангус.
— Он никогда бы не осмелился одобрить подобные действия.
— Верно. Но знать о чем-то и смотреть на что-то сквозь пальцы — это, в сущности, одно и то же.
В медных глазах Ангуса сверкнула зелень, и Рейна подумала: не из-за этого ли он привел ее сюда?
Заметив, что она догадалась, он подтвердил ее догадку легким поклоном.
— Бывало, что такие мелочи, как лишение издольщиков их достояния, оказывались губительными для клана.
Ангус был прав. Клановые издольщики — крестьяне, лесовики, торговцы и рудокопы — не дают клятвы умереть за свой клан, но они-то и кормят присяжных кланников в обмен на то, что те защищают их семьи. Ни один воин не любит этого признавать, но клан дольше продержится без мечей, чем без серпов. Тем не менее Рейне неприятно было услышать такую истину из уст чужого человека.
Она отстранилась от стены и сказала:
— Мне, пожалуй, пора. Непременно поговорю об этом с мужем, когда ты уедешь.
Пальцы Ангуса охватили ее запястье, и она рванулась, не успев еще понять, почему вся ее кожа покрылась мурашками от этого прикосновения. Рывок был так силен, что Ангуса качнуло вперед. Освободив руку, она размахнулась, и Ангус не успел увернуться от ее пощечины. От удара ладонь у Рейны заныла, а на щеке Ангуса проступило красное пятно. Он вскинул на нее глаза, но даже не подумал отплатить ей тем же.
Рейна уронила руку. Сердце у нее колотилось, и гусиная кожа на руках и груди не желала разглаживаться. В уме у нее возник образ женщины, лежащей среди папоротников Старого леса. Снег таял у нее под ягодицами, а мужчина, навалившись на нее, прижимал ее запястья к земле и коленом раздвигал ее ноги.
Мягкий голос Ангуса о чем-то спрашивал ее. Она понимала, что надо ответить, но ей мешала та женщина в Старом лесу, беззащитная и одинокая.
— Прости меня, Ангус, — произнес ее собственный голос. — Не знаю, что на меня нашло.
— Ты про это? Пустяки. — Объездчик потер ушибленную щеку. — Жена меня всегда предупреждала. Когда вздумаешь шутить с добрым именем женщины, Ангус, говорила она, то первым делом пригнись.
Рейна, еще не пришедшая в себя, кивнула. Она понимала, что Ангус намеренно говорит громко, чтобы их слышали, но не находила в себе сил поддержать его игру.
Больше всего ей хотелось убежать отсюда.
— Вот, выпей-ка этого. — Ангус втиснул ей в руку фляжку, обтянутую кроличьей шкуркой.
Она выпила, и сладкий, но очень крепкий напиток обжег ей рот. Пары ударили в голову, и женщина из Старого леса отступила, дав наконец Рейне возможность думать свободно. На спине и ягодицах проступила испарина, холодная, как талый снег.
— Пойдем отсюда, — промолвила Рейна и направилась к лестнице. Она думала, что прошлое осталось позади — что она оставила его позади; отчего же оно вернулось к ней так внезапно? Странный тонкий звук слетел с ее губ, и она опрометью бросилась вон из подвала. Боги, не дайте этому погубить меня.
Оказавшись под каменным куполом сеней, она не смогла вспомнить, как преодолела многочисленные, ведущие снизу ступени. Ангус не отставал от нее. Мимо пробежала Билли Байс, прижав к груди корзинку с морковью. Недавно присягнувшие новики — Перч, Мэрдок, Лайс и другие, — сидя у лестницы, разбирали свои пояса и ножны, чтобы почистить их. Они уставились на жену вождя, но Рейна не обращала на них внимания. Глядя на окованную железом входную дверь, она боролась с желанием выбежать наружу. Ей отчаянно требовалось побыть одной.
— Ангус Лок!
Мейс. Ей не нужно было смотреть на лестницу, ведущую в покои вождя, чтобы знать, кто там стоит.
— Жена.
Он все-таки вынудил ее обернуться — не мог допустить, чтобы она отворачивалась от него при всех. Поверх выкрашенного в черное замшевого кафтана Мейс накинул на себя тяжелую мантию из волчьей шкуры, с хвостом и лапами. Борода и усы, аккуратно подбритые, хорошо сочетались с его продолговатым лицом. Поднявшись по нескольким последним ступеням, он обратился к объездчику:
— Мои разведчики доложили мне, что две ночи назад ты въехал на земли клана — однако ты почему-то не счел нужным появиться у моего очага.
Ангус, по-прежнему стоя позади Рейны, самым незлобивым тоном сказал:
— Если б я знал, градский вождь, что ты так жаждешь меня видеть, никакая сила в мире меня бы не удержала.
Мейс сжал губы. Он подозревал, что над ним подшучивают, и Рейна знала, что он не потерпит этого в столь людном месте, как сени круглого дома.
— Если ты еще раз появишься в моем клане без моего ведома, объездчик, последи за своей спиной.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86