— Джулианна, я очень сожалею, что взял с собой собак, но это было единственным способом отыскать вас прежде моего дяди. Я собирался подарить их вам, чтобы обрадовать вас…
Что-то похожее на искреннее сожаление в его голосе тронуло Джулианну, и её ярость утихла сама собой. Она промолчала, глядя прямо на барона, на отметины, оставленные её пальцами на его щеке, и на блестящие серо-зелёные глаза, обрамлённые золотистыми ресницами.
— Мадемуазель, — проговорил он весьма чопорно, но негромко, не желая, чтобы их слышали, — неужели перспектива выйти за меня замуж кажется вам столь страшной, что вы готовы бежать от меня через час после нашего знакомства, нарушив отцовскую волю, которой вы прежде повиновались…
Да, подумала Джулианна, в его глазах всё выглядит именно так — он отпугнул её и заставил бежать. Как могла она возразить на это? Никак, и потому Джулианна промолчала, глядя безнадёжным взглядом, как он поклонился, отвернулся и стал отдавать приказания своим людям. Он больше не смотрел на Джулианну, если не считать того, что он протянул ей свой шарф, чтобы она закрыла лицо. А глаза у него были серые, непонимающие… о, как он ошибался!
Джулианна и Элизанда вдвоём сели на одну лошадь, а человек, уступивший им скакуна, схватился за стремя одного из товарищей и побежал рядом с ним. Джулианне подумалось, что он очень быстро взмокнет, начнёт задыхаться и на остатках дыхания будет проклинать всех взбалмошных и капризных девчонок вообще и её саму в частности, и это будет похоже на элессинские манеры куда больше, чем вежливость его господина.
Впрочем, возможность ознакомиться с элессинскими манерами поджидала её весьма скоро: надвигалась встреча со старшим бароном Имбером, о которой Джулианна предпочитала не думать. В его глазах она повела себя словно капризный ребёнок: сбежала от жениха, нарушив отцовскую волю и нанеся барону смертельное оскорбление. Но что было ещё хуже — за ней охотились с собаками, а глаза сопровождавших её элессинов над бесполезными шарфами были безжалостны. А когда они прибыли в лагерь, все тамошнее население молча смотрело на них, и в молчании была презрительная насмешка, что было уже совсем невыносимо. И всё же Джулианна вынесла это, руки её на поводьях не дрогнули — она не станет вести себя как испуганное животное.
Но старший барон — с ним всё будет куда хуже.
То, что осталось от лагеря, уже не заслуживало этого названия. Все шатры, кроме одного, были сняты; остался только самый большой, где прошлым вечером бароны пили за её здоровье вместе с людьми из всех отрядов, вместе с Элизандой, элессинами, рыцарями-искупителями и самим магистром Шерролом.
Вооружённые солдаты, как и прежде, были разбиты по отрядам, но их костры уже потухли, а мешки грудами лежали на земле. Они с дерзким любопытством поглядывали на Джулианну и подталкивали друг друга локтями, и на этот раз она ничуть не жалела, что не слышит, о чём они перешёптывались, пока она проходила мимо. Должно быть, Имберу тоже было неприятно. Если девушка предпочитает бегство замужеству, то каков же у неё жених?
Подбежавшие к лошадям оруженосцы удивлённо уставились на её крестьянский наряд. Имбер спрыгнул с коня, подошёл к Джулианне, помог ей спешиться и, предложив руку, повёл её к шатру. Жалкая подачка её гордости, которая только раздула жар унижения. Твёрдым шагом идя рядом с бароном, Джулианна сжала зубы.
Тканые занавеси у входа были раздвинуты, чтобы внутрь шатра проникал воздух, однако Джулианна поняла, что воздуха этого недостаточно, потому что на неё обрушилась удушающая волна жара. То же самое было и прошлой ночью — она провела здесь около часа, чувствуя себя крайне неуютно, и не столько от того, что старший барон всё время ворчал и ругался, сколько потому, что она ничего не могла сказать его племяннику.
Должно быть, подумала Джулианна, этот шатёр навсегда останется в её памяти местом, где угнетено все — и тело, и душа, и разум. Старшего барона сейчас не было, но облегчение оказалось недолгим — рано или поздно он всё равно появится. И что тогда будет… В шатре было почти пусто, убрали даже скамьи и длинный стол на козлах, за которым прошлой ночью после ухода Джулианны и Элизанды продолжался пир. Похоже, по элессинским обычаям женщины ели отдельно. В целом от шатра остался только остов да натянутая на него ткань. Джулианна решила, что это сделано скорее ради того, чтобы знати было где укрыться от любопытных глаз и ушей, нежели для защиты от солнца. Ни один человек не стал бы сидеть в такой духоте, если снаружи дует приятный ветерок, пусть даже несущий с собой тучи пыли. Имбер послал какого-то мальчишку за стулом, и Джулианна с удовольствием села. Тот же мальчик принёс фрукты и сок, и девушка искренне обрадовалась как возможности освежиться, так и тому, что у неё появилось хоть какое-то занятие. Она очищала и разламывала фрукты, ела и пила, подсовывая кубок под вуаль, а Имбер деликатно отворачивался. Молчание стояло между ними стеной, каждый ждал появления барона, но сказать друг другу им было нечего. Вскоре — слишком скоро — раздался грохот копыт, заклубилась пыль и налетел порыв ветра. Старший барон широким шагом вошёл в шатёр. В руках у него был хлыст, а в глазах — мрачное выражение человека, намеревающегося этот хлыст использовать по назначению. Руки Элизанды, лежавшие на плечах Джулианны, испуганно сжались, и когда короткое постыдное замешательство прошло, когда она справилась с желанием заскулить: «Нет, не бейте меня», — Джулианна поняла, что её подруга подвергается большей опасности, чем она сама. Даже сам барон Имбер фон унд цу Карлхайм, брат-наследник графа Элесси, не поднял бы руки на дочь королевской тени — по крайней мере до тех пор, пока она не стала женой его племянника. Разъярённый отец мог бы разорвать помолвку, и это только добавило бы проблем к уже имеющимся напастям. Но сказано: «Если не можешь высечь даму, высеки её служанку», а у Элизанды не было могущественного отца или родственника, которые защитили бы её. Да, Джулианна готова была просить и даже умолять не наказывать её служанку, но пользы от этого не было бы никакой. Впрочем, во всём этом не было нужды: Имбер опередил её. Он опередил даже своего дядю. Будучи знакомым с его бешеным характером, он, не дожидаясь, пока барон перестанет сопеть и снимет плащ, произнёс:
— Хвала Господу, дядя, мы нашли их живыми и здоровыми. Теперь дамы в безопасности.
— В безопасности? Не думаю…
— По-моему, да.
— Ах по-твоему! Эти твои дамы провели нас, оставив у себя в постелях кукол. Это стоило мне жизни верного человека…
Кукол? Джулианна оглянулась на Элизанду, но та лишь пожала плечами. Сквозь вуаль Джулианна увидела на лице подруги ошеломление — видимо, она что-то поняла, хотя сама Джулианна точно помнила, что они не оставляли в постелях ничего, что могло бы походить на спящего человека. Они просто-напросто не подумали об этом.
Имбер шагнул вперёд, встав между своим разъярённым дядей и Джулианной, и сказал:
— Я понимаю, что ты зол, но стоит ли думать о наказаниях? Это была обычная девичья глупость, больше она не повторится.
— Ещё бы, — громыхнул барон, — уж я об этом позабочусь! Девичья глупость, да? Ну так сделай из неё женщину и посмотрим, станет ли она от этого умнее. Мы сейчас же отправляемся в Рок и этой же ночью поженим вас.
— Но мой отец…
Из царящего в голове хаоса Джулианна ухитрилась извлечь какую-то мысль; но голос подвёл её, да и набрать достаточно воздуха тоже не удалось.
Она так до сих пор и не поняла, защищает её Имбер или же он действительно верит в свои слова; в любом случае она была благодарна ему, хотя его протест был почти наверняка обречён на провал.
— Когда мы будем во дворце, он справит свадьбу ещё раз, со всей подобающей шумихой, которую так любит мой братец. Но сегодня ночью вы будете обвенчаны перед лицом Господа. Тогда и поглядим, образумится ли эта девица, став твой женой.
— Господин барон…
— Господин для вас не я, девушка, вашим господином станет он, и вы пойдёте за ним в горе и в радости и так далее.
— Господин барон, — предприняла Джулианна ещё одну попытку, — я думаю, мой отец будет оскорблён, если меня обвенчают тайно и поспешно. Это нанесёт ущерб моей репутации, и он не потерпит…
— Послушайте, мадемуазель: вы сами испортили себе репутацию так, что дальше просто некуда. — Это была правда, и Джулианна вспыхнула при мысли о том, что сама дала ему возможность упрекнуть её. — Что до вашего отца, он послал вас сюда для того, чтобы вы вышли замуж тогда и таким образом, как решим мы. Он сам отказался сопровождать вас.
— Его призвал король, мессир.
На этот раз яростный барон только пожал плечами.
— Мы все владеем землями и титулами по милости короля, мадемуазель. Если ваш отец решил, что прыгать перед королём ему важнее, — что ж, это его заботы, но уж никак не наши.
Слова барона были так обидны и несправедливы, что Джулианна только рот разинула. Однако не успев ответить, она почувствовала на плече пожатие руки Элизанды и услышала шёпот подруги:
— Поезжай туда, куда ты послана, и выйди замуж там, где должно тебе.
Она произнесла это чересчур громко, и барон заметил:
— Прислушайтесь к совету своей спутницы, мадемуазель, это может избавить вас обеих от хорошей взбучки.
Джулианна так и не узнала, что ещё хотел бы сказать барон и станет ли его племянник защищать её отца, потому что у входа послышался конский топот, и в шатёр вошёл ещё один мужчина.
Это был Карел, кузен Имбера. Он кивнул барону и учтиво склонился перед Джулианной.
— Мадемуазель, я искренне рад, что вы вернулись к нам. Мы так о вас беспокоились…
Джулианна так и не поняла, говорил ли он серьёзно — его голос был исключительно вежлив, а улыбка — безукоризненно честна. Она решила ответить тем же.
— Мне жаль, что я причинила вам столько неприятностей, господин барон.
Ни Карел, ни старший барон не догадались о причине её бегства, так пусть уж думают то же, что и её жених: что она бежала, не желая выходить замуж. Пусть думают. «Поезжай туда, куда ты послана, и выйди замуж там, где должно тебе». Задача казалась такой простой, но вот уже во второй раз она меняла свой смысл. Джинн послал её к шарайцам, и они с Элизандой дошли бы, если бы сумели, но если вначале придётся выйти замуж за Имбера — что ж, ладно. Может быть, после свадьбы её не будут стеречь чересчур старательно…
Если бы только удалось набраться сил, чтобы покинуть Имбера, когда всё будет позади. В первый раз решиться на это было нелегко, и Джулианна сомневалась в том, что сумеет заставить себя ещё раз. Но, быть может, он станет плохо обращаться с ней, и тогда она вспомнит, как её травили собаками, и вновь разъярится.
— Довольно. Карел, мы немедленно отправляемся в Рок, чтобы быть там до заката. Поднимай людей.
Все те же носильщики поднесли паланкин прямо к выходу из шатра. Это Джулианну обрадовало: не пришлось выдерживать любопытные взгляды со всех сторон. К паланкину подошёл только Блез, да и тот выглядел больше озадаченным, чем рассерженным. Он сказал, что лагерь уже снят, а рыцари, братья и торговцы — причём последние, как он сказал, были недовольны, и Джулианна поняла, что недовольство они выражали достаточно громко, — отправились обратно в Рок, и сержант какое-то время молча оттеснял Имбера, пытавшегося помочь Джулианне сесть в паланкин. Когда ему это удалось и сержант на краткое мгновение оказался рядом с Джулианной, он прошептал:
— Мадемуазель, как вы?
— Всё в порядке, спасибо.
— Я хочу сказать… ну… что я мог бы послать кого-нибудь из своих людей на поиски вашего отца…
— Спасибо вам, Блез, но это лишнее. «Всё равно они не найдут его до заката, а к завтрашнему дню я уже стану замужней женщиной, баронессой».
— По-моему, всё идёт как надо, — добавила она чудовищных размеров ложь, ведь в мечтах Джулианна была уже далеко отсюда и шла туда, куда её послали. Кроме того, её жених был явно обижен на неё и вёл себя с нею весьма сухо, что причиняло Джулианне боль. И всё же, всё же, если уж ей предстоит выйти замуж — а это подтвердил даже джинн, он ведь прямо приказал ей, — она вышла бы только за этого человека и ни за кого больше. Да, будь все в её власти, она выбрала бы другое время, место и условия проведения церемонии — и всё же какая-то беспечная часть её души радовалась происходящему.
Между Блезом и носильщиками явно существовал какой-то заговор. Носильщики дрожали, таращили глаза и вообще старались выглядеть как можно жальче, в то время как сержант упорно ехал рядом с паланкином, словно оберегая его от напастей, которые пришлись бы не по зубам элессинским солдатам.
Дорога вела сквозь деревню, мимо хижины, в которой девушки ночевали. «Куклы? — вспомнила Джулианна, — Элизанда все поняла, надо спросить у неё, но не сейчас». Внезапно Блез заставил своего коня почти прижаться к паланкину и заглянул в окошко. Джулианна так ничего и не разглядела бы, но конь вдруг попятился, захрипел, задрожал, носильщики тоже дрогнули и на миг сбили шаг.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72