Но разве не большим стыдом для её отца и для неё самой было поехать в чужую страну и выйти за человека, которого она никогда не видела, только ради каких-то политических интриг? Однако стыда почему-то не было — был только холодный страх и усталость, которая, наверное, никогда уже не пройдёт.
Джулианне было шестнадцать лет, но бремя будущей жизни уже измотало её. При мысли об этом её затуманенный взгляд поворачивался только в одну сторону. «Ещё не сейчас», — напоминала она себе, и это была ещё одна причина радоваться неспешности их процессии.
Кое-где в занавесках были проделаны окошечки, затянутые почти прозрачной тканью, сквозь которую Джулианна могла смотреть, что происходит снаружи. Её спутники ничего не замечали — окошки были невелики и очень старательно замаскированы.
Впрочем, смотреть было не на что. За окошком тянулась бесконечная череда жёлто-серых пыльных холмов, усеянных чёрными колючими кустарниками и ещё какими-то растениями, достаточно стойкими, чтобы выжить в этой стране. Мерзкое место, подумала Джулианна. Интересно, на что похож Элесси? Он ведь гораздо ближе к пустыне, там должно быть ещё хуже, подумалось ей, и эта мысль пугала. Кататься верхом будет просто негде, даже если ей и позволят. Земля резкая, бескомпромиссная, как живущий в ней народ, а её отец, дипломат и мастер тонких компромиссов, послал дочь одну в эту пустыню на всю жизнь…
Ну нет, она не позволит злости и сожалениям испортить последние несколько дней путешествия. «Делай то, что нужно сделать сейчас, а будущее оставь будущему», — советовала Джулианне кормилица в детстве, и девушка навсегда запомнила этот совет. В самом деле, зачем страдать, когда есть иной выбор?
Однако теперь этот выбор исчез или скоро исчезнет, но Джулианна твёрдо намеревалась не допустить отчаяния в душу, где ему никогда не было места — и не будет до тех пор, пока у девушки хватит сил противостоять ему.
Она посмотрела вперёд, надеясь увидеть хоть что-нибудь, отвлечь вдруг взбунтовавшийся разум от падения в яму, куда ему падать было запрещено, и — «хвала Господу и всем Его святым и ангелам!» — наконец-то появилось что-то, на что можно смотреть.
Поначалу не было ничего особенного — так, только зацепиться взглядом. Это оказалось совсем не то, чего просила её душа, — не город наподобие Марассона, на котором мог бы отдохнуть глаз, и даже не вечный страх её отца — банда разбойников, которая напала бы на караван, перебила мужчин и увела в рабство девушку. Нет, на дороге всего-навсего появился человек, судя по росту и одежде — мальчишка из местных. Вместо того чтобы просто приказать ему убраться с пути, сержант охраны заговорил с ним, и это заинтересовало Джулианну.
Когда паланкин поравнялся с лошадью сержанта, Джулианна потянулась к маленькому гонгу, чтобы дать носильщикам сигнал остановиться. Впрочем, это было ни к чему, потому что сержант сам отдал им такой приказ. Даже сквозь волнующуюся ткань Джулианна разглядела на его лице испуг и неуверенность.
— В чём дело, сержант?
Его звали Блез, однако Джулианна предпочитала звать его сержантом из соображений дисциплины. Девушка уже начинала привыкать к разговору сквозь занавеси. Если бы она отвела ткань в сторону, ей пришлось бы закрыть лицо, чтобы не заставлять сержанта краснеть. Правда, он и так краснел по малейшему поводу, но этого Джулианна решительно не понимала.
— Мадемуазель, этот мальчишка… Он не тот, за кого себя выдаёт. Он говорит как благородный, однако не назвал нам ни своего имени, ни рода. И ещё он говорит, что впереди нас ждёт беда…
Сержант заставил лошадь попятиться, чтобы дама могла увидеть мальчика. Джулианна посмотрела, вгляделась, даже отдёрнула на мгновение занавеску, чтобы убедиться, и рассмеялась.
— Сержант, да какой же это мальчик! Это девушка!
Сержант Блез разинул рот. Тёмные волосы девушки были подстрижены по-мальчишески коротко, а грязь на лице полностью скрывала отсутствие пробивающейся бороды. Девушка была одета в грубый бурнус вроде тех, что носили местные крестьяне, однако мягкая обувь на ногах совсем не подходила к остальному её наряду. Ей надо было идти босиком, подумала Джулианна. Да и сумка девушки никак не походила на торбы местных жителей.
Девушка сердито глянула исподлобья и сплюнула в пыль. Потом она пожала плечами и послала Джулианне мимолётную улыбку.
— Ну наконец-то, хоть у кого-то глаза есть, — сказала она таким чистым голосом, какого у местного жителя тоже быть не могло. Джулианна поняла, почему смутился сержант.
— Могу ли я узнать, кто это такие? — спросила девушка.
Джулианне всё же пришлось ударить в гонг, привлекая внимание носильщиков, чтобы приказать им опустить паланкин. Она приподняла занавеску — сержант Блез отвернулся и выругал глазевших на это солдат — и произнесла:
— Я Джулианна де Ране. Будешь моей гостьей?
Приглашение рассердило сержанта, однако прежде чем он успел помешать, девушка проскользнула в паланкин и удобно уселась на подушку, скрестив под собою ноги.
— Меня зовут Элизанда. И мне жаль, что пришлось назвать своё имя! — добавила она с грустной гримасой.
— Элизанда… из какого рода?
Джулианна пыталась выяснить то, что не удалось Блезу, однако ей повезло не больше. Элизанда только покачала головой и ответила:
— Ты не знаешь моего деда.
— Сомневаюсь, — сухо ответила Джулианна. За последние десять лет через Марассон прошло немало дворян из Чужеземья, и Джулианна могла перечислить до десятого колена родословную даже тех, кто не был ей представлен.
— Ты действительно его не знаешь, — улыбнулась Элизанда, наслаждаясь таинственностью, и Джулианна почувствовала раздражение.
— Так почему же ты не назовёшь его имени? — настойчиво спросила она. — Если оно ничего мне не скажет, то вреда, от него не будет.
— И добра тоже не будет. Он очень скрытный человек, — ответила Элизанда серьёзно, однако в глазах у неё прыгали чёртики. — И я пока что хочу скрыть его имя, если мне будет позволено.
— Если так, то пожалуйста.
— Благодарю, Джулианна.
Это было сказано честно, теперь девушка не дразнила её. Холодное спокойствие Джулианны растаяло в один миг. Она снова стала дочерью своего отца. При необходимости она умела изображать высокомерие — например, при дворе, где умение заморозить взглядом было жизненно важной наукой, — но сейчас ей мешало жгучее любопытство.
— А что ты мне всё же расскажешь?
— А что ты хотела бы от меня услышать?
— Почему ты переодета мальчиком, почему путешествуешь пешком и в одиночку, откуда ты пришла, куда идёшь… — Джулианна взмахнула руками, показывая целый ворох вопросов, и занавески колыхнулись.
Элизанда усмехнулась:
— Это приказ?
— Если тебе так хочется.
— Тогда рассказываю. Я переоделась мальчиком потому, что так мне легче путешествовать в одиночку и пешком там, откуда я иду, хотя вряд ли это мне поможет там, куда я приду. А теперь, — добавила она с лёгким вздохом, — мне придётся надеть платье и вуаль, чтобы не шокировать твоего сержанта?
— Он и без того так шокирован, что этого уже не исправить, — заверила её Джулианна. — Но ты не ответила ни на один мой вопрос.
— Не ответила. Хотя нет, на первый я ответила. А в этом, — она провела рукой по грубой шерстяной ткани, — мне гораздо проще путешествовать. Здешние крестьяне просто закидали бы меня камнями за то, что я так бесстыдно ушла далеко от дома без сопровождения мужчины. Так что я подстригла волосы и надела бурнус, и теперь на меня смотрят только затем, чтобы удостовериться, что я не грабитель. Большую часть времени я иду по пастушьим тропам и почти не встречаюсь с местными. А сейчас я заметила, что впереди что-то происходит — в полумиле впереди видны верблюды и повозки, которые вот уже целый час не двигаются с места. Я подошла поближе, чтобы разглядеть их, а твой сержант спросил у меня, где тут ближайший колодец, и заподозрил неладное, когда я не смогла ему ответить.
Ответы, как заметила Джулианна, были построены так, чтобы спрашивающий забыл о вопросах. Но она не собиралась дать себя отвлечь. Что там задержало людей на дороге, пусть разбирается Блез.
— Но почему ты путешествуешь в одиночку? Как только тебе позволил твой отец!
Джулианна не смогла полностью скрыть в голосе зависть к девушке, имевшей такого отца.
— А он и не позволял, — ответила Элизанда со странным презрением. — Я знала, что он не позволит, поэтому ушла без спросу.
Судя по загару на лице Элизанды, это случилось довольно давно. Повезло ей, подумала Джулианна, что она сумела так загореть и стать похожей на местных. К тому же у Элизанды были такие же чёрные волосы, как у катари, а глаза вполне могли сойти за чёрные, хотя, если вглядеться поближе, у неё были потрясающие глаза цвета ночного неба. Впрочем, вряд ли Элизанда позволила бы рассматривать себя поближе…
— Откуда ты ушла?
— Из дома своего отца.
Очевидный ответ, явный и беззастенчивый возврат к прежней скрытности.
— И куда ты идёшь?
На этот раз Элизанда улыбнулась и ответила прямо:
— В Рок-де-Рансон.
Джулианна направлялась туда же, но почувствовала, что не должна этого говорить.
— А зачем?
В иной ситуации она бы ожидала рассказа о возлюбленном, без которого девушка жить не может, но сейчас не надеялась услышать ничего и оказалась права.
— Я хочу повидать Рок, — ответила Элизанда, — а отец никогда бы меня туда с собой не взял.
Ну да, значит, она хотела повидать Рок и потому сбежала из дому. Что может быть естественней? Джулианна снова почувствовала наёмнику, почти оскорбление; ею снова овладело искушение уничтожить всякий намёк на тёплые отношения с этой нахалкой. Впрочем, искушение почти сразу же исчезло. Умение быстро и точно судить о людях тоже было необходимым даром императорского дворца в Марассоне. В конце концов, она была дочерью своего отца, и её инстинкт говорил ей, что здесь она может обрести друга, пусть этот друг и хранит от неё какие-то тайны. По крайней мере у неё появится попутчик… а как славно было бы привезти с собой в замок друга…
— Ты, наверное, хочешь пить, — сказала Джулианна, вспомнив о пыли и жаре снаружи. Жаркое солнце пробивалось сквозь занавески.
— Умираю от жажды.
— У меня тут есть немного виноградного сока… Сока был всего один стакан, и они поделили его пополам. Элизанда спросила:
— А ты, Джулианна? С тобой охрана, но ведь это не люди твоей семьи?
«Ты так же одинока, как я», — перевела Джулианна, и это было по-своему правдой.
— Мой отец, — ответила она, — сопровождал нас до вчерашнего дня. Но его отозвали, и он был вынужден меня покинуть. — И, показывая, что она может поделиться большим, нежели стакан сока, Джулианна добавила:
— Мой отец — королевская тень.
— А-а. И куда бы ни шёл король, тень должна следовать за ним?
Джулианна с трудом подавила смех — ей помогли только годы тренировки.
— Он говорит именно так.
Элизанда пожала плечами.
— Так говорят по всему Чужеземью. А куда поехал твой отец, куда его отправил король?
— Он не сказал.
Отец редко говорил ей, куда едет, и Джулианна рано приучилась обуздывать своё любопытство. Отец управлял королевским советом, хотя народ был уверен, что этим занимается сам король. Джулианне же перепадали только обрывки сведений, но их она тщательно собирала.
Элизанда кивнула без особого удивления.
— А он сказал, куда тебя посылает?
— Сказал, конечно. — Хотя, по правде говоря, зная отца Джулианны, верить его словам было довольно опасно. Многие мужчины распоряжались своими женщинами, словно фигурами в игре, — их могут ценить, но с ними не советуются, их призывают или отсылают в зависимости от их полезности. Джулианна подумала, что ей полагалось бы испытывать благодарность: ей рассказали, что её ждёт, с объяснением причин и даже с неявным извинением. — Я еду в Элесси, чтобы выйти замуж за барона Имбера.
— Правда? — подняла брови Элизанда, словно мысленно прикидывая стоимость дочери королевской тени. — За которого?
Джулианна невольно фыркнула. Да, вопрос был разумен, однако задавать его следовало её отцу, а не ей.
— За младшего. За сына, а не за брата графа Хайнриха.
— Повезло тебе.
Да, пожалуй, повезло. Джулианна никогда не видела своего жениха, однако его дядя, старший барон Имбер, три года назад приезжал в Марассон. Джулианна вспомнила этого грузного, покрытого шрамами мужчину, бритоголового, с выгоревшей на солнце бородой. Он был одет в простую одежду, да и характер был у него весьма прост, а губы кривились в недовольной гримасе всякий раз, как он наблюдал за суетой придворных. В то время Джулианна ещё задавалась вопросом, почему барон гостил у них так долго. Как ни умна она была для тринадцатилетней девочки, она всё же не догадалась, что это напрямую связано с ней самой. Именно тогда, похоже, её и просватали, хотя она не сразу поняла это. Барон прибыл, чтобы посмотреть на невесту и оценить её как возможную племянницу и графиню.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72