– Нерадивый ты ученик, я гляжу, – пожурила его княгиня. – Что, так ни одного языка и не знаешь толком?
– Нет, – Витя даже покраснел от стыда, – только русский, да и то пишу с ошибками.
Вассиана неодобрительно покачала головой.
– Да, ленив ты, ленив, братец. Познание тебя не увлекает. Как же государь твой, Феликс Эдмундович, за образованием твоим не проследил?
– Да он следил, конечно, – вступился Витя за “отца всех чекистов”, – на учение сколько раз посылал, да только… – Витя запнулся и почесал затылок.
– Только, поди, обманывал ты его, – закончила за него Вассиана. – Вы, русские, заметила я, соврать горазды. И баклуши бить большие ловкачи. На печи полежать любите. Да чтоб само собой все вокруг делалось, чтоб ручками да ножками не работать. Чтоб и печка сама ехала, куда надобно, и чтоб гуси-лебеди сами на скатерку падали, причем уже поджаренные да под взваром. Только махни рукавом – и обглоданные косточки сами собой в пироги превращаются, а ты знай себе сиди, пей мед, да и в ус не дуй – вот и вся народная мечта, в легендах да сказаниях выраженная. И своровать вы не прочь, прихватить что плохо лежит. А самое главное, вера ваша и благочестие церковное – неискренние. Можно согрешить, а покаялся – и как будто нет греха, дальше греши, батюшка простит. С виду вроде боитесь Бога, а в душе нет, совсем не боитесь, к язычеству тянетесь. Духовники ваши проповедей не читают, к причастию народ едва ли раз в год ходит, и то не про все грехи рассказывает даже перед крестом. Иностранцев не любите вы, потому что видите, что далеко они ушли, есть чему поучиться у них. И за неученость свою отомщаете им высокомерием. Женщины не знают прелестей любви и наслаждение почитают мукой. Царь Иоанн умен, он понимает все это, да вряд ли удастся ему враз развернуть к Европе такую огромную страну.
– Развернет, мало не покажется, – буркнул в ответ чекист. – Рим и Париж по одному разу завоюем, Берлин три раза штурмом возьмем. Уж чья бы корова мычала, да только не из Европы. Сперва умываться по утрам научитесь.
– Что-что ты там говоришь? – возмущенно вскинула подбородок прекрасная итальянка.
– Говорю, ключник Матвей в Белоозере жаловался, что бегут люди на Русь из прекрасной Европы сотнями, от рабства, голодухи, да грабежа дворянского непосильного. Что ни год, несколько десятков семей на землю осаживать приходится, в крепостные сами просятся. Скоро наделов хватать перестанет.
– То простолюдины бегут, да ремесленники необразованные, – покачала головой княжна. – Ленивые, такие же, как вы. Работать в полную меру не хотят, вот и ищут жизни попроще.
– Князья Трубецкие, например, – опять не удержался Растопченко.
– Похоже, ты уверен, что русские духом и разумом превосходят европейские народы, свен? – не столько возмутилась, сколько удивилась Вассиана. – Ладно, так и быть, – вздохнула она, – прочитаю тебе одно стихотворение. И уж коли неискушен ты в языках, попробую тогда прочесть тебе по-русски. Вот, послушай.
Она склонила голову над пергаментной страницей и начала негромко читать:
Гранитный пик над голой крутизной,
.Глухих лесов дремучие громады,
В горах поток, прорвавший все преграды,
Провал, страшаший темной глубиной…
Проигран бой, войска мои разбиты,
Я отступаю вспять, коварством сокрушен,
Доносит мне отбой трубы охрипшей стон,
Полвека за спиной толпятся вместо свиты.
Грядет моя зима: нет от нее защиты…
Произнеся последнюю строку, княгиня замолчала и некоторое время сидела, не отрывая взгляда от рукописного текста. Затем сказала негромко:
– Эти стихи написаны знаменитым французским поэтом, родом из Наварры. Они посвящены моему отцу.
– Вот как? – удивился Витя.: – А мне говорили, что он был моряком.
– Можно сказать, что и моряком он тоже был, – грустно улыбнулась Вассиана, глаза ее повлажнели от нахлынувших воспоминаний. – Он очень любил море, но не оно стало главным в его жизни. Ну, так что? Хоть кто-нибудь из русского племени способен написать такие же прекрасные стихи? Или написать картины, подобные полотнам Боттичелли?
– Если судить по этим признакам, – упрямо буркнул себе под нос Растопченко, – то самым цивилизованным народом являются папуасы из Новой Гвинеи. Вы бы видели, какие прекрасные тотемы они вырезают из простого дерева, какие красивые песни поют, какие шьют наряды и как красиво танцу…
– Хватит! – резко оборвала его княжна. – Я вижу, ты туп и упрям, как все русские. Надеюсь, ты не оказался столь же ленив. Ты выполнил мое поручение?
– Так точно, ваше сиятельство! – Витя вскочил со стула и вытянул руки по швам. Раз уж его считают дураком – почему бы таким и не прикинуться? Дуракам завсегда легче живется. Это, как могла бы заметить Вассиана, во всех русских сказках написано.
– Что это ты? – удивилась княгиня. – Ну-ка присядь обратно. И не кричи. Расскажи лучше, нашел ты мне бесноватую невесту на моего охотника?
– Нашел одну красотку… – Витя в подробностях доложил княгине о своем походе на Даниловское подворье. Правда, о пане Дроздецком и о заключительной драке с оборванцами он умолчал. Вынужденное бегство особенно ранило его самолюбие, и он не хотел, чтобы самодовольная иноземка княгиня посмеялась еще и над этим.
Вассиана внимательно выслушала.
– Что ж, – задумчиво произнесла она, облокотившись на поручень кресла и опустив на руку свою красивую античную голову. – Пожалуй, твоя страдалица нам подойдет. Если ее опоить каким-нибудь снадобьем, она побудет некоторое время тихой, а затем, в нужный момент, устроит шум на всю Москву, что, собственно, нам и нужно.
Видя, что Растопченко не понимает, о чем идет речь, она спросила:
– Как ты считаешь, Виктор, какой самый лучший способ лишить важную персону уважения государя и публично унизить ее?
Чекист пожал плечами – в его практике такими делами заниматься не приходилось.
– Этот способ прост, – ответила за него Вассиана. – Надо высмеять эту персону на глазах как можно большего числа людей, и тогда ее репутация будет погублена навечно. Самое же главное – она лишится поддержки государя. Властители не любят тех, кто жалок и смешон. Такие особы компрометируют их самих. И подобные неудачники быстро попадают в опалу. Именно таким способом я хочу избавиться от одной весьма назойливой персоны, которая позволяет себе шантажировать меня. Убить его было бы слишком просто и скучно. Пусть умрет сперва морально, для друзей и знакомых. А уж потом по-настоящему. Игра рискованная, Виктор, мы можем сделать один неверный шаг и навлечем на себя такой гнев государя, что нам всем не поздоровится, но если разыграем партию разумно и аккуратно, то успех будет на нашей стороне, и ты со своим другом благополучно вернешься домой.
– И с долларами, – напомнил Растопченко. Раз уж, по воле судьбы, приходится работать под началом этой русофобки, то нужно хотя бы вытряхнуть из нее максимум бабок. Слушать россказни о русской лени задаром он не собирался.
– Сегодня, как стемнеет, – кивнула Вассиана, – отправишься с князем Ухтомским в корчму. Там он покажет тебе человечка, которого отыскал для нас. Это законченный пропойца, но ума бойкого, надеюсь, он сообразит, что ему выгодно потрудиться для нас. Ему предстоит сыграть роль отца богатой невесты, а ты выступишь сватом. Как одеваться и что говорить жениху, я тебя потом научу. Что касается приданого и вознаграждения для мнимого отца, тут ты тоже не морочь себе голову зря и не скупись: Гарсиа обеспечит любую сумму, хоть золотом, хоть серебром, хоть драгоценными камнями. Все равно, если дело скрутится, как я того желаю, все наше при нас и останется. Твое задание сегодня состоит в том, чтобы сговориться с будущим папашей, а если найдете вы с ним общий язык, отправишься завтра к той знатной особе сватать за нее невестушку нашу.
Князь Алексей Петрович, лежавший до того неподвижно с закрытыми глазами, приподнял веки и тихо застонал.
Вассиана быстро присела к нему на постель, склонившись над мужем.
– Иди, Виктор, – отпустила она Растопченко, – князь Никита Романович разыщет тебя сегодня вечером. Ступай, ступай…
– Хорошо, только мне со старухой-то расплатиться надо, – вспомнил вдруг Растопченко.
– С какой старухой? – не поняла Вассиана.
– Да с той, что на подворье меня водила. Лукинична меня к ней послала.
– Да, это верно, – согласилась княгиня и сняла с руки тонкий золотой браслет. – Вот, отдашь своей старухе. А этот, с жемчугами, – она протянула Растопченко еще один, – в корчме сегодня будущему папочке нашему как задаток дашь. И угостишь его как следует, на то у Никиты несколько монет попроси.
– Ага, – Витя быстро схватил драгоценности. Почувствовав себя платежеспособным, он сразу повеселел. С иностранцами всегда приятно иметь дело, он и раньше это знал. В чем они понимают толк в жизни, так это поесть вкусно, да попить винца хорошего, и женщину соблазнительную заполучить. А певцов итальянских послушать – просто удовольствие. Витя направился к двери, напевая себе под нос словечки из песни Тото Кутуньо, как он помнил их по пластинке.
– Что это ты там шепчешь? – с интересом остановила его княгиня.
– Да вот, мотивчик один, – пожал плечами Растопченко.
– По-итальянски? Это в вашем царстве так поют?
– Ну, да…
– Хорошая, наверное, песня, – улыбнулась княгиня. – Ладно, Виктор, иди. Слова потом мне запишешь.
– По-русски? – изумился Витя.
– По-русски, – подтвердила княгиня, – коли ты неуч такой. А я уж как-нибудь разберусь.
Пожав плечами в недоумении, Витя скрылся за дверью. Едва он вышел, в комнате Вассианы появился капитан де Армес.
– Слышал? – спросила его княгиня размешивая в широком достакане с разложистыми краями отвар из трав, который она заранее приготовила для мужа, чтобы сон его был глубок и спокоен.
– Слышал. Прикажете проследить за ним, госпожа?
– Прикажу, – кивнула Вассиана. Она приподняла голову Алексея Петровича с подушки, дала ему попить отвара. Затем поправила подушки на постели и снова заботливо уложила супруга. – Но не потому, что не доверяю свену. Думаю, его желание вернуться домой, да еще с немалыми деньгами в кармане, достаточно велико, чтобы он честно выполнял мои поручения. Ты находись рядом, чтобы чего неожиданного с ним не приключилось. Человек он из времен далеко ушедших вперед, с обычаями, нравами предков своих не знаком. Мало ли, на что нарвется. Себя попортит, и нам все дело сорвет. Потому и пообещала я ему награду высокую, что для нас он ценен сейчас. В первую очередь тем, что его никто здесь не знает. Голенище никогда в глаза его не видел. Ни за что не догадается он, откуда ветер дует. Может и покажется Витя наш ему слегка странным, я не исключаю. Но до истины Голенище никогда не додумается, а алчность все его сомнения вмиг затушит. Потому предупреждаю тебя: не вздумай где-либо показываться, Гарсиа. Тихонько следуй за ним, оберегай, но в дело носа не суй. Заметят – все испортишь. Так что будь осторожен. Ну, а так, действуй по обстоятельствам.
– Слушаюсь, госпожа. Полагаю, денег своих свен не увидит, так же как и Андома своих камушков? – язвительно спросил де Армес.
– Почему? – возразила ему княгиня. – Он же не золото у меня просит, не камни драгоценные, а всего лишь два мешка зеленых шершавых бумажек. Ты один наш камень обменяешь в их государстве на пять мешков таких бумажек, тогда как здесь за любую услугу, например, князя Андомского, мне приходится горстями бесценные изумруды да топазы отсыпать. Так что народец в их царстве весьма дешевый, недорого стоит мне его усердие. И потом, если он от сердца послужит мне да с умом, почему бы и не выполнить обещание? Отец мой к слугам своим был не скуп, цену слову своему знал. Я тоже.
– Воля ваша, госпожа. Позвольте идти, – слегка удивленный честностью хозяйки, испанец поклонился и вышел вслед за Витей из покоев князя Афанасия Шелешпанского.
* * *
Как только первые фиолетовые сумерки окутали Москву, князь Никита Ухтомский пришел за Витей. Одет он был в короткий темный терлик, без особых украшений, сверху наброшен темный шелковый опашень. Высокие красные сафьяновые сапоги с железными подборами и серебряными подковками только по бокам были расшиты серебром, бобровая шапка с вишневым вершком низко надвинута на лоб. Вопреки своему веселому нраву, Никита был задумчив и молчалив.
– Что, человече, готов? – спросил он вышедшего ему навстречу из домика для слуг Витю. – Тогда поехали, что время зря терять.
– Поехали.
Часть пути проскакали верхом, довольно быстро. Стало уже совсем темно, и Витя потерял из виду бежавшего сзади Рыбкина, которому он приказал страховать себя на всякий случай. Он очень надеялся, что Леха не отстал и не потеряется в темноте.
Доехав до окраины Москвы, князь Ухтомский спешился и велел Вите сделать то же самое.
– Дальше пойдем пешком, чтобы в глаза не бросаться, – мрачно пояснил он Растопченко. – Знатные люди сюда не ездят.
Слезая с лошади, Витя заметил невдалеке запыхавшегося Рыбкина, который тут же юркнул в какое-то укрытие, и вздохнул с облегчением:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46