если мне удается пробиться к ней сквозь Чоса Деи. И я еще могу использовать ее. Когда получается, – я дернул плечом. – Это не очень приятно. Ощущения довольно болезненные.
– Тебе всегда становится плохо если рядом магия, – мрачно напомнила Дел. – Значит ты сам себя вылечил. Ты себя переделал, используя силу Чоса.
– Часть его силы. Я заставил его подчиниться моему приказу, – я вздохнул. – А потом долго корчился от боли.
– А почему ты не попробовал раньше? Ты мог бы уберечь себя от многих неприятностей? – голубые глаза блеснули. – Не пришлось бы мучиться от боли в колене?
– Мог бы, но раньше мне это в голову не приходило. Когда я это придумал… – я вздохнул и сморщился. – Я не привык использовать магию или зависеть от нее. Это такая же опора как религия.
– И что заставило тебя передумать? – поинтересовалась Дел.
Я вздохнул.
– Тройственное будущее.
– Что?
– Что может случиться, вряд ли случится, уже не случится, – я уныло покачал головой. – Я этого не хотел… НИЧЕГО из этой чепухи. Но в Стаал-Уста мне дали кусок железа и заставили Создать яватму, а потом напоить ее кровью и призвать…
– Но тебе не нужно было поить ее вторично в Чоса Деи! Никто тебя не заставлял делать это!
Я печально улыбнулся.
– Ты заставила, баска. Потому что иначе я проигрывал, а Чоса Деи получал тебя.
Она понимала это не хуже меня. Гончие аид поймали Дел в Горе Дракона и у нее не было шансов спастись. После смерти Дел Чоса Деи забрал бы ее меч и, многократно увеличив свою силу, уничтожил бы охрану, поставленную Шака Обре.
Кончик клинка немного опустился. Прогресс налицо.
– А что случится дальше? Что за тройственное будущее?
– Я видел разные образы. Жизнь и смерть, начала и концы. Обрывки. Части. Фрагменты. Несбывшиеся мечты и разбитые яватмы.
– Мы умрем?
– В одном будущем. Во втором мы оба выживем. Еще в одном погибаешь ты, в другом я.
– Но это уже четыре, – удивилась она. – Четыре будущих, Тигр, а ты говорил, что оно тройственное.
– Будущих бесконечное множество, – объяснил я. – Но для каждого из них существуют три возможности: может случиться, вряд ли случится, уже не случится, – я растерянно развел руками, понимая что связного рассказа не получается. – Каждый вариант, каждое будущее постоянно изменяется, оно может стать совсем другим, когда смотришь на него… даже когда думаешь о нем. Можно увидеть только смутную тень, возможность… – аиды, чем проще я пытался это объяснить, тем больше запутывался сам. – Ну в общем все это я увидел прошлой ночью, когда хустафа бросал песок, – я пригладил взъерошенные волосы на затылке, снимая напряжение. – Я видел каждый вариант. Они постоянно двигались, извивалось как клубок червей, – я пытался подобрать слова, чтобы она тоже смогла увидеть, а потом помочь мне понять. – Я видел все, что может случиться, вряд ли случится, уже не случится. И в середине этого клубка были мы с тобой…
Дел совсем побледнела. Выглядела она такой же потрясенной, как и я.
– Мне это не нравится! – вздохнул я. – Мне это совсем не нравится… я бы с большим удовольствием забыл обо всей этой истории… но что мне остается делать? Я присосался к этому мечу, а к нему присосался Чоса Деи. Я просто ничего не могу изменить, правильно? Я могу только мучиться от своей беспомощности, – я покачал головой и откинул мокрые от пота волосы со лба. – Я не просил хустафу бросать песок…
– Из-за того, что ты мог там увидеть? – хрипло спросила Дел.
– Я просто… не хотел, – я пожал плечами. – Я никогда не задумывался о будущем, меня отучили от этого когда я был чулой у Салсет. Рабы не должны думать ни о чем, главное для них – выжить сейчас, – я непроизвольно дернулся вспоминая прошлое. – Я предпочел бы узнать свое будущее только когда окажусь в нем.
Дел вяло кивнула, потом улыбнулась своим мыслям, потому что они были просты и понятны и помогали не думать о беспомощности.
– Значит… мы останемся вместе. И что бы я ни сделала и ни сказала, случится то, что предопределено.
– Может случиться, вряд ли случится, уже не случится, – я развел руками и умудрился выдавить улыбку. – Понимаешь, Делила? Нельзя узнать свое будущее потому что оно все время меняется. То, что сейчас возможно, завтра станет маловероятным, а потом уже никогда не сможет произойти.
Дел стерла бусинки пота с верхней губы.
– Я не понимаю тебя. Ты не тот человек, которого я когда-то встретила в кантине.
Я усмехнулся.
– А ты этим не гордишься? По-моему каждая женщина мечтает изменить мужчину.
Она выплюнула Северное проклятье.
– Я не знаю, что тебе сказать. Ты во мне все перевернул.
– Это во мне все перевернули, – сказал я с чувством и быстро, чтобы Дел не успела остановить меня, сцепил пальцы на клинке Бореал. – Я не Чоса Деи. Часть его во мне, но я остаюсь самим собой, – я помолчал. – Мог бы Чоса сделать это не поглотив ее? Не поглотив тебя?
Она смотрела на мои руки. На кожу нормального цвета и темные волоски на ней, на нормальные ногти.
– Я знаю ее имя, – сказал я. – Она была бы моей, если бы я захотел ее. Если бы я был Чоса Деи.
– И я? – спросила Дел. – Я тоже была бы твоей, если бы ты захотел меня?
Я медленно покачал головой.
– Я никогда не делал этот выбор за тебя. Ты научила меня уважать чужое мнение.
Она долго молчала, потом тихо попросила:
– Отпусти, Тигр.
Я разжал пальцы и Дел убрала меч в ножны.
Я опустился на кровать, радуясь, что наконец-то могу расслабиться, и думая, что для головы, которая и без того шла кругом от запутанных и неожиданных истин, я выпил слишком много акиви.
– Объясни мне только одно: как ты умудрилась не опьянеть?
Дел улыбнулась.
– Я научилась этому в Стаал-Уста.
– Научилась? Вас учили пить?
Она забралась на кровать, скрестила ноги и прислонилась к стене.
– Считается, что выпивка делает танцора меча беззаботным. Я тебе это говорила.
– Да. Неоднократно. Продолжай.
– Поэтому прежде чем покинуть Стаал-Уста, каждый ученик должен получить один урок.
– И какой же?
– Мы должны пить всю ночь и весь следующий день.
– Всю ночь и весь день?
– Да.
– Аиды, тебе же потом было плохо!
– В этом все дело.
– Довести человека до полуживого состояния?
– Довести человека до полуживого состояния, чтобы больше никогда ему не захотелось напиться.
– Но ты пила. Сегодня.
– Пьянство лишает человека равновесия.
– Это одно из его многочисленных последствий.
– Поэтому нас в Стаал-Уста заставляли пить, а потом танцевать. Чтобы мы привыкли и научились в любом состоянии контролировать себя. Чтобы даже напившись, мы не проиграли танец.
Я задумался. Система обучения казалась мне довольно странной, но результаты были налицо.
– Я пью уже много лет… почему я не смог привыкнуть?
– Меня заставляла дисциплина. Самоконтроль. Ты, напившись, не стараешься справиться с опьянением и, кроме того, у тебя самоконтроль несколько ослаблен.
– Северная напыщенность, – пробормотал я и снова задумался. – Значит все эти разговоры, что ты можешь выпить больше меня… – я не закончил.
– Я могу, – спокойно согласилась Дел.
Я натянуто улыбнулся.
– А я могу отлить дальше.
На секунду она застыла, потом расслабилась.
– В этом я готова признать твою победу.
– Ну и отлично, – я поднялся. – Теперь ложись спать, а я проверю как там лошади.
– Я могу пойти с тобой.
Я улыбнулся.
– Я знаю, что ты не пьяна, баска. Но я бил от души и готов поспорить, что голова у тебя болит.
Она потрогала подбородок.
– Болит. Такого я от тебя не ожидала, – Дел помолчала и мрачно добавила. – Стоило бы тебе за это отплатить.
– Отплатишь, – усмехнулся я. – Если не кулаком, то языком, – я улыбнулся, чтобы она не обиделась. – Отдохни, баска, – я повернулся к двери, но так не вышел. – Да, баска, еще одно…
Дел вопросительно приподняла брови.
– Что, в аиды, заставило тебя бросить вызов этому клещу Пенджи?
– Которому?
– Богатому. Тому, который хотел купить тебя.
– А-а, ему, – она нахмурилась. – Он меня разозлил.
Я посмотрел на нее с подозрением.
– Ты наслаждалась собой.
Дел усмехнулась.
– Да.
– Ну спи, – я снова повернулся к двери.
– Тигр?
Я застыл, потом обернулся.
– Что?
Дел смотрела на меня внимательно и серьезно.
– Если ты нарисовал связывающий круг, который мог запереть Чоса Деи, почему ты не оставил в нем меч?
– Меч? – растерянно переспросил я, а потом понял. – Я, конечно, мог.
– И Чоса Деи был бы в ловушке.
Я кивнул.
Дел нахмурилась.
– Разве мы не этого добиваемся? Загнать его в ловушку из которой он уже не смог бы выбраться?
Я снова кивнул.
– Да. И я нашел такую ловушку. Моя яватма – ключ к ней.
Голубые глаза сверкнули. Вопрос был слишком важен и Дел осторожно подбирала слова.
– Тогда почему бы не оставить его в круге и не покончить со всей этой историей?
– Потому что, – просто ответил я.
– Потому что? Потом что что?
Я печально улыбнулся.
– Потому что мне бы тоже пришлось остаться в круге.
– Тебе?..
– Он во мне, баска. Теперь нужно освободить не только меч… нужно освободить и меня.
Дел побледнела.
– Аиды… – пробормотала она.
– Я был уверен, что ты меня поймешь, – я повернулся и вышел из комнаты.
27
Я не пошел проверять лошадей. Я пошел к старику.
Акетни Мехмета расположили свой лагерь на площади у караванного квартала.
Раньше, в дни когда Кууми было суетливым и полным жизни, на этой площади располагался самый большой базар, а караваны останавливались не доезжая до поселения. После прихода Пенджи, поселение лишилось былой мощи и осмелевшие борджуни начали нападать на путников и торговцев, не успевших укрыться за стенами. Тогда-то почти опустевший базар и стал приютом всем, кто ехал в Харкихал или на Север через Кууми.
Фургоны, обтянутые выгоревшей на солнце тканью, нетрудно было найти и в слабом свете звезд и полумесяца. Я прошел по пыльной площади и поискал фургон хустафы.
Я мог бы догадаться, что с его способностями он должен быть узнать о моем приходе и уже ждал меня.
Или просто успел проснуться и сделать вид, что ждал.
Он был один. Сидел около фургона на своей подушке. Шкуры ослов покрывала серая пыль и в полутьме они казались за серебристыми. Животные сбились в стадо и, сопя и фыркая, подбирали зерна. Огромные заостренные уши постоянно двигались; хвосты с жидкими кисточками щелкали, отгоняя назойливых насекомых.
Яркие черные глаза хустафы сверкнули при моем приближении. Я остановился перед ним.
– Ты видел это? – спросил я. – Мой приход сюда?
Он улыбнулся, растянув морщинистые губы, привыкшие к отсутствию зубов.
Я опустился на колени, вынул нож и нарисовал узоры на утоптанной земле. Это были не слова – я не умею читать и писать – и даже не руны, хотя в них я немного разбираюсь, и даже не привычные символы, обозначающие воду, благословение или предупреждение.
Несколько линий. Одни были прямыми, другие извивались, некоторые перекрещивались. Закончив, я убрал нож и взглянул на старика.
Какое-то время он даже не смотрел на рисунок. Он разглядывал меня, изучал мои глаза, словно через них хотел прочитать мысли. Я знал, что это невозможно – ну может для кого-то и возможно, но Бросающий песок обычно читает только песок – и решил, что он ищет что-то другое. Какой-то знак. Подтверждение. А может ждет от меня признания. Я так и не понял, что он хочет и мог ли я это сделать.
Потом он посмотрел на мой рисунок. Он долго изучал его, прослеживая взглядом каждую линию. Когда закончилась последняя, он, тяжело дыша, наклонился и положил свою тонкую дрожащую ладонь в центр рисунка. Ладонь прикрыла большую часть линий и оставила в пыли расплывчатый отпечаток. Старик поднял руку и провел через лоб ровную линию.
Я ждал ответа.
Или он уже ответил? Этот жест в его акетни был связан с джихади.
Я очень глубоко вздохнул, разгоняя путаницу мыслей.
– Я джихади?
Он посмотрел на меня: старый сморщенный старик с грязной полоской через лоб.
– Если это так, – не успокаивался я, – что в аиды мне делать? Я танцор меча, а не святой… не мессия, знающий как превращать песок в траву! – я замолчал, вспомнив о предположении Дел. И чувствуя себя полным дураком. – Или… может не в траву, а в стекло?
Черные глаза сверкнули. На ломаном Пустынном он сообщил мне, что все члены его акетни вели себя достойно, ожидая когда же исполнится предсказание Искандара.
Да, еще и Искандар. Так называемый джихади, которого ударила по голове собственная лошадь и который умер прежде чем успел совершить хотя бы что-то из обещанных чудес.
И как полагается джихади, перед смертью он объявил, что его миссия будет выполнена, хотя он сам еще не знает как и когда это случится. А значит из слов Джамайла – неизвестно как ставшего Оракулом – можно было сделать вывод, что должен был вернуться не обязательно сам Искандар, а кто-то, выполняющий его роль.
А я ни чью роль выполнять не собирался, большое спасибо.
И тут же меня захватил поток воспоминаний. Они били ключом изнутри, прорываясь к поверхности моего сознания:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51
– Тебе всегда становится плохо если рядом магия, – мрачно напомнила Дел. – Значит ты сам себя вылечил. Ты себя переделал, используя силу Чоса.
– Часть его силы. Я заставил его подчиниться моему приказу, – я вздохнул. – А потом долго корчился от боли.
– А почему ты не попробовал раньше? Ты мог бы уберечь себя от многих неприятностей? – голубые глаза блеснули. – Не пришлось бы мучиться от боли в колене?
– Мог бы, но раньше мне это в голову не приходило. Когда я это придумал… – я вздохнул и сморщился. – Я не привык использовать магию или зависеть от нее. Это такая же опора как религия.
– И что заставило тебя передумать? – поинтересовалась Дел.
Я вздохнул.
– Тройственное будущее.
– Что?
– Что может случиться, вряд ли случится, уже не случится, – я уныло покачал головой. – Я этого не хотел… НИЧЕГО из этой чепухи. Но в Стаал-Уста мне дали кусок железа и заставили Создать яватму, а потом напоить ее кровью и призвать…
– Но тебе не нужно было поить ее вторично в Чоса Деи! Никто тебя не заставлял делать это!
Я печально улыбнулся.
– Ты заставила, баска. Потому что иначе я проигрывал, а Чоса Деи получал тебя.
Она понимала это не хуже меня. Гончие аид поймали Дел в Горе Дракона и у нее не было шансов спастись. После смерти Дел Чоса Деи забрал бы ее меч и, многократно увеличив свою силу, уничтожил бы охрану, поставленную Шака Обре.
Кончик клинка немного опустился. Прогресс налицо.
– А что случится дальше? Что за тройственное будущее?
– Я видел разные образы. Жизнь и смерть, начала и концы. Обрывки. Части. Фрагменты. Несбывшиеся мечты и разбитые яватмы.
– Мы умрем?
– В одном будущем. Во втором мы оба выживем. Еще в одном погибаешь ты, в другом я.
– Но это уже четыре, – удивилась она. – Четыре будущих, Тигр, а ты говорил, что оно тройственное.
– Будущих бесконечное множество, – объяснил я. – Но для каждого из них существуют три возможности: может случиться, вряд ли случится, уже не случится, – я растерянно развел руками, понимая что связного рассказа не получается. – Каждый вариант, каждое будущее постоянно изменяется, оно может стать совсем другим, когда смотришь на него… даже когда думаешь о нем. Можно увидеть только смутную тень, возможность… – аиды, чем проще я пытался это объяснить, тем больше запутывался сам. – Ну в общем все это я увидел прошлой ночью, когда хустафа бросал песок, – я пригладил взъерошенные волосы на затылке, снимая напряжение. – Я видел каждый вариант. Они постоянно двигались, извивалось как клубок червей, – я пытался подобрать слова, чтобы она тоже смогла увидеть, а потом помочь мне понять. – Я видел все, что может случиться, вряд ли случится, уже не случится. И в середине этого клубка были мы с тобой…
Дел совсем побледнела. Выглядела она такой же потрясенной, как и я.
– Мне это не нравится! – вздохнул я. – Мне это совсем не нравится… я бы с большим удовольствием забыл обо всей этой истории… но что мне остается делать? Я присосался к этому мечу, а к нему присосался Чоса Деи. Я просто ничего не могу изменить, правильно? Я могу только мучиться от своей беспомощности, – я покачал головой и откинул мокрые от пота волосы со лба. – Я не просил хустафу бросать песок…
– Из-за того, что ты мог там увидеть? – хрипло спросила Дел.
– Я просто… не хотел, – я пожал плечами. – Я никогда не задумывался о будущем, меня отучили от этого когда я был чулой у Салсет. Рабы не должны думать ни о чем, главное для них – выжить сейчас, – я непроизвольно дернулся вспоминая прошлое. – Я предпочел бы узнать свое будущее только когда окажусь в нем.
Дел вяло кивнула, потом улыбнулась своим мыслям, потому что они были просты и понятны и помогали не думать о беспомощности.
– Значит… мы останемся вместе. И что бы я ни сделала и ни сказала, случится то, что предопределено.
– Может случиться, вряд ли случится, уже не случится, – я развел руками и умудрился выдавить улыбку. – Понимаешь, Делила? Нельзя узнать свое будущее потому что оно все время меняется. То, что сейчас возможно, завтра станет маловероятным, а потом уже никогда не сможет произойти.
Дел стерла бусинки пота с верхней губы.
– Я не понимаю тебя. Ты не тот человек, которого я когда-то встретила в кантине.
Я усмехнулся.
– А ты этим не гордишься? По-моему каждая женщина мечтает изменить мужчину.
Она выплюнула Северное проклятье.
– Я не знаю, что тебе сказать. Ты во мне все перевернул.
– Это во мне все перевернули, – сказал я с чувством и быстро, чтобы Дел не успела остановить меня, сцепил пальцы на клинке Бореал. – Я не Чоса Деи. Часть его во мне, но я остаюсь самим собой, – я помолчал. – Мог бы Чоса сделать это не поглотив ее? Не поглотив тебя?
Она смотрела на мои руки. На кожу нормального цвета и темные волоски на ней, на нормальные ногти.
– Я знаю ее имя, – сказал я. – Она была бы моей, если бы я захотел ее. Если бы я был Чоса Деи.
– И я? – спросила Дел. – Я тоже была бы твоей, если бы ты захотел меня?
Я медленно покачал головой.
– Я никогда не делал этот выбор за тебя. Ты научила меня уважать чужое мнение.
Она долго молчала, потом тихо попросила:
– Отпусти, Тигр.
Я разжал пальцы и Дел убрала меч в ножны.
Я опустился на кровать, радуясь, что наконец-то могу расслабиться, и думая, что для головы, которая и без того шла кругом от запутанных и неожиданных истин, я выпил слишком много акиви.
– Объясни мне только одно: как ты умудрилась не опьянеть?
Дел улыбнулась.
– Я научилась этому в Стаал-Уста.
– Научилась? Вас учили пить?
Она забралась на кровать, скрестила ноги и прислонилась к стене.
– Считается, что выпивка делает танцора меча беззаботным. Я тебе это говорила.
– Да. Неоднократно. Продолжай.
– Поэтому прежде чем покинуть Стаал-Уста, каждый ученик должен получить один урок.
– И какой же?
– Мы должны пить всю ночь и весь следующий день.
– Всю ночь и весь день?
– Да.
– Аиды, тебе же потом было плохо!
– В этом все дело.
– Довести человека до полуживого состояния?
– Довести человека до полуживого состояния, чтобы больше никогда ему не захотелось напиться.
– Но ты пила. Сегодня.
– Пьянство лишает человека равновесия.
– Это одно из его многочисленных последствий.
– Поэтому нас в Стаал-Уста заставляли пить, а потом танцевать. Чтобы мы привыкли и научились в любом состоянии контролировать себя. Чтобы даже напившись, мы не проиграли танец.
Я задумался. Система обучения казалась мне довольно странной, но результаты были налицо.
– Я пью уже много лет… почему я не смог привыкнуть?
– Меня заставляла дисциплина. Самоконтроль. Ты, напившись, не стараешься справиться с опьянением и, кроме того, у тебя самоконтроль несколько ослаблен.
– Северная напыщенность, – пробормотал я и снова задумался. – Значит все эти разговоры, что ты можешь выпить больше меня… – я не закончил.
– Я могу, – спокойно согласилась Дел.
Я натянуто улыбнулся.
– А я могу отлить дальше.
На секунду она застыла, потом расслабилась.
– В этом я готова признать твою победу.
– Ну и отлично, – я поднялся. – Теперь ложись спать, а я проверю как там лошади.
– Я могу пойти с тобой.
Я улыбнулся.
– Я знаю, что ты не пьяна, баска. Но я бил от души и готов поспорить, что голова у тебя болит.
Она потрогала подбородок.
– Болит. Такого я от тебя не ожидала, – Дел помолчала и мрачно добавила. – Стоило бы тебе за это отплатить.
– Отплатишь, – усмехнулся я. – Если не кулаком, то языком, – я улыбнулся, чтобы она не обиделась. – Отдохни, баска, – я повернулся к двери, но так не вышел. – Да, баска, еще одно…
Дел вопросительно приподняла брови.
– Что, в аиды, заставило тебя бросить вызов этому клещу Пенджи?
– Которому?
– Богатому. Тому, который хотел купить тебя.
– А-а, ему, – она нахмурилась. – Он меня разозлил.
Я посмотрел на нее с подозрением.
– Ты наслаждалась собой.
Дел усмехнулась.
– Да.
– Ну спи, – я снова повернулся к двери.
– Тигр?
Я застыл, потом обернулся.
– Что?
Дел смотрела на меня внимательно и серьезно.
– Если ты нарисовал связывающий круг, который мог запереть Чоса Деи, почему ты не оставил в нем меч?
– Меч? – растерянно переспросил я, а потом понял. – Я, конечно, мог.
– И Чоса Деи был бы в ловушке.
Я кивнул.
Дел нахмурилась.
– Разве мы не этого добиваемся? Загнать его в ловушку из которой он уже не смог бы выбраться?
Я снова кивнул.
– Да. И я нашел такую ловушку. Моя яватма – ключ к ней.
Голубые глаза сверкнули. Вопрос был слишком важен и Дел осторожно подбирала слова.
– Тогда почему бы не оставить его в круге и не покончить со всей этой историей?
– Потому что, – просто ответил я.
– Потому что? Потом что что?
Я печально улыбнулся.
– Потому что мне бы тоже пришлось остаться в круге.
– Тебе?..
– Он во мне, баска. Теперь нужно освободить не только меч… нужно освободить и меня.
Дел побледнела.
– Аиды… – пробормотала она.
– Я был уверен, что ты меня поймешь, – я повернулся и вышел из комнаты.
27
Я не пошел проверять лошадей. Я пошел к старику.
Акетни Мехмета расположили свой лагерь на площади у караванного квартала.
Раньше, в дни когда Кууми было суетливым и полным жизни, на этой площади располагался самый большой базар, а караваны останавливались не доезжая до поселения. После прихода Пенджи, поселение лишилось былой мощи и осмелевшие борджуни начали нападать на путников и торговцев, не успевших укрыться за стенами. Тогда-то почти опустевший базар и стал приютом всем, кто ехал в Харкихал или на Север через Кууми.
Фургоны, обтянутые выгоревшей на солнце тканью, нетрудно было найти и в слабом свете звезд и полумесяца. Я прошел по пыльной площади и поискал фургон хустафы.
Я мог бы догадаться, что с его способностями он должен быть узнать о моем приходе и уже ждал меня.
Или просто успел проснуться и сделать вид, что ждал.
Он был один. Сидел около фургона на своей подушке. Шкуры ослов покрывала серая пыль и в полутьме они казались за серебристыми. Животные сбились в стадо и, сопя и фыркая, подбирали зерна. Огромные заостренные уши постоянно двигались; хвосты с жидкими кисточками щелкали, отгоняя назойливых насекомых.
Яркие черные глаза хустафы сверкнули при моем приближении. Я остановился перед ним.
– Ты видел это? – спросил я. – Мой приход сюда?
Он улыбнулся, растянув морщинистые губы, привыкшие к отсутствию зубов.
Я опустился на колени, вынул нож и нарисовал узоры на утоптанной земле. Это были не слова – я не умею читать и писать – и даже не руны, хотя в них я немного разбираюсь, и даже не привычные символы, обозначающие воду, благословение или предупреждение.
Несколько линий. Одни были прямыми, другие извивались, некоторые перекрещивались. Закончив, я убрал нож и взглянул на старика.
Какое-то время он даже не смотрел на рисунок. Он разглядывал меня, изучал мои глаза, словно через них хотел прочитать мысли. Я знал, что это невозможно – ну может для кого-то и возможно, но Бросающий песок обычно читает только песок – и решил, что он ищет что-то другое. Какой-то знак. Подтверждение. А может ждет от меня признания. Я так и не понял, что он хочет и мог ли я это сделать.
Потом он посмотрел на мой рисунок. Он долго изучал его, прослеживая взглядом каждую линию. Когда закончилась последняя, он, тяжело дыша, наклонился и положил свою тонкую дрожащую ладонь в центр рисунка. Ладонь прикрыла большую часть линий и оставила в пыли расплывчатый отпечаток. Старик поднял руку и провел через лоб ровную линию.
Я ждал ответа.
Или он уже ответил? Этот жест в его акетни был связан с джихади.
Я очень глубоко вздохнул, разгоняя путаницу мыслей.
– Я джихади?
Он посмотрел на меня: старый сморщенный старик с грязной полоской через лоб.
– Если это так, – не успокаивался я, – что в аиды мне делать? Я танцор меча, а не святой… не мессия, знающий как превращать песок в траву! – я замолчал, вспомнив о предположении Дел. И чувствуя себя полным дураком. – Или… может не в траву, а в стекло?
Черные глаза сверкнули. На ломаном Пустынном он сообщил мне, что все члены его акетни вели себя достойно, ожидая когда же исполнится предсказание Искандара.
Да, еще и Искандар. Так называемый джихади, которого ударила по голове собственная лошадь и который умер прежде чем успел совершить хотя бы что-то из обещанных чудес.
И как полагается джихади, перед смертью он объявил, что его миссия будет выполнена, хотя он сам еще не знает как и когда это случится. А значит из слов Джамайла – неизвестно как ставшего Оракулом – можно было сделать вывод, что должен был вернуться не обязательно сам Искандар, а кто-то, выполняющий его роль.
А я ни чью роль выполнять не собирался, большое спасибо.
И тут же меня захватил поток воспоминаний. Они били ключом изнутри, прорываясь к поверхности моего сознания:
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51