Помните слова Корана: «Не берите иудеев и христиан друзьями: они – друзья один другому. А если кто из вас берет их себе в друзья, тот и сам из них». Вы нанесете удар по Соединенным Штатам Америки. Абу и Мухаммад, вам понятно, какая выпала вам честь?
– Да, наш учитель, – выражение молодых лиц было спокойным и торжественным.
– Вот и хорошо, – лицо старика смягчилось, на нем вновь заиграла мягкая, отеческая улыбка. – А теперь давайте помолимся за успех нашего дела.
И уже трое тел в белых одеждах смиренно замерли на коленях:
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного…
Шестьдесят километров от Киева.
Объект «Ясный» Службы безопасности Украины.
08.20 по местному времени.
Красивая молодая женщина с черными длинными волосами, улыбаясь, протягивает ему руки. И он, смеясь от переполняющего его счастья, босоногий, устремляется к ней по ярко-зеленой траве. Вот уже смеющаяся женщина почти рядом, он протягивает руки к ней и неожиданно узнает ее:
– Мама!? Ведь ты же… умерла во время родов…
Женщина, беря его руку своей теплой ладошкой, радостно говорит:
– По-моему, мы проснулись!
Теплое прикосновение чьей-то руки словно выключает красочный сон. Зеленая трава, голубое небо мгновенно исчезают. Но молодая женщина, словно не созданная причудливой работой подсознания, остается.
– Фекла?!
– Точно проснулись! Ну, здравствуй, Борис.
– Фекла, как ты тут оказалась?
– Что значит оказалась? Я тут, можно сказать, и днюю и ночую. С тех пор, как узнала о твоем богатырском сне. Утром завтракаю дома, более-менее привожу себя в порядок и сюда.
– Просто более, без менее, – Борис улыбнулся, глядя на красивое лицо девушки, слегка тронутое косметикой.
– Юмор – первый признак выздоровления.
– А я вроде и не болел… Постой, ты сказала – днюю и ночую. Я что…
– Сегодня третье сентября. Ты проспал более полутора суток.
– Ни фига себе!
– Ты просто, Боря, очень устал, очень, – на парня смотрели темные ласковые глаза.
«Как на маминой фотографии», – мужчина неожиданно вспомнил фотографию, стоявшую на отцовском столе. Там мать, умершая во время родов Бориса, стояла, опершись о ствол какого-то огромного дерева. Красивая, молодая женщина с длинными черными волосами в белом платье на фоне темного, в морщинистой коре дерева. Там у мамы были такие же темные ласковые глаза. Это была любимая фотография Бориса. И отца, по-видимому, тоже, раз именно эта фотография стояла у него на столе.
«Отец… – жестокая реальность наконец-то пробилась в отдохнувший мозг. – Мой отец заболел СВС, – Борис скрипнул зубами, пытаясь даже мысленно не расшифровывать это страшное сочетание букв: СВС – синдром внезапного… сумасшествия. – Мой отец…»
– Ты как белка в колесе – все время куда-то бежишь, – между тем донеслось до него.
«Белка в колесе… Отец…», – ассоциативный ряд мыслеобразов замкнулся, и необходимый электрический импульс мгновенно ударил в нужную ячейку памяти.
– Фекла, я, кажется, вспомнил, что видел в черной дыре.
Тайваньский пролив. В двух километрах от
побережья Тайваня. Глубина семьдесят метров.
14.25 по пекинскому времени.
Мощный луч глубоководного аппарата «Моллюск-3» легко рассек темно-серую толщу воды. В этом ярком тоннеле мелькали какие-то рыбы, в трех метрах от прожектора скользнула желто-полосатая лента морской змеи. И, словно испугавшись этой рептилии, сила яда которой намного превосходит «убойную силу» ее сухопутных собратьев, луч вздрогнул и, рубанув воду, резко опустился вниз. Дно тайваньского пролива представляло собой фантастическое зрелище – изрытая серая почва, усеянная валунами – поистине лунный пейзаж, но по ней довольно густо были разбросаны небольшие, диаметром десять-пятнадцать сантиметров, красноватые шары, густо покрытые иголками, – морские ежи, деликатес, снискавший заслуженную славу у гурманов всего мира. В луче прожектора блеснуло большое продолговатое обтекаемое тело – рифовая акула. Настроение у хищницы было явно не агрессивное, лениво шевеля хвостом, она парила в родной стихии. Луч света неторопливо повернулся на несколько градусов. Еще одна рифовая акула не спеша продефилировала по ярко освещенному подиуму.
– Чжэн, поверни прожектор еще чуть левее, он должен быть где-то здесь, – командир «Моллюска-3» капитан третьего ранга Военно-морского Флота Китая Сяо Сывэй пристально смотрел на разворачивающуюся перед ним картину через огромный полусферический лобовой иллюминатор.
Пилот подводного аппарата Чжэн Шуйбянь чуть коснулся одной из кнопок на пульте управления. Тотчас же световое пятно на дне бесшумно сместилось влево.
– И чуть выше, – тут же последовала следующая команда.
Световая полоса, скользнув от аппарата в глубь подводного мрака, выхватила из него какой-то блестящий предмет.
– Вот он! Давай к нему.
«Моллюск-3», подталкивая себя двумя винтами, по наклонной линии устремился к лежащему на дне китайскому стратегическому бомбардировщику «Н-25». Сидящий позади китайского пилота представитель Тайваня полковник Сун Чуй, нервно вздохнув, подался вперед в своем кресле. Находящийся с ним рядом представитель ООН австралиец Джим Коллинз невозмутимо наблюдал за происходящим, откинувшись на спинку кресла.
Блестящим предметом, блеснувшим в лучах прожектора, оказалась носовая часть бомбардировщика. С расстояния десяти метров, перед людьми, надежно защищенными стальными пятисантиметровыми стенками «Моллюска», беспощадно открывалась картина случившейся катастрофы. Отсеченный взрывом от остального самолета, передний обрубок корпуса упал близко к тайваньскому берегу. Искореженный, смятый металл наглядно демонстрировал стальную твердость воды при соприкосновении с ней на больших скоростях. В бронебойном лобовом стекле кабины зияла огромная дыра. Проникнув через нее, прожекторный луч бесцеремонно высветил братскую могилу экипажа китайского самолета… То, что не довершил огонь, довершили акулы, теперь сыто кружившие рядом. В пилотских креслах, больше похожее на перевязанные тюки какого-то хламья, находилось то, что раньше называлось человеческими телами.
В китайском глубоководном аппарате воцарилась гробовая тишина, прерываемая нервным дыханием тайваньского полковника.
– Что показывает дозиметр? – прервав наконец гнетущую тишину, спросил Сяо Сывэй.
– Радиационный фон в норме, – скользнув глазами по одному из приборов, доложил пилот «Моллюска-3».
– Значит, боеголовки не повреждены. Уже легче. Чжэн, поставь буй-маркер, чтобы потом легко было найти это место, и сними… вот это. Видеокамеру больше не выключать.
– Слушаюсь, товарищ капитан третьего ранга, – пилот аппарата нажал еще одну кнопку на пульте управления.
Лейтенант Чжэн Шуйбянь и капитан третьего ранга Сяо Сывэй уже около года вместе опускались на «Моллюске-3» под воду. И с глазу на глаз молодые люди давно уже перешли на ты. Но в присутствии официальных, да еще и иностранных лиц приходилось соблюдать субординацию.
На совмещенной с прожектором глубоководной видеокамере загорелся красный светодиод – преобразованные в двоичный код первые килобайты изображения легли на лазерный диск.
Шестьдесят километров от Киева.
Объект «Ясный» Службы безопасности Украины.
09.20 по местному времени.
– Сергей Павлович, вы можете как-то прокомментировать все только что сказанное Борисом? – директор Службы безопасности Объединенной Руси Олег Николаевич Пустовойтенко, до этого не сводивший взгляд с Ковзана, теперь смотрел на сидящего в двух метрах от него академика Хохлова.
Тот привычным жестом хотел потереть лоб, но, натолкнувшись на повязку на голове, чертыхнулся.
– Пока мне ясно одно – речь идет о каком-то катаклизме, гигантском катаклизме, так как Борис упоминает, что сначала светило солнце, а потом небо стало черным, и все дальнейшее происходило в темноте. А это возможно, если в небо поднялись кубические километры пыли и как бы заблокировали солнце. Иными словами, Борис видел так называемую ядерную зиму. Ее описали еще в двадцатом веке, когда просчитывали последствия глобальной ядерной войны. Гигантское количество пыли поднимается в атмосферу. Воздушные течения разносят ее по всему земному шару. Пыль блокирует прохождение солнечного света, и начнется резкое падение температуры. Солнце померкнет и над Вашингтоном, и над Москвой, и над Пекином. Оно померкнет везде. Северные страны просто перестанут существовать. Во всем мире средняя температура примерно упадет на десять градусов. Для нас это означает, что весь север страны окажется непригодным для жизни там человека. Начнется страшный голод, ну и так далее. Словом, если проигравший в ядерной войне погибнет сразу, то победитель, перед тем как последовать его примеру, еще и помучается, – академик обвел глазами сидящих с ним в одном помещении людей.
На несколько секунд воцарилась тишина – люди переваривали услышанное.
– Но, Сергей Павлович, ядерный катаклизм нам не грозит, – первым нарушил молчание Пустовойтенко. – Международную обстановку, конечно, не назовешь райской, но она точно далека от кризисной.
– А если Борис видел, допустим, то, что произойдет на Земле, скажем, через пятьдесят или сто лет? – возразила Фекла.
– Не думаю, – тут же сказал Борис Ковзан. – Это слишком большой срок. И приближение войны люди и сами увидят, без подсказки Бога. Ядерные удары с бухты-барахты не наносятся.
– Для Господа вообще-то даже сто лет это миг, – академик Хохлов посмотрел на Бориса и улыбнулся. – Но я согласен с Борисом. Предсказание на пятьдесят лет практической пользы не несет. Люди ему просто не поверят. Вспомните того же Нострадамуса. Хоть одно из его пророчеств люди учли? Один из великих политиков, к сожалению, уже не помню кто именно, сказал: «Заглядывать слишком далеко вперед недальновидно». Поэтому я думаю, что если Господь и захотел нас о чем-то предупредить, то это должно случиться вот-вот.
– Вот именно: «Если хотел предупредить». А если он и не думал никого предупреждать, – говоря это, Пустовойтенко почему-то посмотрел на Бориса.
И тут же все посмотрели на человека, побывавшего за изнанкой Вселенной, в гиперпространстве, где, по утверждению академика Хохлова, и размещалась физическая сущность Бога.
Увидев устремленные на него взгляды, Ковзан чуть вздрогнул, словно от удара, затем, наклонив голову, медленно проговорил:
– Я не могу ничего доказать. Но я уверен, что мы с Брэдлоу общались с Богом, сами не зная этого, и Бог вложил в наши головы информацию чрезвычайной важности. И эта информация должна быть использована немедленно. И если я вспомнил про катаклизм, то катаклизм состоится, и состоится в ближайшем будущем, – говоря последние слова, парень вновь поднял голову и твердо посмотрел в глаза директору Службы безопасности Объединенной Руси.
Тот, «продержавшись» несколько секунд, опустил глаза
– А почему, собственно, виденье Бориса мы пытаемся интерпретировать как последствия ядерного конфликта? Но есть же и другое объяснение, – в наступившей тишине особенно четко прозвучал негромкий голос академика.
Тайваньский пролив. В двух километрах от
побережья Тайваня. Глубина семьдесят метров.
15.20 по пекинскому времени.
– Чжэн, справа по курсу гравитометр фиксирует какую-то массу. Поворот вправо на пятнадцать.
– Есть поворот вправо на пятнадцать, – лейтенант Военно-морского флота Китая Чжэн Шуйбянь плавно повернул штурвал вправо.
И так же плавно повернулся «Моллюск-3». За широким лобовым стеклом в лучах прожектора что-то блеснуло.
– Давай туда.
– Есть.
Спустя полминуты стало ясно, что уловил чуткий гравитометр – метрах в двадцати на грунте лежало несколько обломков фюзеляжа китайского бомбардировщика. На одном из них луч выхватил из тьмы красную пятиугольную звезду с иероглифом «первое августа» внутри – эмблема народно-освободительной армии Китая.
– Не то, – командир «Моллюска-3» Сяо Сывэй озвучил очевидный факт. – Уже два часа под водой, а ни одной боеголовки пока не найдено. Может, их уже успели без нас найти и поднять?
– Ваш самолет взорвался в воздухе, – нервно произнес тайваньский полковник, едва Сяо Сывэй закончил говорить. – И, судя по найденным нами обломкам, взрыв был мощный. Наверняка сдетонировали ракеты в боевом отсеке. Поэтому боеголовки могло раскидать на значительной территории. Надо искать.
– Конечно, будем, – легко согласился китаец, не поворачивая головы. – Чжэн, а ну поверни прожектор чуть правее. Все, достаточно, – капитан третьего ранга Сяо Сывэй смотрел не столько на ландшафт, раскинувшийся за лобовым стеклом глубоководного аппарата, сколько на экран монитора, на котором светилась карта дна, расчерченная па множество квадратов. Часть из них была окрашена в красный цвет – эта часть поверхности была уже исследована.
Бортовой компьютер «Моллюска-3», получив от одного из своих датчиков информацию о повороте прожектора, тут же ее проанализировал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50
– Да, наш учитель, – выражение молодых лиц было спокойным и торжественным.
– Вот и хорошо, – лицо старика смягчилось, на нем вновь заиграла мягкая, отеческая улыбка. – А теперь давайте помолимся за успех нашего дела.
И уже трое тел в белых одеждах смиренно замерли на коленях:
– Во имя Аллаха милостивого, милосердного…
Шестьдесят километров от Киева.
Объект «Ясный» Службы безопасности Украины.
08.20 по местному времени.
Красивая молодая женщина с черными длинными волосами, улыбаясь, протягивает ему руки. И он, смеясь от переполняющего его счастья, босоногий, устремляется к ней по ярко-зеленой траве. Вот уже смеющаяся женщина почти рядом, он протягивает руки к ней и неожиданно узнает ее:
– Мама!? Ведь ты же… умерла во время родов…
Женщина, беря его руку своей теплой ладошкой, радостно говорит:
– По-моему, мы проснулись!
Теплое прикосновение чьей-то руки словно выключает красочный сон. Зеленая трава, голубое небо мгновенно исчезают. Но молодая женщина, словно не созданная причудливой работой подсознания, остается.
– Фекла?!
– Точно проснулись! Ну, здравствуй, Борис.
– Фекла, как ты тут оказалась?
– Что значит оказалась? Я тут, можно сказать, и днюю и ночую. С тех пор, как узнала о твоем богатырском сне. Утром завтракаю дома, более-менее привожу себя в порядок и сюда.
– Просто более, без менее, – Борис улыбнулся, глядя на красивое лицо девушки, слегка тронутое косметикой.
– Юмор – первый признак выздоровления.
– А я вроде и не болел… Постой, ты сказала – днюю и ночую. Я что…
– Сегодня третье сентября. Ты проспал более полутора суток.
– Ни фига себе!
– Ты просто, Боря, очень устал, очень, – на парня смотрели темные ласковые глаза.
«Как на маминой фотографии», – мужчина неожиданно вспомнил фотографию, стоявшую на отцовском столе. Там мать, умершая во время родов Бориса, стояла, опершись о ствол какого-то огромного дерева. Красивая, молодая женщина с длинными черными волосами в белом платье на фоне темного, в морщинистой коре дерева. Там у мамы были такие же темные ласковые глаза. Это была любимая фотография Бориса. И отца, по-видимому, тоже, раз именно эта фотография стояла у него на столе.
«Отец… – жестокая реальность наконец-то пробилась в отдохнувший мозг. – Мой отец заболел СВС, – Борис скрипнул зубами, пытаясь даже мысленно не расшифровывать это страшное сочетание букв: СВС – синдром внезапного… сумасшествия. – Мой отец…»
– Ты как белка в колесе – все время куда-то бежишь, – между тем донеслось до него.
«Белка в колесе… Отец…», – ассоциативный ряд мыслеобразов замкнулся, и необходимый электрический импульс мгновенно ударил в нужную ячейку памяти.
– Фекла, я, кажется, вспомнил, что видел в черной дыре.
Тайваньский пролив. В двух километрах от
побережья Тайваня. Глубина семьдесят метров.
14.25 по пекинскому времени.
Мощный луч глубоководного аппарата «Моллюск-3» легко рассек темно-серую толщу воды. В этом ярком тоннеле мелькали какие-то рыбы, в трех метрах от прожектора скользнула желто-полосатая лента морской змеи. И, словно испугавшись этой рептилии, сила яда которой намного превосходит «убойную силу» ее сухопутных собратьев, луч вздрогнул и, рубанув воду, резко опустился вниз. Дно тайваньского пролива представляло собой фантастическое зрелище – изрытая серая почва, усеянная валунами – поистине лунный пейзаж, но по ней довольно густо были разбросаны небольшие, диаметром десять-пятнадцать сантиметров, красноватые шары, густо покрытые иголками, – морские ежи, деликатес, снискавший заслуженную славу у гурманов всего мира. В луче прожектора блеснуло большое продолговатое обтекаемое тело – рифовая акула. Настроение у хищницы было явно не агрессивное, лениво шевеля хвостом, она парила в родной стихии. Луч света неторопливо повернулся на несколько градусов. Еще одна рифовая акула не спеша продефилировала по ярко освещенному подиуму.
– Чжэн, поверни прожектор еще чуть левее, он должен быть где-то здесь, – командир «Моллюска-3» капитан третьего ранга Военно-морского Флота Китая Сяо Сывэй пристально смотрел на разворачивающуюся перед ним картину через огромный полусферический лобовой иллюминатор.
Пилот подводного аппарата Чжэн Шуйбянь чуть коснулся одной из кнопок на пульте управления. Тотчас же световое пятно на дне бесшумно сместилось влево.
– И чуть выше, – тут же последовала следующая команда.
Световая полоса, скользнув от аппарата в глубь подводного мрака, выхватила из него какой-то блестящий предмет.
– Вот он! Давай к нему.
«Моллюск-3», подталкивая себя двумя винтами, по наклонной линии устремился к лежащему на дне китайскому стратегическому бомбардировщику «Н-25». Сидящий позади китайского пилота представитель Тайваня полковник Сун Чуй, нервно вздохнув, подался вперед в своем кресле. Находящийся с ним рядом представитель ООН австралиец Джим Коллинз невозмутимо наблюдал за происходящим, откинувшись на спинку кресла.
Блестящим предметом, блеснувшим в лучах прожектора, оказалась носовая часть бомбардировщика. С расстояния десяти метров, перед людьми, надежно защищенными стальными пятисантиметровыми стенками «Моллюска», беспощадно открывалась картина случившейся катастрофы. Отсеченный взрывом от остального самолета, передний обрубок корпуса упал близко к тайваньскому берегу. Искореженный, смятый металл наглядно демонстрировал стальную твердость воды при соприкосновении с ней на больших скоростях. В бронебойном лобовом стекле кабины зияла огромная дыра. Проникнув через нее, прожекторный луч бесцеремонно высветил братскую могилу экипажа китайского самолета… То, что не довершил огонь, довершили акулы, теперь сыто кружившие рядом. В пилотских креслах, больше похожее на перевязанные тюки какого-то хламья, находилось то, что раньше называлось человеческими телами.
В китайском глубоководном аппарате воцарилась гробовая тишина, прерываемая нервным дыханием тайваньского полковника.
– Что показывает дозиметр? – прервав наконец гнетущую тишину, спросил Сяо Сывэй.
– Радиационный фон в норме, – скользнув глазами по одному из приборов, доложил пилот «Моллюска-3».
– Значит, боеголовки не повреждены. Уже легче. Чжэн, поставь буй-маркер, чтобы потом легко было найти это место, и сними… вот это. Видеокамеру больше не выключать.
– Слушаюсь, товарищ капитан третьего ранга, – пилот аппарата нажал еще одну кнопку на пульте управления.
Лейтенант Чжэн Шуйбянь и капитан третьего ранга Сяо Сывэй уже около года вместе опускались на «Моллюске-3» под воду. И с глазу на глаз молодые люди давно уже перешли на ты. Но в присутствии официальных, да еще и иностранных лиц приходилось соблюдать субординацию.
На совмещенной с прожектором глубоководной видеокамере загорелся красный светодиод – преобразованные в двоичный код первые килобайты изображения легли на лазерный диск.
Шестьдесят километров от Киева.
Объект «Ясный» Службы безопасности Украины.
09.20 по местному времени.
– Сергей Павлович, вы можете как-то прокомментировать все только что сказанное Борисом? – директор Службы безопасности Объединенной Руси Олег Николаевич Пустовойтенко, до этого не сводивший взгляд с Ковзана, теперь смотрел на сидящего в двух метрах от него академика Хохлова.
Тот привычным жестом хотел потереть лоб, но, натолкнувшись на повязку на голове, чертыхнулся.
– Пока мне ясно одно – речь идет о каком-то катаклизме, гигантском катаклизме, так как Борис упоминает, что сначала светило солнце, а потом небо стало черным, и все дальнейшее происходило в темноте. А это возможно, если в небо поднялись кубические километры пыли и как бы заблокировали солнце. Иными словами, Борис видел так называемую ядерную зиму. Ее описали еще в двадцатом веке, когда просчитывали последствия глобальной ядерной войны. Гигантское количество пыли поднимается в атмосферу. Воздушные течения разносят ее по всему земному шару. Пыль блокирует прохождение солнечного света, и начнется резкое падение температуры. Солнце померкнет и над Вашингтоном, и над Москвой, и над Пекином. Оно померкнет везде. Северные страны просто перестанут существовать. Во всем мире средняя температура примерно упадет на десять градусов. Для нас это означает, что весь север страны окажется непригодным для жизни там человека. Начнется страшный голод, ну и так далее. Словом, если проигравший в ядерной войне погибнет сразу, то победитель, перед тем как последовать его примеру, еще и помучается, – академик обвел глазами сидящих с ним в одном помещении людей.
На несколько секунд воцарилась тишина – люди переваривали услышанное.
– Но, Сергей Павлович, ядерный катаклизм нам не грозит, – первым нарушил молчание Пустовойтенко. – Международную обстановку, конечно, не назовешь райской, но она точно далека от кризисной.
– А если Борис видел, допустим, то, что произойдет на Земле, скажем, через пятьдесят или сто лет? – возразила Фекла.
– Не думаю, – тут же сказал Борис Ковзан. – Это слишком большой срок. И приближение войны люди и сами увидят, без подсказки Бога. Ядерные удары с бухты-барахты не наносятся.
– Для Господа вообще-то даже сто лет это миг, – академик Хохлов посмотрел на Бориса и улыбнулся. – Но я согласен с Борисом. Предсказание на пятьдесят лет практической пользы не несет. Люди ему просто не поверят. Вспомните того же Нострадамуса. Хоть одно из его пророчеств люди учли? Один из великих политиков, к сожалению, уже не помню кто именно, сказал: «Заглядывать слишком далеко вперед недальновидно». Поэтому я думаю, что если Господь и захотел нас о чем-то предупредить, то это должно случиться вот-вот.
– Вот именно: «Если хотел предупредить». А если он и не думал никого предупреждать, – говоря это, Пустовойтенко почему-то посмотрел на Бориса.
И тут же все посмотрели на человека, побывавшего за изнанкой Вселенной, в гиперпространстве, где, по утверждению академика Хохлова, и размещалась физическая сущность Бога.
Увидев устремленные на него взгляды, Ковзан чуть вздрогнул, словно от удара, затем, наклонив голову, медленно проговорил:
– Я не могу ничего доказать. Но я уверен, что мы с Брэдлоу общались с Богом, сами не зная этого, и Бог вложил в наши головы информацию чрезвычайной важности. И эта информация должна быть использована немедленно. И если я вспомнил про катаклизм, то катаклизм состоится, и состоится в ближайшем будущем, – говоря последние слова, парень вновь поднял голову и твердо посмотрел в глаза директору Службы безопасности Объединенной Руси.
Тот, «продержавшись» несколько секунд, опустил глаза
– А почему, собственно, виденье Бориса мы пытаемся интерпретировать как последствия ядерного конфликта? Но есть же и другое объяснение, – в наступившей тишине особенно четко прозвучал негромкий голос академика.
Тайваньский пролив. В двух километрах от
побережья Тайваня. Глубина семьдесят метров.
15.20 по пекинскому времени.
– Чжэн, справа по курсу гравитометр фиксирует какую-то массу. Поворот вправо на пятнадцать.
– Есть поворот вправо на пятнадцать, – лейтенант Военно-морского флота Китая Чжэн Шуйбянь плавно повернул штурвал вправо.
И так же плавно повернулся «Моллюск-3». За широким лобовым стеклом в лучах прожектора что-то блеснуло.
– Давай туда.
– Есть.
Спустя полминуты стало ясно, что уловил чуткий гравитометр – метрах в двадцати на грунте лежало несколько обломков фюзеляжа китайского бомбардировщика. На одном из них луч выхватил из тьмы красную пятиугольную звезду с иероглифом «первое августа» внутри – эмблема народно-освободительной армии Китая.
– Не то, – командир «Моллюска-3» Сяо Сывэй озвучил очевидный факт. – Уже два часа под водой, а ни одной боеголовки пока не найдено. Может, их уже успели без нас найти и поднять?
– Ваш самолет взорвался в воздухе, – нервно произнес тайваньский полковник, едва Сяо Сывэй закончил говорить. – И, судя по найденным нами обломкам, взрыв был мощный. Наверняка сдетонировали ракеты в боевом отсеке. Поэтому боеголовки могло раскидать на значительной территории. Надо искать.
– Конечно, будем, – легко согласился китаец, не поворачивая головы. – Чжэн, а ну поверни прожектор чуть правее. Все, достаточно, – капитан третьего ранга Сяо Сывэй смотрел не столько на ландшафт, раскинувшийся за лобовым стеклом глубоководного аппарата, сколько на экран монитора, на котором светилась карта дна, расчерченная па множество квадратов. Часть из них была окрашена в красный цвет – эта часть поверхности была уже исследована.
Бортовой компьютер «Моллюска-3», получив от одного из своих датчиков информацию о повороте прожектора, тут же ее проанализировал.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50