А его самого по себе было более чем достаточно.
Еще минут десять Алексей провел на палубе минного заградителя, испятнанной кровавыми пятнами и сияюще-белыми выбоинами от осколков, каждую из которых окружал венчик торчащих в разные стороны щепок. Убедившись, что отдельные очаги возгорания не представили опасности для корабля и его экипажа, советник почти бегом направился к тому, что еще с полчаса назад было пусть примитивной по средствам, но достаточно исправно функционирующей военно-морской базой.
Одним из первых, кого он встретил, был тот самый старший лейтенант Смирнов, командовавший взводом «восмидесятипяток». Старлей был закопчен как арап, рукав его ватника глубоко разорван вдоль, но он широко и счастливо улыбался, время от времени издавая смешок: про себя, но отчетливо слышимый и собеседником.
«Свихнулся», – без колебаний понял Алексей, видеть ему такое в жизни уже приходилось. Старший лейтенант тоже узнал его, замотал головой и притопнул ногой в нервном движении – будто взбрыкнул.
– Видал? – возбужденным голосом спросил он. – Видел, как первый «Скайрейдер» снесло? Третьим залпом! Как черти работали!
Он еще раз топнул ногой.
– Да, я видел, – осторожно согласился с ним Алексей, заставивший себя не обратить внимания на то, что старший лейтенант без разрешения обратился к нему на «ты». – Потери большие?
– Да ерунда, – отмахнулся парень. – Пара раненых... один, правда, серьезно, но наверняка выживет: крупные сосуды целы, а мясо – дело наживное. А у вас там как?
Помолчав, капитан-лейтенант принял информацию с некоторым сомнением и вынужден был ответить, что у него трое убитых.
– Раненых не считали еще, – добавил Алексей, немного помолчав и продолжая изучать лицо командира огневого взвода зенитной батареи. Тот продолжал подпрыгивать на одном месте, перебирать ногами и вообще вести себя как первоклассник, уже давно желающий в туалет, но все равно неспособный оторваться от чего-то интересного.
– Санитар! – заорали сбоку. – Санитар, мать твою!
Бросив последний взгляд на покрытого копотью старлея, Алексей потрусил на крик. Бежать пришлось сквозь дым, и метров через десять он почти перестал что-либо видеть. Выскочив из тени горящего дома, он наткнулся на группку людей: вперемешку русских и корейцев. Не обращая никакого внимания на треск огня, они работали в бешеном темпе, растаскивая руками еще один полуразрушенный дом. Расшвыривая расщепленные доски, здоровенный белобрысый парень лет двадцати, превращенный золой и потеками крови на щеке в татуированного негра, добрался до лежащего среди обломков тела и выдернул его наверх буквально одной рукой. Прижав человека к себе, он сделал несколько осторожных шагов назад и передал тело принявшим его людям, тут же снова шагнув вперед. Вновь согнувшись над обломками, он отчаянно работал, двигая руками как автомат. Рукав ватника парня неожиданно вспыхнул – огня и искр вокруг вполне хватало, чтобы удивляться такому, – но боец, почти не повернув головы, только несколько раз хлопнул по рукаву свободной ладонью. Коротко ругнувшись и не глядя больше на рукав, он продолжил швырять доски назад.
Все это, считая от того момента, когда Алексей выбежал из дыма, заняло меньше минуты. Еще одно тело парень оставил без внимания. Этот человек был явно мертв – у него не хватало обеих оторванных по локти рук. Кашляя от дыма, зенитчик перешагнул через убитого и резким движением откинул вперед разломанный остов стола. Согнувшись вдвое, он неожиданно плавно распрямился и развернулся на месте, еще раз внимательно оглядев все вокруг.
– Все? – спросил кто-то рядом с Алексеем.
Не ответивший парень шагнул через обломки, оступился, но удержал равновесие и выбрался из разрушенного дома несколькими аккуратными прыжками, балансируя левой рукой. Правую он продолжал прижимать к себе. Молодой матрос рядом что-то произнес по-корейски. Ли, чтобы перевести, рядом не было, но Алексей понял и так.
– Вот такие они мы... – сказали опять рядом, с той же стороны, но уже по-русски. Этот голос он узнал – сам майор, командир зенитчиков. – Сомневаюсь я, моряк, что эти ребята нас когда-нибудь победят. Вот потому вот...
Так и не позаботившись оглянуться, Алексей, не отрываясь, глядел, как громадная, исцарапанная, грязная, покрытая волдырями свежих ожогов ладонь зенитчика гладит несчастного, обожженного кота, не сумевшего выбраться из обломков своего внезапно вспыхнувшего дома. В Азии считается, что кошка приносит в дом счастье и благополучие; а в сельскохозяйственной стране, какой является Корея, иметь в доме мышелова – просто необходимость. Капитан-лейтенант Вдовый, видавший за первую и вторую из своих войн столько смертей, что хватило бы на среднего размера поселок, вроде того же Нижнеангарска, и в том числе глядевший на собственную смерть почти в упор, с болью и ужасом смотрел сейчас на кота, пережившего и дом, и хозяина. Почему-то это тронуло его значительно сильнее, чем вид мертвого человека, так и лежащего среди тлеющих обломков всего-то в нескольких шагах от него. Осознав это и ужаснувшись, он сбросил оцепенение и сам запрыгал через обломки, на место того мускулистого зенитчика. Ухватив убитого за ворот, он волоком вытащил его из останков дома, оттащил подальше (здесь ему кто-то уже помог) и уложил рядом с другими телами.
– Ну что? – сказал тот же майор, когда моряк разогнулся, не отрывая на этот раз взгляда от мертвых лиц, искаженных застывшей на них болью. У самого майора было такое же лицо – разве что живое, меняющееся. – Цел ваш корабль?
– Цел... – равнодушно ответил Алексей. Что делать теперь, когда мертвы уже двое из ключевых офицеров, знающих во всех тонкостях детали предстоящего похода, он пока не очень представлял. Тело командира военно-морской базы подтащили сюда же, в короткую, на несколько метров, цепочку. Низкорослый молодой матрос, поймав его взгляд, развел руками.
– Товарищ майор, – машинально, не слишком даже осознавая, что говорит, произнес Алексей, обернувшись. – А что, у вас правда потерь нет?
– Ну как нет... – сморщился зенитчик. Ветер раздувал пожар, и лицо у него было такое же закопченное, как и у других, разве что пересеченное сравнительно светлой полосой от рукава. – Человек восемь на обе батареи, включая минимум двоих тяжелых. А то и троих. Я уже затребовал транспорт – если повезет, так довезут. Местного фельдшера убило, как мне сказали, а наши санитары – это так...
– Я неправильно выразился, – снова спросил Алексей, равнодушно дослушав. – Я про безвозвратные.
– А безвозвратных нет. Пока.
Майор передернул плечами, будто от холода, и на мгновение стал похож на своего нервного взводного.
– Мы успели врыться в землю, так что одни кончики стволов торчали. Причем пока ты спал, капитан, были подготовлены и вторые позиции. Помнишь ту «фотовспышку» на исходе ночи? Вот когда нас тут сфотографировали, ты что делать пошел?
– Я... На корабль...
– Ну, это дело твое. Корабль – это тебе и карты, как говорится... – майор не закончил фразу целиком, снова утирая рукавом мокрое от пота лицо. Они отошли еще дальше от горящих домов, но воздух был наполнен жаром и гарью, заставляющей непрерывно откашливаться. – А мои батареи были передислоцированы немедленно, как только разведчики ушли проявлять свои пленки. Час им лету, скажем. Полчаса на проявку и одновременно на подготовку следующего вылета: причем произведенного не ими, а палубниками – молодцы, правда? Такой организации нам учиться и учиться еще. Но, в общем, к тому моменту, когда окончательно рассвело, мои орлы уже сидели в гнездах с ладонями на маховиках. И хотя радар на такой высоте подхода оказался слепым, но не прошляпили все-таки. Я, капитан, знаешь ли, Отечественную от звонка до звонка – меня уже ничем не удивишь. А тебя будто не бомбили никогда, такой ты весь потерянный...
– Корейцев побило, – машинально объяснил Алексей. – И что теперь делать – можно только смутно так... предполагать... Штаб – в клочья. Не так много, наверное, и у них в итоге погибло, но офицеров сразу несколько, а на войне это...
Объяснять не было нужно, и майор понимающе кивнул. Офицер на войне – это совсем не то что офицер в тылу. После того, как выяснилось, что минный заградитель уцелел, это могло действительно быть главным результатом авианалета – вполне стоящего американцам по крайней мере одного из неожиданно потерянных ими штурмовиков. Хотя – еще раз подумалось, что ни такой меткости стрельбы, ни такого количества сбитых за какие-то секунды быть на самом деле не может.
У корейских моряков был (или по крайней мере должен где-то быть) еще один строевой офицер – тот самый командир шхуны, с которым он столкнулся вчера, но в способности последнего выйти в море в качестве командира «Намдо» в предстоящем походе Алексей очень сильно сомневался. Шхуна, кстати говоря, горела тоже – точнее, то, что от нее оставалось на поверхности; с места, где они стояли, это было отлично видно. Разбитая надстройка ушла в воду почти целиком, и по ней, по кресту пылающей мачты, плясали буйные рыже-черные языки бесшумного на таком расстоянии, пламени.
– Связь у вас, говорите, осталась? – спросил Алексей после нескольких секунд молчания, позволивших ему собраться с мыслями. Так бомбили его действительно первый раз, и это сказывалось до сих пор. -Да.
– Мне она нужна, – сообщил он, не прося, информируя. – Товарищ майор, вы, вероятно, понимаете, что если вас прислали в эту дыру, то дело не просто в том, чтобы попытаться защитить пару плавединиц и байд. С этим вы справились – пока. Если этот налет не случайный – а я думаю, что это именно так, – то через несколько часов нас будут или бомбить снова, или даже обстреливать. А одного-двух эсминцев, между прочим, вполне хватит, чтобы окончательно...
На этом месте он остановился и еще раз посмотрел на творящееся вокруг. Судя по тому, что ему рассказывали корейцы, настолько сильному удару база еще не подвергалась. Возможно, американцы будут удовлетворены.
– В любом случае, решать что-то необходимо. И решать прямо сейчас, – закончил он. – Хочется верить, что это еще не поздно. Мне нужна действенная связь, товарищ майор.
Выводите меня «наверх», на Пхеньян. Мне нужен капитан первого ранга Гришанов. Или даже генерал-лейтенант Разуваев. Пожалуйста. У нас немного времени.
Узел 7.0
Ночь с 3 на 4 марта 1953 года
Они ползли по снегу, одетые в грязно-белые маскировочные халаты. Белыми были капюшоны, в белое были выкрашены обрезиненные оголовки ботинок, белыми (или, скорее, светло-серыми) были удобные для стрельбы двупалые полурукавицы-полуперчатки, оставляющие свободными большой и указательный пальцы. Белым было и само оружие, обмотанное широкими марлевыми бинтами. У каждого из ползущих имелся советский автомат: «ППШ-41» или «ППШ-43». У большинства – с современными рожковыми магазинами на 35 патронов, у остальных – со старыми барабанными на 71. У нескольких в дополнение к автоматическому оружию были пистолеты, причем у двоих – малокалиберные пукалки из арсеналов старой китайской армии, где из легкого стрелкового оружия можно было найти все, что угодно. У всех без исключения имелись ножи: от штатного советского «ножа разведчика образца 1940 года» до местных самоделок по вкусу. Всего людей было одиннадцать – две боевые пятерки и командир.
Разведгруппа была чуточку больше, чем могло считаться необходимым для обеспечения скрытности, и гораздо меньше того, что было нужно для выполнения поставленной задачи хоть со сколь-нибудь значимой вероятностью. В целом же, как и в большинстве подобных боевых рейдов «туда», с самого начала этой операции войсковые разведчики совершенно ясно осознавали: шансы даже просто остаться в живых у них исчезающе малы. Как всегда.
Имелись у разведгруппы и плюсы – в первую очередь то, что новичком в разведке не был ни один из бесшумно извивающихся по земле людей. Почти половина бойцов имела боевой опыт лет в десять и больше, остальные – от двух до восьми. К последним относились те, кто застал лишь самый конец еще той, Второй мировой, войны. Все они без исключения знали два-три корейских и южнокитайских диалекта, а многие и по пять-семь более или менее разнящихся друг от друга языков: в Азии это не такая уж редкость. Крови же в них было намешано столько, что определить национальную принадлежность разведгруппы «в целом» с первого взгляда затруднился бы и знаток.
Ползли молча – как и должны перемещаться разведчики, пересекающие линию фронта. Почти бесшумно – не звякала ни одна железяка, не скрипела кожа обтянутых гетрами ботинок, разве что чуть поскрипывал наст, проминаемый тяжестью тел. И долго. Снег, сорванный с поверхности земли их мягкими равномерными движениями, поднимался в воздух невидимыми в темноте искрами, забиваясь в ноздри и вызывая желание чихнуть. Это могло показаться смешным, если бы не было так страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Еще минут десять Алексей провел на палубе минного заградителя, испятнанной кровавыми пятнами и сияюще-белыми выбоинами от осколков, каждую из которых окружал венчик торчащих в разные стороны щепок. Убедившись, что отдельные очаги возгорания не представили опасности для корабля и его экипажа, советник почти бегом направился к тому, что еще с полчаса назад было пусть примитивной по средствам, но достаточно исправно функционирующей военно-морской базой.
Одним из первых, кого он встретил, был тот самый старший лейтенант Смирнов, командовавший взводом «восмидесятипяток». Старлей был закопчен как арап, рукав его ватника глубоко разорван вдоль, но он широко и счастливо улыбался, время от времени издавая смешок: про себя, но отчетливо слышимый и собеседником.
«Свихнулся», – без колебаний понял Алексей, видеть ему такое в жизни уже приходилось. Старший лейтенант тоже узнал его, замотал головой и притопнул ногой в нервном движении – будто взбрыкнул.
– Видал? – возбужденным голосом спросил он. – Видел, как первый «Скайрейдер» снесло? Третьим залпом! Как черти работали!
Он еще раз топнул ногой.
– Да, я видел, – осторожно согласился с ним Алексей, заставивший себя не обратить внимания на то, что старший лейтенант без разрешения обратился к нему на «ты». – Потери большие?
– Да ерунда, – отмахнулся парень. – Пара раненых... один, правда, серьезно, но наверняка выживет: крупные сосуды целы, а мясо – дело наживное. А у вас там как?
Помолчав, капитан-лейтенант принял информацию с некоторым сомнением и вынужден был ответить, что у него трое убитых.
– Раненых не считали еще, – добавил Алексей, немного помолчав и продолжая изучать лицо командира огневого взвода зенитной батареи. Тот продолжал подпрыгивать на одном месте, перебирать ногами и вообще вести себя как первоклассник, уже давно желающий в туалет, но все равно неспособный оторваться от чего-то интересного.
– Санитар! – заорали сбоку. – Санитар, мать твою!
Бросив последний взгляд на покрытого копотью старлея, Алексей потрусил на крик. Бежать пришлось сквозь дым, и метров через десять он почти перестал что-либо видеть. Выскочив из тени горящего дома, он наткнулся на группку людей: вперемешку русских и корейцев. Не обращая никакого внимания на треск огня, они работали в бешеном темпе, растаскивая руками еще один полуразрушенный дом. Расшвыривая расщепленные доски, здоровенный белобрысый парень лет двадцати, превращенный золой и потеками крови на щеке в татуированного негра, добрался до лежащего среди обломков тела и выдернул его наверх буквально одной рукой. Прижав человека к себе, он сделал несколько осторожных шагов назад и передал тело принявшим его людям, тут же снова шагнув вперед. Вновь согнувшись над обломками, он отчаянно работал, двигая руками как автомат. Рукав ватника парня неожиданно вспыхнул – огня и искр вокруг вполне хватало, чтобы удивляться такому, – но боец, почти не повернув головы, только несколько раз хлопнул по рукаву свободной ладонью. Коротко ругнувшись и не глядя больше на рукав, он продолжил швырять доски назад.
Все это, считая от того момента, когда Алексей выбежал из дыма, заняло меньше минуты. Еще одно тело парень оставил без внимания. Этот человек был явно мертв – у него не хватало обеих оторванных по локти рук. Кашляя от дыма, зенитчик перешагнул через убитого и резким движением откинул вперед разломанный остов стола. Согнувшись вдвое, он неожиданно плавно распрямился и развернулся на месте, еще раз внимательно оглядев все вокруг.
– Все? – спросил кто-то рядом с Алексеем.
Не ответивший парень шагнул через обломки, оступился, но удержал равновесие и выбрался из разрушенного дома несколькими аккуратными прыжками, балансируя левой рукой. Правую он продолжал прижимать к себе. Молодой матрос рядом что-то произнес по-корейски. Ли, чтобы перевести, рядом не было, но Алексей понял и так.
– Вот такие они мы... – сказали опять рядом, с той же стороны, но уже по-русски. Этот голос он узнал – сам майор, командир зенитчиков. – Сомневаюсь я, моряк, что эти ребята нас когда-нибудь победят. Вот потому вот...
Так и не позаботившись оглянуться, Алексей, не отрываясь, глядел, как громадная, исцарапанная, грязная, покрытая волдырями свежих ожогов ладонь зенитчика гладит несчастного, обожженного кота, не сумевшего выбраться из обломков своего внезапно вспыхнувшего дома. В Азии считается, что кошка приносит в дом счастье и благополучие; а в сельскохозяйственной стране, какой является Корея, иметь в доме мышелова – просто необходимость. Капитан-лейтенант Вдовый, видавший за первую и вторую из своих войн столько смертей, что хватило бы на среднего размера поселок, вроде того же Нижнеангарска, и в том числе глядевший на собственную смерть почти в упор, с болью и ужасом смотрел сейчас на кота, пережившего и дом, и хозяина. Почему-то это тронуло его значительно сильнее, чем вид мертвого человека, так и лежащего среди тлеющих обломков всего-то в нескольких шагах от него. Осознав это и ужаснувшись, он сбросил оцепенение и сам запрыгал через обломки, на место того мускулистого зенитчика. Ухватив убитого за ворот, он волоком вытащил его из останков дома, оттащил подальше (здесь ему кто-то уже помог) и уложил рядом с другими телами.
– Ну что? – сказал тот же майор, когда моряк разогнулся, не отрывая на этот раз взгляда от мертвых лиц, искаженных застывшей на них болью. У самого майора было такое же лицо – разве что живое, меняющееся. – Цел ваш корабль?
– Цел... – равнодушно ответил Алексей. Что делать теперь, когда мертвы уже двое из ключевых офицеров, знающих во всех тонкостях детали предстоящего похода, он пока не очень представлял. Тело командира военно-морской базы подтащили сюда же, в короткую, на несколько метров, цепочку. Низкорослый молодой матрос, поймав его взгляд, развел руками.
– Товарищ майор, – машинально, не слишком даже осознавая, что говорит, произнес Алексей, обернувшись. – А что, у вас правда потерь нет?
– Ну как нет... – сморщился зенитчик. Ветер раздувал пожар, и лицо у него было такое же закопченное, как и у других, разве что пересеченное сравнительно светлой полосой от рукава. – Человек восемь на обе батареи, включая минимум двоих тяжелых. А то и троих. Я уже затребовал транспорт – если повезет, так довезут. Местного фельдшера убило, как мне сказали, а наши санитары – это так...
– Я неправильно выразился, – снова спросил Алексей, равнодушно дослушав. – Я про безвозвратные.
– А безвозвратных нет. Пока.
Майор передернул плечами, будто от холода, и на мгновение стал похож на своего нервного взводного.
– Мы успели врыться в землю, так что одни кончики стволов торчали. Причем пока ты спал, капитан, были подготовлены и вторые позиции. Помнишь ту «фотовспышку» на исходе ночи? Вот когда нас тут сфотографировали, ты что делать пошел?
– Я... На корабль...
– Ну, это дело твое. Корабль – это тебе и карты, как говорится... – майор не закончил фразу целиком, снова утирая рукавом мокрое от пота лицо. Они отошли еще дальше от горящих домов, но воздух был наполнен жаром и гарью, заставляющей непрерывно откашливаться. – А мои батареи были передислоцированы немедленно, как только разведчики ушли проявлять свои пленки. Час им лету, скажем. Полчаса на проявку и одновременно на подготовку следующего вылета: причем произведенного не ими, а палубниками – молодцы, правда? Такой организации нам учиться и учиться еще. Но, в общем, к тому моменту, когда окончательно рассвело, мои орлы уже сидели в гнездах с ладонями на маховиках. И хотя радар на такой высоте подхода оказался слепым, но не прошляпили все-таки. Я, капитан, знаешь ли, Отечественную от звонка до звонка – меня уже ничем не удивишь. А тебя будто не бомбили никогда, такой ты весь потерянный...
– Корейцев побило, – машинально объяснил Алексей. – И что теперь делать – можно только смутно так... предполагать... Штаб – в клочья. Не так много, наверное, и у них в итоге погибло, но офицеров сразу несколько, а на войне это...
Объяснять не было нужно, и майор понимающе кивнул. Офицер на войне – это совсем не то что офицер в тылу. После того, как выяснилось, что минный заградитель уцелел, это могло действительно быть главным результатом авианалета – вполне стоящего американцам по крайней мере одного из неожиданно потерянных ими штурмовиков. Хотя – еще раз подумалось, что ни такой меткости стрельбы, ни такого количества сбитых за какие-то секунды быть на самом деле не может.
У корейских моряков был (или по крайней мере должен где-то быть) еще один строевой офицер – тот самый командир шхуны, с которым он столкнулся вчера, но в способности последнего выйти в море в качестве командира «Намдо» в предстоящем походе Алексей очень сильно сомневался. Шхуна, кстати говоря, горела тоже – точнее, то, что от нее оставалось на поверхности; с места, где они стояли, это было отлично видно. Разбитая надстройка ушла в воду почти целиком, и по ней, по кресту пылающей мачты, плясали буйные рыже-черные языки бесшумного на таком расстоянии, пламени.
– Связь у вас, говорите, осталась? – спросил Алексей после нескольких секунд молчания, позволивших ему собраться с мыслями. Так бомбили его действительно первый раз, и это сказывалось до сих пор. -Да.
– Мне она нужна, – сообщил он, не прося, информируя. – Товарищ майор, вы, вероятно, понимаете, что если вас прислали в эту дыру, то дело не просто в том, чтобы попытаться защитить пару плавединиц и байд. С этим вы справились – пока. Если этот налет не случайный – а я думаю, что это именно так, – то через несколько часов нас будут или бомбить снова, или даже обстреливать. А одного-двух эсминцев, между прочим, вполне хватит, чтобы окончательно...
На этом месте он остановился и еще раз посмотрел на творящееся вокруг. Судя по тому, что ему рассказывали корейцы, настолько сильному удару база еще не подвергалась. Возможно, американцы будут удовлетворены.
– В любом случае, решать что-то необходимо. И решать прямо сейчас, – закончил он. – Хочется верить, что это еще не поздно. Мне нужна действенная связь, товарищ майор.
Выводите меня «наверх», на Пхеньян. Мне нужен капитан первого ранга Гришанов. Или даже генерал-лейтенант Разуваев. Пожалуйста. У нас немного времени.
Узел 7.0
Ночь с 3 на 4 марта 1953 года
Они ползли по снегу, одетые в грязно-белые маскировочные халаты. Белыми были капюшоны, в белое были выкрашены обрезиненные оголовки ботинок, белыми (или, скорее, светло-серыми) были удобные для стрельбы двупалые полурукавицы-полуперчатки, оставляющие свободными большой и указательный пальцы. Белым было и само оружие, обмотанное широкими марлевыми бинтами. У каждого из ползущих имелся советский автомат: «ППШ-41» или «ППШ-43». У большинства – с современными рожковыми магазинами на 35 патронов, у остальных – со старыми барабанными на 71. У нескольких в дополнение к автоматическому оружию были пистолеты, причем у двоих – малокалиберные пукалки из арсеналов старой китайской армии, где из легкого стрелкового оружия можно было найти все, что угодно. У всех без исключения имелись ножи: от штатного советского «ножа разведчика образца 1940 года» до местных самоделок по вкусу. Всего людей было одиннадцать – две боевые пятерки и командир.
Разведгруппа была чуточку больше, чем могло считаться необходимым для обеспечения скрытности, и гораздо меньше того, что было нужно для выполнения поставленной задачи хоть со сколь-нибудь значимой вероятностью. В целом же, как и в большинстве подобных боевых рейдов «туда», с самого начала этой операции войсковые разведчики совершенно ясно осознавали: шансы даже просто остаться в живых у них исчезающе малы. Как всегда.
Имелись у разведгруппы и плюсы – в первую очередь то, что новичком в разведке не был ни один из бесшумно извивающихся по земле людей. Почти половина бойцов имела боевой опыт лет в десять и больше, остальные – от двух до восьми. К последним относились те, кто застал лишь самый конец еще той, Второй мировой, войны. Все они без исключения знали два-три корейских и южнокитайских диалекта, а многие и по пять-семь более или менее разнящихся друг от друга языков: в Азии это не такая уж редкость. Крови же в них было намешано столько, что определить национальную принадлежность разведгруппы «в целом» с первого взгляда затруднился бы и знаток.
Ползли молча – как и должны перемещаться разведчики, пересекающие линию фронта. Почти бесшумно – не звякала ни одна железяка, не скрипела кожа обтянутых гетрами ботинок, разве что чуть поскрипывал наст, проминаемый тяжестью тел. И долго. Снег, сорванный с поверхности земли их мягкими равномерными движениями, поднимался в воздух невидимыми в темноте искрами, забиваясь в ноздри и вызывая желание чихнуть. Это могло показаться смешным, если бы не было так страшно.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89