И все равно: уверенные в себе, не хотели выходить из боя они, – а он, привязанный задачей к Аньдуну и зная, что в любую минуту могут вернуться для посадки эскадрильи «соседей», точно так же не собирался уходить сам.
Скрипя зубами с такой силой, что отслаивались чешуйки эмали, ощущая, как от перегрузок одна за другой лопаются мелкие подкожные вены на ногах, Олег держал и держал бой всем своим опытом выжившего уже почти в сотне воздушных схваток бойца. Полностью используя возможности машины, экономно расходуя энергию и «МиГа», и себя самого, он продолжал драться. Это могло звучать дико – скажи он такое вслух, но сначала через одну, а потом и через следующую минуту пилотажа на предсрывных режимах, на выворачивающих суставы нагрузках, он ощутил, как к нему приходит сперва окончательная уверенность в себе, а потом – и в тех, кто дрался рядом. Идущий за левым плечом ведомый на глазах превращался в Мишку на его «Яке» – тот тоже был молодой и веселый. Майора Олег припомнить не мог, но и этот типаж был ему знаком. В динамиках шлемофонов не было слышно ни одного лишнего слова, кроме хриплых отрывочных команд и докладов, но большего и не требовалось – настрой ребят он ощущал и так. С самого начала боя он сумел открыть огонь только один раз – когда метрах в шестистах поперек прицела мелькнул чужой перекошенный силуэт. Новый прицел АСП-3НМ давал возможность достаточно точно работать до восьмисот, но только теоретически. На больших перегрузках сетка «уходила», поэтому в начале маневренной фазы боя Олег поставил его на «Непод.», надеясь подобраться к кому-нибудь из врагов на сто–двести метров. Лишнего везения не случилось – снаряды двух коротко рыкнувших 23-миллиметровых пушек прошли далеко в стороне от крутанувшего бочку «Сейбра», мгновенно провалившегося вниз.
– Тридцать пятый, крути вправо!
Вправо он и дал, навалившись на ручку управления так, что металл едва не согнуло. Воздух в кабине кисло и горячо пах сгоревшим порохом – и это опять, скорее всего, лишь казалось. Проскочившая навстречу и чуть выше чужая пара чуть ли не колыхнула его машину потоком воздуха. Прицелиться, благодаря его довороту, они не успели – ни в него, ни, хочется надеяться, в ведомого. А вот вторая пара его звена шарахнула по врагам со всех стволов. Мимо, конечно, при такой-то скорости сближения – но красиво. 37-миллиметровый снаряд в центроплан – это почти пополам. Если повезет попасть. Не повезло.
Потом им не повезло еще раз – и уже гораздо хуже. Устав ждать над заливом своей очереди, третье звено «Сейбров» вышло прямо в их растянутую на 5-6 километров «карусель» – вероятно, решив поучаствовать в общении. Судя по точности отлично скоординированного выхода, этих навели их собственные товарищи, понемногу начавшие раздражаться. Выходит, американцев было не восемь, а двенадцать, а радиотехнические станции их проспали: с земли его предупредили всего за десяток километров.
Повертев головой, Олег ощерился и едва не зарычал с подвыванием, как любил раньше. Дюжина «Сейбров» – это половина американской истребительной эскадрильи, которая в норме состояла из 25 машин. Сколько четырехсамолет-ных звеньев из какого числа разных эскадрилий вылетело на блокирование Аньдуна, Мяогоу, Догушаня – бог весть. Но в то, что даже всему их корпусу вместе взятому удастся сбить всю остальную истребительную авиацию американцев за один день, Олег не верил. Значит – остальные американцы чем-то заняты. Возможно, как раз им, но он об этом пока не знает. Не знал этого и руководитель полетов, по-прежнему пытавшийся ориентировать подполковника в окружающем теми словами, что прорывались через шум крови в ушах. Огонь американцев становился все более точным, а на реактивных машинах 500-1000 лишних метров высоты – это какие-то секунды. Но эти секунды все еще были в пользу «МиГов», по-прежнему живших за счет технического превосходства, разменянного на соотношение сил. Пока их так и держали, не давая уйти выше без риска, но больше десяти минут подобный бой длиться не может – кто-то должен захотеть выйти из него первым. И уже именно поэтому, надеясь, что такое решение навсегда излечит его от сжавшегося где-то в глубине души страха, подполковник Лисицын продолжал драться, не собираясь становиться этим первым.
Отражание показаний приборов в его глазах смазывается – «МиГ» потряхивает от первых, неопасных еще срывов на крыле. Это сигнал, предупреждение машины о том, что угол атаки близок к критическому: еще немного – и начнется штопор. За майора Олег перестал беспокоиться окончательно, это явно был летчик не хуже его и не хуже американцев. Но вот то, что настолько уверенно и слаженно продолжают действовать и оба старших лейтенанта, просто вызывало у него восхищение. Очередные трассы американцев проходят мимо широким колышущимся веером: сам он не стал бы стрелять с такой дистанции даже из пушек. Вероятно, он им окончательно надоел.
– Тридцать пятый, тридцать пятый, выходите из боя... Вверх, вверх!
И сидящий где-то внизу майор надоел ему тоже. Поднимайся в небо, если ты такой умный. Поучаствуй в веселье. Олег увидел, как два «Сейбра» едва не столкнулись в воздухе, торопясь развернуться в хвосте у его второй пары, и едва не захохотал злобным голосом, не отрывая взгляд от прицела. Нет, далеко... Все равно не попасть.
В этот момент его самолет звонко стукнуло. Задели? Олег навалился на ручку всем телом, с облегчением осознав, что в воздухе он пока держится. И тут в ста метрах перед ним снизу вверх выскочил желто-черно-серебряный «Сейбр». Взвыв от обиды, подполковник буквально извернулся в кабине всем телом, пытаясь довернуть вправо свой до сих пор разворачивающийся в другую сторону самолет, когда входящий уже в переворот американец взорвался. Не весь, конечно – это уже мозг достроил обрывочную картинку первой секунды до чего-то, много раз уже виденного – но обломки из него полетели в разные стороны, а топливо из повалившегося на бок «Сейбра» хлынуло серым водопадом. Второй американец, то ли ведомый подбитого, то ли ведущий, мелькнул где-то далеко, на самой-самой периферии зрения, и именно тогда Олег наконец-то выдернул свое звено вверх, за магическую границу, куда они не выходили еще ни разу за сегодняшний день. Почти с наслаждением, задыхаясь от счастья, он увидел, как валящийся «Сейбр» выкидывает из себя тело пилота, и только тогда четверка «МиГов» с огромным, безнадежно выводящим из строя авиагоризонт креном, вонзилась в белое от солнечного света, свободное, чистое небо.
Когда они сели, из кабин не сумел вылезти ни один из четверых. Летчики так и сидели, остывая вместе с двигателями своих истребителей, уже зарулив в капониры со стенками, сложенными из набитых песком джутовых мешков – пока техники и остальные летчики полка не начали бить ладонями по плексигласовым пакетам их фонарей. Звено не вышло из боя до получения прямого приказа командира полка: это была высшая честь истребителя, и каждый из них постарался запомнить этот день в первую очередь тем, что в нем было хорошего, то есть победой.
Уже стоя на земле, у левой консоли усталого «МиГа», подполковник Лисицын, придерживая ладонью лезущие на лоб и стянувшиеся в ком от ссохшегося пота пряди волос, посмотрел на пулевые пробоины в левой плоскости – метра на полтора от сопряжения консоли с фюзеляжем. Пробоин было три, и легли они в пространстве размером с тарелку – неожиданно элегантным равносторонним треугольником. Если бы поврежденная машина была бы чьей-то другой, он, возможно, даже подумал бы, что это красиво. Сейчас – разумеется, нет. Не считая трех или четырех потерянных килограммов веса, а также инвалидности, настигшей через сорок лет после конца этой войны двоих из четверых участвовавших в этом бою советских летчиков, а также того, что открыть вечером выданную им на стол бутылку коньяка летчики так и не смогли, это повреждение оказалось единственным, чем впервые поднявшееся с Олегом в воздух чужое звено заплатило за свои и его жизни.
Случившаяся в районе аэродрома Аньдун стычка стала одной из нескольких десятков воздушных схваток средней интенсивности и минимального военного значения, произошедших за этот день. Поймать едва взлетевшие либо садящиеся с пустыми баками эскадрильи американцам на их поле не удалось, как не удалось это и прочим ударным группам, имевшим сходные задачи – так что эта часть плана не сработала. В остальном же воздушное сражение 5 февраля 1953 года прошло вполне обычно, отличаясь от многих других только почти полным задействованием всех наличных сил Объединенной Воздушной Армии – по мнению ее штаба, сумевших максимальным усилием и немалыми жертвами не допустить прицельного удара стратегических бомбардировщиков по железнодорожным мостам и электростанциям.
Как обычно, роль 64-го ИАКа в этом успехе, даже по сводному месячному отчету О В А, не была отражена ничем, кроме нескольких цифр. То же, что роль бомбардировщиков в этой операции американских ВВС была отвлекающей, было осознано далеко не сразу. Фактически свою настоящую роль – выманить на масштабное воздушное сражение все боеспособные истребительные части ОВА – несколько микроскопических, на одно звено, групп «Сверхкрепостей» сыграли отлично. Ни один из бомбардировщиков сбит не был, а три десятка боев, принятых непосредственным прикрытием «Крепостей», группами расчистки, свободной охоты и выделенными для блокирования отдельных аэродромов звеньями и эскадрильями, оказались в итоге достаточно результативными.
Три звена 334-й эскадрильи 4-го истребительного авиакрыла ВВС США, вступившие 5 февраля в схватку с превосходящими силами ВВС НОАК над аэродромом Аньдун, потеряли в тяжелом и продолжительном десятиминутном бою один «F-86 Сейбр» и одного пилота – вероятно, попавшего в плен (что так никогда и не было подтверждено северокорейской стороной). Несмотря на то, что на самом деле ни 913-й ИАП, ни какая-либо другая часть 64-го ИАКа или ОВА не понесла в этот день в районе Аньдуна никаких потерь, оставшиеся в живых пилоты американской эскадрильи заявили, что им удалось уничтожить в воздухе пять «МиГов». Шестая заявленная победа была отклонена командованием после тщательного сопоставления отчетов летчиков с материалами объективного контроля. Таким образом, соотношение потерь и побед в этом конкретном бою составило пять к одному – что было ровно в два раза хуже, чем считающееся обычным для войны в Корее десять к одному в пользу авиации США. Случившееся было объяснено тем, что американские летчики столкнулись с пилотами, явно превосходящими по своей боевой подготовке обычные части китайцев и корейцев – по слухам, в Корее действовали и советские летчики. Тем не менее, пять якобы сбитых истребителей «МиГ-15» и соотнесенный после открытия советских архивов с именем старшего лейтенанта А. Л. Тимофеева потерянный «Сейбр» были навечно запечатлены в отчетах прославленной эскадрильи и навсегда остались доказательством того, что эта война не была простой ни для кого.
Узел 3.2
13-18 февраля 1953 года
Всего через две недели после своего прибытия на войну рядовой 38-го пехотного полка 2-й пехотной дивизии Мэтью С. Спрюс уже настолько походил на нормального солдата, что это могло бы порадовать уже не только дядьку Абрахама, но даже тренировавшего их роту сержанта из Форт-Левиса – не останься тот дома. «Большим Белым Мужчиной», снайпером из роты «Е» оказался худенький смуглый паренек, в котором явно имелась немалая доля крови выходцев из французских североафриканских колоний. После недели интенсивных занятий с ним, укладываемых в промежутки между теми занятиями по стрелковой и тактической подготовке, в которых он обязан был принимать участие как рядовой 1-го взвода, Мэтью начал понемногу понимать, что от него в дальнейшем потребуется. К середине последней недели января Большой впервые взял его с собой вторым номером, и хотя этот выход остался полностью безрезультатным, с тех пор они выходили в снайперские засады уже трижды.
Во второй из этих выходов Мэтью впервые сумел поймать в свой прицел коммуниста, но первый номер их пары даже не дал ему подумать о том, чтобы выстрелить самому. Немедленно после того, как Большой ярдов с шестисот влепил пулю в голову вражескому солдату, перебегающему по облюбованному ими в качестве цели дну недостаточно глубокого участка траншеи у подножия занятой северокорейцами высоты, по ним начали садить из минометов. Меткость огня коммунистов оказалась не слишком высокой, но мины ложились вокруг с такой частотой, что вырваться из-под огня пара Большого сумела только с помощью южнокорейцев. Поняв, что американские снайперы обнаружены или по крайней мере вычислены, командир батальона армии Республики Корея прикрыл их огнем взвода своих собственных минометов настолько плотно, что минометчики рисоедов-северян вынуждены были перенести свой огонь на их огневые точки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89
Скрипя зубами с такой силой, что отслаивались чешуйки эмали, ощущая, как от перегрузок одна за другой лопаются мелкие подкожные вены на ногах, Олег держал и держал бой всем своим опытом выжившего уже почти в сотне воздушных схваток бойца. Полностью используя возможности машины, экономно расходуя энергию и «МиГа», и себя самого, он продолжал драться. Это могло звучать дико – скажи он такое вслух, но сначала через одну, а потом и через следующую минуту пилотажа на предсрывных режимах, на выворачивающих суставы нагрузках, он ощутил, как к нему приходит сперва окончательная уверенность в себе, а потом – и в тех, кто дрался рядом. Идущий за левым плечом ведомый на глазах превращался в Мишку на его «Яке» – тот тоже был молодой и веселый. Майора Олег припомнить не мог, но и этот типаж был ему знаком. В динамиках шлемофонов не было слышно ни одного лишнего слова, кроме хриплых отрывочных команд и докладов, но большего и не требовалось – настрой ребят он ощущал и так. С самого начала боя он сумел открыть огонь только один раз – когда метрах в шестистах поперек прицела мелькнул чужой перекошенный силуэт. Новый прицел АСП-3НМ давал возможность достаточно точно работать до восьмисот, но только теоретически. На больших перегрузках сетка «уходила», поэтому в начале маневренной фазы боя Олег поставил его на «Непод.», надеясь подобраться к кому-нибудь из врагов на сто–двести метров. Лишнего везения не случилось – снаряды двух коротко рыкнувших 23-миллиметровых пушек прошли далеко в стороне от крутанувшего бочку «Сейбра», мгновенно провалившегося вниз.
– Тридцать пятый, крути вправо!
Вправо он и дал, навалившись на ручку управления так, что металл едва не согнуло. Воздух в кабине кисло и горячо пах сгоревшим порохом – и это опять, скорее всего, лишь казалось. Проскочившая навстречу и чуть выше чужая пара чуть ли не колыхнула его машину потоком воздуха. Прицелиться, благодаря его довороту, они не успели – ни в него, ни, хочется надеяться, в ведомого. А вот вторая пара его звена шарахнула по врагам со всех стволов. Мимо, конечно, при такой-то скорости сближения – но красиво. 37-миллиметровый снаряд в центроплан – это почти пополам. Если повезет попасть. Не повезло.
Потом им не повезло еще раз – и уже гораздо хуже. Устав ждать над заливом своей очереди, третье звено «Сейбров» вышло прямо в их растянутую на 5-6 километров «карусель» – вероятно, решив поучаствовать в общении. Судя по точности отлично скоординированного выхода, этих навели их собственные товарищи, понемногу начавшие раздражаться. Выходит, американцев было не восемь, а двенадцать, а радиотехнические станции их проспали: с земли его предупредили всего за десяток километров.
Повертев головой, Олег ощерился и едва не зарычал с подвыванием, как любил раньше. Дюжина «Сейбров» – это половина американской истребительной эскадрильи, которая в норме состояла из 25 машин. Сколько четырехсамолет-ных звеньев из какого числа разных эскадрилий вылетело на блокирование Аньдуна, Мяогоу, Догушаня – бог весть. Но в то, что даже всему их корпусу вместе взятому удастся сбить всю остальную истребительную авиацию американцев за один день, Олег не верил. Значит – остальные американцы чем-то заняты. Возможно, как раз им, но он об этом пока не знает. Не знал этого и руководитель полетов, по-прежнему пытавшийся ориентировать подполковника в окружающем теми словами, что прорывались через шум крови в ушах. Огонь американцев становился все более точным, а на реактивных машинах 500-1000 лишних метров высоты – это какие-то секунды. Но эти секунды все еще были в пользу «МиГов», по-прежнему живших за счет технического превосходства, разменянного на соотношение сил. Пока их так и держали, не давая уйти выше без риска, но больше десяти минут подобный бой длиться не может – кто-то должен захотеть выйти из него первым. И уже именно поэтому, надеясь, что такое решение навсегда излечит его от сжавшегося где-то в глубине души страха, подполковник Лисицын продолжал драться, не собираясь становиться этим первым.
Отражание показаний приборов в его глазах смазывается – «МиГ» потряхивает от первых, неопасных еще срывов на крыле. Это сигнал, предупреждение машины о том, что угол атаки близок к критическому: еще немного – и начнется штопор. За майора Олег перестал беспокоиться окончательно, это явно был летчик не хуже его и не хуже американцев. Но вот то, что настолько уверенно и слаженно продолжают действовать и оба старших лейтенанта, просто вызывало у него восхищение. Очередные трассы американцев проходят мимо широким колышущимся веером: сам он не стал бы стрелять с такой дистанции даже из пушек. Вероятно, он им окончательно надоел.
– Тридцать пятый, тридцать пятый, выходите из боя... Вверх, вверх!
И сидящий где-то внизу майор надоел ему тоже. Поднимайся в небо, если ты такой умный. Поучаствуй в веселье. Олег увидел, как два «Сейбра» едва не столкнулись в воздухе, торопясь развернуться в хвосте у его второй пары, и едва не захохотал злобным голосом, не отрывая взгляд от прицела. Нет, далеко... Все равно не попасть.
В этот момент его самолет звонко стукнуло. Задели? Олег навалился на ручку всем телом, с облегчением осознав, что в воздухе он пока держится. И тут в ста метрах перед ним снизу вверх выскочил желто-черно-серебряный «Сейбр». Взвыв от обиды, подполковник буквально извернулся в кабине всем телом, пытаясь довернуть вправо свой до сих пор разворачивающийся в другую сторону самолет, когда входящий уже в переворот американец взорвался. Не весь, конечно – это уже мозг достроил обрывочную картинку первой секунды до чего-то, много раз уже виденного – но обломки из него полетели в разные стороны, а топливо из повалившегося на бок «Сейбра» хлынуло серым водопадом. Второй американец, то ли ведомый подбитого, то ли ведущий, мелькнул где-то далеко, на самой-самой периферии зрения, и именно тогда Олег наконец-то выдернул свое звено вверх, за магическую границу, куда они не выходили еще ни разу за сегодняшний день. Почти с наслаждением, задыхаясь от счастья, он увидел, как валящийся «Сейбр» выкидывает из себя тело пилота, и только тогда четверка «МиГов» с огромным, безнадежно выводящим из строя авиагоризонт креном, вонзилась в белое от солнечного света, свободное, чистое небо.
Когда они сели, из кабин не сумел вылезти ни один из четверых. Летчики так и сидели, остывая вместе с двигателями своих истребителей, уже зарулив в капониры со стенками, сложенными из набитых песком джутовых мешков – пока техники и остальные летчики полка не начали бить ладонями по плексигласовым пакетам их фонарей. Звено не вышло из боя до получения прямого приказа командира полка: это была высшая честь истребителя, и каждый из них постарался запомнить этот день в первую очередь тем, что в нем было хорошего, то есть победой.
Уже стоя на земле, у левой консоли усталого «МиГа», подполковник Лисицын, придерживая ладонью лезущие на лоб и стянувшиеся в ком от ссохшегося пота пряди волос, посмотрел на пулевые пробоины в левой плоскости – метра на полтора от сопряжения консоли с фюзеляжем. Пробоин было три, и легли они в пространстве размером с тарелку – неожиданно элегантным равносторонним треугольником. Если бы поврежденная машина была бы чьей-то другой, он, возможно, даже подумал бы, что это красиво. Сейчас – разумеется, нет. Не считая трех или четырех потерянных килограммов веса, а также инвалидности, настигшей через сорок лет после конца этой войны двоих из четверых участвовавших в этом бою советских летчиков, а также того, что открыть вечером выданную им на стол бутылку коньяка летчики так и не смогли, это повреждение оказалось единственным, чем впервые поднявшееся с Олегом в воздух чужое звено заплатило за свои и его жизни.
Случившаяся в районе аэродрома Аньдун стычка стала одной из нескольких десятков воздушных схваток средней интенсивности и минимального военного значения, произошедших за этот день. Поймать едва взлетевшие либо садящиеся с пустыми баками эскадрильи американцам на их поле не удалось, как не удалось это и прочим ударным группам, имевшим сходные задачи – так что эта часть плана не сработала. В остальном же воздушное сражение 5 февраля 1953 года прошло вполне обычно, отличаясь от многих других только почти полным задействованием всех наличных сил Объединенной Воздушной Армии – по мнению ее штаба, сумевших максимальным усилием и немалыми жертвами не допустить прицельного удара стратегических бомбардировщиков по железнодорожным мостам и электростанциям.
Как обычно, роль 64-го ИАКа в этом успехе, даже по сводному месячному отчету О В А, не была отражена ничем, кроме нескольких цифр. То же, что роль бомбардировщиков в этой операции американских ВВС была отвлекающей, было осознано далеко не сразу. Фактически свою настоящую роль – выманить на масштабное воздушное сражение все боеспособные истребительные части ОВА – несколько микроскопических, на одно звено, групп «Сверхкрепостей» сыграли отлично. Ни один из бомбардировщиков сбит не был, а три десятка боев, принятых непосредственным прикрытием «Крепостей», группами расчистки, свободной охоты и выделенными для блокирования отдельных аэродромов звеньями и эскадрильями, оказались в итоге достаточно результативными.
Три звена 334-й эскадрильи 4-го истребительного авиакрыла ВВС США, вступившие 5 февраля в схватку с превосходящими силами ВВС НОАК над аэродромом Аньдун, потеряли в тяжелом и продолжительном десятиминутном бою один «F-86 Сейбр» и одного пилота – вероятно, попавшего в плен (что так никогда и не было подтверждено северокорейской стороной). Несмотря на то, что на самом деле ни 913-й ИАП, ни какая-либо другая часть 64-го ИАКа или ОВА не понесла в этот день в районе Аньдуна никаких потерь, оставшиеся в живых пилоты американской эскадрильи заявили, что им удалось уничтожить в воздухе пять «МиГов». Шестая заявленная победа была отклонена командованием после тщательного сопоставления отчетов летчиков с материалами объективного контроля. Таким образом, соотношение потерь и побед в этом конкретном бою составило пять к одному – что было ровно в два раза хуже, чем считающееся обычным для войны в Корее десять к одному в пользу авиации США. Случившееся было объяснено тем, что американские летчики столкнулись с пилотами, явно превосходящими по своей боевой подготовке обычные части китайцев и корейцев – по слухам, в Корее действовали и советские летчики. Тем не менее, пять якобы сбитых истребителей «МиГ-15» и соотнесенный после открытия советских архивов с именем старшего лейтенанта А. Л. Тимофеева потерянный «Сейбр» были навечно запечатлены в отчетах прославленной эскадрильи и навсегда остались доказательством того, что эта война не была простой ни для кого.
Узел 3.2
13-18 февраля 1953 года
Всего через две недели после своего прибытия на войну рядовой 38-го пехотного полка 2-й пехотной дивизии Мэтью С. Спрюс уже настолько походил на нормального солдата, что это могло бы порадовать уже не только дядьку Абрахама, но даже тренировавшего их роту сержанта из Форт-Левиса – не останься тот дома. «Большим Белым Мужчиной», снайпером из роты «Е» оказался худенький смуглый паренек, в котором явно имелась немалая доля крови выходцев из французских североафриканских колоний. После недели интенсивных занятий с ним, укладываемых в промежутки между теми занятиями по стрелковой и тактической подготовке, в которых он обязан был принимать участие как рядовой 1-го взвода, Мэтью начал понемногу понимать, что от него в дальнейшем потребуется. К середине последней недели января Большой впервые взял его с собой вторым номером, и хотя этот выход остался полностью безрезультатным, с тех пор они выходили в снайперские засады уже трижды.
Во второй из этих выходов Мэтью впервые сумел поймать в свой прицел коммуниста, но первый номер их пары даже не дал ему подумать о том, чтобы выстрелить самому. Немедленно после того, как Большой ярдов с шестисот влепил пулю в голову вражескому солдату, перебегающему по облюбованному ими в качестве цели дну недостаточно глубокого участка траншеи у подножия занятой северокорейцами высоты, по ним начали садить из минометов. Меткость огня коммунистов оказалась не слишком высокой, но мины ложились вокруг с такой частотой, что вырваться из-под огня пара Большого сумела только с помощью южнокорейцев. Поняв, что американские снайперы обнаружены или по крайней мере вычислены, командир батальона армии Республики Корея прикрыл их огнем взвода своих собственных минометов настолько плотно, что минометчики рисоедов-северян вынуждены были перенести свой огонь на их огневые точки.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89