– Нет... Хватит с них.
– Взвод! – скомандовал лейтенант. Уже стоящие с оружием «к ноге» солдаты сделали равнение на командира. Явно пришедший в себя капитан – блеск из его глаз вдруг исчез – за считанные секунды снова превратился в нормального, уверенного в себе офицера. Попрощавшись с солдатами какой-то простой шуткой, напомнив им, что успех войны зависит от стойкости и подготовки каждого из них, и простыми словами выразив уверенность в победном исходе, он кивнул лейтенанту и ушел, ступая тяжело и твердо – как любой человек, долго сидевший или стоявший в одной и той же позе.
Командир взвода посторонился, приоткрыв ему дверь, и тут же занялся делом. То ли на него благотворно повлияло нахождение в штабе, то ли он просто очень торопился поразвлечься, пока его не услали обратно, но обед взводу был организован очень быстро. Правда, кормежка в итоге оказалась почти такой же гнусной, как и «дома», на обжитых позициях – разве что порошковое картофельное пюре оказалось не пересоленным, а неожиданно и необъяснимо переперченным, но на это никто уже не обратил внимания. Говорить никому почему-то не хотелось, и ели солдаты молча, только изредка обмениваясь равнодушными малозначащими замечаниями по поводу еды.
После обеда лейтенант куда-то пропал, и солдаты болтались без дела минут сорок, пока он наконец не появился. Демонстрируя заботу, командир взвода попытался порадовать их тем, что больше никаких занятий не предвидится, предложил подождать его еще немного и снова исчез. Переглянувшись, человек десять из взвода почти синхронно потянулись в карманы за сигаретами. Джексон, пожав плечами, достал из-за надорванного сверху наплечного шеврона (голова индейца на фоне белой звезды, вписанной в черный щит) единственную на весь взвод зажигалку – дорогую «Зиппо», украшенную эмалевой ленточкой «Бронзовой Звезды».
– Удивительно, да? – сказан он Мэтью, когда тот наклонился над его сложенными «домиком» ладонями со своей сигаретой.
– Да, – сразу ответил снайпер, даже не удивившись, что Хорек заговорил именно с ним. Почему-то сегодня это показалось ему совершенно нормальным.
– Не снял нормативы по одеванию противогаза на себя и раненого. Не показал ни одного плаката по теме. Не заставил сдавать никакого зачета или хоть ответить на пару вопросов по сказанному. Чтобы проверить – действительно мы слушали или балду валяли?
– Заметил, как он говорил? – спросил Мэтью вместо ответа на эти все равно не обращенные ни к кому вопросы.
– Еще бы.
Несколько человек, прислушивающихся к их разговору, молча кивнули: все без исключения сверху-вниз. Догадливым был не один он – произошедшее действительно запомнили почти все.
Остаток этого дня прошел без каких-либо новых происшествий; во всяком случае, без чего-то, что не укладывалось бы в местное понятие нормы. Лейтенант появился еще минут через тридцать, очень довольный. Бездельничанье солдат уже начало обращать на себя неодобрительное внимание проходящих мимо офицеров – в штабе полка их неожиданно оказалось больше, чем имелось в паре находившихся на позиции батальонов, поэтому нехорошее оценивающее внимание, повисшее в воздухе, было взаимным. Построив своих солдат, лейтенант приказал двигаться. Взвод вернулся назад той же дорогой, причем последние две мили командир заставил их бежать, и даже побежал рядом. Возможно, лейтенант просто замерз и пытался таким образом согреться, но некоторые пришли к выводу, что он выслуживается перед командиром батальона и командиром своей роты, могущими увидеть их бегущий в полном порядке и в отличном темпе взвод со своих холмов.
«Дома» солдаты взвода не слишком распространялись о произошедшем. У всех осталось ощущение, будто их обманули, а ведь еще Марк Твен отлично описал, что чувствует человек, когда у него есть возможность быть обманутым не одному.
– Еда хреновая, стоило столько о ней разговаривать, а занятия... Ну, сами увидите, – буркнул Мэтью подошедшему к нему уже от кого-то другого солдату из 2-го взвода, располагавшегося в блиндаже всего ярдах в двухстах от их собственного. – Дай поспать, будь человеком, ладно?
На следующий день, пользуясь относительной свободой, которую ему давала должность снайпера роты, а вдобавок заручившись разрешением ее командира и прилагающимся к этому документом, Мэтью в одиночку снова проделал весь путь до штаба полка. Там он провел четыре с лишним часа в оружейной мастерской, отлаживая механику винтовки вдвоем с замасленным оружейным мастером. Мастер отличался удивительно тихим для его профессии голосом и огромными пышными усами, вызывавшими воспоминания о портретах времен Американо-испанской и Американо-мексиканской войн прошлого века. Поразмышляв, Мэтью решил ни о чем не спрашивать у людей, находящихся близко к штабу, а вместо этого понаблюдать самому – не слишком напряженная работа, которой утруждал себя оружейник, вполне такое позволяла.
К его удивлению, 2-й взвод их роты вышел с занятий где-то уже в час после полудня, и в весьма хорошем настроении. Комвзвода быстро обеспечил им обед, потом солдаты провели около двух часов в клубе, где им организовали внеочередной киносеанс, а потом построились, собираясь возвращаться обратно. К этому моменту Мэтью, козырнув лейтенанту, пристроился сюда же. Бежал взвод всю дорогу, но груза на солдатах имелось немного, и они преодолели дистанцию, ни разу не замедлив темпа, а остатка сил после финиша хватило бы, чтобы немедленно вступить в бой. Именно так и полагалось бегать пехотинцам.
– Ну... Сначала минут сорок какой-то придурок брызгался слюной, уговаривая нас лучше защищать вынесенные за море рубежи обороны родной Америки от коммунистической угрозы, – рассказал ему знакомый рядовой, с удовольствием затягиваясь дармовой сигаретой. – А потом еще часа полтора такой худой высокий химик рассказывал всякие тонкости про противогазы и про то, как узнать, зарин по тебе применяют или зоман. Ну и так далее. Мне показалось – интересно. Еда, это вы верно рассказали, – такая же паршивая, как и здесь. Зато кино было, и я такую медсестру у штаба видел – едва ходил потом, согнувшись. Вот и все. А что, у вас разве что-то иначе было?
– Ну, не то чтобы иначе... – пожал плечами Мэтью. – Если медсестру не считать.
– Да, это мне повезло, – засмеялся солдат. – Блондинка! Я и говорю – все лучше, чем сидеть в блиндаже и учить «кэтьюс» английскому языку: будто им делать больше нечего.
Обменявшись еще несколькими фразами с разговорчивым и веселым от пережитого впечатления рядовым, Мэтью ушел к себе и остаток дня провел, пытаясь уснуть. С четырех часов утра следующего дня, то есть 25 февраля, он вместе со своим новым «вторым номером» был уже на передовых позициях хорошо к этому времени знакомого ему батальона корейской 3-й дивизии. С помощью четверых корейских солдат, по крайней мере один из которых мог довольно сносно объясняться на английском языке, они подобрали подходящее место на нейтральной полосе, ярдах в 60 перед передовой траншеей, и обустроили там подходящую лежку.
Корейцы уползли всего минут за 20 или 25 до рассвета, когда Мэтью уже начал нервничать от того шума, который они производили. У коммунистов тоже есть уши, а в морозном воздухе звук разносится как в тумане. Саданут из миномета на источник подозрительного шороха или подползут тихонько и забросают гранатами – вот и вся засада будет.
По словам корейского капитана, тот «кочующий пулемет», на который он малоуспешно охотился в прошлый раз, переместился левее и работал сейчас по стыку двух батальонов их полка, так что это перестало быть его прямой заботой. Как Мэтью уже понимал, корейцы тогда использовали их с Заком «втемную». Нравиться это не могло, но делать нечего – война, как известно, это вообще сплошное огорчение, а уж рядовому на ней от заката до рассвета и наоборот приходится делать почти исключительно то, что ему приказывают.
Поглаживая покрытую инеем винтовку, Мэтью пролежал в выстланной старыми тряпками яме около пяти часов, дожидаясь того китайского или северокорейского командира, который, по словам вытребовавшего его из роты капитана, уже два рассвета подряд блестел стеклами бинокля или стереотрубы как раз на этом участке располагавшихся перед ними траншей коммунистов. Отрывался от новенького, с боем добытого у оружейника монокуляра он только для того, чтобы оглянуться на нового «второго», прикрывающего его спину и также ведущего наблюдение.
Мак-Найт, уговоривший земляка забрать его к себе новым «вторым номером» на замену убитого где-то здесь же Зака, занимался делом, глядя вокруг и нервно сжимая свой автомат. Офицер коммунистов так и не появился, но, как и было договорено, к 11 часам, с опозданием всего на десять минут против оговоренного, корейцы приданного капитану Куми полувзвода минометов положили серию из десятка 81-мм мин на их передовую траншею, напугав наблюдателей и заставив их нырнуть поглубже. Американцы заранее запрятали свои тряпки подальше от чужого соблазна в выкопанную ножами ямку. Теперь, воспользовавшись моментом, они одним рывком достигли обратного ската маленького холмика ярдах в тридцати сзади, как раз на полдороги между лежкой и позициями их роты. Под прикрытием тени бугорка они пару минут передохнули и, поскольку вражеские огневые средства так и не заработали, то после еще одного рывка уже оказались в безопасности.
Пять часов почти на голой земле в такое время года в Корее – это почти гарантированная пневмония, если вовремя не принять соответствующие меры. Поэтому корейский капитан, лично подошедший их встретить (то ли из благодарности за старое, то ли в надежде на будущие плоды «боевого братства»), отвел обоих в свой жарко натопленный блиндаж и накачал сначала горячим чаем, а потом и кисловатым, резко пахнущим вином, какое делали в этих краях. Таким образом, хотя полсуток было потеряно бездарно, снайперская пара внакладе не осталась. Прожит еще один день. Ни одного врага не убито, но зато живы сами – а такому любой нормальный солдат радуется искренне и всерьез.
Пронизывающий ветер легко выдул тот алкоголь, который имелся в слабом вине, и в расположение роты «Д» они вернулись уже снова совершенно трезвыми. Позавтракав готовым рационом и отправив новоиспеченного «второго номера» отдыхать, Мэтью забросил на всякий случай заново вычищенную винтовку на плечо и отправился в тот блиндаж, где должен был бы находиться личный состав 3-го взвода – не уйди он утром в полк за тем же, за чем туда два предшествовавших дня ходили 1-й и 2-й. Взвод еще не вернулся, и в блиндаже снайпер обнаружил только скучающего стафф-сержанта с перебинтованной по колено ногой без ботинка, лениво разглядывающего толстый, ярко иллюстрированный журнал. На развороте журнала одетый в черное эсэсовец с «люгером» в руке срывал остатки нижнего белья с отбивающейся и пытающейся прикрываться руками пышной блондинки. Впрочем, в углу этого же разворота была нарисована распахивающаяся дверь, в которую врывался не замеченный еще нацистом мускулистый атлет с тянущимися поперек груди в нескольких направлениях кровавыми полосами. Судя по всему, блондинку сейчас должны были спасти.
– Нет, позже зайди, – посоветовал ему, зевая, то ли выздоравливающий после легкого ранения, то ли мучающийся с неудачно вскочившим чирьем сержант. Мэтью кивнул и вышел, честно собираясь отдохнуть – на что имел полное право.
Вечером ему снова предстояло идти в снайперскую засаду, но он так и не смог уснуть, с полтора часа просто проворочавшись в своей койке. Недостаток воображения приводил к тому, что если уж ему западала в голову какая-нибудь важная или кажущаяся важной мысль, выбить ее оттуда или просто забыть удавалось с очень большим трудом.
Еще через полчаса он вернулся в тот же блиндаж. Во избежание лишних вопросов от могущих повстречаться офицеров, на этот раз Мэтью взял с собой Мак-Найта, теоретически тренируемого им в качестве «второго». В блиндаже было так же безлюдно, но все тот же скучающий сержант сообщил, что вернувшийся взвод не задержался «дома» ни на минуту. Журнал он разглядывал уже другой, хотя и похожий: на этот раз на его открытой странице одежду с девушки (тоже блондинки) срывали сверкающие зубами мексиканцы: история, наверное, была об обороне Техаса.
– На стрельбище ушли, – сообщил сержант, с интересом глядя на ротного снайпера, о котором ходили разные слухи. В частности, поговаривали, что этот рядовой гораздо умнее, чем кажется с первого взгляда, поэтому в разговоре с ним нужно держать ухо востро.
– Ладно, – махнул Мэтью рукой. – Я так, пару вопросов хотел задать. Завтра, может быть...
Сказав это, он тут же о сказанном пожалел. Плохая примета – так легкомысленно строить планы. Если в очередной лежке в сотне ярдов от помощи он получит пулю из пулемета вовремя обнаружившего его опытного расчета коммунистов, то его тело успеет окоченеть еще до того, как первый добравшийся до него корейский республиканец сумеет вбить ему шейный жетон между передними зубами.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41 42 43 44 45 46 47 48 49 50 51 52 53 54 55 56 57 58 59 60 61 62 63 64 65 66 67 68 69 70 71 72 73 74 75 76 77 78 79 80 81 82 83 84 85 86 87 88 89