Бежать в баню, чтобы извлечь их из парной, я тоже не мог, боясь потерять из вида противника. Осталось уповать на провидение и надеяться, что в ближайшие полчаса атака не начнется. Между тем, замеченный мной гайдук, перебегая от дерева к дереву, пробирался к калитке, выходившей непосредственно в лес. Было похоже, что пока он один, во всяком случае других лазутчиков я не видел. Потом и он исчез из поля зрения, скрытый тенью забора.
Ожидаемая неприятность наполовину теряет свои негативные качества. Единственное, что возмущало меня в этой ситуации – беспечность соратников. Чистота, конечно, святое дело, но не тогда, когда тебя вот-вот отправят на тот свет. Что делал в это время исчезнувший разведчик, можно было только предполагать. Он, скорее всего, уже нашел тайный вход и пытался его открыть. Меня это не очень волновало. Калитка запиралась на брус и два кованых засова, выломать ее было не легче, чем бревно частокола.
Теперь появление лазутчика следовало ожидать уже около ворот, потому я перенес наблюдение на дальние подступы к хутору и вновь пошел по кругу. Обойдя еще раз все наши смотровые щели, я вернулся к той, через которую заметил соглядатая и чуть не подскочил на месте. Тот же тип, что был за оградой, уже стоял посередине двора и озирался по сторонам.
Как он попал за ограду, было совершенно непонятно – это отдавало мистикой, которой и так хватало при общении с сатанистами.
Ругаясь последними словами не хуже матроса парусного судна, я слетел с чердака вниз по вертикально стоящей лестнице и бросился в горницу.
– Что случилось? – спросила с печи Марьяша.
– А! Мать! – только и успел крикнуть я и, схватив со стола два пистолета, выскочил наружу.
Лазутчик, вместо того, чтобы убежать или напасть, махнул мне рукой и направился в мою сторону.
– Стой, стрелять буду! – приказал я, направив на него оба ствола.
Мужик в красном жупане гайдамака с ружьем за плечами остановился, даже не пытаясь защититься.
– Не стреляй, я к Ивану! – закричал он, снимая шапку.
– К какому Ивану? – спросил я уже скорее для порядка.
– Ахлобину, ну, рыжему!
– А как ты сюда попал?
– Так там же калитка, – ответил он.
– Она, что открыта?
– Ага.
– Ладно, пойдем к Ивану! – с непонятной для гостья злостью сказал я.
Мы вдвоем направились к бане. Я широко распахнул дверь и закричал:
– Все на выход!
Орава голых мужиков высыпала во двор. Вид гайдука с ружьем произвел на них сильное впечатление.
– Видите, дурачье, что вы наделали? – заорал я. – Какая б... оставила незапертой калитку?!
Наступила мертвая тишина, так что стало слышно, как переступают босые ноги.
– Кто последний выходил за ограду?! – продолжил я.
Желающих сознаться не оказалось. Только Иван охнул и признал гостя:
– Ты, что ли, Кондрат?
– Я, – тихонько отозвался инициатор переполоха.
Я с пристрастием оглядел соратников. Независимей всех держались двое, купец и парикмахер.
– Так, значит, это вы, когда вернулись из города, не закрыли за собой калитку? – с угрозой спросил я.
– Так это Мишка виноват, – первым нашелся Родион. – Он должен был затворить...
– При чем здесь Мишка! – взвился тот. – Ты мне сам сказал, веди коней, а я по нужде задержусь!
– А я говорил, что буду калитку закрывать? Ну, скажи, говорил?
– Так как же получается, коли ты последним шел, то и закрыть должен!
– Откуда я шел? Ну, скажи, откуда? С кустов? Так почему ты не запер, раз последним был? А теперь с больной головы на здоровую! Это все ваша порода змеиная, как ужи извиваетесь...
– Это какая такая моя порода! – закричал в голос парикмахер. – Ты чего мою породу трогаешь, ты еще мне Христа вспомни!
– И вспомню, вы зачем нашего Иисуса Христа распяли?
– С каких это пор он стал вашим? Ты еще скажи, что он русский!
– И скажу! А чей же он тогда, как не русский?! Да я тебе за нашего Иисуса Христа!..
– А ну, заткнитесь оба! Молите бога, что гайдуки не явились, сейчас бы на том свете отношения выясняли. Оба хороши, и если я еще хоть слово про национальности услышу, пристрелю, как собак. Марш всем одеваться, и чтобы через пять минут стояли в строю!
– Позвольте, Алексей Григорьевич, почему это вы командуете? – вышел вперед голый штабс-капитан и встал во фронт. – Кажется, я здесь старший по званию!
Единственное желание, которое появилось у меня в тот момент, было заняться самым вульгарным рукоприкладством, однако, я сумел взять себя в руки:
– Почему это вы старший? – успокоил я нашего сумасшедшего. – Я, как-никак, статский советник!
– Правда-с? – вытаращил на меня глаза Истомин. – Тогда виноват-с, позвольте выполнять?
– Выполняйте, – разрешил я и добавил, обращаясь к гостю, – а ты пойдешь со мной.
Голая команда, толкаясь, бросилась назад в баню, а мы с гайдуком пошли в сторону калитки. Странный прием, который ему оказали, порядком смутил Кондрата и, как мне показалось, он уже жалел, что явился под наши знамена.
– Расскажи, что делается в имении, – спросил я, запирая калитку.
– Так никак не могу того знать, ваше благородие, – ответил он, видимо, не зная, как ко мне обращаться.
– Барин и магистр живы?
– А чего им сделается? Живей живехоньких.
– Вчера у вас, говорят, что-то случилось? – продолжил я допрос.
– Так ничего такого и не было. Как есть ничего.
– Взрывы были?
– Знамо были, как же без взрывов? Что было, то было.
– И с барином, и с магистром все в порядке?
– Какой там, в порядке, когда все рожи им попалило. А так, чтобы чего другого, ничего не случилось.
– При взрывах никто не погиб.
– Никак нет, никто. Только что из гостей некоторые, да пару-тройка из наших, а так ничего такого, будьте благонадежны.
Я понял, что начинается обычный разговор начальника с подчиненным, когда последний отвечает только то, что тот хочет услышать, и больше вопросов не задавал. Запер калитку и вернулся в избу. Кондрат шел следом, соблюдая почтительную дистанцию. В горнице меня ждали встревоженные дамы. Они так и не встали с теплой печи и теперь, свесив вниз головы, ожидали объяснений.
– Все в порядке, – успокоил я их. – Ложная тревога.
Один за другим стали собираться наши ополченцы. Оба виновника переполоха косились друг на друга и сели на разные лавки. Когда вошел Иван, я подозвал его и попросил расспросить товарища, что делается в имении.
Оба бывших гайдука удалились во двор. Всем нам было неловко, и общий разговор не клеился. Так до возвращения перебежчиков все и просидели в молчании.
– Барин с магистром живы, – сказал, войдя в избу, Иван. – Только обожглись. Погибло трое гостей и пятеро наших. Ну, то есть не ваших, а наших. Про то, кто напал, и вообще, что случилось, никто не знает. Думают, что это какие-то враги. Кондрат говорит, что гости передрались между собой, и часть уехала, а часть осталась.
– А когда собираются нападать на нас? – подал голос хозяин.
– Когда? – Иван переадресовал вопрос вновь прибывшему.
– Того нам не говорено, – вразумительно ответил он, – велели все время быть наготове и никуда не отлучаться.
– Сколько их там человек? – спросил штабс-капитан.
Кондрат надолго задумался, подсчитывая в уме и загибая пальцы, потом все-таки ответил:
– Много.
– Давайте ужинать и будем расходиться по местам, – взял я командование в свои руки. – Ночью никому не спать, буду проверять. Понятно?
– Чего же непонятного, – охотно откликнулся Александр Егорыч. – Мы тоже сочувствие имеем. Жить-то каждому хочется.
Никто никак не прокомментировал такое глубокомысленное утверждение. Все немного мандражировали, но старались выглядеть спокойными и уверенными в себе.
– Все будет в порядке, – заговорил я. – У нас такая подготовка, что мышь не проскочит. Главное – не прозевать начала атаки. А теперь расходимся.
Глава 19
С чердака выстрелил штуцер. За первым раздалось еще три выстрела. Ровно по числу стрелков, занявших там позиции. Я сидел в траншее во дворе и не знал, по кому штабс-капитан со своей стрелковой командой открыли огонь. Мне оставалось наблюдать, как будут развиваться события, чтобы вовремя включиться в бой. Действуя по принципу «хочешь, чтобы сделали хорошо, сделай сам», я выбрал для себя самый ответственный участок обороны. Из траншеи, в которой я сидел, пороховые дорожки шли к нашим самодельным минам и одному из осветительных костров. Политые керосином, они должны были загореться, как только начнется штурм стен.
– Лезут! – закричал со стороны ворот Ефим.
Тут же с крыши ударил новый залп. С дороги ответили одиночными выстрелами. Кто-то закричал. Потом в ворота начали бить чем-то тяжелым, вероятно, пытались их протаранить. Опять выстрелили с чердака. Там сидели штабс-капитан, Похлебкин и оба перебежчика. Ефим сторожил ворота, купец и парикмахер – каждый свой фланг, а Александр Егорович – заднюю стену в районе калитки.
Я опасался мощной атаки всеми силами противника, только тогда мы могли не устоять. Пока гайдуки штурмовали нас самым простым способом, пытаясь выбить ворота.
Между тем перестрелка усиливалась и делалась, что называется, регулярной.
Стреляли с обеих сторон примерно в одном темпе Снаружи – из десятка ружей. Я всматривался в свой участок стены, чтобы не прозевать начала штурма. Однако, здесь пока было спокойно.
Внезапно стрельба прекратилась. Стало понятно, что нападающие сгрудились у входа и стали невидимы для наших снайперов.
– Ефим, – закричал я.
– Понял! – ответил он, и спустя несколько секунд за воротами почти одновременно раздалось два мощных взрыва. Черные клубы дыма, подсвеченные багровым пламенем, взметнулись выше забора, после чего раздалось несколько душераздирающих криков, и наступила тишина.
Больше никто не пытался выломать ворота. Я выскочил из своей траншеи и побежал к избе. Влетел в горницу и вскарабкался на чердак. Там стрелки через свои щели высматривали противника в клубах дыма, заполнивших всю дорогу. Я припал к свободной дыре в кровле.
– Пятерых уложили! – восторженно сообщил штабс-капитан, вероятно, имея в виду не результаты взрыва, а предшествующую ему перестрелку.
Из того немногого, что мне удалось увидеть, стало понятно, что первую атаку мы отбили с большим уроном для противника.
– Как жахнет! – довольно сказал губернский секретарь. – Это что, чугунки взорвались?
– Чугунки, – ответил я и спешно спустился вниз.
Там у ворот уже собрались остальные участники обороны.
– Нужно сделать вылазку, – решил я. – Выходим разом!
Александр Егорович сбросил запорный брус со створок ворот, и мы выскочили наружу. Дым здесь уже рассеивался, и были видны результаты нашей самозащиты. Прямо возле ворот лежало несколько тел, то ли убитых, то ли оглушенных людей. Дальше в темноте ничего нельзя было разобрать, но мы и не рвались в глубокую контратаку, удовлетворившись и этим жутковатым зрелищем.
– Думаю, на сегодня с них хватит, – сказал я.
Однако, оказалось, что это не так. Теперь ружейный залп ударил со стороны леса и, вскрикнув, к воротам торопливо заковылял Александр Егорович. Остальных, включая меня, как ветром сдуло.
– Все по местам, – приказал я, а сам подбежал к опустившемуся на землю хозяину. – Что с вами?
– В ноги иуды попали, – проговорил он сквозь зубы. – Кровища хлещет!
– Дойдете до избы? – спросил я, помогая ему подняться.
– Не знаю, – ответил он и, опираясь на меня, запрыгал на одой ноге в сторону крыльца.
– Ефим, – окликнул я кучера, – посиди в моем окопе, я посмотрю, что у него с ногой.
– А здесь кто останется? – спросил он.
– Думаю, что сюда больше не сунутся.
Я помог хозяину взобраться на крыльцо и доковылять до лавки. Теперь, при свете керосиновой лампы, было видно, что вся штанина на его левой ноге потемнела от крови. Не мудрствуя лукаво, я разрезал ее снизу доверху ножом и видел, как из пулевого отверстия в бедре, пульсируя, вырывается кровь.
Женщины медленно сползали с печи, видимо, намереваясь хоть чем-нибудь нам помочь. К сожалению, заниматься лечением раненого я не мог. Судя по решительности нападавших, они в любую минуту могли начать новую атаку. Потому я лишь перетянул бедро выше раны веревкой и попросил Катю продезинфицировать рану водкой и перевязать чистой холстиной.
– Ты же говорил, что выпить ничего не осталось! – недовольно заворчал хозяин, когда я вытащил спрятанную заначку. – Совести у тебя нет, Григорьич, похмелиться не дал!
Однако, мне было не до того, чтобы выяснять отношения. Оставив Кудряшову разбираться с фермером и его раной, я побежал на свой боевой пост. На дворе после недавних взрывов пахло серой. Ворота на этот раз кто-то заботливо запер. Никого из наших людей видно не было, вероятно, все заняли свои места. Я добежал до своего окопа и спрыгнул вниз. Там, прижавшись животом к брустверу, стоял Ефим и глядел в сторону ограды.
– Ну, что здесь? – спросил я, присоединяясь к нему.
– Кажись, готовятся перелезать, – ответил он, не поворачивая головы.
– С чего ты решил?
– Шум за оградой, – ответил он. – Как будто обо что скребут.
1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 11 12 13 14 15 16 17 18 19 20 21 22 23 24 25 26 27 28 29 30 31 32 33 34 35 36 37 38 39 40 41